My little moon

Когда Лань Венлинг удалось раскрыть глаза, она оказалась в пещере. Это место, казалось ей хорошо знакомым. Она удивленно огляделась по сторонам, осознавая где находиться. «Курганы?» Лань Венлинг, резко оглянулась, когда в отдаление послышались голоса. Скрепя сердцем, Лань Венлинг пошла вперёд. — С ней точно все будет впорядке? — раздался обеспокоенный мужской голос. Лань Венлинг замерла, услышав его. — Усянь, ты успокоишься или нет? У твоего ребенка просто зубы лезут, а ты ее уже хоронить собрался! — язвительно ответила ему женщина. — Эти голоса... — Лань Венлинг забыла, как дышать, когда рванула к ним, но ноги девушки словно приросли к месту. Она могла лишь издалека наблюдать за двумя спорящими людьми. Черные одеяния, с красными вставками, длиные черные волосы, красная лента, и лицо.... Черный туман. На месте лица была пустота. Так было всегда. В каждом воспоминании девушки, она могла видеть, лишь его улыбку или глаза, но никогда Лань Венлинг не видела его лица. Она не помнила его. Рядом с мужчиной стояла женщина. Кожа ее была слегка темной, выражения лица высокомерное, но такое родное. Глаза цвета самых темных чернил, с теплотой смотрели на лежащего у нее в руках ребенка. «Вэнь Цин...» — Разве может ребенок, из-за простых зубов, пылать подобно огоню? — продолжал упрямо настаивать Вэй Усянь. Вэнь Цин, поджала губу. Ей так и хотелось высказать все, что она думает о молодом папаше, но ребёнок на ее руках завозился. Вэй Усянь встал собираясь забрать малышку, но женщина остановила его: — Когда зубы лезли у А-Юаня, тот только и делал, что капризничал и плакал. Радуйся тому, что А-Юи, более спокойный ребенок. Но если ты будешь срываться к ней по первому зову, то избалуешь ее. Вэнь Цин покачивала ее, а та смотрела на нее большими серыми глазами. Мужчина остановился. Хоть лица и не было видно, Лань Венлинг чувствовала, взгляд его был наполнен любовью. — Будто бы ты не бежишь к ней стоит ей заплакать, — фыркнул Вэй Усянь. — Кто из нас тут еще мамочка, а Вэнь Цин? Вэнь Цин бросила на него недовольный взгляд, заставив мужчину рассмеяться. Его смех эхом раздавался в сводах пещеры, но вдруг он резко замолчал. Лань Венлинг нахмурилась. — В чем дело, Усянь? — спросила женщина, с беспокойством глядя на затихшего мужчину. — Думаешь, ей достаточно моей любви? — Папа, — с горечью прошептала Лань Венлинг. Вэнь Цин, села рядом с другом. — Я уверена, ты сможешь подарить ей столько любви, что она и не вспомнит, что у нее должна быть мать. — Так и есть, — закивала Лань Венлинг. У нее никогда не было необходимости в матери. Больше всего на свете, ей хотелось вновь оказаться рядом с папой. Вот чего ей нехватало... Вэй Усянь, наклонился к дочери. Увидев отца, А-Юи потянула к нему руки. Забрав её к себе, мужчина потерся носом об ее пухлую щечку. Девочка фыркнула, вызвав у мужчины и женщины смех. Вэнь Цин положила голову на плечо Вэй Усяня. — Она вырастет в любви и заботе, — словно принося клятву, произнесла Вэнь Цин, глядя на лежащую на руках Вэй Усяня девочку. — Они с А-Юанем единственное, что у нас осталось. В подтверждение ее слов, А-Юи улыбнулась, схватив Вэй Усяня за руку. Наблюдая за этой картиной со стороны, Лань Венлинг вновь ощутила пустоту внутри. Вначале она поглощала ее, пока не появился яркий свет, что заволок ее. Лань Венлинг в последний раз взглянула на близких, прежде, чем позволить ему поглотить себя. На секунду ей показалось, словно Вэнь Цин и ее папа смотрели на нее, но в следующее мгновение все померкло. В следующий раз, Лань Венлинг открыла глаза уже в Облачных Глубинах. С улицы донесся голос брата, после чего дверь распахнулась и юноша вошел внутрь. — Мэй, ты очнулась! — с облегчением воскликнул Лань Сычжуй. — Как ты себя чувствуешь? — Все хорошо, — заверила его Лань Венлинг. — Сколько я проспала? — Целый день. После того как ты потеряла сознание, отец доставил тебя в Облачные Глубины. Мы с адептами прибыли, только к следущему вечеру, — ответил ей Лань Сычжуй. — Отец долетел до Гусу, за несколько часов? — удивилась Лань Венлинг. Лань Сычжуй кивнул. — Если в следующий раз тебе захочется погеройствовать, пусть это будет поближе к Гусу! А лучше вообще забудь о слове геройство! У меня нет ни малейшего желания, лететь без остановки на мече,весь чертов день! — снаружи послышался  сердитый голос Лань Цзинъи. Лань Венлинг закатила глаза. — Я больше не буду заставлять тебя беспокоиться обо мне, шиди! Лань Цзинъи распахнул дверь, но остался стоять в дверях: — Кто тут еще беспокоится! Лань Венлинг многозначительно переглянулась с братом. Оба пришли к единому ответу. Девушка решила сменить тему разговора: — Не пора ли нам позавтракать? — Для завтрака уже поздно, — вздохнул Лань Сычжуй. Лань Венлинг надулась: — Когда меня это останавливало? Я завтракаю тогда, когда проснусь! Все в Ордене Гусу Лань вставали в пять и отходили ко сну в девять – таков был заведенный порядок. У Лань Венлинг же было свое расписание: она просыпалась не раньше обеда, а ложилась точно на четыре часа позднее, чем остальные адепты Ордена Гусу Лань. Сколько отец не пытался привить ей правильный режим сна, Лань Венлинг ни в какую с ним не соглашалась. — Вот так всегда! Я тоже хочу вставать, когда хочу и ложиться когда хочу, — разбушевался Лань Цзинъи. Лань Венлинг рассмеялась, и пока Лань Сычжуй пытался успокоить друга, девушка переоделась в чистые одеяния и заплела волосы в привычную косу. Выскочив из комнаты, она бросила юношам: — Кто последний до ворот, тот ест без приправ! В таком умиротворенном месте, как Облачные Глубины даже сердце замирало, подобно стоячей воде, и лишь звуки эха с колокольни слегка волновали воздух. Хоть Облачные Глубины и нельзя было сравнить со священным храмом, но все же холодные горы испускали атмосферу настоящей уединенности Дзэн. Внезапно вся безмятежность этого места разбилась вдребезги от смеха, вызвавшего улыбки у юных адептов, которые практиковались или участвовали в утренних чтениях. Они не смогли удержаться от беглого взгляда на главный вход, откуда исходил этот звук. Лань Венлинг, громко смеялась около ворот, над Лань Цзинъи, что был мрачнее тучи. Юноша добежал последним. — Ну, ну! Хватит гомонить. В Облачных Глубинах запрещен шум, — пробурчал Лань Цзинъи. Они стояли как раз рядом со Стеной Послушания, Лань Венлинг каждый раз содрагалась, при каждом взгляде на нее. Бессмысленные четыре тысячи правил! Девушка показала юноше язык, тот в ответ хотел показать ей кулак, но вместо этого резко выпрямился по струнке. Лань Сычжуй и Лань Венлинг обернулись. К ним приближались несколько заклинателей в белых одеждах вышедшие из ворот. Все они были одеты в струящиеся однотонные мантии Ордена Гусу Лань, белые как снег. Мужчина во главе процессии был высок и строен, а на талии его, помимо меча, висела сяо, вырезанная из белого нефрита. Рядом с ним шел Лань Ванцзи. — Отец! Дядя! — обрадовалась Лань Венлинг. Лань Сычжуй потянул ее за рукав одеяния. Девушка опомнилась, и слегка склонила голову в знак уважения, мужчины сделали то же самое. Затем мужчина с сяо взглянул на девушку и тепло улыбнулся: — Я тоже рад тебя видеть, А-Юи. Вижу тебе уже намного лучше? Когда мужчина стоял рядом с Лань Ванцзи, то они казались зеркальными отражениями друг друга. Но глаза Ханьгуан-Цзюня были очень светлые, будто бы сделанные из подкрашенного хрусталя, глаза же мужчины имели более мягкий и темный оттенок. Это был Лань Хуань, Глава Ордена Гусу Лань – Цзэу-Цзюнь, Лань Сичэнь. Люди, воспитанные в одном месте, часто похожи. Вот и Орден Гусу Лань всегда славился взращиванием множества красивых мужчин: например, сейчас особенно выделялись два нефрита текущего поколения клана. Они не были близнецами, тем не менее, очень и очень походили друг на друга, так что трудно сказать, кто же из них превосходил другого. Но, несмотря на то, что различия во внешности почти не замечались, с их характерами дело обстояло иначе. Лань Сичэнь был мягким и доброжелательным, Лань Ванцзи же замкнутым и суровым, держащим всех на расстоянии вытянутой руки, и полной противоположностью того, кого называют «дружелюбным». Вот почему в списке самых красивых молодых господ среди заклинателей Ханьгуан-Цзюнь шел только вторым, тогда как его брат – первым. Лань Сичэнь на деле доказал, что он достоин поста главы Ордена. Лань Венлинг лучезарно улыбнулась и подошла к нему: — Все хорошо, Глава Лань. Незачем беспокоиться. Девушка перевела взгляд на отца, и прочитав немой вопрос, едва заметно кивнула. Глава Лань, потрепал племянницу по голове: — Не заставляй нас больше волноваться. Лань Венлинг, виновато улыбнулась. Лань Сычжуй обернулся к Главе Лань и продолжил учтивую беседу: — Глава, вы вновь собираетесь к Ляньфан-Цзуню? — Да, обсудить следующий Совет Кланов в башне Кои, — кивнул Лань Сичэнь. Ляньфан-Цзунь – титул нынешнего главы Ордена Ланьлин Цзинь, Цзинь Гуанъяо, единственного незаконнорожденного сына Цзинь Гуаншаня, которого тот признал. Он приходился Цзинь Лину младшим дядей и единокровным братом Мо Сюаньюю и Цзинь Цзысюаню, отцу Цзинь Лина. Однако, хоть и Мо Сюаньюй, и Цзинь Гуанъяо оба были рождены вне брака, положение их разительно отличалось. Первый безвылазно сидел в деревне Мо, спал на полу и на ужин получал объедки, в то время как второй занимал самый высокий пост в среде заклинателей, повелевая всем и вся. И если Цзинь Гуанъяо захотел поговорить с Лань Сичэнем или же созвать Совет Кланов, то, значит, так оно и будет. Впрочем, главы Орденов Ланьлин Цзинь и Гусу Лань состояли в теплых дружеских отношениях – они даже были названными братьями. — Дядя изучил то, что вы привезли из деревни Мо, — сообщил Лань Сичэнь. Услышав знакомое название, Лань Венлинг навострила уши. Это неукрылось от Лань Сичэня и Лань Ванцзи. — Тебе стоит еще отдохнуть, прежде чем возвращаться в строй. Только благодаря тому, что ты была без сознания лекарям удалось излечить переломы за короткий срок. Сколько бы это заняло если бы ты была в сознании? — Лань Венлинг надула губу, на что Лань Сичэнь лишь улыбнулся и направился дальше, но вдруг остановился. Переглянувшись с братом, он серьезно сказал: — Юи, после того как я вернусь... Нам нужно будет поговорить. Лань Венлинг удивленно взглянула на отца, ожидая от него ответов. Но тот ничего не сказал. — Сычжуй, Цзинъи вы идете со мной, — лишь сказал он юношам, после чего перевел взгляд на дочь. — Ступай в цзинши, слуги принесут еду. Лань Венлинг кивнула и показав на прощание Лань Цзинъи язык, ускакала в сторону цзинши. Ханьгуан-Цзюнь с юношами направился к Учителю Лань, чтобы обсудить с ним привезенную из деревни Мо руку. Комната в цзинши служила Ханьгуан-Цзюню рабочим кабинетом и спальней, и постороним туда вход был запрещён. В углу примостился треножник, а на нем – вырезанная из белого нефрита подставка для благовоний, что сейчас испускала мягкий и тягучий дымок, наполняющий комнату освежающим ароматом сандалового дерева. Освежающий аромат сандалового дерева ненавязчиво окутывал ее, и хотя этот запах нельзя было назвать чувственным, все же ему удавалось дать Лань Венлинг некое чувство защищенности. Одежды отца всегда пахли этих ароматом, они пропитывались им, пока он практиковал игру на гуцине или медитировал здесь. Лань Венлинг приблизилась к треножнику в углу комнаты и слегка ощупала доски под своей ногой. Одна ощутимо отличалась от остальных. Ее, девушка и вытащила из цельного полового покрытия. В семь лет маленькая Юи нашла тайник в комнате отца. Тогда ее охватило детское любопытство. Стоило девочке убрать доску, как комната наполнилась мягким и сладким ароматом, растворившимся в запахе сандалового дерева. Семь или восемь черных сосудов теснились в маленьком квадратном погребке. Но Юи, они ни капельки не заинтересовали, ее интерес привлекла черно-красная шкатулка лежащая в самом низу. Вот и сейчас Лань Венлинг, осторожно вынула шкатулку из под драгоценных сосудов с вином. В Облачных Глубинах алкоголь был строго запрещен, но отец хранил их не для себя. Именно из-за этого вина отец повздорил с папой в их первую встречу. Все закончилось тем, что отец вылил на землю целый сосуд «Улыбки Императора», который папа с трудом достал в городке Гусу. Это была память, о которой отец рассказал ей в одну из тех ночей, когда воспоминания стали возвращаться. Юи вспомнила, когда-то папа рассказывал ей, что с тех пор, как он вернулся из Гусу в Юньмэн, ему так больше и не удалось отведать «Улыбку Императора», секретом изготовления которой владели только умельцы из Гусу. Папа хотел при первой же возможности приехать в этот город еще раз специально за местным напитком. Но такой возможности так и не появилось. Лань Венлинг отведала это вино, когда ей исполнилось четырнадцать. Вместе с Лань Цзинъи они выпили один сосуд на двоих. Лань Венлинг чувствовала себя прекрасно, разве что голова слегка шла кругом, что не скажешь о Лань Цзинъи, тот после третей чарки начал носиться по всем Облачным Глубинам и залазить на деревья. Так они и попались. Ханьгуан-Цзюнь в это время читал трактаты в библиотеке, когда услышал шум под окном, за которым последовал громкий треск. Выглянув из окна, он увидел дочь, что повисла одной рукой на ветке растущей под библиотекой магнолией, а другой держала за ногу Лань Цзинъи, что вися вниз головой, спешно поправлял налобную ленту. Увидев отца, Лань Венлинг забыв о друге, что кубарем полетел вниз, невинно помахала ему. Мужчина с ужасом высунулся из окна, чтобы увидеть, как Лань Цзинъи приземлившись на пятую точку, с усилием тер ушибленное место. Отец тогда никому об этом не рассказал, лишь отправил ее с Лань Цзинъи, под присмотром Лань Сычжуя отсыпаться. Лань Венлинг не могла сдержать улыбки вспоминая об этом. Вздохнув девушка открыла шкатулку, в ней тоже хранились воспоминания. Отец хранил там их детские рисунки с А-Юанем, первые написанные ими иероглифы, там были листки написанные непонятным и кривым почерком, понятным разве что их владельцу. Листков было много. Лань Венлинг никогда не понимала зачем отец хранит ее записи и заметки, девушка писала любую мысль приходящую ей в голову, а потом эти записи валялись где только можно. Отец же собирал и хранил все эти записи у себя. Лань Венлинг достала свой любимый рисунок, на нем она изобразила отца, когда в очередной раз отбывала наказание в библиотеке. Девушке было скучно, а посмотрев на отца, что читал трактаты, сама не заметила как стала водить кистью по листу. Когда время наказания закончилось, Лань Венлинг выбежала из библиотеке, успев  попрощаться с отцом, прежде чем дверь захлопнулась. Рисунок она оставила в библиотеки, видимо отец уходя забрал его. Сейчас же Лань Венлинг с удивлением рассматривала рисунок. Порывшись в шкатулке, девушка достала еще один. Положив их рядом, Лань Венлинг округлила глаза. На обоих листках был изображен Ханьгуан-Цзюнь, разница была лишь в стиле рисования и возрасте. На первом рисунке принадлежавшем ей, Ханьгуан-Цзюнь взрослый мужчина. Он излучает величие, вот только выражение лица, свидетельствовало о глубокой потере. Второй рисунок изображал ещё юную версию отца. Юноша излучал полную отстранненость от мира, серьезность и сдержанность. Художник видимо решил украсить картину, и подчеркнуть изящество юноши, нарисовав на его голове цветок. На обратной стороне было написано «Лань Чжань». Только один человек звал отца по первому имени, и Лань Венлинг догадалась, что автором рисунка был Вэй Усянь. Она еще немного посмотрела на рисунок, когда внезапно с западной стороны Облачных Глубин донесся колокольный звон. Звон этот совершенно отличался от звона, возвещающего, который час. В колокол будто колотил сумасшедший, торопливо и неистово. Резко изменившись в лице Лань Венлинг тотчас же ринулась на звук. Колокольный звон шел с угловой башни, именуемой «минши».  В этой постройке адепты Ордена Гусу Лань призывали духов, поэтому стены здесь были выполнены из особых материалов и сплошь покрыты вырезанными текстами заклинаний. Когда колокол на вершине угловой башни вдруг начинал звонить сам по себе, это означало только одно – с заклинателями, что проводили ритуал внутри, случилось несчастье. Возле башни уже собралась небольшая толпа, и адепты Ордена Гусу Лань все продолжали прибывать, однако никто не рисковал входить внутрь, не обдумав все как следует. Черная деревянная дверь минши была наглухо заперта, и открыть ее можно было только изнутри. Взлом же снаружи не только запрещался, но и еще представлял большие трудности. Любое происшествие, случившееся во время проведения ритуала, таило в себе чрезвычайную опасность, поскольку никто не знал, что за тварь могла откликнуться на зов или как все могло бы обернуться, если кто-то ворвется в процессе проведения ритуала. К тому же, с самой постройки минши почти все ритуалы заканчивались удачно, и потому заклинатели снаружи сейчас были так встревожены.  Лань Венлинг заметила, брата и Лань Цзинъи, что со всех ног бежали к минши. Но Ханьгуан-Цзюнь до сих пор не появился, и недоброе предчувствие охватило ее. Отец бы со всех ног поспешил на тревожный звон колокола, если, конечно, он не… Вдруг черная дверь резко и с грохотом распахнулась. Адепт в белоснежных одеждах, ковыляя и спотыкаясь, нетвердой походкой вышел наружу. Ноги едва держали его, потому, едва выйдя, он кубарем скатился с лестницы. Дверь минши тут же захлопнулась за ним, словно кто-то сердито дернул ее с внутренней стороны. Растерявшиеся поначалу заклинатели быстро помогли ему встать. Но стоило адепту подняться на ноги, как он тут же упал вновь, против своей воли заливаясь слезами. Он отчаянно вцепился в людей рядом с ним: — Не должны были… Не должны были призывать… Лань Венлинг незамедлительно схватила его за руку и твердо произнесла: — Лань Лао, чей дух вы призывали? Кто еще находится внутри? Где Ханьгуан-Цзюнь!? — Шицзе... Ханьгуан-Цзюнь, приказал мне спасаться… — казалось, что заклинатель задыхался. Но не успел он завершить фразы, как темно-красная кровь хлынула из его носа и рта, и Лань Венлинг передала адепта в руки подоспевшего Лань Сычжуя. Затем она, с наспех изготовленной бамбуковой флейтой, по-прежнему заткнутой за пояс, преодолела лестницу в несколько больших шагов, и пнула дверь минши. — Откройся! — приказала она. Черная деревянная дверь резко распахнулась, дико захохотав беззубым ртом. Лань Венлинг в мгновение ока нырнула внутрь, и она тут же захлопнулась вновь. Несколько адептов ошеломленно попытались последовать за ней, но минши по-прежнему отказывалась открываться, как они ни старались. Один из приглашенных заклинателей в изумлении и гневе заколотил в дверь, в сердцах выпалив: — Во имя Небес, да кто же она такая?! — Лучше помогите мне! Его цицяо истекают кровью! — стиснув зубы проговорил Лань Сычжуй, все ещё поддерживая пострадавшего адепта. Войдя в мини, Лань Венлинг сразу же почувствовала, как темная энергия плотно окутывает ее. Эта энергия являла собой смесь ненависти, ярости и высокомерия, почти видимую человеческому глазу, и любой, погруженный в нее, ощущал неясную, давящую боль в груди. Внутренняя часть минши оказалась квадратом примерно десять на десять метров, и сейчас в его углах беспорядочно лежали неподвижные люди, а в центре комнаты на магическом поле находился предмет призыва. Это было не что иное, как призрачная рука – та, что привезли из деревни Мо! Она стояла, застыв вертикально вверх как столб, обращенная к полу стороной среза от тела. Четыре ее пальца были плотно сжаты в кулак, а указательный нацелен в небо, словно в негодовании указывая на кого-то. Густой поток темной энергии, заполонивший минши, исходил от нее. Все заклинатели, принимавшие участие в ритуале, либо спаслись бегством, либо лежали на полу в бессознательном состоянии, и только Ханьгуан-Цзюнь по-прежнему чинно и благородно сидел во главе обряда в восточной части минши. Поперек его коленей лежал гуцинь. Рука его не щипала струны, однако они продолжали трепетать сами по себе. Отец казался погруженным в думы, или же внимательно прислушивающимся к чему-то, и поднял голову лишь тогда, когда почувствовал, что кто-то вошел. Лицо Ханьгуан-Цзюня всегда было безмятежным, но стоило ему увидеть дочь, выражение безмятежности спало. Лань Цижэнь, который отвечал за западную часть минши, сейчас лежал без сознания, как и все остальные, а его цицяо кровоточили, подобно цицяо адепта, что ранее сумел вырваться из этой комнаты. Лань Венлинг повернулсась и сделала несколько шагов на запад, встав прямо напротив отца и тем самым заняв в ритуале место дедушки. Она вытащила из-за пояса бамбуковую флейту и поднесла к губам. В ту ночь в деревне Мо, Лань Венлинг сначала раззадорила и отвлекла руку, а затем отец с расстояния атаковал ее мелодиями гуциня. Им удалось подавить темную энергию только потому, что они непреднамеренно действовали сообща. Отец встретился с ней взглядом, и выражение понимания появилось на его лице. Он занес правую руку над струнами, и из гуциня полилась мелодия. Лань Венлинг тут же присоединилась, заиграв на флейте. Мелодия, что они играли вместе, называлась «Призыв». При ее звучании труп, часть трупа или любимая вещь почившего превращались в проводника, через которого бесплотный дух мог проникнуть в этот мир. Обычно для его появления в центре магического поля хватало всего одного рефрена. Но сейчас мелодия почти подошла к концу, а никакого духа до сих пор и в помине не было. Призрачная рука, казалось, разгневалась, ее вены яростно запульсировали, а давящее ощущение, висящее в воздухе, стало еще сильнее. Если бы на западной стороне находилась не Лань Венлинг, а кто-нибудь другой, то он бы уже давно потерял сознание и, как дедушка, лежал бы в беспамятстве с кровоточащими цицяо. Лань Венлинг втайне встревожилась: любой дух почти наверняка должен был откликнуться на мелодию «Призыва», исполняемую ей и отцом вместе, если он, конечно, не… Если вместе с телом покойника не расчленили и его душу! Лань Венлинг на секунду остолбенела, кончина их дражайшего друга напомнила ей о смерти отца. Вспоминая об этом, к горлу Лань Венлинг подступил неприятный комок. Смена мелодии позволила ей вернуться из ночных кошмаров в реальность. Итак, «Призыв» не сработал, и Ханьгуан-Цзюнь переместил пальцы и начал играть другую мелодию. Мотив ее был спокойным и совсем не похожим на зловещий и требовательный мотив «Призыва». Она называлась «Покой». Обе эти мелодии широко использовались заклинателями по всему миру, и не было ничего удивительного в том, что кто-то умел их играть, так что Венлинг вновь ловко подхватила мотив отца, радуясь возможности погрузиться в другие мысли. Сейчас Лань Венлинг захотелось, чтобы вместо самодельной флейты, на её месте оказалась папина Чэньцин. Призрачная флейта Старейшины Илин, «Чэньцин» была известна всем и каждому. Лань Венлинг же играла на бамбуковой флейте с сделанной на скорую руку, так что ее звуки практически оскорбляли слух. Отец, должно быть, никогда раньше не играл дуэтом с кем-то столь же неумелым. В конце концов, он был больше не в силах продолжать и делать вид, что ему все нипочем: мужчина поднял голову и посмотрел на нее ничем не выражающим взглядом. Лань Венлинг виновато улыбнулась и продолжила играть дальше, притворившись, будто ничего не поняла, и мелодия ее завихляла еще ужаснее. Однако внезапно позади нее раздался какой-то шорох. Девушка обернулась и в изумлении увидела, что Лань Цижэнь, который до этого лежал в бессознательном состоянии, сейчас оказался сидящим с прямой, как струна, спиной. Из его цицяо по-прежнему лилась кровь и лицо было перекошено гневом. Дедушка дрожащей рукой указал на нее и надрывным, срывающимся голосом прокричал: — Прекращай играть! Пошла прочь! Пошла прочь сейчас же! Прекращай… Но не успел он договорить, что именно Лань Венлинг должна прекратить, как захлебнулся кровью, отчаянно отхаркался, и на последнем издыхании упал на то же самое место, вновь провалившись в глубокий обморок. — … Лань Венлинг остолбенела. Она примерно предпологала, что хотел сказать дедушка. «Прекращай играть! Прекращай играть дуэтом! Прекращай осквернять чарующие звуки гуциня моего любимого ученика Лань Ванцзи!» Дуэт флейты приемной внучки и гуциня драгоценного племянника привел Лань Цижэня в такую ярость, что он даже очнулся на несколько секунд, а потом вновь впал в забытье. Вот насколько ужасно они звучали вместе… Однако же общими усилиями флейты и гуциня рука, наконец, стала мало-помалу сникать. Лань Венлинг, ничуть не смущенная словами Лань Цижэня, подумала: «Какая разница, как я играю, если это работает». С последней нотой гуциня черная деревянная дверь минши внезапно распахнулась, залив комнату ярким солнечным светом. Похоже, что и тревожный колокольный звон тоже прекратился сам по себе. Адепты, окружавшие минши, как по команде ринулись внутрь, на разные лады зовя «Ханьгуан-Цзюнь, Лань Венлинг». Отец прижал ладонь к гуциню, заглушив остаточные вибрации струн, и подошел к Лань Цижэню, чтобы проверить его пульс. Под его спокойным и четким руководством остальные заклинатели тоже вскоре перестали бестолково суетиться. Старшие адепты уложили тела пострадавших на землю и стали пытаться привести их в чувство с помощью игл и различных лекарств. Другие же адепты внесли большой медный колокол, намереваясь заточить руку внутри него. Несмотря на то, что обстановка была напряженной, все работали четко и слаженно, в строго заведенном порядке, говорили только тихим шепотом, и никто не издавал громких звуков. — Ханьгуан-Цзюнь, ни иглы, ни эликсиры не помогают. Что же нам делать? — встревожились заклинатели. Лань Ванцзи прижимал три пальца к запястью Лань Цижэня и безмолвствовал. Лань Цижэнь провел уже восемьсот, если не тысячу, ритуалов призыва, и многие из призраков были ожесточенными. Но если затаенная злоба призрачной руки смогла задеть и его, то количество и мощь темной энергии, заключенной в ней, поражали воображение. Лань Венлинг заткнула бамбуковую флейту обратно за пояс и присела на корточки рядом с медным колоколом, задумчиво поглаживая заклинания на нем. Внезапно она заметила удрученное выражение лица брата. — Что случилось? — спросила она. — Я чувствую себя немного виноватым, — слегка поколебавшись, тихо проговорил Лань Сычжуй. — Виноватым за что? — вытаращила глаза Лань Венлинг. — Эта рука появилась из-за нас, — ответил Лань Сычжуй. — С чего ты взял? — улыбнулась Лань Венлинг. — Флаги, привлекающие духов, имеют разные способы изображения и потому разные уровни мощи. Флаги, что мы нарисовали в деревне Мо, привлекали духов в радиусе двух с половиной километров. Но эта призрачная рука обладала огромным желанием убивать, пожирая человеческую плоть, и если бы она с самого начала находилась так близко к деревне Мо, то давно бы напала, и все поселение превратилось бы в сплошные реки крови. Однако она появилась лишь после того, как мы прибыли… И это значит, что кто-то с недобрыми намерениями специально оставил ее там в нужный момент. — Отец, хорошо обучил тебя. Ты научился отлично изучать ситуацию и делать выводы. Лань Сычжуй мог бы смутиться, но лишь поник головой: — Но если все так, то… То мы тоже несем ответственность за смерти в деревне Мо. А сейчас… Сейчас мы подвергли опасности дедушку и остальных… После короткого молчания Лань Венлинг обняла брата за плечи: — Не мы несем ответственность за все несчастья, а тот, кто наслал призрачную руку. В этом мире случаются вещи, над которыми мы не властны. В это время на противоположной стороне минши Ханьгуан-Цзюнь убрал руку с запястья Лань Цижэня. Адепты Ордена Гусу Лань поспешили к нему с расспросами: — Ханьгуан-Цзюнь, как он? — Необходимо отыскать первопричину, — ответил Лань Ванцзи. — Нам нужно докопаться до сути: найти все недостающие части тела покойника и опознать его личность, и тогда мы сможем спасти пострадавших, — поддержала его Лань Венлинг. Лань Цзинъи не удержался от укоризненного замечания: — Как у тебя все просто! Мы уже попытались призвать духа хозяина этой руки, и вот как все в итоге вышло. Как же мы, по-твоему, сможем отыскать недостающие части тела? — Северо-запад, — заявил Лань Ванцзи. — Северо-запад? Ханьгуан-Цзюнь, почему именно северо-западе? — удивился Лань Сычжуй. — Разве вы не видите, что путь вам уже указан? — спросила Лань Венлинг, Лань Сычжуй перевел взгляд на призрачную руку. Лань Цзинъи окончательно сбился с толку: — Указан мне? Кем? Ханьгуан-Цзюнь ничего мне не указывал. — Указан ей. Все собравшиеся вдруг поняли, что она говорит о призрачной руке! Рука уверенно указывала в одном направлении. Кто-то попробовал переместить ее, но она упрямо развернулась, обращаясь в ту же сторону. Никто никогда раньше не сталкивался с подобным, потому все пребывали в сильном изумлении. — Как?.. Что… На что она указывает? — заикаясь произнёс Лань Цзинъи. — А на что она может указывать? Либо на оставшиеся части тела, либо на убийцу, который сотворил с ней такое. При этих его словах несколько юношей, стоявших в северо-западной стороне, быстро расступились. Взглянув на них, Лань Ванцзи медленно поднялся и обратился к адептам: — Позаботьтесь о дяде. Несколько из них кивнули: — Так точно! Вы покидаете Облачные Глубины? Лань Ванцзи слегка кивнул. Лань Венлинг уже успела втихомолку прошмыгнуть за его спину и громким, радостным голосом воскликнула: — В таком случае пока мы не узнаем личность руки, то я придумаю ему какое нибудь прозвище, например: «Потеряшка» или «Растерянный». Ты ведь возьмешь меня с собой? Пожалуйста, Ханьгуан-Цзюнь! Все присутствующие, казалось, в растеренности глазели на эту сцену. Кое-кто из старших адептов был особо напуган, но в то же время некоторые из юношей уже привыкли к подобным фразочкам в исполнении их шицзе. По лицу Лань Цижэня словно пробежала дрожь, хотя он и оставался без сознания. Заклинатели подумали, что если Лань Венлинг скажет еще хоть пару слов, то господин Лань в гневе очнется вновь…