— Чувствуете себя иногда полиэтиленовым пакетом?
— Э-э… Что?
Еле узнаю свой голос. Он аж охрип от неожиданности.
— Вопрос простой, — девушка, сидящая напротив меня, слегка раскачивала бёдрами кресло из стороны в сторону и крутила карандаш между пальцами. — Что вы на него ответите?
— Я, если честно, не понимаю… — прокашливаюсь, чтобы унять пересохшее горло. — А чтобы настраивать рекламу нужно чувствовать себя пакетиком?
— Нам важно понимать ход ваших мыслей. И почему вы сказали именно «пакетиком»? Преуменьшаете свою значимость в жизни?
На протяжении всей этой беседы мои глазные яблоки и так стремились вылезти из орбит, но сейчас терпение было уже практически на исходе. Я озадаченно покосилась на собеседницу. Она вообще долго планирует издеваться надо мной и моим резюме? Наверное, на лице было что-то такое написано, отчего эйчар испытующе посматривала на меня, явно надеясь на какую-то открытую реакцию. Но, всё же, я сдержалась, и на изначальный вопрос Марии ответила твёрдое «нет» — целлофаном или чем-то подобным я себя не ощущала.
— Хорошо. А что последнее вы искали в Гугле? — не успокаивалась Мария.
«кинки пати москва ноябрь»
— Не помню, если честно.
— Посмотрим вместе? — эйчар роняет небрежную улыбку.
— Извините, а как это вообще относится к моей будущей работе? — меня интересуют вполне справедливые вещи, но Мария, кажется, посчитала мой вопрос возмутительно глупым.
— Ева Дмитриевна, а что вас так смущает? — она недоуменно вытянула лицо. — Мы ищем достойного кандидата на место трафик-менеджера. И без понимания, что вы за человек, вести продуктивный разговор сложновато.
— Да нормальный я человек! — резко вскидываю плечи вверх. — Посмотрите на моё резюме, на опыт работы и образование. Оно у меня профильное, кстати, я рекламист-пиарщик.
— Почему вы повышаете голос? Думаете, это поможет вам пройти стресс-интервью?
— Так это вы специально? — от нахлынувшего негодования не могу прийти в себя и хочется поскорее свалить отсюда. — Простите, а работать мне придётся тоже в постоянном стрессе?
— Знаете, я не уверена, что мы сработаемся, — с напускным сожалением произнесла Мария. Она сложила листки с моим резюме и заполненной анкетой и положила их куда-то под стол. — Всё-таки, наши ожидания от вас были куда выше.
— Ага, я поняла, — разочарованно киваю и встаю со стула. Блять, хоть бы удобную мебель себе в офис закупили. — Обратной связи можно не ждать?
— Это уже была она, — не глядя на меня, равнодушно сказала эйчар. Без какого-либо зазрения совести она уткнулась в свой телефон и я поняла, что собеседование закончилось.
— До свидания.
— Всего доброго!
Не помню, как спустилась на первый этаж. Я плохо различала даже ступеньки на лестнице — глаза были заполнены слезами, а грудь сдавливало от несправедливости и обиды.
Это было уже пятое собеседование, которое я, получается, не прошла. Ещё почти двадцать компаний посмотрели, но вообще никак не отреагировали на мои отосланные резюме, и примерно десяток откликов на вакансии оставались непросмотренными. Надежда сменить работу в кратчайшие сроки таяла на глазах. Надо признать, что друг моего мужа — уже достигший успеха специалист в интересующей меня отрасли — зря меня подбил на это всё. Да, знаю — многие месяцами ищут приличное место себе, а то и годами, а я «сдулась» почти через полтора месяца поисков, но после сегодняшнего очередного пиздеца мотивация продолжать теперь уже где-то в жопе. Не умею я признавать поражение и спокойно реагировать на давление, хоть убейте. Мой главный неоспоримый недостаток.
Забрав в раздевалке куртку, я присела на кресло в холле и достала телефон. Нужно было отписаться Петру об итогах и наметить маршрут на метро до дома, однако внутренний голос что-то твердил о том, что на работе-то отпросилась я на целый день и торопиться, как бы, некуда. Привычно вбила в конечную точку «метро павелецкая», тупо уставившись на экран. Мне ехать всего девять минут до торгового центра, где, возможно, сегодня работала Мирослава. А, возможно, и не работала. За прошедший месяц я ни разу не попала в её смену и даже запуталась в графике. И я передумала — мужу не буду пока ничего писать. Почему-то, вообще не хочется воскрешать в памяти пережитое
стресс-интервью. Успокоюсь окончательно, и потом расскажу.
Решаю не ехать на павелецкую. Вопреки всем вот, нахрен, желаниям. На меня навалилось столько разного эмоционального дерьма, что в душе настоящая помойка. Последние дни я перестала даже толком распознавать потребности и проживаю жизнь на автомате. Сейчас вот я хочу есть. Если поеду в «павелецкая плаза», то стопроцентно мой и так дрожащий аппетит пропадёт — как если я найду Мирославу, так если я её и не найду. Может, я и правда пакет? Хотя, нет, всё же
пакетик — слабый и безжизненный, непригодный к повторному использованию.
Роняю себя на свободное сиденье в вагоне метро. Две станции проехать и буду в любимой «шоколаднице». В наушниках играет «снова ты мне снишься» и я закрываю глаза. Она действительно мне снится почти каждую ночь.
В последнюю нашу встречу мне показалось, мы стали близки, как никогда до этого. Я посетила Мирославу спустя некоторое время после нашего совместного шоппинга и провела у неё на работе несколько часов. Мы пили много кофе и обсудили всё: начиная от её крыс и заканчивая тем, что Даниил Вячеславович служил когда-то вместе с моим мужем. Затем у Миры закружилась голова и от слабости она спряталась в одной из примерочных, а я помогала развесить разобранную после покупателей одежду по местам. Остальные сотрудники «лав репаблик» ко мне уже привыкли и было даже весело. Но потом пришлось сбегать за нурофеном: внезапно оказалось, что лёгкое недомогание у моей подруги сменилось головной болью из-за невесть откуда взявшейся температуры. С жалостью наблюдала за тем, как Мира пытается работать в таком состоянии — закатив глаза, и с готовностью упасть в любой момент.
Администратор смены видимо отпустила Мирославу немного отдохнуть в комнату для персонала — она пропала из моего поля зрения ровно когда я разговаривала с мужем по телефону. Пётр интересовался, когда же я вернусь домой. Покидать «лав репаблик» не хотелось, но никто и не удерживал — Мира так и не увидела, как я ухожу, и ничего мне даже не написала.
Хах. Хорошо хоть ещё одной тайной между нами стало меньше. Мирослава не догадывалась, что заочно (через моего мужа и её отца) мы могли быть знакомы уже очень давно, и я до последнего откладывала эту
незначительную информацию. И Лисицын, похоже, не посвятил дочь в это. Не сказать, конечно, что она сильно удивилась, но быть уверенной в её благосклонности ко мне после этого на сто процентов я не могла. Как будто, сопоставив факты и моё поведение, Мира со свойственной ей проницательностью поймёт, что тянусь я к ней не просто так. Иначе как объяснить, что сейчас общение вдруг сошло на нет?
Хотя, я упустила ещё кое-что…
Одним из неприятнейших фактов обо мне является то, что я ненавижу одалживать деньги кому-либо. Любую сумму. Коробит от одного лишь факта, что
грошами златом, над которым я чахну, надо с кем-то делиться. Давно известно, что денежный вопрос рушит любые отношения, и нет ни одного человека в мире, кроме мамы, конечно, на просьбу которого дать в долг я могла бы откликнуться. Точнее, не было такого человека.
Через несколько дней после моего визита Мира накидала несколько голосовых сообщений с угадайте, какой просьбой. Угадали? Надо ли говорить, какое отвратительное чувство меня посетило. Это, блять, эпик. Я ведь должна отказать, не могу изменять своим принципам! И что вообще за причина такая — крыса подрала обои и папа будет ругаться? Разрисованные куски бумаги на небольшую комнату теперь стоят десятку? Сказала бы правду, любую, ну какую-нибудь… Но не эту бездумную хрень! Я ведь слышу, какой у тебя бессвязный заплетающийся голос и на часах, вообще-то, полпервого ночи. Странное время ты выбрала, Мира, чтобы беспокоиться о том, как будет выглядеть твоя комната. Микрофон в телефоне, куда я говорила Мире о своём согласии, вобрал в себя всю мою боль. И не денег мне жалко было в этот момент, а потраченного времени на человека, который так тебе и не начал доверять, как бы ты не стремилась показать хорошее отношение к нему. Наивно было надеяться? Возможно. Но, собрав волю в кулак, я решила, что так «откуплюсь» от своих чувств — это был прекрасный повод далее забить хер. И отправленные десять тысяч по такому уже родному (родному ли?) мобильному номеру закрепили моё решение.
С тех пор мы больше не разговаривали. Я не пытаюсь ничего вернуть, а Мира ладно хоть из друзей не удалила и в блок не поставила — и на том спасибо, пусть и не выходит на связь. Я ведь научусь жить без неё?..
***
Алиса Апрелова: в вк появились знакомства, может попробуешь?
Ева Измайлова: не, не хочу
Ева Измайлова: да и фоток удачных нет
Ева Измайлова: и Пётр вдруг узнает
Алиса Апрелова: как узнает? он опять?
Ева Измайлова: ну вдруг
Алиса Апрелова: брось, посмотри на мальчиков, которые мне выпали
Алиса Апрелова: а ты вообще в москве! вариантов больше будет и девчонок, и парней
Ева Измайлова: вообще никто не нужен, Алис, никого не хочу
Алиса Апрелова: профиль хочешь помогу оформить?
Ева Измайлова: ну блин))
Алиса Апрелова: скинь несколько фоток, а я описание придумаю под них
Алиса Апрелова: ну типа раздел «о себе»))
Ева Измайлова: боже
В ожидании заказа в «шоколаднице» делать всё равно было нечего. Пока пялилась в окно, почти словила экзистенциальный кризис, но подруга ловко выдернула меня оттуда, слишком быстро ответив на слезливую тираду о моих неудачах. Я полезла в галерею на телефоне. Вряд ли найду что-то свеженькое, где я одна, скину Алисе хоть какие-нибудь и на этом закончим — она поймёт, что я на самом деле ничтожна, и внешне в том числе, и отстанет. Совесть моя тоже будет чиста, что так и не зарегистрировалась за вк знакомствах — повода-то нет, раз фотки будут отстойные. Слабенькое оправдание себя, конечно. Хотя… Вообще-то, если нацелиться только на девушек, то совесть даже и секунды мучиться не будет. Блять, кажется, я словила… азарт? Ну и чёрт с ним.
Памяти мало на телефоне, нужно заодно и почистить. Столько ненужных скриншотов сделала в этом месяце, а они мне даже не пригодились. Снимки объявлений в подъезде, товаров в магазине, которые не забыть бы купить, — тоже нахер. Главное, не глядя, не удалить реально важные вещи и памятные фотки. Вычисляю хорошие — нахожу ту, с совместной прогулки с Мирой, Арташесом и Ксюшей, — где у небольшого озера мы стоим втроём и Арташес странно смотрит на меня, а Мира на него. Какой-то неудачный кадр, ведь не на меня же она смотрит, в самом деле. Несчастную сердечную мышцу остро кольнуло от воспоминаний.
В голове, как склизкая каша, лепятся одна на другую мысли. И кому я нужна вообще? По-настоящему никому. Как специалист и даром не сдалась работодателям, хотя прошу не такую уж большую зарплату. Где моя задница свернула не туда? Были бы финансы, записалась бы к психологу, но нет же, блять, я раскидываюсь скудными заначками ради красивых жестов! Я однозначно потеряна для этого мира.
Алиса Апрелова: оцени
И снова Апрелова не дала толком погрустить. Я отвлеклась на её сообщение, почти забыв, о чём мы разговаривали десять минут назад. Моему вниманию предстали пара строчек — по всей видимости описание моей странички на знакомствах, я пробежала их сожженными от слёз глазами. И тут же расхохоталась.
«Пишу стихи и коллекционирую ваши жемчужные слёзы. Люблю чувственность с привкусом хруста стекла и яркие эмоции, от которых дрожат коленки.»
Ева Измайлова: что это блин, Алиса? я стихи писала в пятом классе последний раз!
Ева Измайлова: розовые сопли какие-то)) я так никого не найду
Алиса Апрелова: у меня есть пара песен неопубликованных
Алиса Апрелова: я в них не уверена
Алиса Апрелова: так что используешь их текст, если вдруг спросят
Ева Измайлова: не буду это публиковать
Алиса Апрелова: давааай) я жду
Алиса Апрелова: кинь скрин, что выложила
Поджимаю губы и закатываю глаза. Что я теряю в самом деле? Самооценка на нуле, радужных перспектив в будущем кот наплакал. Алиса всё равно придумает что-то ещё, чтобы меня раскачать — в прошлый раз после хуйни с Карповым она почти каждый день звонила, а однажды после моей ссоры с Петром она вообще из другой области приехала к нам в гости на пару дней, чтобы я не сошла с ума. Безбашенная женщина, однако, за то и люблю. Негоже будет расстраивать её, поэтому я опубликовала себя в сервисе знакомств, правда чуть подправив описание профиля. Пролистала пару анкет, поставила несколько лайков и скинула обговоренный скриншот страницы.
Алиса Апрелова: молодец. ты не пожалеешь
«Нисколько не сомневаюсь…» — подумала я, и нормальная улыбка впервые за день окрасила моё лицо.
***
Сортировать прошлогодние телеграммы было просто невозможно. Юрий Сергеевич, как обычно по пятницам, уехал в одну из наших подчинённых частей и я осталась помогать Володе Дмитриеву с телеграммами и презентацией по случаю годовщины нашей службы. Пыталась не отвлекаться, но постоянно дёргалась от любых оповещений. Некоторые были с приложений «работных» сайтов, но, увы, лишь просмотры моих резюме. Редкие сообщения приходили от мамы и Полины — они уже тоже были в курсе моих пролётов с поиском нового места и, как могли, поддерживали.
Дёрганья переходили на новый уровень — я тряслась всем телом, не то от злости, не то от какого-то лихорадочного волнения. В груди ныло. Ноги пустились в пляс под столом и я издевалась над своими губами — просто нещадно сдирала с них кожу, зажмуривая глаза от накатывающей боли. Где-то на задворках сознания созревала одна шальная мысль, но я не решалась озвучить её даже сама себе — не то, что подругам. Хотя, они-то меня поддержали бы, вне всяких сомнений, в отличие от сомневающейся нерешительной меня. Слабохарактерная идиотка, ну зачем ты тянешься за тем, что никогда больше не будет твоим? Нет туда путей, всё, атас. Закрыто. Хвати-и-ит…
Положи телефон на место. А ну вернись обратно за свой стол! Эй, Измайлова, в туалете тебе точно не дадут этого сделать — думаешь, тебе одной приспичит туда зайти? Ах ты щеколду на общей двери задвигаешь?! Убери телефон!
Дурацкие гудки.
— Здравствуйте… э-э-э…
— Здравствуйте, — мне ответили после некоторой паузы.
— Узнали, Даниил Вячеславович? — нервно накручиваю прядь волос на палец.
— Ну, ваш номер у меня записан. Вы же супруга майора Измайлова?
— Ага, это я. Не отвлекаю вас?
— Пока нет, говорите. Только быстро.
— Я… — медленно обдумываю ответ Лисицыну. Слишком медленно. — Да обсудить кое-что хотела. На самом деле, ничего серьёзного, просто…
— Надумали, всё-таки, ко мне перейти работать? — почти слышу усмешку в его голосе.
— Нет. Ну, почти, — решаю чуть-чуть приврать. — Много навалилось: я и работу новую ищу, кстати, да… И насчёт Мирославы хотела… поговорить?
В зеркале отражаюсь не то я, не то мой обессиленный призрак. Уголки рта опущены, лицо бледное, волосы лежат как попало. Губы покрыты алыми пятнами от полузаживших ранок — я кусаю их ежеминутно, не могу остановиться.
— Вы опять где-то её нашли в умат пьяной?
— Да я не про это. Вы простите, как-то по телефону не очень получается мысль нормально сформулировать, — я натужно улыбаюсь, чтобы придать голосу мягкость.
— Ну, надо как-то попытаться, — справедливо заметил Лисицын, — что случилось-то?
— Меня смущает её поведение. Может, я зря волнуюсь, но…
На другом конце послышался какой-то шум.
— Так, Ева, я перезвоню, — резко оборвал меня полковник. Я в недоумении посмотрела на телефон — вызов был сброшен.
Ну, вроде не так уж и страшно. Хотя, вру, страшно пиздец, до сих пор. Внутри всё колотится в исступлении, и подбородок всё ещё дрожит. В ушах намертво поселилась живая интонация Лисицына, даже через чур живая — возможно, я отвлекла его от каких-то дел. Но, блин, я ведь молодец — захотела и сделала! Услышала приятный голос. Мы давно не говорили ни о чём, и теперь он вспомнил, что я существую.
На улице уже сгущались сумерки, а освещения в туалете никакого не было — перегорела лампочка, и я подошла к окну, чтобы не стоять в кромешной темноте. Стекла в полусгнившей деревянной раме снизу были холодными и прозрачными, а сверху запотевшими. Если бы я хорошо разбиралась в физике, то знала бы, почему это так странно и полярно выглядит. Вообще, стоило бы больше заниматься действительно полезными делами, а не всей этой хуйнёй, которой я страдаю. Зачем вообще позвонила ему? Чего хотела добиться? У него же нет волшебной палочки, чтобы взмахнуть ей и вновь обратить внимание Мирославы на меня. Но, как будто, на какое-то крохотное мгновение, пока я всячески металась за столом в кабинете, я почувствовала непреодолимую тягу к этому полковнику. Глоток свежего воздуха в затхлом пространстве моего сознания.
Телефон завибрировал от звонка. Я посмотрела на экран, улыбнулась уголками губ и смахнула зелёный значок вызова влево.
— Это снова я. Я, э-э… был за рулём, — теперь Лисицын, как будто, говорил спокойнее. — Так что вы мне говорили?
— Говорила, что хочу, так сказать, обсудить Миру. Точнее, как правильно себя с ней вести, ибо вообще уже перестала что-либо понимать! — решаюсь выпалить, хватит ходить вокруг да около. На улице разом зажглись все фонари.
— Проспект Славы девять, корпус два. Хотя, нет, лучше первый — так ближе получится… Сможете подъехать?
Так-так-так… Господи. Ничего не понимаю. Он зовёт к себе? Но дом же вроде на Полесской улице. Значит, наверное, на службу к нему?
— А это какая станция метро? — бесцветным голосом отзываюсь, внутри же — истерика. — А когда?
— Сегодня можно, — ответил Лисицын. — Лучше ближе к шести вечера — как раз построение вечернее пройдёт и я посвободнее буду. На метро особо не ориентируйтесь — пешком от него долго идти и холодно, сядьте на автобус лучше от Чкаловской. — Даниил сделал небольшую паузу, и затем шумно выдохнул. — Я просто по телефону сейчас редко могу полноценно поговорить, а у вас походу проблема назрела какая-то.
— Ага-ага, поняла! — закивала, как ненормальная. — Я приеду, спасибо!
Лисицын снова сам сбросил вызов. А меня затрясло.
А-а-а-а-а!!!
В дверь туалета яростно застучали, и я, как можно скорее, выскочила из него, чуть не столкнувшись с Катей Кирилловой. Она в недоумении проводила меня взглядом, но ничего не спросила, а я стремглав бежала в кабинет, чтобы прихватить куртку и выбраться на улицу покурить. И на несколько сигарет в пачке поубавилось. Потом, конечно, пришлось вернуться в тёплое здание — нахлынувший ажиотаж и зверский холод на улице — убийственное комбо. Как я позвонила Петру и уболтала его самому забрать Киру из садика, уже плохо помню. И что я придумала-то? Кажется, что у меня внезапно нарисовалось новое собеседование? Ладно, пусть так. Одна проблема решена, осталось поставить в известность начальника, что уйду с работы раньше — до Чкаловской мне пиздовать и пиздовать на метро. Ой… Юрий Сергеевич же сегодня на выезде, а Володя точно будет не против и прикроет меня. Господи, спасибо тебе! Я самый счастливый человек из всех счастливейших!
(и тупых)
Володя отпустил меня сразу же, как только попросила. Я заложила ещё немного времени на то, чтобы привести себя в порядок и заскочить хоть в какой-нибудь парфюмерный магазин — в рюкзаке, как назло, никаких духов, чтобы сбить сигаретный запах. А курить по пути я точно буду, так что, надо будет это как-то нивелировать приятным ароматом. Так, ладно… Карта «тройка» на месте? Вот лежит. Чёрт, рубашку в джинсы не заправила — теперь её видно из-под куртки. И ведь хотела же волосы выпрямить с утра! Мои «недокудри» слишком капризны, но нужно было подумать об этом раньше — сейчас уже не успеваю дойти до дома. И нужно помедленнее идти, а то вспотею и никакие духи не спасут.
Медленнее, Измайлова, сейчас четыре вечера — ты вышла с работы с запасом. Дыши ровно.
Я миновала КПП и на пути не встретила никого лишнего, вышла за пределы воинской части и радостно затопала в сторону метро. Ликование искрилось внутри меня, как янтарные пузырьки шампанского. Уличные огни согревали каждую клеточку тела, даже ноябрьская подмерзшая слякоть не мешалась под ногами. Я шла и подмечала, как аккуратно выстроены дома в нашем микрорайоне, почему раньше я на это не обращала внимания? И летом у нас прекрасно — много зелени и высоченных деревьев, широкая лесная полоса, где можно гулять и дышать полной грудью свежим воздухом. Мы редко устраивали сборища на природе, а жаль, через год нужно будет это исправить.
От дома до работы идти недолго, поэтому я обычно особо не утеплялась, вот и сегодня — тонкая рубашка и не очень плотная куртка, но тело не мёрзло. Я уже добрела до станции метро и остановилась покурить. Пока вдыхала горький дым, думала о том, что этот миг никогда не повторится — прошедший месяц был наполнен едкой тоской и печалью, в некотором роде убийственной для психики, но сейчас, напротив, хочется прыгать и смеяться! Сжимаю кулак и врезаюсь ногтями в тыльную сторону ладони, чтобы почувствовать боль и осознать, что я в реальности, а не в своих фантазиях. Сколько бы раз мы не увиделись с Лисицыным потом, я навсегда запомню сегодняшний день. То, что мы увидимся буквально через час, накачивает в кровь ядрёный адреналин.
И ведь я почти перестала надеяться на что-либо. Сомнения и неизвестность мучили меня — тяжело глодать себя изнутри, но ещё тяжелее всё полностью осознавать, как же сильно ты ошибалась в планах, надеждах и мечтах. И ничего не поделаешь. Навязываться — плохо. Может, то, что я позвонила Даниилу Вячеславовичу и напросилась на общение — ошибочное решение? Поможет ли он мне восстановить связь с Мирославой? Но я не могла иначе — голова давно перестала нормально соображать, критическое мышление подводило. Где я прошлая? Куда потерялась уверенная в себе личность, кто меня так растоптал? Всего год назад я ощущала себя совсем иначе: мне ничего не стоили какие-то влюбленности, самообладание было всегда (ну, или почти всегда) при мне. Интрижка с Карповым стала отправной точкой для превращения жизнь в скверное болото?
Вечер сгустился и на улице окончательно потемнело, как ночью. Пять сорок два. Я сидела в современном трамвае, который вёз меня до проспекта Славы — судя по пешему навигатору от остановки до НИИ Минобороны, где теперь служил Даниил Вячеславович, идти всего две минуты. Он верно подметил, что от метро пешком добираться не стоит — я бы жутко замёрзла и выглядела неважно, потому что разгорячённая адреналином кровь давно остыла. Я начала волноваться. Удачно, что в трамвайном вагоне было хорошее освещение, а на улице нет — я смогла осмотреть себя в отражении стекла в окне. Вообще не поняла, правда, нормально выгляжу или так себе, но вариантов прихорошиться у меня уже не осталось.
После тёплого трамвая улица встретила меня недружелюбным холодом. Я ждала у решётчатой клетки при входе в КПП, пока меня впустят, и отсчитывала секунды до такой нужной встречи. Клянусь, если бы встретиться предложила я сама, то уже сто раз отменила бы её — настолько было страшно, но в нынешних условиях нужно было потерпеть. Ещё немного, и мне перестанет быть жутко неловко за то, что посмела явиться. Обязательно перестанет…
Железная дверь внутри «клетки» со скрипом открылась. Из-за неё выглянул юный мальчишка в дутой полевой куртке с небольшим ружьём через плечо — он явно дежурил сегодня на КПП. Я мысленно усмехнулась: армейская шапка была ему однозначно великовата, маленькая головёнка почти потерялась в ней.
— Вы к кому? — чуть надломив голос, выкрикнул дежурный.
— Я… —
а и правда, что я тут делаю? Кусаю губы на мгновение. — Меня ожидают, — пытаюсь улыбнуться пареньку. — Полковник Лисицын ваш ведь будет?
— У нас сейчас построение, вы рано пришли, — прищурился мальчишка. — Пропуск на вас оформляли?
— Не знаю, если честно, — я пожала плечами и подумала, что это с Лисицыным мы не обсуждали. — Может, паспорт покажу и нормально? — решаюсь предложить.
— Зайдите в тамбур пока, — дежурный нырнул внутрь, и видимо нажал какую-то кнопку — передо мной в решётке щёлкнул замок. Потом парень вынырнул обратно и махнул мне рукой. — Я позвоню в штаб.
Я нерешительно толкнула дверь «клетки» от себя, будто за ней скрывался опасный зверь, и прошла в помещение КПП вслед за пареньком. Успела заметить, как тот лихо перепрыгнул через рамки турникета и устремился в небольшую каморку, и поняла, что сейчас он наверняка будет звонить своему старшине, чтобы разобраться, кто я вообще такая. Услышав, как дёрнулась телефонная трубка, я тут же принялась изучать информационный стенд, чтобы «заземлиться» и немного успокоиться.
— Рядовой Богданов! Тут какая-то девушка пришла, говорит, её полковник Лисицын ожидает. Пропуска нет никакого у нас… Да точно нет, товарищ старший лейтенант! Как вас зовут? — внезапно обратился он ко мне, высунувшись через небольшое окошко.
Я подошла ближе и наклонилась.
— Измайлова Ева Дмитриевна.
— Измайлова Ева Дмитриевна, — повторил за мной срочник в трубку. — Что? А, я понял. Есть!
Телефонная трубка рухнула на место, а я непроизвольно дёрнулась.
— Паспорт давайте ваш, — рядовой Богданов резво протянул руку. Я, помешкавшись, вложила в неё документ и принялась ждать, пока Богданов запишет все мои данные куда-то себе в журнал. Его кропотливое пыхтение раздавалось где-то с минуту, а затем он встал и вернул мне паспорт. — Проходите.
— А построение разве закончилось? — недоумённо поинтересовалась я, проходя через разблокированный турникет. Богданов вышел из рабочего закутка и приоткрыл передо мной дверь на улицу.
— Просто выйдите и… — срочник пропустил меня вперёд, чтобы я смогла сойти вниз со ступенек, и указал на место недалеко от КПП. — Вот сюда можно встать, вас за деревом будет не видно. Оно минут пять ещё продлится.
— Это в лучшем случае, — усмехнулась я. Дежурный вопросительно посмотрел на меня. — Просто тоже в армии работаю, знакома немного.
— А-а-а… — протянул Богданов. В его будке задребезжал телефон, и он оглянулся назад. — Ну, вы стойте, я пойду.
— Хорошо, спасибо, — ответила я, но дверь за дежурным закрылась и я осталась одна у КПП.
Ряд зелёных человечков в форменных армейских куртках виднелись мне сильно вдалеке. Если продолжу стоять здесь, то упущу конец построения, ведь из-за аллеи деревьев их видно плоховато. Может, позвонить Лисицыну? Я набрала его номер, но в ответ услышала лишь протяжные гудки.
В настоящее время абонент не может ответить на ваш звонок. Оставьте сообщение после сигнала. Пи-и-ип.
Разочарованно засовываю руки в карманы. Наверное, он не взял с собой телефон, или оставил его на беззвучном режиме и не может ответить. Ха-ха, а вдруг он там тоже марширует вместе с остальными? Пара секунд на размышление, и вот я уже аккуратно иду по аллее, стараясь сильно не мелькать между не очень пушистых елей. Уже вижу, как фонари на плацу освещают идущих строем военнослужащих по его периметру. Я подобралась ещё ближе и спряталась за одним из широких деревьев.
У самого крыльца здания стояло пять офицеров. Как и у нас иногда, на построение выходил не только командир, но и его зам, по всей вероятности, а также мог быть замполит, но кто остальные два — не понятно. Я пригляделась получше и, кажется, в одном из мужчин узнала того, ради кого сюда притащилась. Чёрт, надо было свои очки взять… Ну, по крайней мере, нос вроде похож. Чтобы убедиться наверняка, мне нужно стоять ближе к плацу и обогнуть ещё хотя бы пару-тройку деревьев, но тогда останется только одно дерево, а оно узковато, чтобы скрываться за ним. Хмуро закуриваю, пока ещё удачно прячась, и думаю, как же поступить.
Зычный голос выкрикивает что-то марширующим, и те останавливаются, чтобы затем по команде выровняться в шеренгу. Дружный топот армейских сапог заканчивает ступать по плацу и затихает. Наблюдавшие за ними офицеры выпрямляют спины, а крайний слева почему-то покидает улицу и скрывается за дверью, ведущей в штаб, что-то напоследок сказав сослуживцам. Командир же, самый крупный и ссутулившийся, выходит на пару шагов вперёд и начинает яростно жестикулировать. Орёт как мой бывший командир Тарасов. Я почти забыла, зачем пришла, — так живо он махал руками, что это позабавило. Последний раз затянувшись сигаретой, я стряхнула с неё тлеющий кончик. Озираюсь в поисках мусорки, но не увидев её рядом, убрала то, что осталось, в карман — ни к чему мусорить на чужой территории. Подхожу к последнему дереву на небольшой аллее, и краем глаза вижу, как один из трёх оставшихся стоять рядом офицеров повернул на меня голову.
Я заметила его мелькнувшие зубы. Он, кажется, усмехнулся, тут же пряча лицо в высокий ворот. Я тоже хочу рассмеяться.
Почему-то, я знаю, кто это был. Ещё плохо могу рассмотреть, но знаю. Невероятное ощущение сдавливает грудь, но мне приятно быть такой… слегка взвинченной. Хочу наконец подойти к нему, но пока не могу этого сделать, и в вынужденном ожидании осматриваюсь вокруг. Здешние фонари горели ярче наших, или мне так казалось? Такой тёплый рассеивающийся свет… Я прикрываю глаза, унимая подступившее головокружение. Поднявшийся ветер бросает в лицо свежий осенний воздух и я жадно вдыхаю. На плацу снова раздаётся топот, но уже умеренный, и я решаюсь взглянуть на это. Все начали расходиться. Большая часть толпы направилась куда-то в одном направлении — наверное, на вечерний перекур после построения. Многим из них придётся остаться, и лишь некоторые поедут сегодня домой — так устроена служба.
Офицер теперь полностью повернулся в мою сторону и выпрямился, пряча руки в карманы. Я восприняла это как знак, что можно перестать скрываться и двинулась вперёд. Ноги стали словно ватные. Как в замедленной съёмке какого-то ужасно попсового кино я приближалась, и приближалась, а расстояние между нами сокращалось неохотно. Пока я шла, один из армейских закрыл своим телом офицера и отвлёк беседой, а затем они, говоря о чём-то, ступили под фонарь, висевший над входом в штаб.
— Здрасьте, — брякнула я им обоим, подойдя совсем близко. Лисицын отвернул лицо от сослуживца и прямо посмотрел на меня.
— Здравствуйте, Ева Дмитриевна, — он коротко ответил, с нарочитой вежливостью. — Приехали, всё-таки.
— Ага.
Ну, вот что дальше говорить? Я приехала, как и хотела, и-и-и… чего? Как будто меня кто-то сильно ждал. «Приехали, всё-таки»! Зря, вот, по-любому, зря.
— Так, Дань, ты короче, звонил ведь в головной? Я тогда не буду, нахер оно надо. Мне бы только докладные Михайлова забрать, — рядом стоявший офицер явно давал фору на размышления, перебивая мои мысли и начав снова говорить с Лисицыным. Или это я бесцеремонно нарушила их беседу?
— Сам зайдёшь ко мне? — спросил Даниил Вячеславович.
— Сам, сам, — закивал подполковник, всё ещё будто игнорируя моё присутствие. — Михайлов ведь там дату не ставил?
— Не ставил. И ты не ставь — там со сроками неизвестно ещё ничего. Может, до конца ноября сдать надо, а может и до декабря терпит. Я, Романыч, особо не уверен… — Даниил слегка поёжился и качнулся на носках ботинок.
Странным образом, бледные щёки Лисицына почти не были обожжены холодом, но кончик носа слегка покраснел. Я завороженно наблюдала, как двигаются его плавные скулы, и напрягается кожа вокруг глаз, собираясь в мелкие, почти незаметные морщинки. Даниил щурился, пока говорил, и совсем не улыбался. Возмутительно мягкие черты лица делали улыбку как будто совершенно не нужной, но если бы широкие губы не пожадничали и очертили приветливую гримасу, я бы стала самой счастливой, клянусь. И нестерпимая ноябрьская непогода не жалила больше. От Лисицына веяло своей собственной прохладой, и так хотелось в неё закутаться!
Сознание живо нарисовало картинку, как Даниил обхватывает меня руками, и ледяная армейская куртка шелестит над моим ухом. Кошусь вниз на его кисти рук и хочу дотронуться до ровных красивых пальцев, но сдерживаюсь. Нельзя всё испортить, всё так хорошо. Мне не хватает только его радости от того, что я здесь, и, если мне разрешено на такое рассчитывать, я собираюсь стоять так вечно, трепетно вбирая в себя всё его существо. Я никуда больше не тороплюсь, пусть только он подольше находится рядом со мной.
— Ладно, — снова кивнул подполковник. Наконец, он кинул взгляд в мою сторону, — А это кто? Я таких у нас не видел.
— Я… — открываю рот, но Даниил Вячеславович меня перебивает.
— Надо вот беседу провести, — не то серьёзно, не то с шуткой произносит он. — Ева Дмитриевна сама вызвалась.
— А-а-а… Вербуешь?
— А как же, — вызывающе нахмурился Лисицын. — Ты иди давай, у тебя своих полно!
— Мог бы и поделиться, — усмехнувшись, буркнул подполковник. Его невежливость и дикость начинала меня раздражать, но я всё ещё с интересом наблюдала. Он похлопал Лисицына по плечу. — Ну, нет так нет! Я упрашивать не стану.
Пока они пререкались напоследок, я почти догнала мысль, пульсирующую глубоко внутри. Где-то такие же чувства я уже испытывала когда-то. Реальность граничит с безумной фантазией, наяву преподнося то, чего ты страстно желал в своих мечтах. И это сильно отличается от того случайного счастья, когда не ждёшь, но будто на нож натыкаешься на того, кого так хотел увидеть. Эти встречи сбивают с ног, к ним нельзя подготовиться. Безжалостная сталь острых чувств рвёт изнутри, твои артерии разодраны в клочья и тебе больно… от того, как же тебе хорошо. Внезапная волнующая мука.
А тут совсем, совсем другое. Нельзя потерять контроль и сглупить — это всё разрушит. И сейчас… Томительное ожидание, так долго мучившее тебя, не дающее нормально дышать, погружающее в самые разрушительные твои слабости, отступает. Ты один на один с новой открывшейся вселенной, и никто не в состоянии тебя понять. Как бы какой-то идеальный абстрактный человек не любил кого-то, даже ему неведома будет движущая сила внутри тебя. Ведь порой существуют чувства вне любви. И тебе нужно с этим жить. Признаться себе, в первую очередь, как сильно ты стремишься к тому, что твоим никогда не будет, как это манит тебя, но устаканивает всё внутри. Будто так правильно. Даже, если кто-то скажет, что ты отвратительный человек, и не имеешь никакого морального права стоять здесь.
Мирослава впервые подарила мне это чувство — когда сбывается мечта. Даже Карпов не смог дотянуть до такого. Мира стояла со мной тёплым летним вечером, шатающаяся от алкоголя, даже не подозревая, как совершенно чужой ей человек был от этого счастлив в тот момент. Я стремилась встретиться с ней, и тогда смешалось всё: внезапность и долгое ожидание. С ног на голову всё перевернуло. А сейчас я сознательно шла к тому, чтобы медленно, но верно, сходить с ума, но испытывать щемящую радость и жуткое неверие ко всему, что происходит. Наверное, я слишком сильно хочу всего этого, раз согласна терпеть иногда приходящую вместе со счастьем агонию. Но она приносит такое наслаждение…
— Ева, вы как? — вдруг спрашивает меня Лисицын.
— А?
Вдруг просыпаюсь, как ото сна. Невежливого подполковника рядом с нами уже нет.
— Я говорю, как доехали? — снисходительно повторяет Даниил Вячеславович. — На метро или как я сказал?
— Как вы сказали. Холодно очень, и правда, — роняю я, и вдруг явственно осознаю, что продрогла до самых костей. Зубы резко перестали слушаться и начали стучать друг об друга. — В-вроде вовремя п-приехала?
— Ага, вовремя, — ответил Лисицын, изучающе посматривая на меня. Наконец, после некоторой паузы, он произносит: — Замёрзли?
— Типа того, — пытаюсь улыбнуться, но не получается, и я еле-еле растягиваю онемевшие губы.
— Ну, пойдёмте, — Лисицын поправил шапку на голове, и направился ко входу, а я вслед за ним. — Расскажете, что там у вас с Мирославой произошло.
