Северный ветер больших перемен

Ссутулившись над книгой сидя на лавочке внутреннего дворика факультета, и вгрызаясь в спелое яблоко, Гермиона пыталась насладиться погожим деньком. В кронах деревьев пели птицы, а всё вокруг праздновало приближающееся лето. На лицах людей мелькали улыбки, хотя печать озабоченности нет-нет да и сменяла их – все-таки приближались экзамены. Гермиона полностью ушла в подготовку, не желая оставлять себе и минуты для размышлений на сторонние темы. Но помогало это посредственно. Чуть в отдалении она заметила, как Иветт Бинайш кокетничает с Джеймсом Маколиффом. Симпатичная девушка, густая русая коса вокруг головы, мягкие серые глаза. Совет да любовь. Несмотря на то, что Джеймс, по всей видимости, подпал под чары четверокурсницы, он нашел в себе силы оторваться от той и направился прямиком к Гермионе. – Привет! Есть минутка? Гермиона кивнула, отложив книгу в сторону. – Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался он, присаживаясь. – Я даже не успел тебя навестить, ты так поспешно отбыла в Англию. – Намного лучше, спасибо, – она улыбнулась. Джеймс кивнул, выглядя задумчивым. – Послушай… – Гермиона… Они замолчали, каждый предпочитая дать высказаться другому. Джеймс прочистил горло. – Считаю, мы заслуживаем еще одного шанса, – прозвучало дипломатично. – Что скажешь? Гермиона подавила разочарованный вздох. Ей уже начинало казаться, что хорошее воспитание в случае Джеймса наоборот не позволяет тому проявить себя по-мужски, вынуждая ее саму озвучивать все неприятные решения. – Ты так в этом уверен? – она вздернула брови. – Стоит ли пытаться оживить дохлую лошадь? На лице парня мелькнула растерянность: – Не знал, что все было так плохо. – О, нет, – покачала головой Гермиона, – не так уж и плохо. Но очевидно не то, что нужно тебе или мне. Что скажешь? – Скорее всего ты права, – он вздохнул. – Ты мне очень нравишься, но что-то не работает, – его улыбка вышла вымученной. – В последнее время ты и вовсе постоянно выглядела отстраненной, – все же не смог он не ввернуть слегка недовольно. – Признаю свои ошибки, – легко согласилась Грейнджер, не желая развивать тему и углубляться в обсуждение отношений, в общем-то ей безразличных. – Но не собираюсь их анализировать, извини. Джеймс усмехнулся, поднимаясь на ноги: – Друзья? – протянул он ей руку, вопросительно глядя сверху вниз. – Конечно, – кивнула она, протягивая ладонь. Рукопожатие вышло несколько смазанным, поскольку Джеймс явно спешил туда, где стояла Иветт, кидающая на них встревоженные взгляды. *** Выйдя из коттеджа Ньюман, Гермиона обдумывала замечания последней к ее работе. Те были довольно конструктивны, но дел предстояло немало. Настроение за последнее время едва ли улучшилось, но Гермиона смогла взять себя в руки или ей так, по крайней мере, казалось. Прошла почти неделя, а от Снейпа не было ни слуху, ни духу. Что было только к лучшему, без сомнения. Как она собирается решать вопрос с зачетом, Гермиона предпочитала не думать, но извиваться перед ним, как уж на сковородке, она больше точно не станет. Пора начать собирать клочья своего самоуважения, или что там от него еще осталось. В глубоких размышлениях, Гермиона брела между почти одинаковых двухэтажных кирпичных домиков, каждый с ухоженным палисадником. Яркое солнце казалось насмешкой над ее душевным состоянием, и она почти скучала по обычной для этого места хмурой погоде. Намеки Броган на причины поведения профессора отметались Гермионой, как несостоятельные. Даже сама мысль о том, что Снейп мог попросту приревновать, казалась крамольной. Броган просто не знает, что он за человек. Даже если не принимать во внимание, что он презирает ее почти с первого дня их знакомства, когда она еще была маленьким ребенком, оставалась мадам Лайонелл. Нелогично было гулять с одной женщиной, а ревновать другую. По крайней мере, в правильном мире Гермионы Грейнджер. И потом, всегда была Лили. Великая история великой любви. Как мог человек, переживший такую глубину чувств, вдруг отреагировать на какую-то студентку, которую он никогда не воспринимал даже просто как равную себе? Имелась крошечная вероятность, что Снейп испытывал нечто такое, чего еще сам не понимал. Но и в этом случае, его неуважение она терпеть была не намерена. Если его накрыли неожиданные волнения, и он не мог с ними справиться, то не надо было переплавлять их в вопиющее хамство, они не в Хогвартсе, а она не Гарри Поттер. Гордая собой и своими выводами, Гермиона зашагала уверенней. Оставалось только придерживаться этого самодостаточного феминистического курса в дальнейшем. Дверь коттеджа, располагающегося справа скрипнула, а глаза Гермионы расширились: на широком крыльце появился никто иной, как предмет ее частых размышлений. С трудом поборов выработанный годами рефлекс громко и вежливо поздороваться, Гермиона ограничилась сухим кивком. Снейп же застыл, нахмурив брови. В его руках была тяжелая плетеная корзина, доверху наполненная какими-то соцветиями, хотя на переднем дворике Гермиона и не заметила никакой растительности, кроме ровного зеленого газона. Видимо кое-какие грядки, наверняка зельедельческие, он содержал позади коттеджа. Неужто сам выращивает что-то, земледелец чертов. Тем временем весь вид профессора, казалось, спрашивал ее, что она тут забыла? Гермиона еще раз скользнула по мужчине взглядом, отмечая черную рубашку с закатанными рукавами вместо сюртука. Жаль, отсюда не было видно, как сейчас выглядит Черная метка. И что он пялится на нее? Они в свободной стране, она ходит там, где ей вздумается! Пусть расслабит мышцы нижней трети лица, так и до гипертонуса недалеко… Не получив от него никакого ответного приветствия, даже самого скупого, Гермиона продолжила свой путь независимой женщины, лопатками ощущая этот взгляд весом в тонну. Ну зато теперь она знает, где именно он живет. Зачем ей эта информация – уже другое дело. *** В пятницу, вернувшись с факультета истории, где встречалась с Ньюман, Гермиона обнаружила у себя на столе тонкий конверт. – От твоего ненаглядного, – Броган направила на бумажный квадратик кончик пера, не отрывая взгляда от учебника перед собой. – Его птица вновь показывала характер. Гермиона, стараясь игнорировать дрожь в пальцах, надорвала бумагу. “Мисс Грейнджер, жду вас сегодня в 20:00. Не существует оправданий для срывания учебного процесса”. – Иди нахуй, – пробормотала Гермиона себе под нос. Взмах палочкой и пергамент исчез в пламени небольшого Инсендио. – Радикально, – Броган вытянула шею. Гермиона, ничего не ответив, смахнула пепел в мусорную корзину. *** В воскресенье Берроуз организовывал вечер. Гермиона, вся какая-то задерганная и несчастная, апатично натягивала колготки. – Что-то ты бледная, – заметила соседка. – Что сказал Малетич? – Сказал, что показатели улучшаются, зелье подействовало, теперь нужно просто поддерживать организм. Ей действительно стало лучше: крепче и безмятежней сон, нет болей, стабильный, но умеренный аппетит, менструальный цикл пришел в норму… Спасибо Снейпу. Но общее ее душевное состояние так и оставалось подавленным. Спасибо ему же. Идти никуда не хотелось от слова совсем. Новая шелковая мантия персикового цвета уже не нравилась так, как в магазине, волосы, в коем-то веке выпрямленные легкой рукой Броган, и теперь ниспадающие почти до поясницы, казались нелепыми. – Очень свежий образ, – с улыбкой заметила О’Доннел. – Постарайся сегодня расслабиться, повеселись… Легко было сказать. Но когда они пришли к Максимилиану, Гермиона действительно немного поддалась атмосфере, как и обычно, отличающейся тонким очарованием и элегантностью. Розовое шампанское было легким и прохладным, музыка приятной и ненавязчивой, из открытых окон комнату наполняли запахи цветущего сада. Берроуз развлекал их светской беседой, рассказывая, чем любит заниматься в Греции. – Я пробовал даже дайвинг! – окружавшие его гости заинтересованно переглянулись. – Мисс Грейнджер знает, о чем речь, верно? – он блеснул широкой улыбкой, глядя на нее. – Да, сэр. Почти невозможно было не попасть под чары этого человека. И сегодня ей как никогда хотелось потворствовать себе. Гости как и обычно, приходили группами постепенно, но Гермиона почти не обращала внимание на новоприбывших, увлеченная беседой. Неожиданно Берроуз встал, делая широкий шаг вперед. Гермиона повернула голову по направлению к вошедшим, отмечая, что голоса в гостиной немного притихли. – Марк, Северус! Как я рад, – тон хозяина дома был безукоризненно радушен. – А я уже начал переживать, что наше общество теперь не столь привлекательно. – Что ты, Макс, – бас Моубрея звучал благодушно. – Никто не станет отрицать, что твои вечера – это лучшее, что случалось со светской жизнью на этом острове. Мужчины пожали руки, легко похлопывая друг друга по спине. Гермиону покоробил этот праздник лицемерия. – Северус, друг мой! – теперь рука Берроуза обхватила ладонь профессора Снейпа, которую тот, словно бы нехотя, протянул; рукопожатие вышло вялым. – Давно не видел вас. Как вы? Слышал о вашем исследовании. Талант, гений! Снейп насмешливо приподнял брови, отвечая достаточно тихо, чтобы Гермиона не смогла разобрать. Она повернулась к Броган, внимательно наблюдавшей за сценой. – Ты знала, что они придут? – Нет, – покачала та головой. – Но это, наверное, хорошо. Для дяди. Да, Гермиона тоже этого не отрицала. Значит ли это, что Моубрей вновь предлагает Берроузу свое расположение? Интересно, как теперь тот начнет выкручиваться, когда вновь придется петь дифирамбы бывшему Пожирателю смерти? Грейнджер встала, чтобы пройти к столу с закусками. Не хотелось сидеть там, где Снейп легко мог ее увидеть. Вечер, показавшийся вполне сносным, стал невыносим. Накладывая себе на тарелку креветок и каперсов, она вздрогнула, когда кто-то легко дотронулся до ее локтя. – Мисс Грейнджер, – низкий, тягучий голос послал волну мурашек вдоль позвоночника. Она испуганно покосилась на Снейпа, не поворачивая до конца головы. Их глаза встретились, сердце Гермионы принялось отбивать стаккато, и она с горечью поняла, что очень скучала. – Профессор Снейп, – тихо произнесла она, пряча лицо и закусывая нижнюю губу. Но тонкое очарование момента было нарушено, потому что Снейп, видимо, пришел сюда отчитывать ее: – Почему вы не пришли в пятницу? – голос зазвучал сварливо. – Это неприемлемое поведение. Гермиона устало вздохнула, призывая себя успокоиться. – Сэр, вы действительно считаете, что я заслуживаю такого отношения? – она хмуро посмотрела на него, качая головой, и отправляя в рот каперс. – Ммм, вымоченные в вине, мои любимые. Сосредоточенно жуя, она отошла от стола, не решаясь более взглянуть на профессора. – Снейп, – вздохнул Невилл, по-своему истолковав то, как поспешно она ретировалась. – Настанет ли время, когда его присутствие не будет омрачать нашу жизнь? – Нет, Невилл, это карма. Она сделала довольно большой глоток игристого, теперь украдкой поглядывая на черную тень, подпирающую угол в одиночестве. Лицо Снейпа выражало обычную для него человеконенавистническую скуку. Как можно быть таким… Гермиона поджала губы. – Ну-ну, дорогая, – ласково засмеялся Берроуз, – на таком хорошеньком личике не должно быть такого выражения. Не правда ли, коллега? – обратился он к Моубрею. Гермиона поймала на себе этот пронизывающий, тяжелый, льдистый взгляд, теперь почему-то показавшийся ей особенно жутким. – Без сомнения, Макс, – кивнул тот, продолжая внимательно изучать ее. – Ты, как обычно, умеешь собирать жемчужины. Мисс Грейнджер, как вы находите Аран? Например профессор Снейп, – он посмотрел на Снейпа, втянутого в какой-то очевидно невероятный разговор с Луной Лавгуд, – скорее доволен, чем нет. – Я в восторге, – Гермиона послала по-светски неопределенную улыбку. – И мне очень повезло с друзьями. Броган рядом приободрилась. Тем временем к ним вернулась Луна, подарив Гермионе повод уклониться от тревожного внимания со стороны этого пугающего мужчины. – Профессор Снейп оказался удивительно приятным собеседником, – довольно заключила Лавгуд. – Я поделилась с ним своими соображениями о формах жизни в Чёрном озере, а он посоветовал мне несколько книг по изучению русалочьего языка. Ах если бы мне удалось поговорить с нашими русалами, возможно, они бы поведали мне, куда делся премудрый-лосось из здешнего колодца и волшебный орешник... – О чем ты? Как колодец Огмы связан с Чёрным озером? – Разве ты не знаешь, что все волшебные водоемы связаны? Еще с тех времен, когда Боанн сотворила реку, убившую ее. Брось что-нибудь ценное в один, как это сделала Боанн, накормив лосося, и получишь доступ к другому. Гермиона покачала головой. – Что ж, я всегда находила пренебрежение естественными науками весьма удручающим, – озабоченно вздохнула ее собеседница, видя растерянность Гермионы. – Пожалуй, схожу отведаю вишневого сидра. Гермиона осталась одна, задумчиво созерцая, как преломляется пламя в хрустальном фужере. – Я был не прав, прошу меня извинить. Она так резко повернула голову, что раздался щелчок. – Ой, – болезненно морщась, Гермиона потерла шею. – Вы что-то сказали, сэр? – Я сказал, что прошу меня извинить, – процедил Снейп с лицом человека, терзаемого зубной болью. – Сэр, сядьте, пожалуйста. Снейп выглядел настороженным, но молча повиновался, что само по себе казалось знаменательным событием. Гермиона прочистила горло, стараясь не тушеваться под его пристальными взглядами. – Профессор Снейп, я вас прощаю. Хотелось, конечно, начать докапываться до причин ужасного поведения, но Грейнджер мудро рассудила, что не стоит испытывать судьбу. Оставалось надеяться, что так она не избалует его окончательно. Независимая женщина внутри нее разочарованно закатила глаза. Первоначальное удивление на лице профессора быстро сменилось тонкой самодовольной улыбкой, которую Гермионе сразу же захотелось стереть. – Очень хорошо, мисс Грейнджер. Все же есть в вас зерно здравого смысла. – Не заставляйте меня жалеть о своем решении, сэр. Снейп усмехнулся, теперь выглядя расслабленным. – Наслаждаетесь вечером? – он приподнял бровь. – Почему нет, сэр? – она пожала плечами, делая небольшой глоток. – Вы тоже здесь, как я погляжу. – Верно, – кивнул он, странно поглядывая на нее. Черные глаза скользнули по ее пальцам, сжимающим бокал, волосам, их взгляд остановился на лице. – Виски, Северус? Берроуз, пребывающий в прекрасном расположении духа, уселся рядом. – Не откажусь. – Мистер Лонгботтом рассказывал нам о Хогвартсе. Очень приличная академическая база для школы. Кто-нибудь из присутствующих блистал на ваших уроках? – спросил он весело. – Едва ли. – Вообще-то, Гермиона была лучшей ученицей школы, сэр, – выпалил Невилл, и тут же сам испугался собственной дерзости, спрятавшись за стаканом. – Ну разумеется, – протянул Снейп. – Все это преувеличено, Невилл, – попыталась оправдаться Грейнджер, сконфуженная. – Я… – Наша Гермиона – умница, дядя, – решила вставить свое слово Броган. – Просто у каждого есть склонности к определенным темам. Вот, например, Луна: когда я вижу, какой у нее контакт с животными, вспоминается сам Ньют Скамандер, не меньше. Помнишь, Гермиона, когда мы ходили с тобой посмотреть на лунных тельцов? Ну ты еще уточняла у Луны что-то насчет крови ре-эмов. Много или мало это, несколько унций… Броган продолжала рассказ, но Гермиона уже не слушала ее. В голове звучал набат, и она перевела взгляд на Берроуза. Тот сидел, по-прежнему вальяжно, закинув ногу на ногу, вертя в руках стакан с алкоголем. Если бы она уже чуть лучше не знала его, могла и не заметить, как выражение благодушия на его лице дало трещину. Он послал ей сдержанную, медленную, очень многозначительную улыбку. Сославшись на необходимость освежиться, она поднялась с дивана. И прежде чем отойти, заметила, каким крайне, крайне сердитым выглядел Снейп. Часть гостей высыпала на улицу, чтобы провести время на воздухе и Гермиона решила последовать их примеру. Отыскав для себя укромную лавку вблизи раскидистого рододендрона, она присела. Возвращаться в дом теперь было боязно. Прошло минут десять, как на крыльце показался Северус Снейп. Гермиона сначала решила, что тот уже покидает вечеринку. Однако профессор, обведя недовольным взором праздные компании, направился прямиком к ней, по пути незаметно бросая Муффлиато. Поравнявшись с ее скамейкой, он остановился, сложив руки на груди. – Довольны, глупая девчонка? – с неприкрытой издевкой уточнил он. – Поздравляю, только что вы заимели серьезные проблемы. Теперь Берроуз окончательно убедился, что вы – та еще заноза. – Он что-нибудь сказал? – Сейчас он беседует с Марком в кабинете, – Снейп дернул головой. – Мисс Грейнджер… – Зачем вы пришли сюда? Припугнуть его? Или наоборот? – Мотивацию профессора Моубрея я обсуждать не намерен. – Ну а ваша какова? – не сдалась она. Снейп фыркнул, устало прислонившись спиной к кирпичной стене дома. В сгущающихся сумерках тень здания окончательно скрыла его черты. – Пришел, потому что захотел, мисс Грейнджер. Воцарилось молчание. – Гарри назвал ребенка Джеймс Сириус, – зачем-то поделилась Гермиона. – Читал в “Ежедневном пророке”, – кисло признался Снейп. – Абсолютно безвкусно. – Сэр, – упрекнула она, но не сдержала смеха, качая головой. Снейп хмыкнул. Ее несколько сбивало с толку, что он, казалось, не спешил уходить, предпочитая ее сейчас несколько унылое общество на задворках сада, веселому оживлению других гостей. – Броган сказала, что вы попросили ее вызвать Патронуса. Что стало с вашим, сэр? – все же задала она вопрос, не дававший ей покоя. – Ваша подруга очень много говорит. – Ну а все же? Гарри упоминал, что ваш патронус – лань… – Вся ваша компания, как и вы, очень болтлива. Не решаясь выпытывать дальше, она перевела взгляд на миниатюрный фонтанчик, весело журчащий в окружении английских роз. – После того, как я очнулся от укуса Нагайны, чары патронуса мне больше не подвластны, – ответ Снейпа, звучащий глухо, застал ее врасплох. – Вы понимаете причину, сэр? Он кинул на нее долгий взгляд, скорее всего безмолвно оскорбляющий ее интеллект: – Авада Кедавра раскалывает душу, Грейнджер, а Патронус – исключительно светлая магия. – Но разве… – она осеклась. – Разве – что? – передразнил он. – Разве не доводилось ли мне убивать и раньше? – она окончательно сникла, стало не по себе. Не прибавляло самообладания и то, что выражение его лица почти невозможно было разобрать. Как любил этот человек его прятать! То за прядями волос, то будто специально выбирая такой ракурс. Его голос, лившийся из темноты, теперь холодил душу: – Вы понимаете, почему Непростительные так называются? Чтобы отнять жизнь Авадой, мало произнести заклинание. Надо ненавидеть, надо собрать со дна своей души всю грязь, всю злобу, все желание уничтожить – и направить их на другого. Именно поэтому Альбус хотел, чтобы я использовал этот способ. Именно Авада Кедавра могла убедить Темного Лорда в моей преданности, а не какая-нибудь Сектумсемпра или, тем более, яд. – Но Гарри говорил, что профессор Дамблдор не верил, что его убийство расколет вам душу, – прошептала она. – Альбус может катиться к чертям, со всеми своими теориями, – его голосу недоставало гнева, была лишь обреченность. – Если старику нужны были иллюзии, врачующие его совесть под конец жизни, это не значит, что остальные полные кретины. – Простите, но тут несостыковка! Вы использовали свою лань, чтобы доставить Гарри меч. – Некоторые вещи проявляются не сразу, мисс Грейнджер. Не говоря уже о том, что тот год, когда я был вынужден попустительствовать пыткам студентов и сам творить бог весть что, не прошел для меня даром. Как и укус тёмномагической твари. Я применил Непростительное по отношению если не к другу, то к человеку, которого уважал, соратнику, извратив для этого те немногие свои чувства, остававшиеся важными для меня. Если моя душа не раскололась сразу, то в любом случае была повреждена, а трещины имеют свойство увеличиваться. Ей хотелось его утешить, но было очевидно, что любые слова будут восприняты в штыки. Об этом ее предупредил его колкий, закрытый взгляд. – Когда Потульский уберется из университета? – неожиданный вопрос выдернул Гермиону из тягостных размышлений. – В начале следующего учебного года, сэр. Примерно ноябрь, по моим подсчетам. Он сказал, что должен пройти календарный год, с момента как он официально работал над диссертацией. – Долго, – недовольно процедил Снейп. – Скорее бы исчез этот жалкий дурак, возможно Берроуз подуспокоился бы. Гермионе стало обидно за Пшемика. Конечно, он ее неслабо раздражал, но слова Снейпа были излишне жестоки. – Я договорилась с Биллом Уизли, сэр, о трудоустройстве Пшемыслава в Гринготтс. – Господи, спаси и помилуй финансовую систему магической Британии. – Всем нужен шанс… – Давайте уж без этого, мисс Грейнджер, – он широко шагнул к скамейке, присаживаясь рядом и сцепляя худые руки в замок перед собой. – О женщины, – в его черных глазах замерцало веселье. – Вы во что бы то ни стало хотите преподнести этого несчастного эмигранта своей подруге на блюдечке, да? Чтобы доказать ей свою любовь и признательность? – Умеете вы все перевернуть, сэр, – закатила она глаза, звуча с вялой неприязнью. – На том и стоим, – сухо заметил он. Воцарилось молчание, постепенно перерастающее в неловкое. Презирая саму себя за слабость, Гермиона исподтишка рассматривала резкий профиль. Снейп первым нарушил затянувшуюся паузу: – Прекращайте, мисс Грейнджер, – вновь повторил он свою фразу с холма, покосившись на нее. – И пойдемте. Держу пари, вас уже обыскались. Завтра жду вас в восемь вечера, без опозданий. Она встрепенулась, краснея и быстро поднимаясь на ноги, очень надеясь, что не зря простила его сегодня. *** Жизнь потекла своим чередом. Гермионе мало на что хватало времени, помимо учебы. Да и остальные вокруг были сосредоточены и серьезны, подрастеряв на время свою студенческую беззаботность. Гермиону иногда посещало странное ощущение, будто ее хогвартскую версию, измазанную чернилами и всклокоченную от недосыпа, кто-то взял и размножил. Отношения со Снейпом приобрели некую хрупкую и, на вкус Гермионы, искусственную стабильность. Идя к нему впервые после воскресного вечера, она все же лелеяла некие смутные ожидания. Как-никак, он принес ей извинения, а она не думала, что существует много людей, могущих похвастаться тем же. Действительно, Снейп почти не вел себя, как раньше. Однако, видимо, заручившись ее прощением и сняв с себя груз вины за собственную выходку, он не рассматривал возможности дальнейшего сближения. Гермионе уже начинало казаться, что внимание, которое он уделил ей у Берроуза – было всего лишь актом милосердия, попыткой уменьшить обиду, подачкой, а вовсе не искреннем интересом одного человека к другому. Видимо, он все-таки испытывал к ней некоторую признательность, о которой говорил ранее. Как там было: “я умею ценить доброе отношение”? Не сказать, что Гермиону очень радовала та корректность, с которой он теперь себя вел, не допуская ничего, что могло бы выходить за рамки отношений “преподаватель-студент”. Это, конечно, впечатляло. Но в конце концов, Снейп был шпионом, и обличий у него хватало. Зато, лишенная уже привычных для себя эмоциональных качелей, в те часы, когда ее мозг не был погружен в изучение каких-нибудь древних законов, она могла вволю предаваться тому, что очень любила – анализу. Лиричная чушь Броган не слишком-то впечатлила Грейнджер. Приятно, конечно, было думать, что Снейпу она не безразлична, но вряд ли дело было таким простым. Заниматься сладким самообманом, как последняя пятикурсница Хогвартса, она была не намерена. Теперь, когда ей удалось немного абстрагироваться от ситуации, стало ясно, насколько изначально неосторожно она вела себя с ним. Наверняка ее чувства были ему в какой-то мере уже очень давно очевидны. Он, с несвойственной ему деликатностью, когда-то обозначил это как “симпатию” и “заботу”, но вряд ли столь искушенный легилимент не мог отличить симпатию и заботу от влечения. А ведь это было именно оно, тупо было уже отрицать обратное. И возможно Снейп, как бы ни отталкивал от себя мысль о связи с ней, в какой-то момент ощутил некий собственнический порыв. В конце концов, он был мужчиной и слизеринцем, к тому же. Вспомнилось его решение напомнить ей о больничном крыле на пятом курсе, когда он снимал проклятие Долохова. Что это было – его маленькая слабость, тщеславное желание казаться еще лучше перед глупой девчонкой, живущей фантазиями? Тогда ей показалось, что он сделал это, чтобы убрать осадок от информации о своей связи с Моубреем. Ну одно другому не противоречило, так ведь? Могла ли она упрекнуть его за это? Вопрос был спорен. Едва ли человек, всегда так остро нуждающийся в чужом одобрении, как Снейп (а он в нем нуждался, как бы ни стремился скрыть все свои слабости за прочной броней отчуждения), мог запросто пройти мимо такого источника живительного для самооценки восхищения, каким была она. После того случая, когда перед Гермионой обнажились его тревожные, горькие воспоминания, не начал ли он неосознанно воспринимать ее иначе? Как нечто, что принадлежит ему, как личность, владеющую его некоторыми секретами, а значит, обязанную находиться подле? Кто знает, возможно наглядное доказательство того, что у нее есть целая жизнь, причем интимного характера, за пределами его кабинета, стало для него ударом. Она осознавала, что строить теории о таком сложном человеке – неблагодарное дело. Это ей не Рон на пятом курсе, которого она знала как облупленного и могла сколько угодно демонстрировать на его фоне невероятное – теперь это была самоирония, конечно же – понимание человеческой натуры. Но что ей оставалось делать? Сейчас ей иногда чудилось, что Снейп испытывает некоторое напряжение в ее присутствии. Это расстраивало и заставляло думать, что ему неловко за те минуты откровенности, которые у них были. Не жалел ли он теперь вовсе, что решил сделать шаг к примирению, дав ей лишний повод питать свои бесплодные ожидания? И до этого. Гермиона с трудом могла определить, когда все начало меняться, но оглядываясь назад, приходила к заключению – между их отношениями тогда, когда она пересекла порог его кабинета на рекрутации и тем, что имелось теперь, лежали километры. И в этом ей едва ли приходилось винить только себя. Теперь же она догадывалась: существовала неслабая вероятность того, что он, окончательно убедившись в ее склонности к нему, устыдился своих первоначальных реакций и решил сделать шаг назад, сохранив остатки приличий между ними. Откровенность, с которой он в итоге поделился с ней теориями о Патронусе и Аваде, начинала казаться ей вынужденным жестом с его стороны – поводом лишний раз удержать ее от опрометчивых сердечных склонностей, пусть даже ценой собственной приватности. Как бы то ни было, Гермиону такой поворот в чем-то тоже устраивал; в конце концов многие лечебные зелья имели горький вкус. Если он так хотел отморозиться от неё и взять себя в руки – хорошо. Кем она точно не собиралась для него быть – так это всегда удобной Грейнджер, до которой влом снизойти самому, но дико бесит, когда прикасается кто-то другой. Этаким подорожником для израненного самолюбия, девочкой, в голове которой всегда можно подсмотреть что-нибудь лестное о себе, а потом уверенной походкой пойти дальше. *** – Зайдешь со мной к дяде Максу? Он хотел дать координаты какого-то неплохого отеля на Крите. Пятничные пары закончились, студенты собирали свои сумки. – Я хотела позвонить родителям, давай ты сходишь без меня, а после встретимся в общежитие? После вечеринки она старалась не попадаться Берроузу на глаза. Тот несколько раз справлялся о ней через Броган, и это напрягало. Бедная Броган, Гермиона ненавидела оставлять ее в неведении. Но ее вера в собственное право вмешиваться заметно поколебалась за последнее время. Разговор с мамой вышел удивительно спокойным, Гермиона даже услышала, как отец просит передать привет от них с Роуз. Детский смех на заднем фоне вызвал в Гермионе тревогу. Теперь, во время каждого звонка родителям, страшно было услышать от них, что правда о волшебных способностях их приемный дочки вылезла наружу. Они были так счастливы, судя по всему, впервые за долгие годы. И как бы ей хотелось, чтобы это семейное счастье где-то на берегу Тихого океана ничем не омрачалось. Вздохнув полной грудью соленый морской воздух, Гермиона решила зайти в кофейню при университете, побаловать себя чашкой кофе и пирожным. В уютном помещении с видом на библиотеку пахло корицей и свежей выпечкой, запах, который Гермиона всегда находила божественным. Сделав заказ, она оглядела светлый зал в поисках свободного места. – Гермиона! – мелодичный голос, окликнувший ее, принадлежал мадам Лайонелл. Тонкая рука женщины с перламутровым маникюром застыла в воздухе, а на лице Нормы играла приветливая улыбка. Гермиона, чувствуя досаду и интерес одновременно, подошла к столу. – Добрый день, Норма. – Присаживайтесь, – кивнула женщина на деревянный стул с мягкой подушкой в нежный цветочек и Гермионе не оставалось ничего другого, как подчиниться. – Вы так и не заглянули ко мне, – светлые глаза с изящно выведенными стрелками смотрели с мягким укором. – Не против выпить со мной чашечку кофе и потрещать сейчас? – Конечно нет, – Гермиона дождалась, пока официантка поставит перед ней заказ: – Как поживаете? – Признаться, неплохо. Поначалу мне казалось, что жизнь на этом острове станет для меня бременем, но оказывается, и здесь есть чем заняться. Конечно, это не Окленд, но зато ближе к корням. – Вы жили в Новой Зеландии? – с удивлением уточнила Гермиона, пригубив капучино по-магловски, с восхитительной пенкой, который всегда заказывала здесь. – О да, – кивнула Норма. – Семь лет, после того, как завершила домашнее обучение в Англии. – Мои родители живут в Австралии, это довольно близко к Новой Зеландии, если учитывать их общую удаленность от всего остального мира. – Помню, – весело кивнула ее собеседница, бледно-золотая прядь модной челки упала ей на глаза, прежде чем была убрана назад элегантным движением. В гладких волосах женщины красиво играло солнце, и Гермиона еле удержала себя от того, чтобы пригладить собственные, как обычно топорщащиеся, каштановые кудри. – У нас с вами больше общего, чем может показаться. – Действительно, – Гермиона мягко улыбнулась. – Конечно, ваш жизненный опыт уникален. Я очень горжусь женщинами волшебной Британии, это настоящий подвиг мужества, – ее голос казался искренним. – Наши с Лорой родители решили оградить нас от происходящего. Лора училась на Слизерине, но сразу после Хогвартса ее отправили сюда. Аран всегда был надежным укрытием от ужасов большого мира. Меня же было решено оставить дома, а после отправить в Новую Зеландию. – Ваша сестра училась на Слизерине? – в голове Гермионы уже шли подсчеты. – Во времена деканства профессора Слагхорна? – О, я, кажется, понимаю, о чем вы хотите спросить, – Норма рассмеялась. – Она училась на курс старше Северуса, оттуда они и знают друг друга. Наша с сестрой девичья фамилия Шафик . Шафики, Священные Двадцать восемь, сразу всплыло в мозгу Гермионы. – У вас есть арабские корни? – Гермиона вскинула в удивлении брови. – По семейной легенде, наш прапрапрадедушка прибыл с территории современной Иордании. – Как интересно. – Весьма, – согласилась Лайонелл. – Лора долгое время поддерживала с Северусом дружескую переписку, в конце концов они – два ученых и даже публиковались вместе. Поэтому, когда встал вопрос о моем возвращении из Окленда на родину после развода, она заручилась его поддержкой для моего трудоустройства сюда. – Я слышала, Аран неохотно принимает на работу людей, которые здесь не учились. – Верно, – по красивым губам скользнула улыбка. – Смешные предрассудки Старого света. Даже Лора считает, что людям, здесь не учившимся, стоит держаться вместе, – она легко пожала плечами и вновь засмеялась: – Поэтому она так любезно познакомила меня с профессором Снейпом, чтобы он, так сказать, взял надо мной шефство. Последние слова прозвучали загадочно для Гермионы. Несмотря на кажущуюся откровенность, разгадать личность Нормы Лайонелл и природу их взаимоотношений со Снейпом, ей так и не удавалось. Мысль о том, что здесь может идти речь об интимной связи, больно кольнула ее самолюбие. Это было безнадежной глупостью с ее стороны, особенно учитывая ее недавние размышления; в конце концов профессор – чужой для нее человек, а несдержанность, ранее допущенная по отношению к ней, видимо, рассматривалась им как случайная слабость натуры, которую теперь надлежало искоренить. Гермионе очень хотелось рационализировать корни своей антипатии к женщине напротив, любезной, пусть и несколько раздражающей на ее вкус. Было ли это неясное чувство соперничества между ними или просто ее собственный, Гермионы, мерзкий характер? *** Если и было что-то неумолимое в этой жизни, так это было время. Начался июнь, а вместе с ним и экзамены. Студенты, раздираемые желанием проводить время на побережье и необходимостью не поднимать головы от учебников, выглядели вконец измученными. – Не могу больше так, – простонала Броган, стоя в коридоре и повторяя пройденный материал. Ее глаза нервно бегали по строчкам. – Это какая-то пытка. – Идем следующими? – предложила Гермиона. – Перед смертью не надышишься. Когда они вышли часом позже, Броган радостно повисла у нее на руке: – Господи, даже не верится, что это почти все! Как твои дела с дополнительными проектами? – С Ньюман на финишной прямой. Она действительно очень крутая, интересно было работать с ней. И кстати, она сказала, что будет летом на Конференции… – Да, да, я тоже знаю! А со Снейпом что? – С ним, в общем… – Гермиона посмотрела себе под ноги. – Сегодня завершающее занятие. Единственное, о чем она не рассказала подруге тогда в больнице, так это о магическом контракте, который Снейп с нее потребовал. Поэтому, конечно, Броган не понимала сакрального значения зачета по дополнительному проекту с профессором Снейпом. – Отлично! Уверена, ты справишься, – она потрепала Гермиону по щеке. – Предлагаю идти на обед. Гермиона сглотнула. Возможно она и справится, но что будет потом? Как он решит распорядиться своими возможностями? Вдруг и вовсе завалит, чтобы напоследок еще и заставить сделать что-нибудь неприятное? С другой стороны, казалось бы его отношение, хоть и несколько отчужденное, не было в последнее время враждебным. Иногда на него, конечно, нападало мизантропическое умонастроение, но оно было скорее обобщенным, не направленным конкретно на нее. Другое дело, что спокойствие профессора напрягало не меньше, нежели его гнев. Он был как змея, свернувшаяся кольцами, но готовая в любой момент кинуться на тебя и вонзить ядовитые клыки, в этом она не сомневалась. Присутствовала в нем какая-то тревожность, а Северус Снейп был из числа тех людей, чья тревожность вызывала тревогу у тебя. Гермиона медленно жевала, не ощущая вкуса еды и чувствуя, как от нервов начинает подташнивать. Учеба в этом месте ее убьет. *** – Ну что ж, мисс Грейнджер, – с тихой насмешкой произнес Снейп, когда она уселась. Сразу стало очевидно, что напоследок ему все же захотелось с ней поиграть. – Вы помните мои слова в начале наших занятий о стандартах ваших навыков для зачета? – Да, сэр. Гермиона ощутила, как взмокли ее ладони. Это было ужасно, ужасней даже, чем провалить СОВ по трансфигурации. Ее начинало трясти. – Вид у вас – будто вот-вот упадете в обморок. Гермиона на миг прикрыла глаза: – Сэр, молю, перейдемте к делу. Снейп сложил руки на груди, черная бровь иронично изогнулась: – Куда испарилась вся ваша самоуверенность? – Просто скажите… – Да уж, – он подпер подбородок рукой. – Вы, конечно, очень старались. Но все-таки та неделя, которую вы пропустили, лелея свои обиды… Недопустимая растрата академических часов, особенно в вашем сложном случае, – профессор вздохнул: – Боюсь, это могло отразиться на результатах. Конечно же он решил над ней поиздеваться напоследок! Разве могло быть иначе? – Напомнить вам причины, по которым я считала, что мое присутствие в этом кабинете невозможно, сэр? – ледяным тоном поинтересовалась она. Взгляд Снейпа потяжелел, заходили желваки: – Избавьте меня. Она уставилась в окно. Лучше не доставлять ему удовольствия наблюдать ее смятение. Чем меньше она реагирует, тем быстрее ему наскучит… – Что ж, предлагаю вам продемонстрировать, чему именно вы все-таки научились. Задавайте свой вопрос. Гермиона перевела взгляд обратно. Вопрос у нее уже был заготовлен и она не видела причин тянуть с неизбежным: – Чем вы занимались в прошлую субботу? Когда она думала над ним, ей казалось, что это будет неплохим решением, что-то бытовое, не касающееся темных уголков души и грязных секретов. Им ни к чему были лишние осложнения. Но теперь, видя, как нервно метнулись к ее лицу черные глаза, стало понятно, что увиденное могло оказаться не столь безобидным. Но так или иначе, пути отступления не было. Запутанные лабиринты разрозненной информации встретили ее, а вокруг стоял уже привычный, белый, словно молоко, плотный и холодный туман, не позволяющий взглянуть дальше собственного носа. Если бы она вытянула руку вперед, то скорее всего не увидела бы своих пальцев. Бродить здесь было едва ли проще, чем в зачарованном лабиринте, созданном для Турнира Трех Волшебников. Озираясь, Гермиона двинулась наобум. От ее присутствия мысли и образы начали взметаться, словно сухие листья в осеннем саду или стаи испуганных черных грачей, однако она прекрасно понимала, что среди них она не найдет правдивых. Ей больше не хотелось использовать внушение (или то, что Снейп за него принимал). Наоборот, хотелось держать свои чувства от этого человека как можно дальше. Он отвечал ей тем же, и атмосфера вокруг, несмотря на затаившиеся тени, была безжизненна. Она подумала о собственной прошлой субботе, показывая ему обыденные картинки подготовки к занятиям: в тишине библиотеки, растянувшись на кровати, на берегу моря. Наверное в этом не было ее большой заслуги: то, что она научилась различать нюансы реакций человека, в голове которого провела столько времени, но так или иначе, она ухватила его интерес. Зацепившись за это чувство, как за путеводную нить, ей удалось продвинуться чуть дальше, двигаясь практически на ощупь. Перед ее взором открылась сцена в лаборатории, где Снейп расхаживал между котлов разных материалов и форм, в каждом из которых что-то булькало. Сложные конструкции для перегонки субстанций, весы, термометры и кубы необычных форм – оборудование было явно сложнее всего, что ей доводилось видеть ранее. Сверяясь с журналом, он периодически делал записи или помешивал. Его вид был невероятно сосредоточенным, а между бровей залегла глубокая морщинка; все выдавало глубокий мыслительный процесс. Она испытала невольное уважение к такому сложному труду, и не стала его скрывать. Но сложнее было абстрагироваться от иного чувства: этого острого, щекочущего возбуждения, охватившего ее при виде таких очевидных доказательств его интеллекта. Мерлин, она, кажется, безнадежна… Картинка сменилась, как будто бы против его воли: по крайней мере она ясно ощутила чувство паники с его стороны. Светлые женские волосы, красивые красные губы, нежные прикосновения. Мелькнуло обнаженное женское бедро, отливающее алебастром в свете луны, проникающей в спальню. Вряд ли бы ей позволили увидеть больше деталей, но Гермиона и сама оттолкнула от себя образы, напуганная. Ей не хотелось этого знать. Абсолютно. Реальный Снейп перед ней выглядел немного растерянным. Однако это состояние не длилось долго, скрывшись за маской самообладания. – Неплохо, мисс Грейнджер. Видимо, ему все же опять удалось распознать ее женскую заинтересованность в нем, и в свою очередь, его мозг подкинул сцену из его жизни на сходную тему. – Признаться, не ожидал от вас такой довольно тонкой работы, – между тем продолжал он, в кои-то веке снизойдя до похвалы. Опять эти подачки. Гермиона с трудом заставляла себя слушать. В голове теснились мысли о том, что ей довелось увидеть: это была Лайонелл? Значит, они действительно вместе? Какого черта тогда все эти собственнические замашки с его стороны, неужели она была права во всем, что касалось его мотивации? Неужели он не понимает, насколько это подло, быть с одной женщиной и сметь что-то требовать от другой? Легко было раскладывать по полочкам свои чувства в одиночестве, играя в рассудительность, и тяжело было справиться с обидой теперь. Она покосилась на него: отдать ему должное, профессор и сам все же выглядел встревоженным, его кадык беспокойно дернулся, когда их взгляды пересеклись. Интересно, его похвала сейчас, это тоже способ сгладить острые углы? Как и всякий слизеринец, он должен уметь подстраиваться, когда нужно. Но разве ему не плевать на ее чувства? Зачем пытаться подсластить пилюлю? Наглядное подтверждение его связи с Нормой – что может быть лучше для них, чтобы навсегда расставить все точки над i? – Надо же, – она усмехнулась, впервые выказав какую-то реакцию. – А вы утверждали, что я безнадежна. – Признаюсь, я готов несколько снизить планку за старания, – едко ответил он, видимо, уязвленный ее долгим молчанием на его попытки вернуть беседу в цивилизованное русло. – Как благородно, – она закатила глаза. – Вам повезло, что я не столь сильно интересуюсь чужой личной жизнью, как некоторые. Теперь с его лица сбежала краска. – Я, кажется, уже приносил извинения за произошедшее, – процедил он. – И я их приняла, – кивнула она. – Просто не стоит преуменьшать чужие успехи, сэр. Наверное, ее дерзость была не лучшей тактикой сейчас, наверное, надо было позволить спустить все на тормозах, как явно пытался сделать он, но в душе было настолько муторно, что захотелось сорвать свою злость, выплеснуть эту горечь, чтобы не ощущать себя такой уязвимой. В профессоре, видимо, тоже происходила какая-то внутренняя борьба. – Знаете, – наконец произнес он с расстановкой. – Я уже давно размышляю о том, что именно позволило вам достичь, если не блестящих, то удовлетворительных результатов. – И что же, сэр? – Ваше бесстыдство. – Простите? – Да-да, мисс Грейнджер, – он криво улыбнулся. – Вы готовы были вытряхивать передо мной любые личные подробности и мысли, выставлять любые свои чувства напоказ, буквально пихать мне их под нос. Готовы были навязывать моему вниманию самое сокровенное, то, чего я у вас точно никогда не просил, чего я никогда от вас не захотел бы. Вы обменяли свой стыд на возможность сделать меня уязвимым, найти брешь, заставить отключить защитные механизмы. Она онемела, не веря своим ушам. – Вы опять за свое, сэр? – Грейнджер даже встала. – Опять оскорбления? Снейп тоже встал, однако не двинулся к ней, а продолжил стоять за столом, тяжело опираясь на него руками и разглядывая ее в упор. – Я старался быть с вами мягким, старался быть терпимым, видит Мерлин. Давал вам возможность сохранить приличия, делал скидку на ваше уязвимое психологическое здоровье. Фантастика! Этот человек смеет выставлять ее сумасшедшей! Если уж она тронулась умом, то только вместе с ним. Но он, по всей видимости, решил переложить всю ответственность за весь беспорядок между ними на нее одну. – Знаете что? Надоело! – ее губы задрожали. – Либо ставьте мне зачет, – материала для того, чтобы вынести суждение, у вас достаточно, – либо… – Либо? – переспросил он с издевкой. – Либо, – она гордо вскинула голову, – не ставьте. Я приму любое ваше решение. Этот фарс затянулся, спектакль пора заканчивать. С самого начала моя судьба здесь в ваших руках, принимайте решение, а я соглашусь с любым! – тон ее голоса повышался. – Вы просто меня достали, понимаете? Все эти ваши перепады настроения, вы сами-то в курсе, что и от кого хотите? Снейп покачал головой, будто бы в удивлении. – Гриффиндор, – прошептал он, усмехаясь. – Не надо биться в истерике, мисс Грейнджер, я ставлю вам зачет. У нее сперло дыхание. Снейп же, выхватив перед собой ведомость, поставил размашистую подпись и придвинул листок к ее краю стола. Гермиона, не доверяя тому, что происходит, настороженно взяла бумагу в руки. Там действительно значилось “зачтено”. – Спасибо, – произнесла она, предчувствуя подвох. – Что дальше? – Дальше, мисс Грейнджер, вы должны мне желание, – опасно тихим голосом ответил он. – И какое? Ее опять затрясло, так, что она не удержалась и обхватила себя руками. Черные глаза напротив оглядели ее всю, будто бы запечатлевая в своей глубине мельчайшие детали ее лица и фигуры. – Покажите мне меня, не закрываясь. Он вышел из-за стола, медленно подходя ближе. – Ч-что? – прошептала она, невольно отступая. – Меня, Грейнджер, в своей голове. И не ставьте щит. Клятва между ними загудела, подчиняя ее волю. А он уже был внутри. И видел себя – мрачного и неприступного, яростного, ужасного и пугающего. Восхитительного. Весь его образ был словно подсвечен в ее сознании ореолом власти и притягательности. Множество мельчайших деталей, любовно собранных ею: движение пера, зажатого в его пальцах; его глубокие, темные взгляды, рождающие в ней трепет, движение губ, с которых срываются едкие, но остроумные замечания, вызывающие в ней восторг, который оседает болезненной тяжестью где-то внизу живота. Отточенные движения древком, то, как жирнятся его волосы у корней (Мерлин, почему это вызывает такое умиление?), и то, как эти волосы скрывают его лицо, когда он хочет скрыть свое выражение. Болезненные, отчаянные слова, полные яда, срываются с этих губ, а она хочет их поцеловать. Его запахи, которые ей бы хотелось вдохнуть глубже, если бы она только решилась подойти ближе. Господи, как часто и внимательно она за ним наблюдала, как же стыдно… Как элегантно сидит мантия на его плечах, и как эти плечи напряжены, а ее руки чешутся, чтобы провести по ним поглаживающим движением. Его крючковатый нос почти касается пергамента, когда он увлеченно излагает свои идеи, острые строчки явно не поспевают за полетом его мысли. Все, что связано с ним в ее голове, обладает какой-то отдельной, не поддающейся объяснениям, магии. И конечно же, он добирается до её фантазии, где она, стоя под струями воды, представляет… Все же есть в нем хоть что-то от порядочного человека, потому что Снейп отстраняется, в попытках выйти. Она ощущает, как все в нем горит, что так или иначе, независимо от его отношения к ней, увиденное не оставило его равнодушным, да ни одного нормального человека не оставило бы. Движимая желанием отомстить, она хватается за это чувство, заставляя его быть ближе, заставляя открыться в ответ. Их будто подхватывает какая-то волна, горячая и сокрушительная. Что-то внутри него неудержимо тянется к ней, и в следующий миг уже невозможно разобрать, кому принадлежит это сильное, почти разрушительное желание обладать, подчинить, присвоить. Ее охватывает вихрь, горячий, как дыхание пустыни Сахара, но в следующий миг все заканчивается. И если бы у нее спросили, на что это всё похоже, она бы ответила, что на болезненно-глубокий поцелуй. *** Снейп тяжело дышал. Проведя рукой по волосам, чтобы убрать их с лица, он развернулся, отступив к окну. – Вы очень зря это сделали, сэр, – прошептала она. – Зачем? Вам это все не нужно. – Вам это все нужно не больше, чем мне, Грейнджер, – сдавленно произнес он, не поворачиваясь. – Это бесчестный поступок. – А я бесчестен, вы разве не догадывались раньше? Я предупреждал вас и не раз, что я за человек. Говорил не нарываться, не лезть ко мне. Ей стало дурно. Вспомнился тот их разговор в баре: “я вам гарантирую: все что есть во мне джентльменского, цивилизованного и культурного – дал мне именно дом Слизерина. А все остальное во мне – в тысячу раз хуже”. Вспомнилась его последняя фраза на комиссии: “я сломаю вам жизнь”. Ее действительно предупреждали, но она была слепа и глуха, воображая, что самое плохое, что может с ней случиться, это отчисление из университета, воображая, что между ней и Снейпом есть место чему-то хорошему, правильному. – Грейнджер, выметайтесь отсюда. Вы получили то, что хотели, разве нет? Ваше баранье упрямство возымело плоды, вы остаетесь в университете. Вы у цели, хоть и подрастеряли достоинство. Она посмотрела на его плечи, застывшие от усилий не сорваться. Его руки, заложенные за спину, были сцеплены в нервный замок. – Уходите, – повторил он, приходя в исступление и поворачивая к ней желтовато-бледное, подёргивающееся от гнева лицо. – Проваливайте. *** Чайки кричали в небе, довольно жаркое для этих мест июльское солнце гордо сияло на ярко-голубом небе. Паром должен был доставить ее в Голуэй, откуда она переместится к Поттерам. – Почему ты не воспользуешься камином? – недоумевала Броган. – Хочу немного проветрить голову, небольшое путешествие по-магловски иногда полезно. – Возможно, что-то в этом есть. Сама Броган собиралась переместиться в семейный дом в Коннахте, что не слишком-то ее воодушевляло. – Да-да, – рассказывала она. – Я из Коннахта, а это земли Фир Болг . Недаром мой папенька Верховный судья, – сказав это, она приуныла: – Придется поторчать на наших болотах в Мейо, пока вы все не освободитесь. Я могла бы дожидаться вас в дублинской квартире мамы, но отец очень хотел, чтобы мы провели время семьей, – скривилась она, видимо, предвкушая общество Медб и Кендры. – Ждать всего десять дней, – потрепала Гермиона ее по руке. – Думай о Греции. – Да, – Броган. – Главное успеть убраться оттуда, пока не приехали шизанутые подружки Кендры из Общества кельтских сестер. Это университетское сестринство почему-то вызывало у Броган яростную антипатию. – Передавай Чарли привет, – немного робея, напутствовала Броган. – Его письмо очень милое, но я… сама понимаешь, сейчас… Черт, он такой классный! Ты бы хоть сама задумалась бы, а? Раз с Джеймсом ничего не вышло. Гермиона покачала головой. Она села на паром, издавший нетерпеливый гудок. Броган весело махала рукой, стоя на пристани и Гермиона махала ей в ответ, испытывая тоску и апатию. Но по мере того, как каменистые, серо-зеленые берега Инишрунды удалялись, на сердце становилось чуточку легче. Последние дни она провела старательно мимикрируя под нормальное поведение, стараясь не допускать размышлений, от которых все равно не было никакого проку. Признаться, ее тошнило от бесконечного прокручивания в голове одних и тех же мыслей – Снейп, Моубрей, Берроуз… Самый верный вывод был только один: все они были плохими людьми, от которых стоило держаться подальше. Уставшая и разочарованная, она присела на скамью рядом с какой-то тучной ирландской леди, державшей на руках белого козленка, издающего мелодичное блеяние. Козленок ласково боднулся в ее ладонь, а леди подарила ей приветливую, бесхитростную улыбку. Гермиона дала себе слово – выбросить этим летом Снейпа из головы. Их отношения напоминали нарыв, который возможно было излечить только хирургически, путем иссечения. Несмотря на принятое решение, ею завладела странная меланхолия, подумалось, что все словно бы закончилось ничем. Спустилась на парах даже история с Минервой. На дне ее чемодана лежал листок контракта, внизу которого сама собой появилась пометка “исполнен”, Берроуз и Моубрей казалось пришли к некоему соглашению, а Пшемыслав готовился уйти из университета в начале ноября. Возможно, на ее век уже попросту хватит подвигов и примеров высокого духа, а в реальной жизни не как в романе, и герой не проходит никаких арок, просто двигаясь бесцельно вперед, к своему концу. Мысли стучали в висках, подобно волнам, бьющимся о борт их парома. Она вытянула вперед голые ноги, подставляя их ласковым летним лучам. В конце концов, стоило помнить, что жизнь не так уж плоха, ведь впереди ее ожидало жаркое южное солнце, такое отличное от здешнего бледного диска. Конец второй части