np: Pedro Bromfman - The Lucky One
Дани должен был прямо сейчас сделать один точный выстрел. Даже сам Антон принял свою судьбу и буквально приглашает Рохаса убить себя и защитить Диего после своей смерти. Но все человеческое в Дани твердило ему подождать еще пару мгновений – дать Диего попрощаться с отцом. А еще уговор с сестрой и со своей совестью бил тревогой по подсознанию, но Росах просто не понимал, как ему выйти из сложившейся ситуации. Что ему сейчас делать, чтобы поступить по совести? Договориться с Антоном об его импичменте? Как? Пригласить на чертов чай? Станцевать Mambo Yarano? Что оставалось делать Дани, кроме как убить Антона прямо сейчас, в объятиях его сына? Или стоило попытаться хоть как-то установить контакт с больным разумом Антона? Сука. Идиотская совесть, идиотский уговор, идиотский мир, полный жестокости и насилия. Прошло всего пару секунд после предложения Антона и Дани осмелился подать голос и попробовать как-то выкрутиться из ситуации, принимая решение не убивать El Presidente прямо сейчас, а действовать по ситуации. Попытаться вывести разговор в нужное русло: - Ты не лучше этих «чудовищ», - не сдержался Дани, хмуря брови, но сохраняя спокойствие. Он говорил четко и искренне, не спуская взгляда с El Presidente, - Твоя тирания породила это адское кровопролитие. Мы были жестоки в ответ на твою жестокость. Насилие порождает насилие, - Дани шумно вдохнул, медленно опуская пистолет, и его хмурость сменилась на сожаление. Он хотел надеяться, что Антон не обезумел до конца и понимает сказанные слова. Он хотел, чтобы Антон поверил ему, ведь Дани говорил сейчас от чистого сердца, - Мы не враги Яре. Мне безумно жаль, что ты этого не понимаешь. Либертад видит вас монстрами, а вы считаете монстрами нас. А на деле каждый преследовал благую цель по его мнению. Этому нужно положить конец, иначе никто из нас будет жить спокойно. Я никогда не хотел причинить Диего зла… - Ложь, - процедил Кастильо и на сей раз взгляд его стал полностью безумен. Дани на мгновение сбился с толку таким ответом, он понимал, что Антон скорее всего не прислушается ни к одному его слову, однако самые маленькие крупицы надежды наивно оставались в повстанце до этого рокового момента - сейчас они с треском испарились. Это мгновение сыграло свою роль – вновь подняв и нацелив пистолет, на спусковой крючок Дани нажать не успел, его оглушило. Выстрел. Диего падает сперва на колени, затем на спину, а его белый китель в мгновение пропитывается яркой, как яранское знамя, кровью с левой стороны груди. Загнанный в угол El Presidente выстрелил в собственного сына. Сердце Дани пропускает удар, - ДИЕГО, НЕТ!, - надрывно кричит он и застывает в невыносимом ужасе. Он видит, как Антон в одно мгновение обнажает складной нож и заносит его над своей шеей, намереваясь убить и себя. Всё словно в тумане и пелене безумия, ужасно быстро завертелся мир вокруг Даниэля. Повстанец вышел из немого оцепенения лишь когда истекающее кровью тело El Presidente с грохотом рухнуло возле мальчика. Сразу же после этого он бросается к Диего. Он зажимает дрожащей рукой рану в районе груди мальчика, - Все будет хорошо! - судорожно говорит Дани, в панике пытаясь осознать, как ему помочь. Он в ужасе склонился над мальчиком как над своим львенком на заклании. - DIOS MIO, Дани! - резкий испуганный выкрик у лифта. Вся измазанная в крови врагов и копоти Дани, подбежала к брату в мгновение ока и склонилась над Диего, - Не шевелись, chamaco, - тише сказала она, опуская руки мальчика, когда он их поднял в попытке что-то сказать. - Всё… всё хорошо, Дани, - прерывисто произнес Диего, хватая ртом воздух. - Молчи, - взволновано и коротко попросила Дани, пока Даниэль испугано искал у себя лоскут ткани и прижимал уже его, не давая Диего умереть от кровопотери. В самый неподходящий момент рация мерзко затрещала и из нее раздался голос Хуана, который явно подумал, что выстрел был произведен в президента: -Чувствуешь? Это запах победы, мать ее! - Твою мать, Хуан, он ранил Диего! - запыхавшись ответил в рацию Даниэль. Он все еще не убирал руки, пока Дани судорожно пыталась расстегнуть китель мальчика, чтобы добраться до ранения. - Ты это серьезно?, - недовольно протянул Хуан, а потом повысил голос, - Забудь про пацана, Дани! - ПОШЕЛ ТЫ, ОН УМИРАЕТ!, - выкрикнул Даниэль со всей злобы, что была в нем сейчас. Он попытался сдержать все воспоминания о последнем конфликте с Хуаном, потому что сейчас его внимание должно было быть направлено на умирающего мальчика перед ним. Сестра тоже гневно громко рыкнула, помогая Даниэлю перехватить рану уже под кителем. Голос Хуана в рации сменился голосом Фартовой, - Дани, пуля задела сердце? Он еще дышит? - Не знаю, - синхронно ответили близнецы, и Даниэль в панике дополнил, -Фартовая, много крови! - Не двигайтесь, Рохас, мы идем! - вклинился в разговор по рации Паоло. - Ну же, Диего, - прошептал Дани, молясь всем известным богам, - Не умирай, chamaco. - Все.. хорошо…, - снова подал тихий голос мальчик, - Все хорошо, Дани. Вам повезло, - Диего замолк и перестал двигаться. Даниэля пронзило волной болезненных воспоминаний от этой фразы. Как ночной кошмар он вспомнил встречу с Антоном на корабле и гибель Литы. Как тогда они с сестрой чудом выжили и Лита перед смертью сказала, что им обоим снова чертовски повезло, как и всегда. Даниэль уже ненавидел это везение. Почему они? Почему они встречают новый день, дышат и живут, а другие нет? Почему везение так несправедливо сопутствует только им двоим? Было невыносимо тяжело существовать с этой мыслью. Он чувствовал огромный груз вины за то, что он жив. А сейчас эта вина в несколько раз сильнее сдавливала грудь осознанием того, что Дани просто не успел решиться сделать выстрел раньше Антона, - Нет, нет! - в отчаянии воскликнул он, громко и часто дыша и, вероятно его сестра чувствовала то же самое. Рохас пытались уцепиться за ускользающую жизнь Диего, в то время как он сам сдался, принимая свою судьбу, как и его отец. Со стороны лифта послышался множественный топот и к ним подбежала Фартовая, - Отойдите! - она практически распихала Дани и Дани, и сама склонилась над Диего, с грохотом расположив рядом кейс первой помощи. Легенда 68 начала быстро осматривать мальчика, стараясь спасти. Дани и Дани украдкой беспокойно поглядывали за ее действиями, в надежде увидеть, как chamaco дышит. Остальные из повстанцев остановились поодаль, рассматривая элитное убранство помещения, пропахшее деспотизмом. Елена случайно снесла часть макета Эсперансы со стола, задев миниатюрный домик дулом автомата. Это привлекло внимание Дани и Даниэля к союзникам. На несколько секунд повисло напряженное молчание, все всё еще озирались и рассматривали окружение, залитое яркими лучами солнца, не до конца осознавая победу. Эспада подобрала резной пистолет Антона с пола и слегка надменно взглянула на Елену – кажется ей понравился трофей. Хуан принялся блаженно, с неприятной улыбкой обнюхивать элитные сигары, ранее оставленные Антоном на столе. Кортез поймал крайне враждебный и недовольный взгляд близнецов Рохас, но ему было все равно. Паоло пихнул ногой Антона, вглядываясь в него. Страшная рана рассекала шею мертвого El Presidente, а густая темная кровь растекалась по мраморному полу как Вивиро растекался по яранским улицам. Лица членов Либертад выражали растерянность и радость, но последняя сменялась тенью грусти, когда их взгляд падал на взволнованных Дани и Дани, стоящих возле Диего и Фартовой. Кроме Хуана разумеется, тот продолжал самодовольно улыбаться. Хоть каждый из них и делал порой очень жестокие вещи с врагами: пытали, издевались над трупами и тому подобное, но никто из присутствующих не думал о расправе над Диего. Безусловно на стороне Либертад огромное количество радикальных повстанцев, которые убили бы сына El Presidente, ни секунды не раздумывая, если бы представилась возможность. К сожалению Хуан оказался одним из таких. Именно поэтому Даниэль скрывал тот факт, что виделся с мальчиком и пощадил. Хотя Дани не думал, что именно Кортез настолько радикален и одержим революцией. Его фразочки о повстанцах казались Рохасу чем-то поднимающим боевой дух и только. Но теперь они приобретали другой смысл. Даниэль повернул голову в сторону окна, где продолжались пожары и клубился дым. Только сейчас Дани понял, что совсем не чувствует вкуса победы. Он видел родной город в разрушении и с горестью понимал, что ни смертью Антона, ни его капитуляцией все проблемы не решатся по щелчку пальца. Пока яранский народ сам не захочет свободы, революция не закончится. Дани не выдержала волнения и обратилась к Легенде 67, - Фартовая, ну что? - та лишь шикнула в ответ, отмахнувшись и продолжая манипуляции. Наконец кто-то оторвался от тяжких и терзающих раздумий в своей голове, - Не хотела говорить, но что нам сейчас делать? - в недоумении спросила Эспада. И действительно, будь Антон сейчас мёртв или жив, вопрос остался бы тем же. Власть теперь у них, а дальше-то что? - Яре нужен лидер, пока мы сидим без выборов, - произнес Паоло, все это время, стоящий близ тела президента. - Лишь одному из нас я доверяю, - заявила Елена. - Не говори, что себе, - недовольно огрызнулась Эспада. - Яра ваша, Рохас, - сказал Паоло. Даниэль и Дани напряглись, понимая к чему все идет. Фартовая наконец отстранилась от Диего, - Lo siento, - с тоской извинилась она и отошла к остальным. Даниэль с горестью и тяжелой болью на душе зажмурился, склонившись над Диего. Сейчас, глядя на всех союзников он понимал, что никто из них не может стать новым лидером. Эспада, Максимас и Ла Мораль были слишком горячи и импульсивны, к тому же не до конца сблизились, чтобы подчиниться кому-то из них. Они были молоды и жестоки, могли наломать много дров, стань кто-либо из них лидером. А Легенды 67 были слишком измотаны прошлой войной. Они стары и возлагать на кого-то из них такую тяжелую должность просто глупо. Хуан слишком одержим бесконечным продолжением революции, он идет по головам для достижения цели и не устроит ничего хорошего на месте лидера. А Диего… был мертв. Оставались лишь кто-то из близнецов Рохас. Но ни Дани, ни Даниэль никогда не хотели ни войны, ни лидерства. Не стремились к этому. Чего таить, в самом начале всего этого они хотели сбежать в Америку. А сейчас, вернув себе пыл к жизни и обретя новых товарищей Дани были бы и не против остаться, но точно не в качестве лидера или El Presidente. Они воевали за свободу, а не за власть. - Нет, не моя, - с печально произнесла Дани, подойдя к брату, взгляд ее отражал невыносимое горе. Тот сидя на коленях возле мальчика продолжил, - И не моя, - боль при виде погибшего Диего пронзала все тело вместе с надрывной тоской, которая растекалась по сознанию как растеклась кровь на мраморе вокруг мальчика, - Я не политик. В этом шарила Клара. Может ты еще. Повстанец украдкой указал на Фартовую, а после осторожно, с невыносимой скорбью, прикрыл безжизненно распахнутые глаза Диего и бережно поднял его на руки, вставая: - Мы здесь лишь потому, что не ждали пока кто-нибудь другой решит за нас все проблемы. Когда тирания – закон, революция – порядок, - конец фразы раздался гулким эхом, ставя точку в рассуждениях, а Даниэль с Дани направились к выходу. Пока есть большое количество сторонников Антона, пока есть огромное количество людей, которых устраивала диктатура, пока в страна еще подвержена остаткам тирании - никакие выборы и никакой лидер не усмирит этот конфликт в Яре, пока яранский народ сам не захочет жить свободнее и лучше. Поэтому после капитуляции Антона революция не прекращается по щелчку пальца. Однако это не означает, что она будет длиться вечно. Когда остатки диктатуры окончательно падут, революция больше не будет иметь смысла. - Вы куда это? - Елена так и не поняла, кто станет лидером, но близнецам Рохас сейчас было все равно кто это будет. Уж точно не они и не Антон, что так и лежал на полу. Никто не обратил на него должного внимания. - Яра ваша, не облажайтесь, - сказал Дани уходя вместе с сестрой и телом еще одной жертвы революции на руках. Позолоченный красками утра зал остался в повисшей тишине, наполненный теперь уже запахом крови, пороха, революции и смерти. Угрожающие мраморные львы бликовали в рассветных лучах, но уже не были символами власти на этих тропических островах. А снаружи, на улицах Эсперансы яранское солнце осветило ужасы ночной бойни.***
Правило 19.
«В войне никогда нет правды. Истина всегда остается лишь в смерти.»
Дани Рохас.
Прохладный тропический ветер остужал нагретые солнцем за день камни и разносил вести обо всем произошедшем по всем островам. Диктатура пала. Солнце, что проснувшись, стало свидетелем суровой борьбы и трагедий, теперь устало клонилось к горизонту, оставляя настрадавшуюся Яру в покое. Клара была скромно похоронена в одном из укромных и уютных мест этих островов. Самодельный крест и ярко синие цветы на ее алтаре говорили о том, что здесь покоится наисмелейший и сильнейший человек, который боролся за свободу людей. Синий, прекрасный свежий синий цвет, цвет неба и океана был символом свободы. В противовес кроваво-красному агрессивному знамени диктатуры «истинных» яранцев. В каждом из регионов теперь имелись такие особые места, отмеченные цветом горечавки, где покоились жертвы революции, которых будут помнить и по которым будут очень скучать. Диего был похоронен близ Эсперансы, недалеко от приюта. В таком же тихом и уютном месте, которое стало символом несправедливых потерь. Ни красное Яранское знамя, ни синева Либертада не украшали это место. Лишь аккуратная мраморная стела с тёмно-серой табличкой, на которой были скромные белые узоры, имя и фраза «descansa en paz» говорила о том, кто здесь покоится. Рохас предложили так поступить. Они не хотели решать за Диего – быть ему похороненным как яранскому сыну президента или как повстанцу. Стела оставалась нейтральной, неся в себе лишь память утраты. Дани еще не раз придут на это место, чтобы побывать в приюте, припомнив разговор с Кларой и с теплотой, но безумной тяжестью на душе и виной вспомнить о Диего. Хуан молча стоял у могилы Клары и импровизированно выпивал с ней, выплескивая из бутылки алкоголь на могильную землю. Идиллию нарушил Дани, подошедший к Кортезу. Тот не раздумывая отлил спирта в кружку и протянул ее пришедшему. На лице Дани читалась усталость и тень тоски. Все эти последние смерти только сейчас тяжелым грузом опускались на плечи. Рохас понимал: Клара знала, на что шла, и знала, что вероятнее всего погибнет, не увидев новой Яры. Дани и сам до этого догадывался, но до последнего не думал, что все в точности так и будет. Он все еще считал, что в смерти Клары отчасти виновен Хуан. - За павших героев, - спокойно сказал Хуан, предлагая выпить. - За их Яру, - вторил Дани, залпом осушая посудину вместе с Кортезом. Рохас не особо хотел говорить с ним после всего случившегося за последние дни. Ему было по-человечески обидно за слова, сказанные Хуаном про них с сестрой тогда у виллы. Не говоря уже о конфликте, связанным с Диего и смертью Клары. А смерть самого Диего отпечаталась в его памяти тоской, где-то рядом с гибелью Литы. Дани с сестрой очень тепло относились к мальчику. Но и сам Хуан был не последним человеком в жизни близнецов - за время этой борьбы они по-своему полюбили его. Пусть и сейчас эта любовь ударялась об острую обиду и злобу за последние события. Старый повстанец тем временем все-таки развязал разговор: - Знаешь, выборов то не будет, - сказал он, беспечно откидывая опустошенную бутылку куда-то в кусты. Все вокруг было тихо, на удивление для не замолкающей музыкой и перестрелками Яры. Лишь шум прибоя и ненавязчивые голоса птиц, в которых Дани не находил спасения от печали. - У Кастильо много друзей, которые этого не хотят. После его смерти предстоит много работы. Какое-то время будут появляться мятежники, которые захотят вернуть тиранию и диктатуру, - начал предполагать Дани, но его прервала, появившаяся из ниоткуда сестра: - Пусть только попробуют, - мрачно заявила она, вставая рядом, скрестив руки на груди. Дани хорошо чувствовал тот же груз на ее душе, от которого та холодно и тоскливо глядела исподлобья на Хуана. Кортез фыркнул и улыбнулся, -Я будто смотрю в зеркало, - изрёк старый повстанец. Он все еще думал, что Рохас стали таким же как он. Что они получают огромное удовольствие от продолжения революции и не смогут без нее, - Повстанец однажды – повстанец навсегда. - Возможно ты и остался повстанцем навсегда, но не я, - без излишней злобы, но серьезным тоном сказал Дани, а сестра одобрительно посмотрела на него, - Ты не сможешь жить без сражений и войны, в отличие от меня, - заявил Даниэль Хуану, всем видом показывая, что тот все же не прав на счет них с Дани, как и был не прав с решением выстрелить в Диего. Рохас сделал небольшую паузу, грузно вздыхая и глядя куда-то вдаль. - Там, в башне, Антон сказал одну вещь об истине и, наверное, это единственное, в чем я с ним согласен, – ударился в рассуждения Дани, - Глядя на радикальных повстанцев, я кое-что понимал. Их поступки со стороны выглядели так же жестоко, как действия правительства. Жестокость Антона порождала лишь больше жестокости в ответ и наоборот. Жестокость порождает жестокость, ненависть порождает ненависть, - Дани невольно вспомнил слова одного из своих amigos: «Око за око и мир ослепнет» - однажды Терри цитировал одну из своих любимых видеоигр, правда Дани не запомнил какую. У них с сестрой в приюте были проблемы с доступом к компьютерам. Да и интереса особого не появлялось к цифровому и творческому миру в таких условиях жизни. Дани вновь глубоко вздохнул и продолжил: - И среди всех безумств по обе стороны баррикад... убийств, разных взглядов, мнений и пропаганды, по настоящему истинной всегда оставалась только одна вещь - смерть. Когда тирания - закон, революция - порядок, - повторил свою фразу Дани, но в этот раз продолжил ее, глядя в глаза Кортезу, - Но, разве есть что-то хорошее в том, что революция продолжается? Вспомни сколько крови было пролито ради достижения цели. Ты рад этой войне, а я лишь к концу пути осознал, что озлобленными и жестокими убийцами были не только наши враги, но и мы сами. В войне никогда нет правды. Истина всегда остается лишь в смерти, - Дани всегда понимал, что и в FND могут встречаться хорошие люди. Но Рохас не сразу осознавал, что так же и в Либертад бывают плохие, радикальные личности. Повстанца неприятно кольнуло воспоминание о том, как тот же Хуан пытался убить ребёнка. Только со временем "кулак революции" понял, что воюет так же жестоко, как и его враг. Хуан молча помрачнел, слушая собеседника. Возможно он прислушался к рассуждениям друга, а возможно был просто недоволен его несогласием. Дани выпрямился и повернулся к закатным лучам, освещающим бесконечный океан. Хуану нечего было ответить. Или же он просто не хотел спорить в этот вечер. Даниэль теперь понимал, что Кортез лишь глубоко травмирован сражениями, он убил стольких и столько страшного пережил, что теперь, вернись он к спокойной жизни – спокойствие сведет его с ума. Старый повстанец не сможет жить без революции. И именно поэтому он говорил, что повстанец однажды – повстанец навсегда. Именно поэтому он говорил, что революция для него никогда не закончится. И кажется хотел, чтобы Дани и Дани разделяли с ним эти чувства. Но вопреки словам Хуана, они не стали таким как он. Не стали такими, как один парень из истории о тропических островах, которую однажды им невнятно рассказал какой-то пьяный посетитель бара с забавным мячиком и ирокезом. Кажется, героя этой истории звали Джейсон, насколько Дани помнит. Рохас сумели совладать со своим рассудком и не потерять себя в ходе этой кровопролитной революции. И они с горечью понимали, что в словах об истине Антон был прав так же, как и Клара в своих словах о том, что пока все яранцы не захотят жить в мире - он не наступит. В этой революции погибло такое ужасающе огромное количество самых разных людей с обеих сторон, что Дани невольно съеживался, понимая это. А его душа начинала изнывать от боли, при мысли о том, что он оставался жив каждый раз, когда вокруг него гибли его товарищи. - Яра станет свободным Раем только тогда, когда яранцы это поймут, - горько изрек молодой повстанец. Он понимал, что революция не закончена и что эти смерти вокруг него - не последние. Дани почувствовал, как его плечи припекает вечернее солнце, но внутри него все так же был тоскливый холод, горькая память о всех потерях и страшное чувство вины за то, что он жив вместо своих друзей. Он окинул взглядом сапфировые волны и непроглядные джунгли на дальнем берегу, где скрывалось множество таинственных пещер. Яра - поистине волшебное место, которое Рохас так искренне полюбили только, пройдя через тяжелую борьбу, проживая раз за разом еще один день в Раю. Были по истине прекрасные дни, которые Дани с теплотой хранил в душе. Но в противовес этим воспоминаниям, в памяти отчетливо оставались пятна крови, выстрелы и крики, омрачающие очередной день в Раю. Так и сегодня, новый райский день оставил за собой ненужную и несправедливую смерть. Напоследок Дани похлопал задумавшегося недовольного Хуана по плечу, и вместе с сестрой неторопливо направился прочь, вглубь острова, выбросив стакан и слыша, как где-то по близости кто-то перебирает гитарные струны. Задумчивая мелодия «Viva Clara» вторила шуму моря и продолжала громче играть в сердцах Рохас, трагично завершая огромную главу удивительной и кровавой истории титрами.***
- сцена после титров -
Ранним утром Хуан вслушивался в приятный шум океана, раскладывая товар по кейсам на столе. Он стоял на небольшой деревянной эстакаде, выходящей к морю. За его спиной послышались размеренные шаги и Хуан, не оборачиваясь поприветствовал своего клиента: - Либертад благодарит за поддержку! У меня хорошие новости. Наш запас Вивиро утроен, - гордо заявил Кортез, не отвлекаясь от дела. Подоспевший контрабандист принял к сведению информацию и, на удивление, с искренним сожалением вздохнув, но не без своенравного задора, сказал: - Айй.. так жаль этого паренька – Кастильо. То, что устроил его папочка.. просто жесть. - Ага.. трагедия, - пренебрежительно буркнул Хуан. - Знаешь, есть просто больные на голову люди, - вновь заговорил контрабандист, явно улыбаясь и наслаждаясь дивной иронией своих слов, - Ну, отбитый психи, - неоднозначно закончил тот. Хуан наконец повернулся к клиенту, передавая ему кейс, -Ну что, увидимся? - повстанец пожал руку человеку со странным ирокезом и красной майкой, что сейчас была почти скрыта под камуфляжной рубашкой. - В этом не сомневайся, - рассмеялся Ваас Монтенегро.