My little moon

— Не спешите, я как раз собирался об этом упомянуть, — сказал официант. — Так вот, все они мертвы. Да, я говорил, что глава клана остался в живых, но это продолжалось недолго: через несколько лет Чан Пин также погиб. И умер он куда более ужасающей смертью – его убили линчи! Вам же наверняка известно, что такое линчи? Это когда от тела живого человека мечом или саблей состругивают тоненькие кусочки плоти, три тысячи шестьсот раз, до тех пор, пока все мясо не будет снято и не останется один только скелет… Безусловно, Лань Венлинг не могла не знать, что такое линчи. Если бы кто-то вдруг возжелал книгу «Тысяча и один способ мучительно умереть», она бы точно указала на человека, кто оказался бы наиболее подходящим кандидатом в писатели. — Я поняла, — махнула рукой заклинательница. — Что ж, может быть, ты слышал, почему весь клан Чан уничтожили? — Говорят, они пали жертвой козней другого ордена. Похоже на правду, как считаете? Иначе как же целая группа заклинателей не смогла выбраться наружу? Их определенно поймали в западню, человек или существо. На случай, если беседа не развлечет гостей достаточным образом, владелец лавки даже принес им по блюдцу арахиса и семечек. Лань Венлинг кивнула в знак благодарности и, щелкая семечки, продолжила расспрашивать: — Кто-нибудь пытался выяснить, что это был за человек или существо? — Молодая госпожа, да вы ведь просто подшучиваете надо мной! — рассмеялся официант. — Как можем мы, простые люди, которые влачат жалкое существование, выяснить что-то о тех, кто парит в облаках? Уж, скорее, вы знаете больше меня, потому что вы тоже заклинатели. Я только краем уха слышал, что они, кажется, оскорбили того, кого оскорблять не следовало! Как бы то ни было, с тех пор Юэян остался беззащитным перед всякими тварями. — Того, кого оскорблять не следовало? — задумчиво произнесла Лань Венлинг. — Вот именно! — официант съел два орешка, — Все эти ваши ордены, кланы, или как там еще, всегда не прочь выяснить отношения. Мое мнение – клан Чан пал жертвой других заклинателей. К тому же, убить ради наживы ведь обычное дело, разве нет? Во всех книгах так написано, да и легенды и сказания тоже не отстают. И хоть я и не знаю, кто именно стер с лица земли целый клан, но, скорее всего, здесь не обошлось без одного очень известного злодея. Лань Венлинг поднесла чашу ко рту, улыбаясь и боковым зрением глядя на него: — Дай угадаю. Ты сейчас скажешь, что не знаешь, что это за злодей? — А вот и нет! Этого-то я уж наверняка знаю! Он еще рифмуется со словом «наглейшее»… Точно, «старейшина». Старейшина Илин! — возликовал официант. — Что? — Лань Венлинг поперхнулась разбрызгивая вино. «Опять папа?!» — Да-да, все так! — подтвердил официант. — Его фамилия была Вэй, а полное имя, кажется, Вэй Уцянь. Люди говорят о нем и с презрением, и со страхом одновременно. — … Лань Венлинг как следует поразмыслила и поняла для себя две вещи: первая – из того, что она помнит, папа раньше никогда не упоминал, что был в Юэяне, и вторая, куда более точная – он никогда не использовал линчи. Ей показалось, что ситуация становится нелепой, и она обернулась к отцу, словно ища разъяснений. Лань Ванцзи, уже достаточно долго ждавший этого взгляда, ответил: — Идем. Лань Венлинг сразу же сообразила, что отец должен ей кое-что сказать, но не может сделать этого в лавке, где кругом любопытные глаза и уши. — Что ж, пойдем. Сколько… Ах, да, все уже оплачено. Я пока оставляю вино здесь и допью, когда мы вернемся, — и она полушутя добавила: — Надеюсь, оно никуда не денется? Официант, съевший уже больше половины блюдца орешков. — Что вы! — горячо ответил официант. — В нашей лавке не обманут ни ребенка, ни старика! Идите по своим делам и не беспокойтесь. Мы не закроем лавку до вашего возвращения. О, кстати, молодые господа, вы ведь сейчас собираетесь в имение Чан? Это так здорово – я вот здесь живу, но ни разу там не был! Моей смелости хватило только на то, чтобы подглядеть издалека. А вы, наверное, войдете внутрь? Что будете там делать? — Мы тоже подглядим издалека, — ответила Лань Венлинг. Официант был молодым, общительным юношей, слишком быстро сближающимся с людьми. Вот и сейчас он всего ничего болтал с гостем, но уже считал того своим другом. Он подошел ближе и обвил рукой плечи Лань Венлинг: — А вообще – у вас двоих тяжелая работа? Много денег получаете? Наверное, целую кучу! Все-таки уважаемая профессия. Я бы вот что хотел узнать – начинать трудно? Я… — Неожиданно он перестал нудеть, захлопнул рот и, в испуге поглядывая в сторону: — Молодая госпожа, а почему, тот, что подле вас… так уставился на меня? Девушка проследила за его взглядом и увидела, как её отец пристально смотрит на руку, лежащую у нее на плече, Лань Венлинг хотела рассмеяться: — А, ты про него. Его слишком строго воспитывали. Он на дух не переносит, когда люди в его присутствии начинают вести себя слишком свободно друг с другом. Странно, да? — Еще как странно, — приглушенно произнёс официант. — Он так на меня глянул, будто бы я его посягнул на честь его дочери… Лань Венлинг до колик в животе старалась не прыснуть со смеху: — А ты догадливый. Официант еще раз перевел взгляд с мужчины на девушку, и быстро скинул руку. — Я осушила весь сосуд. — И что? — удивился официант. — Я все еще на ногах, — указала на себя пальцем Лань Венлинг. Официант, наконец, припомнил свою зазывалку «если, прикончив всю тару, вы все еще сможете стоять на ногах, я возьму вашу фамилию». — Ой, ага… Да-да! Ого! — затараторил официант. — Нет, правда, я впервые вижу, что кто-то, а тем более девушка в состоянии твердо стоять на ногах и нормально говорить, осушив целый сосуд. Молодая госпожа, как ваша фамилия? — Моя фамилия… — начала было говорить Лань Венлинг. Невольно ей вспомнился мужчина с фиалковыми глазами. — Цзян. Официант тоже оказался не из стыдливых и, ни капли не дрогнув, во всеуслышание объявил: — Быть посему. Отныне моя фамилия Цзян! Снаружи, под ярко-красными вывесками лавки, высокая фигура в белом, казалось, слегка пошатнулась. Лань Венлинг, заложив руки за спину и шкодно улыбаясь во все лицо, подошла к отцу и похлопала того по плечу: — Надеюсь Глава Цзян не будет против, что я воспользовалась его фамилией. Отец как-то странно на нее посмотрел. — А что? — продолжила Лань Венлинг. — Вначале я хотела использовать фамилию Вэй, но решила, что это было бы слишком. Покинув город, заклинатели устремились в направлении, указанном официантом. Постепенно людей на их пути становилось все меньше, а деревьев – все больше. — Тогда, в лавке, почему ты остановил меня от дальнейших расспросов? — поинтересовалась Лань Венлинг. — Я внезапно вспомнил, что уже слышал о том, что случилось в Юэяне. В дальнейших расспросах больше не было нужды, — ответил Лань Ванцзи. — Прежде чем ты все объяснишь, позволь кое-то узнать у тебя, — тихо сказала девушка. — Скажи, ведь клан Чан... с лица земли стер не папа? В довесок к тому, что в то время Вэй Усянь был мертв, едва ли он мог погубить целый клан! — Нет. — Хм. Она словно вернулась в те дни, последние дни на Луаньцзан, перед самой смертью папы, в дни, когда он был хуже сточной крысы, презираем всеми: в любых несчастьях всегда находилась доля его участия. Его винили во всем: даже если соседский внук отказывался есть кашу и отощал на пару кило, то это случилось явно потому, что дитя слишком напугался рассказов о Старейшине Илин, приказывающем Призрачному Генералу умерщвлять людей. На душе сделалось больно. Отец не заслужил всего этого. Никто его не знал, его настоящего, и никто... Никто не помог ему, тогда. — Убийство совершил не Вэй Ин, но он действительно связан с ними, — продолжил Лань Ванцзи. — Каким образом? — спросила Лань Венлинг. — Есть две нити. Первая – один из тех, кто вовлечен во всю эту историю, начал свой путь заклинателя подобно твоей бабушке – матери Вэй Ина. Лань Венлинг резко остановилась. Сейчас она не осознавала бушующих в душе чувств или выражения своего лица. — Моей бабушке?.. — поколебавшись переспросила девушка. И Цзян Фэнмянь, и его жена Юй Цзыюань довольно хорошо знали родителей Вэй Усяня, но несмотря на это, Цзян Фэнмянь никогда не пускался в пространные воспоминания о покойном друге, а Юй Цзыюань за всю свою жизнь едва ли сказала папе хоть что-то хорошее. Тот считал за счастье, если она хотя бы не стегала его кнутом и не гнала преклонять колени в храме предков, всеми силами пытаясь держать Вэй Усяня подальше от Цзян Чэна. Все свои скудные знания о родителях он услышал от чужих людей, поэтому ему было известно не более, чем остальным. Но некоторыми из них он смог поделиться с дочерью. Из его рассказов Лань Венлинг знала, что отец был сыном Вэй Чанцзэ, слуги Ордена Юньмэн Цзян, и Цансэ Саньжэнь, бродячей заклинательницы. Лань Ванцзи тоже притормозил и оглянулся на неё: — Ты когда-нибудь слышала о Сяо Синчэне? — Нет, — порывшись в памяти ответила девушка. — И не могла слышать, — продолжил Лань Ванцзи. — Этот человек прославился, вернувшись в мир пятнадцать лет назад. А сейчас никто не вспоминает о нем. Пятнадцать лет назад – это всего на год позже осады горы Луаньцзан в Илине, а значит, Лань Венлинг была еще ребенком. — С какой горы? Кто наставлял его? — спросила она. — Мне неизвестно что это была за гора. Наставляла же его заклинательница. Сяо Синчэнь был учеником Баошань Саньжэнь, — было ответом. Девушка, наконец, поняла, почему отец сказал, что тот человек начинал путь заклинателя подобно ее бабушке: — Значит, Сяо Синчэнь папин шишу? Баошань Саньжэнь обучала также и Цансэ Саньжэнь. Баошань Саньжэнь была заклинательницей, жившей в уединении от внешнего мира и, по слухам, принадлежавшей к тому же поколению, что Вэнь Мао и Лань Ань. Большинство героев прошлого уже давно обратились в прах, но Баошань Саньжэнь до сих пор считалась несломленной. Если молва не ошибалась, то она, должно быть, более чем искусная заклинательница возрастом в несколько сотен лет. В те годы Вэнь Мао стал первым, кто счел нужным сконцентрироваться на прославлении и возвышении кланов, а не орденов, и вслед за ним объединения заклинателей, связанных кровными узами, вырастали, словно грибы после дождя. Любой маломальский талант решал примкнуть к остальным. Но эта женщина захотела удалиться от мирских сует и ушла в горы, взяв себе имя Баошань Саньжэнь. По сей день никто не знает, какую именно гору она выбрала. С другой стороны, уединение от внешнего мира называется уединением как раз потому, что никому не известно, где находится пристанище отшельника, и если люди могут с легкостью отыскать его, то, значит, не такое уж оно и уединенное. Так или иначе, она жила на неизвестной горе бессмертных и часто в тайне забирала к себе брошенных детей, предлагая им стать ее учениками. Однако со всех до единого Баошань Саньжэнь брала клятву в том, что они посвятят свои жизни совершенствованию тела и духа, никогда не покинут гору и не вернутся в мир. В противном же случае ученики лишались пути назад, что бы ни произошло; им пришлось бы разорвать все связи со своей наставницей и рассчитывать только на себя. Все высоко ценили дальновидность Баошань Саньжэнь, установившей подобное правило. За несколько сот лет только три послушника покинули гору – Яньлин Даожэнь, Цансэ Саньжэнь и Сяо Синчэнь. И никто из них не почил в мире. Лань Венлинг знала о судьбах первых двух и не нуждалась в пояснениях, поэтому отец поведал ей историю последнего ученика – папиного шишу. Сяо Синчэнь покинул гору в возрасте семнадцати лет. Отец никогда не встречался с ним лично, но был наслышан от других о его одаренности. В то время с Аннигиляции Солнца прошло всего несколько лет, а осада горы Луаньцзан в Илине и вовсе едва завершилась. Все именитые Ордены всячески зазывали в свои ряды лучших из заклинателей. Сяо Синчэнь же вернулся в люди с мечтой спасти мир. Благодаря природным способностям и великолепному наставнику во время своей первой ночной охоты он, с длинным мечом в одной руке и метелкой из конского хвоста в другой, в одиночку одолел всех тварей и обошел всех соперников, – Сяо Синчэнь прославился в мгновение ока. Нрав его был кроток, но сердце – как кремень; мягкий снаружи, решительный внутри. Когда люди попадали в беду, первым делом они искали его помощи, и Сяо Синчэнь как добродетельный и благочестивый человек, никогда не отказывал, за что все глубоко уважали его. Примерно в это же время кто-то полностью уничтожил клан Чан.