***
Когда она зашла в столовую, то сразу увидела, что её привычное место было занято парнем с фиолетовыми волосами. Ичиро, как всегда, сидел спиной ко входу, поэтому он и не заметит, что Виктория вошла в помещение. Девушка, однако, не растерялась. Она пробежалась глазами и приметила одинокую девушку за пустым столиком. Она уже знает, кто это, потому что настолько сутулая осанка только у одной ученицы старшей Аоба Джосай. — Можно присесть? У Шинохары Рен. Девушка подняла на одноклассницу удивлённые глаза, но затем неуверенно улыбнулась. — Да, конечно. Её явно удивил тот факт, что Виктория решила сесть с ней, но сразу эту тему не подняла. Она подождала, пока девушка усядется напротив, будто ждёт, что она рано или поздно уйдёт. Но она просто начинает есть, как ни в чём не бывало. — Почему не сидишь с Сакамото? — она всё-таки не выдержала и решила поинтересоваться, ведь всё равно надо как-то начать разговор. — Мы поссорились, если можно так выразиться. — Ох, жаль. — Виктория ответила так быстро и бесстрастно, что Рен показалось, будто она раздражена, но всё равно продолжила разговор: — Что-то серьёзное? — Просто не сошлись во мнениях. — она вздыхает, но на её лице не было видно ни толики обиды или горечи, — Как только я докажу ему, что я права, он сам ко мне прибежит. Ладно, всё равно ей её не понять. — Ты так уверена, что ты права? Ёсимура кладёт на стол свои палочки и подняла глаза на собеседницу, чтобы она поняла, что она говорит на полном серьёзе. — Поверь мне, Рен, я знаю, что я права. Мне просто нужны, как он сказал, веские доказательства. — Поняла. — она даже не пытается спорить, — Тогда ты можешь садиться со мной, пока вы не помиритесь, если ты захочешь, конечно. — Очень мило. Я воспользуюсь этой возможностью. Она видит, как девушка улыбается ей и продолжает трапезничать. Ей всё ещё непривычна мысль, что сама королева общается с ней по своей воле. После долгого периода времени, в течение которого над ней издевались, трудно поверить, что кто-то может добровольно с ней дружить. Тем не менее, вот она, Ёсимура Виктория, которая вообще друзей не заводит и обходится со всеми, как с соперницами или нижними — недостойными даже её взгляда. Рен каждым сантиметром кожи чувствует взгляды всех присутствующих в кафетерии, но пытается не обращать на это внимания. В конце концов Виктория же просто присела с ней пообедать, а все думают, что она задумала что-то коварное. Но девушка понимала, что бояться королевы не стоит, если она сама тебя выбрала. И если что-то обещала. Девушка вздохнула, заверив себя, что с ней ничего не случится, пока Виктория на её стороне — да и с чего бы ей не быть? Шинохара — мирный персонаж в этом городе преступников, Ёсимура же — добрая королева, которую не так давно считали тираном и диктатором. С этой немного глупой мыслью в голове девушка открыла свой ланчбокс, чтобы выудить оттуда свой сегодняшний десерт. Это сразу привлекло внимание её компаньонки, хотя сама Шинохара не очень хотела показывать, что внутри. — Это те самые, которые ты мне приносила? — поинтересовалась Виктория, неуверенно заглядывая внутрь контейнера. Там она увидела три маленьких кексика, которые ела лишь однажды, но их вкус она помнит до сих пор. Рен заметила, что глаза девушки напротив засветились, когда она увидела сладости. Для неё было удивлением увидеть Викторию, не показывающую своим лицом презрение или недовольство. — Да… — она берёт одной рукой контейнер и чуть пододвигает к собеседнице, — Хочешь? — Конечно. — Рен удивляется её восклицанию, но затем наблюдает, как девушка снова затихает и окидывает её неуверенным взглядом, — То есть, ты же не против? Всё-таки я отбираю у тебя обед. — Нет-нет, что ты. Мне всё равно надо бы сбросить немного. — говорит Рен как-то стыдливо, уводя глаза в сторону. Виктория вдруг расслабляет лицо, глядя на собеседницу. Её глаза отражали долю любопытства, но больше было желания. Чего же она желала? — Прежде чем я начну тебя отговаривать, позволь задать пару вопросов. — шатенка отодвинула от себя свой обед и положила перед собой руки — её поза для переговоров, — В твоей семье есть хоть одна худая девушка или женщина? Шинохара с непониманием посмотрела на подругу, но решила ответить на вопрос, хоть он и показался ей странным и, наверное, личным. — Нет, не сказала бы. Мы все полные, даже мужчины. — затем она задумалась и решила дополнить свой ответ: — Кроме моей сестры, но у неё другой случай. — Какой, если не секрет? — Она мне неродная. — Рен сама не заметила, как расслабилась, зато это заметила Виктория, и это её обрадовало. Теперь пышка может не нервничать и спокойно разговаривать с ней, не заикаясь и не думая, что её осудят, — Родители взяли её в семью уже когда ей было семь за три года до того, как мама смогла наконец забеременеть, так что Мира мне неродная. Это имя… — Мира? — Да, так её зовут. Рен полезла в школьную сумку за своим телефоном, видимо, чтобы показать фотографию сестры. Она около минуты роется в своей галерее, после чего поворачивает телефон экраном к Ёсимуре, чтобы та увидела картинку. Каково же было её удивление, когда она увидела на экране свою психологиню, но она этого не показала. — Я, кажется, где-то её видела. — лишь выдала ничего не значащую фразу, будто, чтобы заполнить молчание. Не хотелось лишний раз объяснять, зачем ей понадобились услуги специалиста. — Она довольно хороший психолог, возможно ты видела её рекламу где-то на сайтах. — на слова собеседницы Рен выдала такое предположение, — Она помогала мне, когда я была на первом году средней школы, когда надо мной только начали издеваться из-за лишнего веса, но потом я просто перестала к ней приходить и говорить на эту тему, а она, как специалист, не стала выпытывать. Похоже, в этом и есть смысл работы Миры: работать и помогать пациенту, пока он сам хочет, чтобы ему помогли. Это является признаком профессионализма, и это первый пункт, по которому стоит подбирать себе врача — неважно, какого. Виктория безумно рада, что ей помогли именно эту девушку, потому что теперь она уверена, что получит должную помощь. От неё лишь требуется открытость и честность. — Ты всегда была такой? — она решает продолжить разговор. Её вопрос заставил взгляд Рен немного помутнеть. — Такой толстой? Да, сколько себя помню. — Хорошо, тогда скажи, как часто ты сидишь на диете и со скольких лет начала? — Где-то с четырнадцати лет, кажется, я каждый месяц голодовки устраиваю. Ого. Ёсимура проанализировала всё, что ей сказала одноклассница и с тяжёлым вздохом сказала ей свой вердикт: — Рен, ты не сможешь похудеть. — она качает головой, сжимая губы в полоску, — У тебя такая генетика. Когда до Рен доходит, к чему были все эти вопросы, она поднимает голову и делает брови «домиком», показывая, что ей самую малость печально. Хотя, лучше сказать, что она разочарована. — То есть, всё зря? — Голодовки — да. Если в твоей семье нет худых людей, то я сомневаюсь, что это из-за того, то вы много едите. Это, скорее всего наследственное. Девушка говорит без жалости, хоть и понимает, что для Рен это просто удар об землю лицом. Это значит, что она навсегда останется такой, какая она есть сейчас. Любой другой человек начал бы жалеть темнокожую девушку, говорить всё, что угодно, пытаясь её успокоить. Но Виктория не считает, что ей нужна её жалость. Если ей что и нужно, то это переубеждение по поводу её самомнения. — Знаешь, — она наклоняется через стол, чтобы тихо сказать: — по правде говоря, ты мне даже больше нравишься, чем ходячие по нашей школе щепки. Была бы она сейчас лгуньей и одной из тех «мастеров успокаивать», если бы всю жизнь её не привлекали полные девушки. Рен подняла на неё удивлённые глаза и густо залилась краской. — Заливаешь. — она попыталась скрыть свой румянец, но Ёсимура ожидала такую реакцию. Нетрудно догадаться, что она не умеет принимать комплименты, и она намеренна это исправить. — Серьёзно тебе говорю. — она берёт со своего подноса с обедом блюдце, на котором красовался кусочек клубничного торта, а из ланчбокса Рен девушка берёт один из пирожных, — Счастья должно быть много. Она из неё конфетку сделает.***
Тихий и мирный вечер в квартире почему-то был прерван громкими криками родителей из другой комнаты. Девочка не смела выходить и выяснять, что происходит, потому что ей никогда не разрешали этого делать. Ей хотелось только одного — помочь, но, раз ей запрещают даже узнавать, в чём дело, то она просто продолжит сидеть в комнате. Любой другой на её месте заткнул бы уши наушниками или вообще ушёл из дома, чтобы не слышать всех криков. Однако Виктория, наоборот, хотела услышать побольше из того ора, что доносится, как она поняла, с кухни. Слов не разобрать; она слышала лишь имена родителей, которые произносились слишком редко. Выдохнув, она поняла, что всё равно не сможет ничего путного услышать, и просто вернулась к чтению книги, которую недавно нашла. Она старалась не обращать внимания на крики и шум, но они то и дело отвлекали её от чтения. Вдруг, всё прекратилось. В квартире наступила идеальная тишина, и это сильно напрягло школьницу. Только она хотела встать с кровати и попытаться узнать, что происходит, как за дверь послышались быстрые и явно гневные шаги. — Виктория, — Анна врывается в комнату дочери и подходит к её шкафу, чтобы снять с верхней полки её чемодан, — собирай вещи. Мы завтра же уезжаем в Японию. Что?! — Почему? — Мы с твоим отцом разводимся. Развод? Этого не то, что ожидать, даже думать о таком было невозможно. Всегда казалось, будто это временно. Каждая ссора рано или поздно улаживалась, даже с тем, что происходили они довольно редко. Но Виктория не учла, что её родители не любят говорить по душам, да и вообще не любители чесать языком. Все постоянно удивлялись, как эти двое прожили вместе двадцать лет, если они толком ничего друг о друге не знают? Брак по расчёту? С такими мыслями Виктория сидела в самолёте до Японии рядом с матерью. Она не хотела спрашивать причину, по которой они с отцом рассорились окончательно, потому что всё очевидно — он предал её. Анна никогда не прощала предательства и сразу уходила, если чувствовала хоть намёк на измену. Она решила не поднимать эту тему, чтобы в лишний раз не расстраивать мать. В Японии она первые несколько дней просидела в квартире, в которую они поселились. Её голова всё ещё была заполнена мыслями: о матери, об отце, о том, что будет дальше. Ещё она думала о своих старых друзьях — Хаджиме и Тоору. Ей как никогда хотелось их увидеть, поговорить обо всём, что творится в её жизни, но захотят ли они с ней говорить? Захотят ли видеть после трёх лет молчания? Вряд ли. Они наверняка уже её забыли. В один летний день — кажется, тогда уже был август — Анна повела дочь на какую-то «встречу». Виктория сразу подумала, что встреча деловая, но тогда зачем там нужна она? Они сели в каком-то ресторане и стали ждать. Ждали они недолго, хотя девушка понятия не имела, чего они ждут. В один момент Анна встала из-за стола и пошла куда-то, за спину дочери. Обернувшись, Виктория увидела, как мать целует какую-то незнакомую ей женщину. У неё были светлые русые волосы и зелёные глаза, как трава на лужайке. Чуть поодаль стоял невысокий мальчишка и прятался за женщину, которая, как девушка поняла, была его матерью. Взгляд её затем вернулся к её матери, которая в этот момент разговаривала со своей подругой (?). затем, увидев, что дочка смотрит на неё непонимающими глазами, объясняет: — Виктория, это Ясу, моя невеста, и её сын Иоши. И с того дня её жизнь перевернулась с ног на голову.***
Ей никогда не было интересно, по какой причине или из-за кого развалилась её семья. Она просто смирилась с происходящим и приняла всё таким, каким оно стало. Она привыкла не задавать лишних вопросов — хотя так можно сказать про любой вопрос, который возникает в её голове. Так она жила все свои восемнадцать лет. Сегодня что-то изменилось. Сегодня днём отец снова зашёл к ним, чтобы обговорить детали расследования. Снова зашёл к дочери, чтобы поинтересоваться её состоянием. Всё то время, что он провёл за обсуждениями вместе с её матерью, Виктория сидела у себя и думала о нём. Было непонятно, почему он ей помогает, и, почему Анна позволяет ему находиться в доме. Он предал её, он не должен здесь находиться. Это против правил, по которым предателям запрещено возвращаться в жизнь брюнетки. Что-то не сходится. — Мам, можно поинтересоваться? — Что такое? Это можно узнать только у самой Анны. — Почему вы развелись с папой? Женщина заметно напрягается, когда вопрос слетает с уст юной леди. Она отложила ручку, которой что-то писала на пустом листе, и опёрлась руками на стол. Издав тяжёлый вздох, женщина опустила голову и прикрыла глаза, видимо, собираясь с мыслями. Девушке в тот момент стало немного страшно. Что скрывает эта женщина? — Честно, я уже надеялась, что ты никогда не спросишь, — она говорила с такой драматичностью, что Виктория уже начала думать о худшем, — но, похоже, я обязана тебе рассказать. Неужели её худшие опасения… — Он тебе изменил? …оказались правдой? — Нет, Виктория, в том-то и дело, что нет. — Анна медленно качает головой. Виктория на мгновенье запнулась. С одной стороны, она почувствовала облегчение, ведь тогда это объясняет, почему отец может находиться в их доме. Однако, с другой стороны, это означает что… — Это я ему изменила. Слова произнеслись так быстро и просто, будто это ничего не значило. На деле же это означало, что всё это время Виктория была неправа. Обвиняя отца в том, чего он не делал, она сама портила взаимоотношения с ним, не пытаясь узнать правду. Ей словно не хотелось знать правду, поэтому она жила с тем вариантом, который был более подходящий под её установки. Ей было интересно, почему Анна всё это время молчала. Неужели было так трудно просто сказать об этом, хоть раз в жизни признать свою вину? Или она считала, что Виктория недостойна знать правду? Всё это время она просто молчала, забыв о случившемся, как о неприятном сне. Всё это время она заставляла дочку общаться с отцом, потому что не хотела чувствовать вину за то, что она лишила дочку отца. Всё это время предателем была Анна. — Чёрт… — тихо выругалась девушка, проводя пальцами сквозь свои немного лохматые локоны, а её глаза отображали чистый шок, — Когда ты сказала, что подала на развод, я сразу начала винить Эиджи, а винить в этом нужно было тебя. — Виктория, пожалуйста… — Ты должна была сказать мне об этом сразу. Я ведь не ребёнок, я понимаю, что люди на многое способны. — она злится, как никогда на неё не злилась. Шатенка закрывает лицо обеими руками и вдыхает сквозь отверстия между пальцами воздух, — То-то я удивлялась, почему это ты так настояла на том, чтобы мы хоть иногда созванивались. Это ты так вину чувствовала? — Мне нет прощения, Виктория. Ты вправе делать, что хочешь, но, прошу, не делай из меня врага. Я всегда хотела тебе только лучшего. — Ты всегда делаешь то, что считаешь нужным, но никогда не спрашивать, чего хочу я! Она не даёт сказать что-либо ещё и просто уходит обратно в свою комнату. Её всегда поражал эгоизм этой женщины. Сколько она помнит, Анна всегда делала всё по-своему, не спрашивая ничьего мнения. Всегда она была такой уверенной в себе, но в момент, когда она на неё кричала, Виктория увидела, как её уверенность пошатнулась. Давно на неё кто-то кричал? В своей комнате она хлопнула дверью да так, что все присутствующие поняли, что к ней сейчас лучше не заходить. Попасть под руку злой Виктории — сравни добровольной смерти. Каждый раз, когда её величество Ёсимура младшая впадает в ярость, она перестаёт контролировать свои действия. Находясь дома, она всегда запирается в своей комнате, чтобы всё это не выплеснулось на кого-нибудь. Девушка плюхнулась на кровать и уткнулась лицом в подушку, куда улетели её крики. Дальше она просто перевернулась на спину и начала сверлить взглядом потолок. Ей некуда девать всю злость, которая в ней накапливается, поэтому всё она выплёскивает в несчастную подушку. Чтобы успокоиться, ей не нужно много времени, но в этот раз ритуал успокоения прерывает телефонный звонок. Звонил Тоору. Она хотела сбросить звонок и перезвонить ему позже, но решила хотя бы дать ему знать, что она сейчас не в настроении разговаривать, чтобы он лишний раз не волновался. — Как себя чувствует моя королева? — она сходу задаёт вопрос о её самочувствии очень воодушевлённым голосом. Ёсимура тут же поняла, что не знает, что ему сейчас сказать. Он позвонил ей в таком хорошем настроении, а она собиралась его испортить. Ей никогда не хотелось, чтобы дорогие ей люди теряли свой хороший настрой на разговор осле общения с ней. Особенно он. — Виктория? Голова заполнена лишь недавним разговором с матерью. Виктория только и может, что вздохнуть. — Не знаю. — Что случилось, птичка? — девушка сразу слышит, как тон его голоса перестал быть радостным. Она испортила ему настроение. — Мама рассказала, почему они с папой развелись. — но всё равно решает рассказать о причине своего молчания и печали. В горле встал ком, который она с трудом сглотнула, как и подробности прошедшего разговора, но она больше не злилась, — Короче говоря, это произошло по её вине. — Удивлён не меньше твоего. — перед этим Виктория услышала, как собеседник ахнул. Главная фишка её гнева в том, что рано ил поздно он заканчивается. — Нет, не в этом дело, Тоору. — теперь она кривит губы и неудовлетворённо мычит, — Я ведь всегда винила его в том, что наша семья развалилась, и мама теперь постоянно работает, а оказалось я не того винила. Я очень виновата перед ним, понимаешь? Вместо него приходят печать и чувство вины. — Птичка, послушай, — Ойкава, поняв всю суть из того, что услышал, попытался соединить паззл, — здесь нет твоей вины. Да, ты злилась и сбросила всю вину на отца, но он тоже мог бы хотя бы сказать тебе, что его вины в этом нет. — Он пытался, Тоору. Я никогда ему не верила. Я просто ужасна. А он ещё и помогает мне сейчас. — Виктория, нет. Не говори так. Дальше не хотелось продолжать разговор. Виктория быстро попрощалась и сбросила звонок. Чувствует она себя ещё хуже, чем перед разговором с парнем, и это просто душит её. Виктория перевернулась на бок к стене и прикрыла глаза. Так она и уснула на некоторое время. Когда проснулась, девушка ожидала, что уже будет следующий день, так как в текущем оставаться не хотелось. Однако разбудила её небольшая тряска за плечо, и, когда она открыла глаза, перед ней предстал образ человека. Она ничего не видела, ведь в комнате было темно, потому испугалась сначала. Затем, начав осознавать, что происходит, почувствовала знакомый запах мужского одеколона. — Тоору? — она пыталась разглядеть его лицо во тьме, но всё ещё сонные глаза, не привыкшие к темноте, видели только силуэт, — Что ты здесь делаешь? — Пришёл сказать тебе, что ты прекрасна, — он берёт тонкие пальцы девушки и тянет на себя, чтобы она села, — что бы ты не сделала. Дальше Виктория чувствует, как Ойкава, положив ладонь на её щёку, притягивает её лицо к себе. Вмиг пленит её губы в сладком и таком желанном поцелуе. Девушку настиг резкий испуг, когда парень оказался к ней настолько близко, но после она сама прильнула ближе. Её руки оказались на мужских плечах, но после — передвинулись на затылок. Это их первый поцелуй. Первый после её изнасилования. Виктория неуверенно начинает подстраиваться под уста парня. Снова вспоминает, как сильно любит целоваться, целоваться с ним и ни с кем другим. Неожиданно краснеет, когда Тоору углубляет поцелуй, но идёт вслед за ним. Чувствует его горячий язык у себя во рту, позволяет ему вести, потому что сейчас не хочет брать на себя весь поцелуй. Слишком давно этого не делала, не хочется сейчас снова быть сильной и независимой стервой. Хочется быть слабой, коей она и является, будучи девушкой. Она не осознала, как села парню на колени, но слезать с них уже не хотела. Её руки вцепились в плечи Ойкавы и не хотели отпускать, да и мужские руки, что перешли на её талию, сжимали и не позволяли свободно двигаться. Девушка только и могла молиться, чтобы в её комнату никто не зашёл, потому что, если сейчас это увидит кто-то из семьи, будет неловко, как никогда. Странно, потому что раньше ей было на такое плевать. В конечном итоге они отрываются друг от друга, тяжело дыша. Их частое дыхание бьёт по коже обжигающим пламенем. На щеках старшеклассницы остались дорожки от слёз, но из-за темноты их не видно, чему она очень рада. Не хотелось лишний раз говорить, что всё хорошо, потому что конкретно сейчас всё лучше, чем последние пару недель. Она просто не смогла сдержать эмоций. Выдохшаяся, она укладывает голову на плечо партнёра и обвивает руки вокруг его тела. — Тоору… — шепчет Виктория, когда чувствует, как парень кладёт руки ей на спину. — Я останусь с тобой.***
— Сакамото. Рыжик не так часто слышит этот голос, поэтому сначала даже не понял, кто к нему обратился. Когда он обернулся, перед ним предстал бывший ас волейбольного клуба, также известный, как друг детства Ёсимуры. Только вот он не мог вспомнить его имени. — Эм… — он скривил губу, чуть нахмурился и щёлкнул пальцами, когда в его голове всплыла фамилия брюнета, — Ивайзуми, правильно? — Верно. — Чем обязан? — Насколько веские доказательства против Райдена тебе нужны? Услышав серьёзный голос собеседника и его вопрос, Ичиро и сам напрягся. По нему и не скажешь, но он может быть серьёзным в определённых моментах. И конкретно сейчас, при упоминании Сеиджи, в нём что-то перемкнуло. — С чего вопросы? — Виктория должна знать, к чему быть готовой. В одном из обсуждений Райдена Сеиджи, всплыл вопрос о том, насколько серьёзными должны быть доводы против виновника, которого так яро защищает Ичиро. Но Виктория не отправляла его сюда, чтобы задать этот вопрос. Хаджиме сам пришёл по своей воле. Но и не для того, чтобы поговорить об этом вопросе. На самом деле, ему просто стало любопытно кое-что. — Предоставьте мне их сначала, а там я сам решу, чему верить. — Сакамото скрестил руки на груди и ещё сильнее нахмурился, — Так ей и передай. — Ясно. Ему до сих пор обидно, что подруга обвинила дорогого ему человека в том, чего он точно не делал. — Это всё? — бросает он и видит, как Ивайзуми тяжело вздыхает, значит ему есть что сказать. — Если честно, это, наверное, единственный раз, когда я не понимаю Викторию. — он решил сразу говорить, как есть, потому что его это явно достало, — Я не понимаю, зачем она борется за тебя. Если бы тебе не было плевать на неё, ты бы поверил ей безо всяких там доказательств. Видимо, у неё свои мысли по этому поводу. Вся эта заморочка с доказательствами… Её бы не было, если бы Ёсимура не хотела так сильно вернуть своего лучшего друга, снова заставить его поверить ей. Каково же было её разочарование, когда он отказался ей верить, после трёх лет дружбы и всего, что они пережили. Она почувствовала себя преданной. — Нет, ты правда вообще ничего не понимаешь. Виктория хоть и попала в такую ситуацию, и мне правда жаль, что это случилось, но я устал от того, что она приходит и уходит из моей жизни, когда захочет, а теперь ещё и говорит мне, с кем общаться, в кого влюбляться, а в кого — нет. Сакамото всё это время думал о словах девушки. Ему не хотелось верить в эту чушь. Ему было интересно, почему она начала выдумывать всё это? Неужели ей не понравилось, что он начал близко общаться с кем-то, кроме неё. — Звучит так, будто ты влюблён в Викторию. — Ивайзуми хмыкнул, будто ожидал чего-то подобного. В тот момент в нём загорелась надежда. — Да, как любой адекватный парень. — Сакамото соединил брови, а его глаза забегали из стороны в сторону. Он не знал, откуда это волнение, ведь он говорил очевидное, — От неё все без ума. — Ты прекрасно понимаешь, что я не об этом. — брюнет качает головой, — Ты сам сказал: ты бегаешь за ней, как собачка, ждёшь её, когда она вдруг уходит, и принимаешь, когда снова возвращается. За время отсутствия Виктории в школе тебе не за кем было таскаться, вот ты и решил попытаться заменить её этим парнем. — Заткнись, не впутывай сюда Сеиджи. — Вы весело проводите время, ты почти забываешь о Виктории, но продолжаешь беспокоиться за неё, потому что всё ещё привязан к ней. Вот она вернулась, но уже официально состоит в отношениях с другим — не с тобой. У тебя не вышло перейти черту дружбы и стать для неё единственным парнем, которым она дорожит. Ичиро молчал, потому что где-то в глубине он знал, что собеседник прав. Ему и правда было обидно, что в жизни лучшей подруги появился другой парень, а его просто оставили на втором плане. Ойкава ему не нравился только по одной причине: Виктория относилась к нему по-другому, не так, как ко всем остальным парням, по-особенному. Ойкава был для неё особенным. — Когда у тебя это не вышло, ты просто попытался найти ей замену. А как только она говорит тебе, что парень, в которого ты так безнадёжно «влюблён», причинил ей просто непомерную боль, ты отталкиваешь её, потому что этот упырь уже занял её место. — Хаджиме говорит об этом, как нечего делать, а потом насмешливо хмыкает, — Они ведь похожи, я уверен, ты это понимаешь. Они оба любят, когда всё идёт по их плану, да и относятся они к тебе одинаково равнодушно. — Пошёл нахуй! Ты ничего не знаешь! — Я знаю Викторию. Она не стала бы стараться ради кого попало, так что потрудись и подумай на досуге своим куриным мозгом, стоит ли трёхлетняя дружба с Викторией этого парня, который смотрит на тебя, как на очередную шлюшку. Ивайзуми ушёл, оставив парня размышлять обо всём, о чём они только что поговорили. Он не знал, что сейчас происходит в этой рыжей голове, но он надеялся, что натолкнул его на верные мысли.