Дом из красного кирпича

Старинная гирлянда, вырезанная из разноцветной бумаги, тихо похрустывала в руках. Нанизанные на верёвку остроносые флажки были расписаны замысловатыми узорами, чуть стёршимися с течением времени. Антон аккуратно вытянул их из коробки с украшениями и передал Арсению, стоявшему на короткой деревянной стремянке. — Помню, когда я был маленьким, этими гирляндами всегда украшали мою комнату, — поделился воспоминаниями он, приматывая конец верёвки к карнизу, — Честно говоря, я мало обращал на них внимания. Больше всего меня привлекала стопка подарков, обычно ждавшая меня в гостиной. Но мне её не разрешали трогать весь день, потому что на празднике нужно уделять время гостям, а не тому, что они принесли. Конечно, я это прекрасно понимал, но всё равно было так тяжело дожидаться вечера, чтобы, наконец, их распаковать, — распределив гирлянду поверх штор, он откинул голову назад, чтобы оценить результат работы, — А вот близнецам, кажется, декор приходится по душе. Я заметил, что им особенно нравятся фигурки из стекла. Посмотри, они лежат где-то среди свёртков. Антон пошарил рукой в большой картонной коробке, стоявшей возле него на полу. Действительно, среди пахнущих пылью и сыростью свёртков нашлись миниатюрные фигурки из цветного стекла. Собачки, зайцы и птицы смотрели на него крошечными глазами-точками, отражая крыльями и боками неровные блики свечей. Он осторожно выудил каждую фигурку из вороха бумаг, боясь сломать их неосторожным жестом. Затем аккуратно расставил на столе и тумбах, где уже возвышались пышные букеты в ярких обёртках. — Сколько лет было близнецам, когда они… ну, — Антон поджал губы, тщательно подбирая слова, — Когда всё произошло? — Шестнадцать лет, — отозвался Арсений, слезая со стремянки и отставляя её в угол. Шёл конец октября, и с утра вся семья была занята подготовкой к празднованию дня рождения близнецов. Павел и Мария закрылись наверху, чтобы подготовить тайный подарок для детей, поручив украшение гостиной Антону и Арсению. По пришествии нескольких недель в заточении Антон почти бросил попытки вырваться наружу, с каждым днём отмечая внутри себя… Равнодушие? Смирение? Дать определение сухому безжизненному чувству, разрастающемуся в груди, он так и не смог. Только замечал, как вместе с красками на улице тускнеют и его мысли. Теперь он больше молчал, чем говорил, больше наблюдал, чем действовал. Можно сказать, стал походить на других обитателей дома не только внешне, но и внутренне. — Шестнадцать? — повторил Антон, чуть нахмурив брови. София и Ярослав выглядели гораздо младше своего возраста, и до сих пор он не мог дать им больше тринадцати. Оба смотрели на окружающих по-детски огромными глазами с искорками любопытства, сохраняя в чертах лица мягкость и округлость юности. Дополняли картину далеко не подростковые увлечения и нежелание использовать человеческую речь. Антон мог весь день бродить по дому, но пересекаться с близнецами от силы пару раз. Встречи проходили мимолётно, без приветствий и прощаний, будто бы те спешили поскорее скрыться из виду. В руках у близнецов Антон постоянно замечал то сломанные игрушки, то охапки веток и цветов, а как-то раз в ладонях София несла живого стрижа. Спустя время кузен и кузина стали для Антона едва ли не цельной личностью, единой сущностью, поделённой напополам. И, казалось, остальные жители дома привыкли думать о них точно так же. — А как они отреагировали на то, что они никогда больше не вырастут? — не удержался от вопроса Антон, разворачивая яркую праздничную скатерть и принимаясь расстилать её по столу. — Если честно, я не уверен что они заметили перемены, — приблизившись к столу, Арсений взялся за другой конец скатерти, помогая её расправлять, — Если ты думаешь, что обретённое бессмертие сделало их такими, то нет. Близнецам и до того дня были не по душе большие компании. Сколько их помню, добиться от них хотя бы пары слов было попросту невозможно. Они с детства погружены в себя и друг в друга, остальной мир был для них не столь важен. Антон уже было открыл рот, чтобы поинтересоваться, обследовал ли их когда-либо врач. Но вовремя прикусил язык, вспомнив, что речь шла про начало XIX века. Вряд ли тогда на подобные нюансы обращали повышенное внимание, особенно, в их ситуации. — Ну как вы, мальчики? — в гостиную вошла Мария в праздничном наряде и с большим свёртком в руках. Опустив его на круглый столик возле вазы с цветами, она тщательно разгладила каждую складку и поправила пышный пурпурный бант. — Почти закончили, — ответил Арсений и с усмешкой кивнул в сторону подарка, — Карандаши? — Угадал, —заговорщически похлопав ресницы, подтвердила Мария и благодарно улыбнулась, — Спасибо, что достал их, близнецы будут в восторге. Я ещё положила им альбом: нашла в сундуке наверху, наверно, о нём забыли очень давно. Но страницы как новые, думаю, им понравится. — Обязательно понравится, — согласился Арсений, потянув край скатерти на себя. Антон, не задумываясь, в ту же секунду отзеркалил его действия, распределяя ткань по столешнице. Только спустя мгновение он осознал, каким автоматически-выверенным было его движение. Словно бы он заранее угадывал намерения Арсения и безошибочно делал то же самое. От этого понимания по позвоночнику поползло мурашками странное чувство, определить которое он так и не смог. — Так, ладно, я пойду за подсвечниками, — Мария напоследок поправила кораллового цвета георгины и отряхнула платье, — Вы, как закончите, немного отдохните перед праздником. Мы с Павлом сами поставим цветы в коридоре. — Хорошо, — Антон согласно кивнул и отёр ладони от пыли. Серое облако взметнулось от его рук вверх, плавно оседая на пол. До начала праздника оставалось ещё несколько часов, и они решили провести время в комнатке на втором этаже, сбоку от библиотеки. Помещение, несмотря на скромные размеры, казалось пустым и слишком просторным. К стене была придвинута старая софа с невысокой спинкой, рядом стоял круглый металлический столик, раньше явно занимавший место в саду. Слева от входной двери, в углу, притаился комод с большим прямоугольным зеркалом. Два окна по одной стене, видимо, когда-то открывали чарующий вид на сад. Но теперь, наглухо заколоченные, они лишь пропускали немного света, бившего из щелей, образованных по периметру деревянных вставок. — А зачем вы окна везде заколотили? — всё же решил спросить Антон, разглядывая бледный луч, прочертивший на полу ровную полосу. — Из предусмотрительности, — пояснил Арсений, присаживаясь на софу. В руках он держал альбом с рисунками Антона, которые он буквально на днях закончил, — Хоть место здесь и глухое, но бывает, что люди проезжают мимо и каким-то чудом оказываются поблизости к дому. А скука и любопытство — не самое приятное сочетание, особенно, в нашем случае, — он хмыкнул и повёл плечом, — Конечно, ничего примечательного они не увидят, но всё равно не хотелось бы натыкаться на чужие лица в окнах. Он открыл альбом и начал медленно переворачивать страницы, внимательно всматриваясь в каждый рисунок. В основном, на бумаге распускались цветы, прорастающие сквозь камни или трещины в асфальте. Но последние композиции представляли собой полноценные пейзажи из морских волн и прибрежных линий. Волны были выполнены быстрыми резкими штрихами, словно синий карандаш пытался прорвать бумагу. Берег тонул в толще воды, очертания деревьев терялись на фоне сапфировых всплесков. Арсений с интересом склонил голову, изучая пейзаж, на котором волны сцепились друг с другом в бурном танце, будто желая вот-вот накрыть собой зрителя. — А, ещё хотел спросить, — Антон присел рядом, искоса следя за реакцией Арсения на свои работы. Почему-то ему было важно узнать его мнение по поводу каждой работы, — Мария сказала, что карандаши для близнецов брал ты. — Ну да, — согласно кивнул тот, — Они любят постоянно что-то раскрашивать, а все старые наборы уже закончились. — Получается, ты всё-таки бываешь вне дома? — спросил Антон, для которого этот факт почему-то оказался сложен для восприятия. — Иногда приходится ездить за покупками или по деловым вопросам, — ответил Арсений, заметно напрягшись, — Без этого, к сожалению, никак. Но я пытаюсь всегда сводить такие поездки к минимуму. — А меня с собой как-нибудь возьмёшь? — с надеждой в голосе спросил Антон. Повисло молчание, которое в полупустой комнате ощущалось ещё пронзительнее. Арсений оторвал взгляд от рисунков и поднял голову, смотря на него тяжело и внимательно. У Антона невольно побежали по спине мурашки, и он поспешно отвернулся к стене, преувеличенно увлечённо колупая старые обои. — Зачем? — сухо поинтересовался Арсений, откладывая альбом на столик и поворачиваясь всем корпусом в его сторону. За несколько недель глаза Антона привыкли к постоянной полутьме, и он без труда различил выражение настороженности на его лице. — Я… Ну, — протянул он, сильнее царапая ногтём отошедший кусочек обоев, — Просто так. Прогуляться. — Прогуляться? — переспросил Арсений, так знакомо поджав тонкие губы, — Как ты «прогуливался» в первые дни? Вспомнив о прошлых попытках побега, Антон вспыхнул, залившись ярко-розовым румянцем. Признаться, у него не было даже мысли об этом. Вопрос свой он задал исключительно из желания составить Арсению компанию, и не задумывался о подобной возможности. До того, как сам Арсений не озвучил её. — Нет, — медленно, будто через силу проговорил Антон и поспешно затряс головой, — Нет, я не это имел в виду! — заметив недоверчивый взгляд кузена, он добавил, — Арс, честно! Мне просто скучно постоянно сидеть в четырёх стенах. То есть, не то чтобы скучно, но хотелось бы пройтись где-нибудь, выйти наружу. Да, я знаю, ты сейчас скажешь про сад, но там почти все цветы отцвели, и делать почти нечего. А так я бы мог как-нибудь поехать с тобой, развеяться немного. Может, даже не в город, а так, по окрестностям побродить. Горячо оправдываясь, Антон не заметил, как начал тараторить практически на одном дыхании. Опомнился лишь когда воздуха в лёгких стало ощутимо не хватать, а последние слова прервались жадным несдержанным вдохом. Умолк, смотря на Арсения исподлобья, наблюдая за его реакцией на свои слова. Его действительно ножом по сердцу резануло подозрение кузена, и сейчас не хотелось ничего, кроме как всеми силами убедить его в обратном. Оттого ещё удивительнее было ощутить прохладные ладони, опустившиеся на его плечи. Арсений молча притянул его к себе и обнял, опустив подбородок на кучерявую макушку. Вмиг расслабившись, Антон обнял его в ответ, потерянно прижимаясь ближе. Обхватил руками поперёк торса, прикрыл глаза глубоко вдохнул запах хвои, исходивший от его волос. — Хорошо, я тебя понял, — Арсений погладил его по спине, с нежной улыбкой потеревшись подбородком о его макушку, — Мы обязательно когда-нибудь с тобой прогуляемся, но не в ближайшее время, ладно? Пока я не могу тебе этого обещать. — Ладно, — огорчённо выдохнул Антон, не без сожаления отстранившись. Сквозняки, кружившие по комнате, снова обступили со всех сторон, заставляя зябко повести плечами. Арсений поднялся с дивана, и он поспешил за ним следом, решив забрать альбом позже. — Вечер во-вот должен начаться, — заметил Арсений, открывая дверь, — Сначала поздравим близнецов, потом я буду аккомпанировать Марии, а затем вручим им подарки. Надеюсь, они не успели прошмыгнуть в гостиную и испортить себе сюрприз. Вечерело, и в коридорах зажгли канделябры и свечи, мигавшие в темноте, будто светлячки. Совершенно не к месту Антону припомнилось, что в некоторых поверьях маленькие безобидные жучки на самом деле души мёртвых. Мысль вспыхнула и тут же погасла сама собой, будто тоже затухла под порывом сквозняка.

***

Если бы Антона попросили описать вечер одним словом, он бы безоговорочно ответил «уютно». Действительно, праздник прошёл в оживлении, по-домашнему. Судя по улыбкам, зеркально отразившимся на лицах близнецов во время вручения подарков, сюрприз им явно понравился. Арсений, как и обещал, аккомпанировал Марии, которая исполнила несколько арий. Антон заслушался высоким и чистым сопрано, выводившим каждую ноту с особой тщательностью и вкусом. Под конец праздника вся семья разместилась в гостиной, занимая оставшиеся часы рассказами и воспоминаниями о давно прошедших днях и событиях. Сидя в кресле и перебирая сухие лепестки, опавшие с букетов, Антон поймал себя на мысли, что чувствует себя как никогда спокойно. Действительно спокойно и умиротворённо, будто в груди разлилась водная гладь, не потревоженная даже малейшим дуновением ветра. В этом настроении он шёл по коридорам вслед за Арсением, едва заметно улыбаясь уголками губ. — По поводу твоих рисунков, — пропустив его внутрь своей комнаты, Арс вошёл следом, притворив дверь, — Они замечательные, честно. Ты волшебно подбираешь цвета, особенно, для пейзажей. А почему именно море? — Не знаю, — не задумываясь, ответил Антон, присаживаясь на край кровати и стаскивая с плеч пиджак, — Оно успокаивает. Я имею в виду, когда рисуешь волны, отключаешь голову и не отвлекаешься на посторонние мысли. Просто позволяешь вдохновению руководить собой и погружаешься в творческий процесс без остатка. — Интересно, — протянул Арсений, присаживаясь рядом и возводя к потоку мечтательно-задумчивый взгляд, — Я примерно понимаю, о чём ты. Когда играешь уже знакомые сонаты, тоже можно испытать нечто подобное. Забываешь обо всём на свете и только слушаешь. И себя, и музыку в том числе. — Ты часто слушаешь себя? — спросил Антон, вытирая о покрывало отчего-то влажные ладони. — Да. Думаю, да, — ответил Арсений после небольшой заминки, — По крайней мере, стараюсь это делать. Придвинувшись ещё ближе и сократив оставшиеся несколько сантиметров между ними, Антон положил голову ему на плечо, медленно и размеренно выдохнув. Если Арсения и удивили его действия, то виду он не подал, только приобнял Антона за плечо и прижал к своему боку. Смелея, Антон приподнял голову, мягко целуя его под подбородком. Услышав над головой шумный вздох и не почувствовав сопротивления, он осмелел и оставил новый поцелуй уже на шее, под самым ухом. Кожа Арсения была холодной и почти прозрачной, Антон буквально мог видеть тонкие полоски вен, сплетавшихся на шее и руках. Чуть наклонившись, он провёл по одной из них языком, оставил мимолётный смазанный поцелуй на ключице. Арсений резко втянул ртом холодный воздух комнаты, но не предпринял никаких попыток прекратить его действия. Только прикусил внутреннюю сторону щеки и замер, прислушиваясь к ощущениям. На мгновение Антон остановился и прекратил прикасаться к нему, давая последнюю возможность оттолкнуть его и прогнать. Он был почти уверен, что сейчас его спихнут с кровати и захлопнут перед носом дверь. Но Арсений не сделал ни того, ни другого. Молча сжав его ладонь, он повернул голову влево и, найдя губы Антона своими, коснулся осторожно и мягко. Ободрённый его реакцией, Антон ответил на поцелуй, обхватывая его лицо ладонями, проводя пальцами по вискам и зарываясь в каштановые пряди. Приподнявшись на кровати, он аккуратно навалился на Арсения, укладывая того лопатками на простыни и нависая сверху. Проведя ладонями по его плечам в поверхностной ласке, Антон снял с него пиджак, после чего принялся расстёгивать пуговицы на рубашке. Зажмурившись, Арсений безвольной куклой позволял себя раздевать, и Антон бы забеспокоился, если б не сбившееся дыхание, срывавшееся с его губ. Которые, наконец, окрасились красками жизни, приобретая нежно-алый оттенок. На скулах появился такой непривычный румянец, в глазах, едва видневшихся в полумраке, вспыхивал лихорадочный блеск. Очарованный, Антон снова поцеловал его, на этот раз увереннее и жарче, сжимая оказавшиеся такими хрупкими запястья. Щекотно прихватив кожу на шее, Антон запечатлел поцелуй на обнажившейся груди, ходившей ходуном от частых вздохов. В перерывах между ласками он поминутно отстранялся и присматривался к малейшем изменениям в лице Арсения. В очередной раз приподнявшись на локтях и окинув его внимательным взглядом, он облизал губы, пьянея от открывшегося вида. Распростёртый на кровати Арсений, прогнувшийся в пояснице, льнущий к его рукам, с запрокинутой головой и приоткрытыми в немом стоне губами, показался ему самым восхитительным зрелищем на свете. Захотелось услышать его голос, сделать так, чтобы он метался по постели. Но при этом важно было соблюдать тишину, чтобы из комнаты не доносилось ни звука. С бешенным стыдом он стянул с них обоих брюки, путаясь в собственных руках и плотной ткани. Опыта с парнями у Антона никогда не было, да и с девушками отношения ограничивались вполне целомудренными поцелуями в парке и объятиями, не переходившими во что-то большее. А потому, не имея опыта и не зная, что делать дальше, он растерялся и застыл. Боящиеся спуститься ниже пальцы продолжали по инерции оглаживать подтянутый живот Арсения, подрагивающий от прикосновений. Почувствовав заминку, Арсений, не открывая глаз, обхватил рукой его запястье и направил к своим бёдрам, толкнувшись в дрожащую ладонь. Обхватив и себя, Антон принялся ласкать их одной рукой, ориентируясь по своим ощущениям и дыханию Арсения. Желание шёлковым одеялом окутывало тело, щекотало низ живота и сладко тянуло в бёдрах и кончиках пальцев. Ощущая дикий голод по касаниям, Антон почти полностью лёг на Арсения, быстро и жадно целуя его губы, плечи, шею. Арсений под ним слепо водил руками по его спине и плечам, вскидываясь на каждое движение ладони по ноющему члену. Антон не сдержал судорожного всхлипа, когда он вцепился зубами в его плечо от переизбытка чувств. В месте укуса горячо запульсировало, приятная боль расходилась упругими волнами по коже. Зажмурившись и опустив голову ему на грудь, Антон полностью забылся, отпуская вовсе контроль на ситуацией, будто снова погружаясь в излюбленные морские пейзажи. А Арсений под ним действительно был морем: живым, переменчивым, притягивающим. Он напоминал спокойствие океана в момент затишья, в последние секунды перед грядущим штормом. Прикусив подушку, чтобы не застонать, Антон задрожал, проваливаясь в удушающий омут эйфории. Ладонь и живот стали мокрыми и липкими, Арсений коротко ахнув, притянул колени к груди и сжал ими бока Антона. На какое-то время реальность прекратила существование, заменяясь волной наслаждения, от которой темнело в глазах и перехватывало дыхание. Мышцы свело так хорошо и долго, что не было сил сопротивляться, лишь напрягаться всем телом и глушить прорывающийся скулёж в подушке. Воздуха катастрофически не хватало, лёгкие жгло вслед за бёдрами и животом, перед глазами плыло. Обессиленно распластавшись на кровати, они лежали в молчании, вздрагивая от вспыхивающих отголосков удовольствия. Пригладив пальцами взмокшие волосы Арсения, Антон остро понял: они обязаны сбежать отсюда. Вместе.