Дом из красного кирпича

— Антон…— состояние полудрёмы, в котором пребывал Арсений, испарилось в одно мгновение, — Ты немного неправильно понял. — Если ты сейчас скажешь, что это подделка, и мне всё кажется, то я тебя ударю, — снова начал выходить из себя тот. Он грозно сдвинул брови на переносице, придав себе самый непреклонный вид и приняв решение действовать радикально. Видимо, заметив перемену в его лице, Арсений вздохнул и мягко дотронулся пальцами до его запястья. — Ладно, я расскажу, — он ненавязчива отстранил от себя руки Антона, сжимавшие его плечи до болезненной пульсации в суставах. Они сели на кровати друг напротив друга, едва различая лица в сумраке комнаты. Пламя свечи тускло и уныло горело, скупо растекаясь светом по стене и изголовью кровати. Огонь то и дело выхватывал два взгляда — прямой и непоколебимый и терпеливый и отрешённый. Собираясь с мыслями, Арсений принялся поправлять манжеты на рубашке, нервным жестом сминая тонкую ткань, плотно облегавшую запястья. В тишине было слышно лишь тяжёлое дыхание Антона, чьи плечи лихорадочно воздымались в такт выдохам. — Если честно, я даже не знаю, с чего начать, — негромко признался Арсений, избегая смотреть на собеседника, с преувеличенной тщательностью выправляя манжет. — Можешь с начала, — съязвил Антон, цедя слова сквозь зубы, — Или с середины. Да хоть с конца уже, мне всё равно! — Не злись, пожалуйста, — едва слышно выдохнул Арсений, тоскливо глядя в его сторону, — Я… правда не знаю, с чего начать, а не пытаюсь потянуть время. Хотя ты рано или поздно в любом случае должен был это услышать. — Ладно, давай я тебе помогу, — скрестив руки на груди, Антон вздёрнул подбородок, — Кто вы такие, и почему вы позируете на фотографиях аж девятнадцатого века? Что, такие долгожители? Ему в самом деле не хотелось издеваться над Арсением, но яд так и сочился с каждым словом. Злость, страх и усталость разрастались колючим облаком, давили на грудную клетку и распирали рёбра изнутри. Держать себя в руках в подобной ситуации казалось практически невозможным, ужасающих размеров волна эмоций накрывала его с головой. Но, встретившись взглядом с печальными глазами напротив, в которых плескалась глухая боль, Антон мгновенно осадил себя. — Извини, — пробормотал он, отворачиваясь, — Вырвалось. Но и ты тоже перестань темнить и расскажи уже, что происходит, — он вздохнул, тронув пальцами пульсирующую венку на виске, — Иначе я сойду с ума, честное слово. Он почти не дёрнулся, когда волос коснулись холодные музыкальные пальцы. Только шумно выдохнул, медленно прикрыв глаза и склонив голову. Арсений невесомо погладил его по кучерявым прядям, провёл ладонью по шее, посылая рой острых мурашек вдоль позвоночника. Позволяя себя гладить, Антон сжал губы в тонкую полоску, отстранённо размышляя над сложившейся ситуацией. Прохладный ночной воздух отчётливо пах хвоей и древесиной, и он глубоко втянул его носом, приводя в порядок мысли. Очевидно, тем же самым занимался и Арсений, потому как спустя пару минут он отстранился, заговорив спокойным ровным тоном: — Это началось очень давно, — будто бы с трудом выговаривая слова, начал рассказывать он, сложив руки в замок, — Наш дедушка купил это поместье, когда женился в первый раз на нашей бабушке — Елене Николаевне. Они были ещё совсем молодыми, когда приехали сюда. Дедушке только исполнилось двадцать один, а бабушке, если я верно помню, было около семнадцати. Но благодаря наследству, которое дед получил от своих родителей и приданому бабушки, проблем с обустройством у них не возникло. Даже несмотря на то, что особняк пришлось перестраивать и расширять в первые годы совместной жизни. — Погоди, — прервал его монолог сбитый с толку Антон, мотнув головой, — А в каком году всё это было? — Бабушка с дедушкой поженились в тысяча семьсот восемьдесят первом году, — без запинки ответил Арсений, — По крайней мере, так записано в церковной книге, она у нас где-то наверху до сих пор хранится. Антон поперхнулся воздухом, неверяще глядя на кузена, который продолжал сидеть с невозмутимым видом. В то время, как он ощущал что и без того холодные руки стали ледяными, а лицо обдало пылающим жаром. — Н-но…— от шока Антон начал заикаться и не сразу смог сформулировать вопрос, — Но как такое вообще возможно? Как… Это же столько лет!.. — Чуть позже я дойду до этого, — пообещал Арсений, продолжая повествование, — Собственно, о том периоде ничего примечательного нельзя сказать. Уже через год брака родилась моя мама, через пять лет — Павел, наш дядя. А еще через три года на свет появилась твоя мать. Был ещё один ребёнок, но он умер во младенчестве. В детстве мне рассказывали, что семья не знала трудностей и бед, жила в спокойствии и достатке. Иногда спускались к поселениям и покупали мёд и лекарственные травы, молоко или ягоды. Но в основном, семья редко покидала поместье и предпочитала находить развлечения в его стенах. Да и это было нетрудно — пару столетий назад территория особняка была значительно больше, чем сейчас, — Арсений кивнул головой в сторону окна, — Как я уже говорил, здесь находились конюшни, ещё сад продолжала липовая аллея, которая заканчивалась прудиком, огороженным перелеском. Он на минуту умолк, будто наяву видел описываемую картину. Антон тоже не удержался от того, чтобы представить внушительные масштабы поместья, оставшиеся в прошлых веках. Если даже сейчас оно казалось ему гигантских размеров, то былые величие и роскошь он и вообразить не мог. — К сожалению, безоблачная жизнь очень скоро прервалась. Спустя четырнадцать лет наша бабушка умерла от туберкулёза. Она страдала им с юности, но последнее десятилетие болезнь никак не проявляла себя, и врачи надеялись, что ей, в конце концов, удалось победить недуг. В тот вечер ей резко стало плохо: бабушку душил кашель, кровь пошла горлом. Ночью началась сильнейшая лихорадка, а к утру её уже не стало. Удар оказался слишком тяжёлым для всей семьи. Мама рассказывала, что вместе с её кончиной из дома словно ушёл весь свет. Всё погрузилось в глубокий траур, след которого остался до сих пор. Может, ты обратил внимание, но некоторые стены в комнатах украшены картинами, не совсем подходящими под интерьер и не вписывающимися в общую композицию. Антон согласно кивнул. Он действительно заметил, что некоторые полотна развешены будто бы впопыхах и безо всякого смысла. А какие-то стены украшали и вовсе миниатюрные изображения, вокруг которых оставалась сбивающая с толку пустота обстановки. — Их места раньше занимали зеркала. Но во время траура их необходимо укрывать тканью, чтобы душа усопшего смогла спокойно отойти в мир иной. В нашем доме в те времена было слишком много зеркал — своеобразная дань моде. И, чтобы не укрывать каждое, было решено попросту избавиться от них. Зеркала перебили, а рамы сожгли на внутреннем дворе. На их месте долгое время оставалась пустота, которая, как мне кажется, стала неким символом пустоты душевной после потери бабушки. С того дня прошло двадцать пять лет: Павел посватался к Марии, тогда она жила в Москве, куда он часто ездил по делам. Её семья была не против брака и сразу благословила пару. Моя мама тоже вышла замуж за моего папу, но отказалась переезжать к нему в дом, а потому они вместе стали жить здесь. По лицу Арсения пробежала едва заметная тень. Его голос ни разу не дрогнул во время рассказа, но Антон почти кожей ощущал тяжесть, с которой ему давалась эта часть. Пальцы кузена, вновь потеряв контроль, принялись выводить по покрывалу хаотичные узоры, оттягивать ткань и тут же расправлять образовавшиеся складки. Совершенно неожиданно, прежде всего для него самого, в Антоне вспыхнула жалость и желание защитить его, укрыть от волнующих воспоминаний. Он легко перехватил его руку, уложив свою поверх, мягко, но настойчиво прижимая к постели. Арсений удивлённо вскинул брови, но Антон лишь покачал головой и в успокаивающем жесте погладил тыльную сторону ладони большим пальцем. Поняв его без единого слова, Арсений вздохнул и будто бы перестал держать себя, цепляться за привычные рамки. Плечи его ссутулились, шумный неровный вздох сорвался с приоткрытых губ. — Мои родители не очень ладили, если говорить совсем откровенно. Папа был подпоручиком, а мама могла претендовать на богатое наследство. Навряд ли их брак строился на любви и взаимопонимании. Нет, не подумай, ссор и конфликтов на моей памяти не было, они никогда бы не оскорбили друг друга ни словом, ни делом… Но между ними не было того тепла, что было и остаётся между Павлом и Марией, да и с первых дней после свадьбы они стали жить по разным комнатам. Тем не менее, вскоре у них появился я, и после меня детей в браке не рождалось. — Так, ну теперь добей меня, — с беззлобной усмешкой проговорил Антон, — В каком же году ты, получается, родился? — В тот же год и месяц, когда был убит император Павел Петрович, — заметив, что у Антона никак не получается соотнести сказанные слова с определённой датой, он добавил, — В тысяча восемьсот первом. — Твою ж мать, — буквально по слогам выдохнул Антон, — Но как? Как?! Тебе ведь уже должно быть лет двести, как такое вообще может быть? — Терпение, сейчас я дойду и до этого объяснения, — пообещал Арсений, возвращаясь к прерванному рассказу, — Собственно, какое-то время жизнь текла свои чередом. Я закончил обучение в университете, а когда вернулся из Петербурга, меня ждали новости. Оказалось, дедушка женился во второй раз. Её звали Наталья, и я не совру, если скажу, что она была ангелом во плоти, — на губах Арсения расцвела улыбка, — Она вместе со своим опекуном гостила в нашем доме несколько недель и совершенно очаровала всех. Даже дедушка, который после смерти первой жены закрылся и ушёл в свою скорбь, оказался безоружен перед её чарами. И, несмотря на разницу в возрасте — дедушке на тот момент исполнилось шестьдесят, а ей шёл только двадцать второй год — они сыграли свадьбу. С её появлением в дом словно бы вернулась сама жизнь. Наталья отличалась редкой красотой: светлыми кудрями, голубыми глазами и хрупкостью фигуры она напоминала нимфу, сошедшую со страниц древних мифов. Её любви и ласки хватало на всех, с кем бы она ни заговорила. И, закономерно, её солнечному и живому характеру было сложно уживаться в мрачных стенах особняка. Потому она сразу же занялась обустройством нового дома: приказала слугам развесить на стены картины, которые нашла в кладовой или заказала из Москвы. Сменила тяжёлые гардины на светлые и лёгкие ткани. У нас даже какое-то время жила кошка с котятами, для которых у неё всегда стояли молоко и свежие сливки. В общем, она стала кем-то вроде доброго ангела, вошедшего в наши жизни. Дедушка в ней души не чаял, был готов на всё, лишь бы окружить её комфортом и изобилием, — Арсений прикусил губу, а его глаза заблестели от собравшейся в уголках влаги, — Но смерти было суждено забрать и её душу. Спустя год после свадьбы она подхватила сильнейшую простуду, когда гуляла по галерее. Сам знаешь, какие там сквозняки, а уж в зимнее время озябнуть в ней можно за считанные минуты. Дедушка тогда вызвал самых именитых врачей Москвы, заказывал дорогие лекарства из-за границы и вызывал сельского священника. Но таковы были времена — ни деньги, ни вера не могли спасти человека от его судьбы. Наталья не отличалась крепким здоровьем и не смогла перенести воспаление лёгких. Её похоронили в фамильном склепе, расположенном под первым этажом. В гроб положили в подвенечном платье, в котором она год назад вошла в наш дом новым членом семьи. Последние фразы Арсений пробормотал невнятной скороговоркой и умолк, борясь с подступившими к горлу слезами. Продолжая сжимать его руку, Антон дожидался, пока утихнет его боль, вызванная старыми воспоминаниями, потревоженными в этот вечер. Словно бы они разворошили осиное гнездо, и его обитатели с мстительной яростью жалили Арсения, вызывая невыносимые страдания. Немного придя в себя, он дрожащей рукой смахнул с ресниц непрошенные слёзы, глубоко и размеренно дыша. А Антон, вспомнив его слова, наконец осознал, на что наткнулся во время своей вылазки в подвальные помещения. — Если уход из жизни нашей бабушки стал для дедушки настоящим ударом, то смерть Натальи окончательно разбила ему сердце. С тех пор он стал будто одержим мыслью сохранить наш род и не допустить, чтобы могила снова забрала одного из нас. Он заперся в библиотеке и не выходил из неё несколько месяцев. А потом внезапно сорвался с места и уехал, никому не сказав, куда направляется. Когда он вернулся, иссушенный долгим путешествием, измученный долгими странствиями, минула уже годовщина с похорон Натальи. Но вернулся он не один, а с неким незнакомцем, чьё имя он так и не раскрыл. Нам он лишь объявил, что с этого дня смерть больше не властна над нашей семьёй, — Арсений растерянно покачал головой, — Я не могу даже предположить, как он это сделал. Просто заперся с тем человеком — колдуном, шаманом? — в склепе на целые сутки. Вышел дедушка оттуда уже один, хотя я не помню, чтобы двери хоть раз открывались. Антон, которого парализовало от ужаса и растерянности, только и мог, что потрясённо ахнуть. Правильно истолковав его реакцию, Арсений кивнул: — Да, Антон, с тех пор ни один из нас не ушёл в мир иной. И так будет до тех пор, пока мы остаёмся вместе здесь, под крышей этого дома.