Северный ветер больших перемен

День был ужасен. Гермиона, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, с волосами, которые давным-давно выбились из строгого пучка и теперь торчали во все стороны, уже в который раз взбиралась на четвертый этаж, туда, где проходила пересдача экзамена по банковскому волшебному праву. Броган, получившая семьдесят баллов из ста (нижняя ступень Первого класса с отличием) на прошлой неделе, вне себя от счастья, умчалась с Гёзде, Кларой и Фридрихом смотреть дружеский матч по квиддичу между командами факультетов Травологии и Древних рун. Здесь не сходили по квиддичу с ума так, как это было в Хогвартсе, – все же академическая среда не настолько тяготела к спорту, – но это по-прежнему была игра номер один среди волшебников. Гермиону ее семьдесят пять баллов… ну вообще не устраивали. Это была какая-то насмешка над часами корпения в библиотеке и бессонными ночами. Она не понимала, как могла так сильно облажаться. Она подумала с некоторым раздражением, что это Снейп ее отвлекал. Точно! И тут же ее накрывало паникой – она размышляла о том, что для праздничного вечера еще ничего не готово, а стрелка на часах уже близилась к четырем. Она была обязана устроить ему замечательный вечер на его День рождения, раз выйти куда-либо он отказался, заявив, что ненавидит быть именинником. Учитывая, какой замечательный маленький праздник он устроил на ее двадцатидвухлетие, это теперь был ее долг. Проблема была в том, размышляла Гермиона, в приступе нервозности грызя ноготь большого пальца левой руки, что профессор О’Райли был старым маразматиком. Гермиона не любила так неуважительно думать о своих преподавателях, но иначе в этом случае было решительно невозможно! Сначала он два раза отправлял всех пришедших за бегунком, форма которого его не устраивала, – с этого года принята новая отчетность, скажите об этом методистам! Методисты, конечно же, ничего об этом не знали. Потом у него случился обед и он велел всем ждать под дверями своего кабинета, потому что не желал назвать точного времени окончания перерыва. Гермиона, вместе с еще десятью несчастными, проторчала в холодном каменном коридоре, в котором не было даже скамей. Окружающие все это время смотрели на нее с неприязнью, потому как для них, в отличии от нее, эта пересдача действительно была призрачным шансом не отчислиться. Когда, наконец, профессор соизволил приступить к процессу экзаменации, выяснилось, что ее фамилии вовсе нет в списках. Гермиона поинтересовалась, как же так произошло, ведь ее имя зачитали еще утром, когда пересчитывали пришедших. Оказалось, что это был не тот, а какой-то другой список, и что сегодня принимают только тех, кто в первый раз не сдал вовсе. Когда же сможет прийти она? Ох, это неизвестно. Нужно, чтобы методический отдел составил перечень тех, кто хочет попытаться повысить балл, без него принимать ее он отказывается. Но таких, кроме нее, больше нет, Гермиона точно знала! И вот теперь она мчалась обратно, упросив учебно-методический отдел (чуть ли не на коленях), включить ее имя в список пересдающих сегодня. До конца пересдачи оставалось двадцать пять минут… Она должна… успеть… На улице было сыро и холодно, но накладывать согревающие чары было некогда; легкие горели, когда она преодолевала последние ступени. Гермиона рванула на себя дверь аудитории, в панике оглядывая согнутые спины сокурсников, шуршащих бумагами. – Тяните билет, мисс Грейнджер. У вас есть пятнадцать минут и я начну опрашивать. *** Блузка неприятно липла к вспотевшей спине. Гермиона скинула зимнюю мантию, сразу бросаясь на кухню. Ополоснув руки и лицо в раковине, она вытащила листочек с рецептом. Этот брауни с вишней и коньяком не должен был быть таким уж трудным. Что-то подобное она пару раз готовила с матерью, во время школьных каникул. В углу под стазисом стояла запеченная индейка с бататом, салат с каперсами и вялеными помидорами, а также бутылка калифорнийского зинфанделя. Все это она заказала в “Чаше Сеонайда”, и это была ее страховка на случай провала. И она ведь хотела еще переодеться во что-нибудь нарядное. Так, ей нужен был коньяк, где-то здесь… Пришла мысль, что стопочку этого коньяка она с удовольствием опрокинула бы сама – тело ломило, голова гудела, пальцы слегка дрожали. Чертов О’Райли! Зачем ей вообще сдалось это банковское право, в Гринготтс ей все равно путь был заказан, после подвигов юности. Она даже не знала, дали бы ей кредит… Кстати, надо будет навести справки у Билла, мало ли что. Гермиона распрямилась и, потирая поясницу и отходя от духовки, вытерла со лба пот. Ладно, так или иначе, ее девяносто пять баллов у нее в кармане. Девяносто пять это не сто, но, наверное, ей стоило угомонить свой перфекционизм, который она уже, судя по всему, физически не вывозит. Гермиона прикинула, что до прихода Снейпа оставалось еще тридцать минут. Еще двадцать десерт будет выпекаться, а она как раз успеет принять душ. В душе она тоже чувствовала себя странно – вода обычной температуры казалась ей почти обжигающе прохладной. Через дня два должны были начаться месячные и Гермиона спихнула все на обычное для этих дней недомогание. Выйдя обратно, она поняла, что пробыла в ванной слишком долго. Чертыхаясь, Гермиона бросилась вниз. Вытащив брауни, она с расстройством отметила, что низ у него слегка подгорел. Ладно, выглядело вроде не так уж и плохо. Скромный подарок, который она приготовила, уже ненавязчиво примостился в углу гостиной. Снейп вышел из камина, выглядя слегка усталым. Увидев ее, он улыбнулся, делая шаг вперед. – С Днём рождения! – улыбнулась она в ответ, обнимая его за шею и целуя в щеку. – Я кое-что приготовила для тебя. Она провела его на кухню, где уже был накрыт стол. Брауни торжественно стоял в самом центре. – Его я сама испекла! – указала Гермиона на шоколадный пирог. Снейп вскинул брови – он выглядел польщенным и настороженным одновременно: – Не знал, что ты такая хозяйственная. – Ерунда, – отмахнулась Гермиона, приглашая его сесть, а сама засуетилась вокруг. Голова болела, а ноги гудели. – Вот… – Сядь, пожалуйста, – он перехватил ее руку. – Я вполне способен сам себя обслужить. У тебя все нормально? Выглядишь бледной. Гермиона села напротив, чувствуя себя слишком уставшей, чтобы настаивать. Он отзывался о своем дне рождения пренебрежительно, даже с неприязнью, а ей так хотелось пусть немного, но изменить его отношение… Даже несмотря на то, что в последние дни в ее голове, казалось бы, против воли самой Гермионы, начинали тесниться разные вопросы… Временами ей чудилось, что то спокойствие, которое ей все же удалось обрести на праздниках, теперь ускользает от нее, как песок сквозь пальцы. – Да, день трудный. Она поведала ему о своей пересдаче. – Грейнджер, тебе надо учиться вовремя останавливаться, ты знаешь об этом? Не все стены стоят того, чтобы пробивать их лбом. Его слова невольно вызвали у нее в голове странную параллель. – Догадываюсь, – мрачно обронила она и закашлялась, прикрывая рот рукой и отворачиваясь. Да что ж такое! – Ладно, предлагаю приступить, ты, наверное, голоден. – Да пока не очень, – признался Северус. – Но твой шедевр попробовал бы. Она мягко улыбнулась, принявшись нарезать кекс. И почти сразу поняла, что с консистенцией что-то не так. Они сели и Гермиона как в замедленной съемке наблюдала за тем, как Снейп отделяет кусочек ножом. Из сердцевины потекла темная масса, явное свидетельство того, что тесто не пропеклось. Гермиона в ужасе закусила губу, порываясь сказать ему, чтобы не смел есть. Непонятно было, заметил ли Северус состояние того, что отправляет в свой рот, но все произошло слишком быстро, чтобы она успела хоть что-то предпринять. На его лице не дрогнул ни единый мускул, когда челюсти мужчины заработали, прежде чем он проглотил первый кусок. С таким же невозмутимым видом, Снейп принялся за второй. Гермиона посмотрела на него с сомнением – возможно, все не так уж и плохо? Испытывая волнение и надежду, она приступила к дегустации сама. Привкус горелого основания и сырого теста внутри рождал незабываемые ощущения. Можно было бы надеяться на то, что это был шоколад, а шоколад, казалось бы, невозможно испортить, но странная горечь в послевкусии справилась с этой задачей. Возможно, дело было в коньяке, который она отыскала в недрах кухонных шкафов, Гермиона не знала. – Это необычно, – тем временем, решил нарушить тишину Северус, звуча удивительно вежливо для себя самого. – Вкус… насыщенный. Спасибо. Гермиона судорожно вздохнула. Да что ж за день! Раздражение, – и за его явное желание сохранить хорошую мину, и за собственный провал, – переполнило ее. Какой стыд! – О, Северус, прекрати, умоляю! – она с досадой поморщилась, вскакивая из-за стола и левитируя и их тарелки, и главное блюдо с десертом в сторону рукомойника. – Это ужасно, – остатки еды отправились в мусорную корзину под ним. – Прости, что заставила тебя пробовать такое в собственный День рождения. Я не настолько ужасно готовлю обычно, честно. – Я, кажется, говорил тебе, что совершенно равнодушен к этому празднику. Не могу сказать, что в этот день, сорок один год назад, случилось нечто знаменательное. – Это не правильно. Так быть не должно. Она подошла к столу, за которым он по-прежнему продолжал сидеть. В носу щипало, и она уже прекрасно догадалась, что заболела. Стоило улизнуть за бодроперцовым зельем. Действовало оно быстро, он не успеет заметить… – Что с тобой? – его голос звучал подозрительно, когда Северус поднялся из-за стола, подходя ближе. Он озабоченно оглядел ее лицо, а кисть его руки прижалась тыльной стороной к её лбу. – У тебя жар, Гермиона. – Да, кажется, я приболела, – она не сдержалась, потирая нос. – Пустяки… – Иди на диван! Она послушалась, ощущая себя на самом деле слишком слабой, чтобы спорить с ним сейчас. Снейп измерил ей температуру при помощи чар – 37 и 4, субфебрильная, самая противная! – и исчез, чтобы через некоторое время вернуться с целебными микстурами, которые заставил ее принять, одну за другой. – Сейчас сделаю тебе чай. Вернувшись с отваром ромашки с добавлением лимона и меда, он уселся на диван рядом с ней. – Лучше? – он вновь прикоснулся к ее лбу рукой. Тревога на его лице была неподдельной и она, против воли, почувствовала себя признательной. – Да, спасибо, – Гермиона в изнеможении прикрыла глаза, обхватив кружку руками и откидываясь назад. Ломота в теле не проходила. – Ноги болят, ужас… Она сказала это скорее самой себе, поэтому когда он подхватил сначала одну ее ногу, а потом вторую, укладывая их к себе на колени и стягивая носки, моментально открыла глаза и уставилась на него в удивлении. Он сжал ее стопы, и сильными, разминающими движениями поднялся вверх, к икрам и обратно. Невольный стон сорвался с губ Гермионы. Она словно погрузилась в нирвану. Впервые за день ей стало почти хорошо, и даже слабость во всем теле начала переноситься легче. Словно она, наконец, смогла опереться о что-то действительно надежное. – Боже, – простонала она, когда Снейп особенно приятно помассировал место подъема на левой ноге. Грейнджер поерзала, испытывая внезапную вину: – И это твой день рождения! Просто ужасно. Расстройство было таким сильным, и она до того стиснула челюсти, что казалось, зубы ей это припомнят. Снейп неожиданно тихо рассмеялся, качая головой: – Говорю в который раз – мне нет дела до этого дня. И если уж на то пошло, то это – в любом случае лучший мой День рождения за долгие годы, если не за всю жизнь. Она слегка вытянула шею, чтобы посмотреть на него с сомнением, совсем не успокоенная его словами. Он был таким милым, но внезапно она поняла, что это скорее вызывает в ней какое-то смутное недовольство. – Я бы поела, – в конечном итоге неохотно призналась она. – И у меня есть для тебя подарок. – Что-то еще? – если он и насмехался над ней, то ее притупленный болезнью разум не улавливал. Гермиона фыркнула, с трудом поднимаясь и ковыляя в ту сторону, где на комоде лежал прямоугольный сверток. Снейп зашуршал бумагой, разворачивая. Когда он взял в руки простую медную рамку, со вставленным туда снимком, то какое-то время просто молчал, внимательно вглядываясь в обычную магловскую фотографию, сделанную на мыльницу. На ней, весьма смазанно, были изображены они оба, смотрящие в камеру – она с широкой открытой улыбкой, а он скорее криво ухмыляющийся. За их лицами виднелись очертания корнуольской заброшенной шахты. Она сама не отводила от него взгляда, пытаясь разгадать, о чем он подумал, увидев такой простенький и наивный подарок. Захотелось начать оправдываться, но она заставила себя промолчать. Когда Снейп поднял к ней лицо, на его губах блуждала расслабленная улыбка, такая редкая у него. – Спасибо, – он поднялся, подходя к каминной полке и ставя фото туда. – Мне кажется, тут ей самое место, не так ли? Гермиона несмело кивнула, все же улыбаясь в ответ. – А ты не боишься, что кто-то увидит ее? – У меня почти никого не бывает, кроме тебя, – Северус пожал плечами. – Но пожалуй, ты права, осторожность не повредит, – он дотронулся до рамки волшебным древком и повернулся к ней, поясняя, – никто кроме нас с тобой ее теперь не увидит. Пришла непрошенная мысль о том, насколько же это символично. *** Несмотря на внешнее относительное благополучие, которое царило между ними в дни после Рождества и Нового года, внутри себя Гермиона была неспокойна. Надо было это признать, наконец. Снейп вел себя образцово-показательно, подчеркнуто корректно и в чем-то даже по-джентльменски. Казалось, в постели он тоже старался думать прежде всего о ее комфорте, не позволяя себе ничего лишнего, и ничто в нем не напоминало о не так давно произошедшей вспышке. Честно говоря, это ее скорее раздражало. Она бы предпочла от него большей откровенности, даже если бы та повлекла за собой очередной выкрутас его характера. Да, она становилась непоследовательна, но не могла совладать с собой в этом вопросе. Он же, судя по всему, посчитал, что всего сказанного между ними в ту рождественскую ночь было достаточно, чтобы двигаться дальше, или вовсе не желал вспоминать о сказанном ею и сделанном им самим. Хотя и помнил об этом отлично, Гермиона не сомневалась. Гермиона, с одной стороны, прокручивала в своей голове его явное нежелание обсуждать с ней ее признание, – наверняка ему просто нечего было ей сказать, – выраженное в довольно грубом, хотя и чувственном сексе, а с другой – его поведение после этого, такое, вроде бы, искреннее. Первое теперь рождало в ней досаду на себя – не надо было поддаваться физическому притяжению между ними, надо было заставить его поговорить! – а второе против воли немного смиряло ее с произошедшим. Как будто лишало права злиться на него. Она вспоминала его проникновенные слова о ее шраме, и в теле снова появлялась вся эта истома, которую она прогоняла буквально усилием воли. Какой же надо было быть дурой, чтобы сказать ему, что любит. Теперь, по прошествии времени, Грейнджер все яснее понимала, насколько все усложнила. Не для него, и даже не для них, а для себя. Ее твердое решение о том, что произошедшее ничего для нее не меняет, принятое ночью, перед зеркалом в ванной, в состоянии стресса, теперь, по окончанию праздничного шума и блеска, казалось ей наивным и преждевременным. Да, действительно, фактически ничего не поменялось, в этом она не покривила душой. Кроме того, что Гермиона теперь постоянно прокручивала в своей голове, что тогда он ничего ей так и не ответил. Предпочел утолить свою физическую потребность и закончить на этом. И хотя после он наговорил кучу красивых слов, но какое это имело значение, если в момент, когда она открылась ему, он… Наверное, он просто хотел показать ей наглядно уровень их отношений? Нет, это не вязалось с тем, как Снейп относился к ней в любое другое время. Даже то, как он вёл себя на свой день рождения, который она умудрилась полностью запороть… Она пообещала себе тогда действовать тоньше и рациональнее, и она старалась придерживаться этого плана, но пока выходило, что Гермиона просто смирилась с положением вещей, хотя это было не так. Имела ли она право обижаться на него за то, что ее чувства не взаимны? Нет. Имела ли она право не соглашаться с этим? Да. Что именно она собиралась предпринимать? Гермиона не знала. *** Новая мантия темно-зеленого цвета была куплена в Дублине, вместе с роскошными туфлями на шпильке, которые она заполучила, воспользовавшись сертификатом, подаренным Северусом еще на ее день рождения. Мантия, имеющая слегка приталенный крой, ниспадала не слишком длинным изумрудным шлейфом сзади. Золотое шитье, украшающее высокую горловину, вилось к низу, доходя до подола. Что-то в этом одеянии делало Гермиону удивительно похожей на Минерву МакГонагалл, только значительно моложе. Волосы были стянуты в пучок, из которого выбилась пара прядей у лица. Но самым главным были туфли – это были самые красивые туфли в ее жизни: кожа питона, тускло посеребренная. Каблук, достаточно устойчивый, но высокий и изящный, как будто добавлял ей не только роста, но и стати. – Это шикарно, Грейнджер, – вскинул Снейп брови, подходя ближе и становясь рядом у зеркала в своей спальне. – Очень роскошно. Вижу прообраз той респектабельной волшебницы, которой ты непременно станешь. Гермиона довольно хмыкнула. Оказывается, они неплохо смотрелись вместе – он, в своей черной мантии неизменного профессорского кроя, и она, молодая, но сейчас все-таки больше похожая на даму, нежели на студентку университета. – Жаль, что тебя не будет, – со вздохом протянула она, поворачиваясь к нему. – Я, честно говоря, никогда не была на подобном вечере. Моя светская жизнь ограничивалась вечеринками Слизнорта в хогвартские времена, да парочкой приемов в министерстве. И ужинами у Берроуза, конечно же. – Те же люди, вид с боку. Скорее думай о том, чтобы не вляпаться ни во что. Держись подальше от тех, от кого следует держаться подальше. Гермиона выслушала это напутствие, кивнув. – Не забудь галлеон, – добавил он. – Ладно, – Гермиона закатила глаза. – Как будто я чернокожая девочка, которую отправляют на встречу Ку-клукс-клана. – С трудом улавливаю твою магловскую аллюзию на этот раз, но надеюсь, что меня ты поняла, – он посмотрел на нее сверху вниз, заправляя прядь ей за ухо. Его взгляд остановился на женских губах. – Даже не думай, – она дернулась в сторону, попытавшись вырваться, но он удержал ее на месте, ухмыляясь, но не делая попытки поцеловать. – Я слишком много времени потратила на этот естественный почти незаметный макияж, а Броган здесь нет. Ее подружка была в семейном поместье с самого утра, дожидаясь Гермиону уже на месте. – Как там, кстати, ее зелье? – поинтересовалась она. – Ты говорил, что скорлупу Рунеспур-мечтателя мистер О’Доннел предоставит после Рождества. – Он предоставил. Я почти закончил, скорее всего, на днях передам зелье О’Доннелу. Его необходимо распылить в комнате, в которой пациент переночует. Так что не думаю, что возникнут проблемы с применением. – Как интересно. – Весьма. – Если бы я имела хотя бы каплю чутья и подлинного таланта, то изучала бы зелья. – И мир потерял бы непревзойденного законника. – Ты мне льстишь. Иногда я думаю о том, что в конечном итоге смогу реализоваться лишь на среднем уровне – кому нужны все эти мои странные идеи насчет социально-правового устройства, а гения в какой-то фундаментальной или прикладной магической науке я, увы, так в себе и не обнаружила. Так и останусь просто первоклассным администратором, кем-то вроде Перси Уизли. – Чушь! Для твоих начинаний всего лишь нужна поддержка извне, это нормально. Поэтому иди туда и попытайся произвести нужное впечатление. Слава богу, с этим у тебя проблем куда как меньше, чем у меня. Гермиона улыбнулась, в любом случае благодарная за утешение. Снейп в очередной раз был на редкость любезен. Она нахмурилась, внезапно вновь ощущая напряжение, которое не покидало ее: он словно бы говорил – я тебя не люблю, но изо всех сил стараюсь не относиться потребительски. Хотя выходило, надо признать, через раз. – А я помню, – протянула она, не в силах бороться с неожиданным приступом дурного настроения, – как ты говорил… как там было… “кое-какие когнитивные способности повыше среднего еще не делают кого-то безусловно талантливым, интересным, оригинальным. Вы ничем из этого не являетесь, мисс Грейнджер”, – процитировала она. Снейп покосился на нее, явно гадая, чем вызвана такая едкость в ее тоне: – Вижу, что твоя склонность к прямым цитатам осталась при тебе. – Да, как видишь, в этом плане я удачно выбрала специальность: в ней эта способность мне пригодится. Может быть, даже удастся немного нивелировать мою заурядность. – Гермиона, – с нескрываемым весельем протянул он. – У тебя что, месячные? – Еще раз используй менструацию как оправдание для тех или иных моих слов или действий, и пожалеешь об этом. Да уж, давненько на нее не нападало это настроение – которого так боялись Рон и Гарри. Когда что-то, о чем она не могла заставить себя высказаться вслух, изводило ее, и она начинала цепляться к виновнику по мелочам. Удивительно, на самом деле, насколько они в этом были похожи со Снейпом. – Если уж ты начала вспоминать дела минувших дней, – с ответной издевкой начал он, явно не впечатленный ее ядом, – то давно хотел спросить тебя об одной вещи, – он сделал выразительную паузу, прежде чем продолжить: – Что за загадочный профессор, о котором в свое время писала Джиневра Поттер? Она уставилась на него, понимая, что выглядит глупо с этой своей слегка оттянутой вниз челюстью. К своему большому недовольству, Гермиона почувствовала, что краснеет. – Просто кое-что, что Джинни не так поняла, – растянула она губы в неестественной улыбке. – Знаешь, я сказала одно, а она услышала другое. – Ты сказала Северус Снейп, а она услышала “загадочный профессор”? – с непередаваемой усмешкой уточнил он. – Все было не так, – нервно огрызнулась она, нахмурившись. – Я просто не знала, как объяснить свое желание учиться здесь, и ляпнула первое, что пришло в голову – о том, что у меня есть здесь романтический интерес, профессор. Я не имела в виду тебя, конечно же. Я даже не знала тогда точно, что ты здесь работаешь. – Зато, судя по всему, знало твое подсознание, – неприятно осклабился он, и ей захотелось его ударить. Снейп наблюдал за ней секунду-другую, и в конце концов расхохотался. Честно говоря, Гермиона не была уверена, слышала ли когда-нибудь, как он просто смеется. Это был красивый звук. Она молча махнула на своего любовника рукой, отходя к трюмо, чтобы забрать ридикюль. Вновь обернувшись к Снейпу, Гермиона смерила его высокомерным взглядом, который, что и говорить, абсолютно на него не подействовал – Северус продолжал ухмыляться. Ей очень хотелось стереть эту неприятную гримасу каким-нибудь колким и остроумным замечанием, но в голову, как назло, ничего не приходило. – Ладно, я ухожу, – с неприязнью бросила она, натягивая перчатки. – Они выслали портал, так что перемещусь прямо отсюда. – Весь дом к твоим услугам, дорогая, – улыбнулся он. Гермиону эта наглая самоуверенность, прикрытая любезностью, начинала порядком бесить. *** Когда Гермиона оказалась в просторном холле поместья, сейчас ярко освещенном массивной люстрой под потолком, мысли по-прежнему были со Снейпом. Его поведение ее раздражало, начиная от попыток вести себя правильно, до всех этих легкомысленных поддразниваний. У нее в последнее время не было настроения на подобные штучки. Уж лучше бы он продолжал быть сварливым и жестким Снейпом, со всеми этими непонятными закидонами, чем пытался быть… или стать… да что вообще он от нее хотел? Со старым Снейпом хотя бы можно было выйти на открытый конфликт, в ходе которого что-то становилось мало-мальски понятным. Может быть, его так воодушевило отсутствие каких бы то ни было претензий и попыток еще раз поговорить с ее стороны? Ну так она не могла гарантировать, что это надолго. Хозяин поместья встретил ее вместе со своей прекрасной молодой женой. Джессика с улыбкой надела на руку Гермионе тонкую позолоченную цепочку с узкой пластинкой, на которой значилась цифра двенадцать. – Ваше место за столом, дорогая наша мисс Грейнджер, – любезно пояснил мистер О’Доннел, отечески улыбаясь. Броган, в изысканном платье цвета бургунди, сияла ярче, чем бриллианты на шее Джессики О’Доннел. – Гермиона, пойдем скорее. Она взяла ее за руку, и Гермиона успела лишь благодарно кивнуть супругам О’Доннел, прежде чем ее увлекли дальше, туда, где в приемном зале (прямоугольной комнате, вдоль стен которой располагалась старинная резная мебель), подавали игристое всем пришедшим. Точнее, бокалы наполнялись сами собой. – Брют “Вдова Клико”, мой любимый, – ухмыльнулась Броган, обхватив ножки двух плывущих по воздуху фужеров, один из которых протянула Гермионе. Пожалуй, только аперитива здесь было на пару тысяч галлеонов. Гермиона пригубила напиток, ягодно-пряный на вкус и пахнущий ванилью, скользя взглядом по тем, кто уже собрался. Она увидела Медб, трагически-красивую своей увядающей красотой, в черной атласной мантии. Рядом с ней, чуть склонив голову к матери, стояла Кендра. Ее почти неестественно тонкая талия была плотно затянута в темно-синюю парчу. На лице застыло выражение надменное и любезное одновременно, такое, какое Гермиона видела у матери Драко, причем сохранившееся у миссис Малфой даже тогда, когда сама Гермиона описалась на ее шелковом ковре. Справа от Кендры в кресле сидел Кириан, облаченный во фрак и глядящий на свою невесту снизу вверх, с выражением обожания на лице, будто преданная собачонка. Гермиона ухмыльнулась, тут же отворачиваясь. Других гостей она не знала, хотя лица некоторых были ей смутно знакомы. Уж не Лиза ли это Вуйчик, женщина высокого роста и с седыми волосами, заплетенными в толстую косу? Ее портрет занимал первую полосу “Ежедневного пророка”, который Гермиона читала месяц назад, до сих пор выписывая эту газетенку. В статье говорилось, что Лиза Вуйчик была недавно назначена Главой отдела тюрем Международной конфедерации магов, и была первой женщиной на этой должности с 1913 года. Дверь в приемный зал открылась, и вошли еще двое. Чуть позади Марка Моубрея, на широких плечах которого отлично сидела тяжелая мантия, стояла Норма Лайонелл, точеный стан которой прекрасно подчеркивал лиф из золотистого атласа. На губах женщины играла обычная для нее одновременно милая и насмешливая полуулыбка. Что ж, Ад пуст, все бесы здесь. *** Обеденный стол сверкал хрусталем. Гермиона сидела по правую сторону от Броган, а слева от нее восседал пожилой джентльмен с очень пышными и белыми усами, по имени Брес Ри, который был, как поняла Гермиона, Первым советником Верховного суда магической Ирландии. Наискосок от них, ближе всех к главе стола сидела его жена, душка Джессика. Надо ли говорить, что прямо напротив Гермионы и Броган блистали Кендра и Кириан. Гермиона не знала, кто занимался рассадкой, но подозревала, что это было явное упущение со стороны мистера О’Доннела. Наверняка он привык отдавать такие вещи на откуп своей прекрасной женушке. Слава богу, хотя бы Медб была оттеснена подальше. Моубрей и Норма сидели ближе к другой стороне стола, где Норма уже вполне освоилась со свойственной ей светской хваткой, и теперь развлекала разговорами и Моубрея, и сидевшего от неё по левую сторону лысого волшебника средних лет с необычайно гладким и загорелым лицом. – Неужели Моубрей так на нее запал, – на пределе слышимости шепнула ей на ухо Броган. – Чего доброго, решит жениться. Потом еще ребеночка сделают, – она тихонько захихикала. – Вот Кириан охренеет. Хотела бы я посмотреть на это. Кендра смерила их презрительным взглядом, как будто догадывалась, о чем они говорят. – Гермиона, – любезно обратился к ней Кириан. В немного женственных, на вкус Гермионы, очертаниях его точеных скул и чувственных губ притаилась усмешка. – Как я рад вас видеть. Наша встреча на Крите была совсем краткой, но запоминающейся. Она надеялась, что он говорит о том случае, когда они столкнулись на конференции. Не мог же он помнить их встречу в оранжерее Ламбриноса? Северус уверял, что стер им обоим память. – Как мило, Кириан, что вы помните об этом, – скучающе заметила Гермиона. – Я и не надеялась, что осталась в вашей памяти. Кендра хмыкнула. Сколько способов уничижительно хмыкнуть она знает? Гермиона задумалась, насколько сестра Броган пришла в норму, если о таковой в принципе можно было говорить в ее случае. Кириан, как и положено жениху, сидел рядом с ней, а значит ближе многих остальных к хозяину дома, несмотря на отсроченную теперь дату свадьбы. Был ли он действительно виноват в обострении маниакальной фазы своей суженой, обвинял ли его в этом отец последней? Или то, что дата свадьбы отложилась, было всего лишь формой наказания для самой Кендры? – О, такое невозможно забыть. Жаль, что Броган почти никогда не приглашает сюда гостей. Мы бы имели возможность общаться с Гермионой чаще, да, Кендра? Невозможно забыть – что, черт возьми, он имел в виду? Гермиона чуть сильнее, чем требовалось, сжала вилку. – Этим домом в большей степени распоряжается Медб, Кириан, тебе ли не знать, – с неожиданной для нее прохладной насмешкой пропела Броган, растягивая слоги. – А она у нас гостей не очень любит, слишком озабочена состоянием дочери. Господи, Броган! Та явно намекала в том числе на припадок сестры, которому стала недавней свидетельницей. Гермиона метнула взгляд на старшую О’Доннел, чьи губы растянулись в ядовитой ответной усмешке: – Ты, видно, уже совсем позабыла о том, какова она – материнская любовь, Броган. – Увы, даже она не спасает от личных неудач, дорогая, – произнеся это, Броган спрятала улыбку за бокалом. С легкой паникой наблюдая за перепалкой, Гермиона судорожно размышляла, стоило ли что-то предпринимать, но сосед слева отвлек ее: – Мисс Грейнджер, – морщинистая рука легла на ее локоть: советник Ри явно намеревался завладеть ее вниманием полностью и надолго, – вы, наверняка, знакомы с Кингсли Шеклболтом. Говорят, он был вашим боевым товарищем по… Ордену Феникса? Кажется, так называлась эта ваша партизанская организация в Великобритании? Что он за человек, этот Шеклболт? Охранять магловского премьера, а потом возглавить Министерство магии, не слишком ли головокружительный взлет? Я хорошо знал Скримджера, тот был политиком старой закалки… Гермиона поняла, что до конца ужина основной ее собеседник уже определен. *** После ужина гости разделились: мужчины, и некоторые женщины (например, Лиза Вуйчик), удалились в курительную комнату, в которой, как знала Гермиона, стоял также покерный стол; жены и подруги присутствующих собрались в зале приемов – Гермиона заметила, что Норма и Медб склонились над шахматным столом у большого панорамного окна; немногочисленная молодежь же заняла библиотеку. Гермиона находилась в некотором смятении – негласное лидерство среди молодых людей взял на себя Кириан, с важным видом рассуждающий о чем-то несомненно высокоинтеллектуальном, и она старалась держаться от этой компании подальше. Среди дам в зале приемов ей также было, казалось, не место. Броган, затеявшая ради веселья какой-то кокетливый спор с долговязым молодым человеком в круглых очках, представившимся выпускником юридического факультета Арана, а сейчас первым секретарем ирландского министра магии, явно была отвлечена. Парень, флегматичный на вид, все же поддался влиянию ее очарования и теперь, казалось, даже не замечал, как Броган жонглирует фактами, забавляясь. Грейнджер застыла у картины, изображающей романтический пейзаж, марину – среди бурных свинцовых волн швыряло из стороны в сторону хлипкий на вид парусник. – Гермиона, как я рада вас здесь видеть, – раздался позади уже знакомый мелодичный голос. Она обернулась, чтобы встретиться глазами с Нормой. – Когда я собиралась сюда, то рассчитывала на это – даже если не принимать во внимание вашу дружбу с мисс Броган О’Доннел, не позвать вас сюда было бы огромным упущением. Гермиона сдержанно улыбнулась в ответ: – Я тоже рада вас видеть Норма, – она сделала паузу, прежде чем обронить: – Хотя, признаюсь, и не рассчитывала на это. Между ними повисло молчание, во время которого обе рассматривали друг друга. В голубых глазах Нормы плескалось лукавство: – Но вот я здесь, Гермиона. – И вот вы здесь, Норма, – против воли усмехнулась Гермиона. Они вновь замолчали, и Гермионы впервые почувствовала это – как слегка растаял в ее груди лед неприятия к этой женщине. Возможно, дело было во времени, или в том, что непреходящее дружелюбие, которое Норма демонстрировала к ней, наконец, возымело эффект, или это был недавний поступок Лайонелл, конечно же корыстный, но по факту оказавшийся полезным и для нее, и для Броган. Норма, со свойственной ей проницательностью, возможно, уловила эту перемену. – Тут чудесная галерея, – заметила она, беря Гермиону под локоть и ведя вдоль стен, на которых были представлены и другие полотна. – Вот там, – она указала вперед, – есть волшебный портрет Морганы ле Фей, написанный прижизненно. Давайте посмотрим! В голову Гермионы пришла мысль, что холодная голова и расчет, с которым Норма подходила к сердечным вопросам, все же вызывают в ней не то чтобы одобрение, но нечто сродни восхищению. *** Броган, наконец, отвлеклась от своих захватывающих занятий по кружению головы бедным молодым чиновникам, и нашла Гермиону в углу зала приемов, где та в одиночестве цедила чай. – Предлагаю захватить с собой бутылку шампанского и улизнуть на полчасика наверх, в мою комнату. – Почему бы и нет. Оказавшись у Броган, они обе скинули туфли, и забрались с ногами на большую кровать с балдахином. В этой комнате Гермиона уже бывала, и сейчас в ней ничего не изменилось – было видно, что Броган не бывала здесь слишком часто и толком не обживалась в ней. – Как тебе вечер? – поинтересовалась подруга, полулежа на бархатных голубых подушках с фужером в руках. – Не слишком занудно? Прости, что оставила тебя надолго одну. Я видела, что Лайонелл немного скрасила твое время, поэтому не слишком беспокоилась. – Да, все нормально. Ты сама как? – Ну, ты все видела, – Броган пожала плечами. – Всё-таки интересно, да, то что Лайонелл здесь? – вновь вернулась она к теме своего живого интереса. – Интересно, если Моубрей женится, многое ли изменится для Кендры с Кирианом… Здорово я ее поддела сегодня, да? – Немного необычно для тебя. Мне всегда казалось, что ты старалась не вестись на эти провокации. – Надоело! В последнее время, если честно, во мне столько раздражения по отношению к ней, столько злости… Не могу даже видеть ее лица! Понимаю, что веду себя не слишком умно, но… какое же удовольствие я получила, когда она рыдала здесь недавно… Буквально билась головой об пол, из-за того, что свадьбу отложили, но папа был непреклонен. Уж не знаю, что там произошло… Может быть, это как раз возможная женитьба Марка Моубрея так повлияла? Хотя нет, папа бы не стал только из-за этого так поступать с ней. Они же, – Броган скривилась от отвращения, – любят друг друга с Кирианом. Два урода. Гермиона слушала эту речь в некотором замешательстве. Слова были слишком жестоки для Броган. Возможно, так до сих пор влияла на нее темная магия. Быстрее бы Северус передал ее отцу зелье, пока Броган не успела натворить дел. – Ой, слушай, – Броган внезапно поднялась, вскакивая, – я же хотела тебе показать кое-что… я купила для тебя книгу! – Книгу? – Да, недавно наткнулась в Дублине на издание, посвященное самым успешным маглорожденным волшебникам. Решила купить. Она в библиотеке, а эльфам запрещено трогать книги в библиотеке, – она уже направилась в сторону двери. – Посиди тут, я быстро, туда и обратно. Гермиона осталась одна. Немного уставшая, она легла на спину, закрывая глаза. Должно быть, ей даже удалось отключиться на минут пятнадцать, если верить часам на каминной полке. Странно, Броган говорила, что вернется скоро. Гермиона села, потирая колени и сонно озираясь по сторонам. Стоило привести себя в порядок, волосы наверняка растрепались. Она подошла к трюмо, вытаскивая некоторые шпильки, чтобы воткнуть их вновь. Броган по-прежнему не было, и Грейнджер в раздражении посмотрела на часы. Торчать здесь одной не имело особого смысла. Лучше она пойдет поищет ее сама – эта легкомысленная девица наверняка заболталась с кем-то. В коридоре второго этажа, где располагались хозяйские спальни, было тихо. Гермиона дошла до лестницы, полукругом ведущей вниз, когда услышала голос: – Ты говорила, что у тебя нет цели женить его на себе. Голос принадлежал молодому мужчине и доносился из-за небольшой дверцы на лестничном пролете. Дверца почти полностью сливалась со стеной, задрапированной шитым шелковой нитью гобеленом, и если бы не это происшествие, Гермиона еще долго не замечала бы ее. – У меня и нет этой цели. Но я ничего тебе не обещала, – женский голос, насмешливый, она сразу узнала его – это была Лайонелл. Гермиона поспешно отступила вверх, вне поле видимости говоривших, если бы они вздумали выйти из своего укрытия прямо сейчас, и накладывая на себя дезиллюминационные чары. – Если он узнает, что ты раздвинула ноги передо мной… – Он ничего не узнает, Кириан, – да, это был племянник Марка Моубрея, теперь Гермиона точно признала эти холодные манерные гласные. – По крайней мере, не от тебя. И закрой свой глупый рот, ты сам отменил заглушающие чары еще секунд двадцать назад. Неудивительно, что он недоволен тобой в последнее время, таким глупым. Гермиона застыла, переваривая полученную информацию. Кто-то легко сбежал вниз по лестнице и какое-то время ничего не происходило. Последующие шаги были тяжелее, явно мужские. Гермиона ожидала, что Кириан также проследует за своей любовницей, но младший Моубрей, постояв несколько секунд, двинулся наверх, туда, где на лестнице стояла она. Ее сердце пропустило несколько ударов, пока Кириан медленно поднимался. Бежать? Он наверняка почувствует ее присутствие, чары невидимости и рядом не стояли по надежности с мантией-невидимкой. – Кириан! – голос Броган показался ей музыкой для ушей. Гермиона вновь вспомнила, как дышать. – Что ты здесь делаешь? Комнаты, где встречают гостей, на другом этаже. – Малышка Броган, – Гермиона могла представить, как губы Кириана растянулись в глумливой улыбке. – Следишь за мной? Не теряя времени, Гермиона начала отступать, поднимаясь обратно, пока эти двое были заняты своей перепалкой. Вновь оказавшись в коридоре второго этажа, она поспешила к двери, ведущей в спальню Броган, и уже оказавшись там, сняла с себя чары. О’Доннел зашла следом за ней буквально минутой позже. – Кириан шныряет по дому, – с порога заявила она. – Бесит, ужас. Вот твоя книга. Она протянула ей том, который Гермиона приняла, тут же бегло пролистав. – Спасибо большое. Но где ты была столько времени? – О, меня задержала Джессика, просила помочь с организацией вечернего фуршета. Извини, пожалуйста, – Броган мило улыбнулась. – Фуршета? Будет еще и фуршет? – Конечно, я как раз хотела позвать тебя. Дижестивы никто не отменял, – она подмигнула, уже выходя из комнаты и придерживая дверь открытой для Гермионы. Они спустились вниз, где, на этот раз в малой гостиной, уже действительно были накрыты столы с закусками и крепкими коктейлями. – Гермиона Грейнджер? – неожиданно обратилась к ней женщина, которую Гермиона опознала, как Лизу Вуйчик. – Меня зовут Лиза Вуйчик, – она подтвердила догадки Гермионы, протягивая ей руку для не по-женски крепкого рукопожатия. – Рада нашему знакомству. – И я, мэм, – улыбнулась Гермиона, взволнованная и польщенная одновременно. – Я не только читала о вас в мировых газетах, но и слышала про вас от своего друга, профессора Дрейка, что намного ценнее для меня в качестве характеристики. Он отзывался о вас, как о своей выдающейся студентке, чей взгляд на гражданские права волшебников и существ весьма прогрессивен, а главное – скрупулезно проработан. Признаюсь, мне стало интересно. – Я с удовольствием обсудила бы с вами свои идеи, мэм, если бы вы сочли такое возможным, – любезно предложила Гермиона. – Отлично, давайте тогда присядем. Я хотела бы задать вам несколько вопросов. Разговор с мадам Вуйчик оказался на редкость увлекательным, а в его конце женщина дала Грейнджер свои контакты и взяла с нее обещание, что Гермиона представит некоторые свои тезисы для нее в письменной форме. Что ж, наверное, теперь вечер мог считаться вполне удачным. *** Она не захотела перенестись после приема О’Доннелов к Северусу. Гермиона могла признаться себе, что подсознательно временами стала избегать его. Не потому что не хотела видеть или боялась – о, нет. Но казалось, при каждой встрече она ждала чего-то, что совершенно точно не собиралось происходить. Это изматывало. Проводить с ним вечер, заниматься любовью, разговаривать. Постоянно думать о его реакции на ее признание. Точнее, скорее о ее отсутствии. Его грубость, а затем мягкость. Ей надоели эти качели, но она соврала бы, что хотела именно ясности – она хотела только определенных слов и действий, которых не было, а ясности она в глубине души страшилась. Это было контрпродуктивно, конечно. Не то чтобы она не имела права на эмоции — даже на злость. Но ее злость была продолжением ее разочарования. В глубине души она все же надеялась, ожидала… Он не был виноват в том, что она увязла в иллюзиях. Снейп действительно заботился о ней, как умел, ценил ее по-своему. Хотел быть рядом настолько, что поступился частью своей с таким трудом обретенной свободы, взяв на себя бремя помощи ее семье. И конечно, хотел ее, даже во время или после ссоры. Гермиона даже готова была поверить, что он действительно считал ее лучшим, что с ним случалось. Невелика заслуга, зло думала она, с его-то скромными результатами ранее. Только одно она считала точно установленным фактом – он определенно не любил ее. А она велась на все его порой жестокие и грубые провокации, проверки ее лояльности на прочность, увязая все больше, играя сама с собой то в умение довольствоваться малым, совершенно ей на самом деле несвойственное, то в обещания самой себе со временем добиться желаемого, забывая о том, насколько на самом деле нетерпелива. А ведь по всему выходит, что единственное, что было доступно для ее самоуважения – это не искать за его приятными, утешительными словами, пусть даже и искренними, чего-то большего; перестать жить в подспудном ожидании ответной любви, тем самым лишив его власти над ней. *** – Ты вчера не пришла. – Да, устала что-то. Снейп поджал губы, кивнув. Гермиона пригубила чаю, на самом деле избегая встречаться с ним взглядом. Было отчего-то стыдно – так или иначе, она презирала себя за собственную непоследовательность. Не надо было позволять, что называется, спускать все на тормозах той ночью и потом. Развесила уши, глупая курица. А сейчас что? После драки кулаками не машут. – Довольна тем, как провела время? Она могла припомнить еще множество магловских фразеологизмов и пословиц, подходящих случаю, но вряд ли это помогло бы делу. Гермиона заставила себя посмотреть на Снейпа, отставив чашку с чаем в сторону. – Да, вполне. Лиза Вуйчик, глава отдела тюрем международной конфедерации, желает вести со мной переписку касательно гражданских прав заключенных. Ей обо мне ранее рассказал профессор Дрейк, ее заинтересовали мои идеи. – Очень хорошо, – медленно ответил Северус. – Этот Дрейк весьма восторженно, по всей видимости, отзывается о тебе, уже не в первый раз. Каков он из себя? Гермиона удивленно вскинула брови: – Что ты имеешь в виду? Возраст, нрав, происхождение? – Снейп немного скованно пожал плечами в ответ. Гермиона, испытывая смутное злорадство, ответила: – Ему что-то около тридцати пяти. Он англичанин, человек огромной эрудиции и, несмотря на свою чистокровность, широких взглядов. По всей видимости, у него отличные связи в волшебном мире и превосходная репутация. Студенты очень любят его, особенно студентки, – она захихикала, чувствуя себя Лавандой на шестом курсе. – Но он, конечно, никогда не позволяет себе выходить за рамки преподавательской этики. – Ах, какой портрет ты нарисовала, – Снейп непринужденно пригубил из своего чашки, но Гермиона отметила, как сжались его пальцы на фарфоровом блюдце и ручке. – Это, по всей видимости, замечательный образчик волшебника. – Несомненно. – Как повезло тебе иметь такую протекцию. – Действительно. Его глаза злобно сверкнули, но он ничего не ответил на это, переведя тему: – Есть еще что-то, о чем ты хотела бы мне рассказать? – На самом деле, да, – призналась она. Снейп вопросительно приподнял брови. Гермиона поёрзала, прежде чем продолжить: – Там была Норма, с Моубреем. – Эта женщина меня поражает, – он фыркнул, качая головой. – Вот это хватка, как у гриндилоу. Кириану впору нервничать. Кто знает, останется ли он единственным наследником и дальше? – Снейп явно насмехался. – Он и нервничает. Настолько, что решил залезть в трусы любовнице собственного дяди. Говоря это, Гермиона невольно испытала злорадство – отрадно было знать, что Марка Моубрея таким образом обманывает собственный племянник. И приятно было видеть замешательство на лице Снейпа. – Ты хочешь сказать, что Кириан и Норма трахаются? – Именно это я и хочу сказать, – самодовольно протянула Грейнджер. После того, как она поведала ему о случившемся в деталях, Снейп долго молчал. Она решила не уточнять, о чем он думает. Очевидно, эта информация стала шоком и для него. – Ну, – произнес он, наконец. – Я и раньше подозревал, что конечный план этой бабенки – сделать так, чтобы Марк охладел к племяннику. Но почему она считает, что сможет стать мадам Моубрей сама, вот в чем вопрос. Марк не женится на ней, пусть и таскает сейчас с собой повсюду. А иначе все это не имеет большого смысла. – А для чего ей спать с Кирианом? – Гермиона цокнула языком. – Я, конечно, понимаю, что подобное может поставить крест на всей этой почти отцовской привязанности, но еще очевиднее, что это поставит крест на самой Норме, причем вполне возможно, что в прямом смысле этого слова. – Ну, кроме того, что Норма весьма легко относится к подобным вещам, – ядовито бросил он, – я бы сказал, что связь с Кирианом является для нее отличным источником информации. Теперь я подозреваю, откуда она узнала и о шкатулке, и о ритуале. Видимо, этот идиот имел несчастье проболтаться ей о чем-то. – И она не боится, что он что-нибудь с ней сделает? Против воли, Грейнджер почти искренне запереживала за Лайонелл. Наблюдать за этой женщиной становилось по меньшей мере интересно, хотя и стоило делать это на приличном расстоянии. – Наверняка боится, – равнодушно отмахнулся Снейп. – Но, видимо, решила играть по-крупному. – Голова кругом от всей этой херни, – пожаловалась Гермиона, потирая лоб. – И что мы будем делать? – Мы? Ничего, – Снейп пожал плечами. – Не думаю, что Марк будет настолько слеп слишком долго. На месте Лайонелл я бы не рассчитывал на успех, но после того, как она решила втянуть тебя в свою игру, на ее благополучие мне, признаться, плевать. Ну а если этой недоделанной искусительнице удастся провернуть свой план, дискредитировав племянника в глазах дяди, и каким-то образом стать Марку женой – ну, кто я такой, чтобы свысока относиться к его слепоте? – Снейп неприятно, если не сказать зловеще, рассмеялся. От этого смеха кожа Гермионы покрылась мурашками. Она покачала головой, вздыхая. Иногда ей хотелось вновь оказаться среди одних лишь гриффиндорцев, с их зачастую совершенно топорным подходом к вещам. – Я бы предложил тебе озаботиться другим, – Снейп поймал ее взгляд. – На носу Имболк. А как уже понятно, твою древнюю подружку лучше не злить. И я очень надеюсь получить образец этой водицы, наконец. Что-то мне подсказывает, что это может стать не лишним. Гермиона посмотрела на него, испытывая нервозность после его слов. Она и сама временами вспоминала о том, что они хотели предпринять, отсчитывая дни до 2 февраля. Снейп, в отличии от нее, выглядел абсолютно уравновешенно, и хотя она не знала, была ли это маска, невольно почувствовала сильнейший прилив благодарности, почти пересиливший весь негатив, который она за последние дни накопила в себе. Наверняка он не был настроен так спокойно, даже легкомысленно, как хотел ей показать, как будто они говорили о каком-то небольшом, но приятном приключении. Но тем ценнее было его намерение сохранить собственное самообладание, чтобы не дать окончательно впасть в панику ей.