My little moon

Как-то раз глава клана Чан, Чан Пин, вместе с несколькими сородичами отправился на ночную охоту. Через пару недель он неожиданно получил печальное известие о кончине своей семьи и немедленно поспешил домой. Оплакав погибших, Чан Пин с остальными попытался выяснить причину их гибели, но единственное, что ему удалось узнать – кто-то с дурными намерениями уничтожил защитное поле и впустил в имение несколько могущественных и злобных духов. Подробности и причины поступка остались тайной, покрытой мраком. Обычно редко кто заботился несчастьями, случавшимися с маленькими кланами, но в то время ситуация обстояла иначе. С Аннигиляции Солнца прошло уже несколько лет, осада горы Луаньцзан тоже только что завершилась – на первый взгляд обстановка была довольно мирной. Трагедия клана Чан внезапно стала достоянием общественности, заклинатели судачили тут и там, строя теории, одна невероятнее другой, а кое-кто настаивал на том, что эта катастрофа – не что иное, как месть восставшего из мертвых Старейшины Илин, Вэй Усяня. Однако никаких доказательств не обнаружили, что делало поимку убийцы почти невозможной. Разумеется, Сяо Синчэнь не сидел сложа руки. Он добровольно вызвался помочь Чан Пину докопаться до истины, и через месяц убийца, уничтоживший целый клан, был раскрыт. Убийцу звали Сюэ Ян. Сюэ Ян оказался даже моложе Сяо Синчэня, совсем мальчишка. Но, несмотря на столь юный возраст, жестокости ему хватало с лихвой. Еще в пятнадцать лет он, босяк из Куйчжоу, широко прославился за свою свирепую натуру, бесчеловечные методы и лучезарную улыбку во все лицо. Обыватели бледнели при одном лишь упоминании его имени. Они же твердили, что Сюэ Ян, скитаясь в детстве по улицам, годами взращивал к отцу Чан Пина всепоглощающую ненависть. Он расправился со всем кланом в знак возмездия и еще по некоторым иным причинам. Выяснив правду, Сяо Синчэнь пересек три провинции, чтобы схватить Сюэ Яна, который по-прежнему безмятежно и весело развлекался, ввязываясь в потасовки с таким же, как он, сбродом. Как раз в то время в Башне Кои, резиденции Ордена Ланьлин Цзинь, проходил очередной Совет Кланов, на котором все самые именитые ордены обсуждали способы совершенствования тела и духа. Сяо Синчэнь воспользовался моментом и доставил туда Сюэ Яна, объяснил все от начала до конца и потребовал для него сурового наказания. Под гнетом очевидных доказательств большинство орденов не имели никаких возражений. Кроме одного – Ордена Ланьлин Цзинь. — Возражение в такой ситуации равносильно восстанию против всего мира. Может ли быть, что Сюэ Ян был любимчиком Цзинь Гуаншаня? — задумалась Лань Венлинг. — Приглашенным учеником, — ответил Лань Ванцзи. — В самом деле? — удивилась девушка. — С чего бы этим напыщенным павлинам приглашать в ученики какого-то бродягу? Ведь в те годы Орден Ланьлин Цзинь уже входил в число Великих, разве нет? — Это вторая нить, — произнёс Ханьгуан-Цзюнь. Он пристально посмотрел ей в глаза. — Из-за Стигийской Тигриной Печати. Сердце Лань Венлинг тут же пропустило удар. Об этом предмете она определенно имела представление. Более того, никто не знал о нем больше, чем ее родной папа. Из всего магического оружия, выкованного Старейшиной Илин при жизни, Тигриная Печать была одновременно и самым устрашающим, и самым желанным артефактом. Любой, кто обладал ей, мог подчинять мертвецов своей воле и приказывать им убивать. Поначалу Вэй Усянь не особо задумывался о подобном артефакте, но вскоре он просто-напросто устал собственноручно повелевать трупами и духами. Тут-то он и вспомнил об осколке редчайшей железной руды, совсем недавно обнаруженном им в брюхе твари, и выковал из него Тигриную Печать. Однако, сотворив Тигриную Печать, ее отец всего единожды прибег к ее помощи, прежде, чем понять, что от печати больше вреда, чем пользы. Стигийская Тигриная Печать оказалась гораздо мощнее и ужаснее, чем он мог себе представить. Он рассчитывал использовать артефакт как небольшое подспорье, но ее сила едва ли не превосходила силу ее создателя. Более того, Печать не привязывалась к одному хозяину, а это означало, что кто бы ни завладел ей, добряк или злодей, друг или враг, он мог с легкостью воспользоваться знаком. Безусловно, временами он подумывал уничтожить Тигриную Печать, но выковать ее стоило немалых трудов, поэтому и разрушить знак тоже было не так-то просто. К тому же, уже тогда он смутно осознавал свое шаткое положение и надвигающую на него бурю всеобщей ненависти и презрения, а с таким грозным оружием, как Стигийская Тигриная Печать, никто не рисковал сломя голову нестись в атаку, поэтому отец временно сохранил знак. Он разделил Печать на две половины, сделав так, что пустить ее в ход можно было только объединив их, и никогда не использовал знак без тщательного обдумывания. В итоге он применял Тигриную Печать всего дважды, и оба случая обернулись реками крови. Впервые он задействовал знак во время Аннигиляции Солнца, а после повторного использования он, наконец, решился уничтожить одну из половин. Однако до того как он успел разрушить вторую часть, произошла осада горы Луаньцзан, и он попросту потерял власть над ней. Лань Венлинг верила ему. Читая папины заметки любезно предоставленные Сан-гэ, Лань Венлинг знала, что тот был абсолютно уверен в своем изобретении и категорически заявлял, что даже если бы половиной печати завладел какой-то орден, воздвиг для нее храм и изо дня в день курил благовония, кусок железа по-прежнему оставался бы бесполезным куском железа. Однако сейчас отец поведал ей нечто совершенно поразительное – оказывается, Сюэ Ян смог восстановить вторую половину Тигриной Печати! Несмотря на то, что Сюэ Ян был совсем юн, он обладал неплохой смекалкой и более чем порочным духом. Орден Ланьлин Цзинь обнаружил, что Сюэ Ян, воспользовавшись уцелевшей частью печати, способен соорудить ее приблизительную копию. И пусть воссозданный артефакт не выказывал былой мощи и пока еще не мог использоваться, тем не менее, он уже сулил страшные последствия. — Так значит, Орден Ланьлин Цзинь нуждался в Сюэ Яне, чтобы тот мог продолжить работу над Стигийской Тигриной Печатью, и поэтому им пришлось защищать его, — ухмыльнулась Лань Венлинг, пазл в её голове начал складываться. Возможно, Сюэ Ян стер с лица земли целый клан Чан не только лишь с целью отмщения за все те беды, причиненные ему в детстве. Велика вероятность, что он проверял могущество восстановленной печати на живых людях! Неудивительно, что слухи связывали папу с трагедией клана Чан. Она почти могла представить, как яростно скрежещут зубами заклинатели: «Проклятый Вэй Усянь! Если бы он не создал такое оружие, мы бы ни за что не столкнулись со столькими бедами!!!» Вернувшись к первоначальной теме разговора, Лань Ванцзи продолжил рассказывать о том, что произошло в Башне Кои. Орден Ланьлин Цзинь всеми правдами и неправдами покрывал Сюэ Яна, однако, Сяо Синчэнь также настойчиво не желал сдаваться. Их упорное противостояние дошло до ушей Чифэн-Цзуня, Не Минцзюэ, который поначалу не намеревался принимать участие в Совете Кланов, и он с далеких краев поспешил в Башню Кои. Несмотря на то, что Не Минцзюэ был младше Цзинь Гуаншаня, он, держась сурово и непреклонно, отказывался проявлять снисхождение к Сюэ Яну, невзирая ни на какие обстоятельства. Он дал Цзинь Гуаншаню резкую отповедь, оставив того в замешательстве и смущении, а затем, подтверждая свой вспыльчивый нрав, тут же на месте обнажил свою саблю, стремясь немедля убить Сюэ Яна. Его младший названный брат, Ляньфан-Цзунь, Цзинь Гуанъяо, попытался вступиться за преступника, но Не Минцзюэ даже ему приказал убраться с глаз долой. Цзинь Гуаншань же, обруганный с ног до головы, спрятался за Лань Сичэнем, едва осмеливаясь подать голос. В конечном итоге Ордену Ланьлин Цзинь пришлось отступить. С тех пор, как Сяо Синчэнь доставил Сюэ Яна в Башню Кои, последний не выказывал никаких признаков страха, и даже ощущая ледяной холод сабли Не Минцзюэ на своей шее, он по-прежнему продолжал ухмыляться. Прежде чем его увели, Сюэ Ян проникновенно обратился к Сяо Синчэню, словно к близкому другу: —Даоцзан, не забывай меня. Мир тесен. Тут Лань Венлинг поняла, что «мир тесен» означало для Сяо Синчэня неимоверно мучительную расплату. Ланьлин Цзинь оправдал свое звание самого бессовестного и беспринципного Ордена. Тогда, в Башне Кои, перед лицом всех кланов и орденов, они согласились казнить Сюэ Яна, но стоило преступнику ускользнуть от взора Не Минцзюэ, как меру пресечения тотчас изменили на пожизненное заключение в темнице. Услышав об этом, Не Минцзюэ впал в ярость и потребовал объяснений, но Орден Ланьлин Цзинь молол вздор, переливая из пустого в порожнее, и отказывался отдавать ему Сюэ Яна, как бы глава Ордена Цинхэ Не ни старался. Все остальные ордены молчаливо наблюдали со стороны, и в скором времени Не Минцзюэ скончался от искажения Ци. Он совершенствовал тело и дух гораздо быстрее, чем предыдущие главы из клана Не, поэтому и погиб раньше любого из них. Так или иначе, единственный человек, чинящий препятствия, исчез, и Орден Ланьлин Цзинь, чувствуя свою безнаказанность, пошел еще дальше. Цзинь Гуаншань изо всех сил пытался вызволить Сюэ Яна из темницы, чтобы тот мог продолжить изучать и восстанавливать Стигийскую Тигриную Печать. Однако это деяние было чересчур бесславным. Они не могли пощадить убийцу целого клана без веской причины. И тогда они обратили свой взор на Чан Пина. Орден Ланьлин Цзин прибег ко всем возможным способам, от подкупа до угроз, и, в конце концов, они вынудили Чан Пина изменить свои показания и отречься от прошлых слов. Он во всеуслышание объявил, что Сюэ Ян не имеет никакого отношения к уничтожению клана Чан. Узнав такие новости, Сяо Синчэнь явился к нему с целью расспросить о причинах поступка. Чан Пин же беспомощно ответил: — А что еще мне оставалось делать? Если я не смирюсь, то жизни моих оставшихся в живых сородичей окажутся в опасности. Я безмерно благодарен вам, Даоцзан, но... пожалуйста, больше не пытайтесь мне помочь. Сейчас ваше содействие будет мне только во вред. Я не хочу прерывать род Ордена Юэян Чан. И вот тигра отпустили в горы. Девушка хранила молчание. Будь она на месте Чан Пина, то наплевала бы и на знатность и мощь Ордена Ланьлин Цзинь, и на свое будущее, сулящее возможные славу и процветание, и ни за что бы не отступилась. Напротив, она сама отправилась бы в темницу, порезала Сюэ Яна на лоскуты, пока от него не остались лишь лужа крови да ошметки плоти, а затем нашла способ призвать его душу обратно и повторяла бы весь цикл до тех пор, пока тот не пожалел бы о том, что родился на свет. Но не все люди, подобно ей, предпочитали обратиться в прах вместе со своим врагом. Кое-кто из клана Чан еще оставался в живых, да и сам Чан Пин был молодым, холостым и бездетным заклинателем, едва ступившим на свой путь, и потому, если ему пригрозили жизнями уцелевших сородичей или лежащими перед ним перспективами, он должен был тщательно взвесить все «за» и «против». К тому же, как ни крути, но Лань Венлинг была вовсе не Чан Пин. Не она кипела священным гневом или жила в вечном страхе, и не она испытывала те же физические и душевные муки. Выйдя на свободу, Сюэ Ян вновь принялся мстить. Однако на этот раз он поквитался не с самим Сяо Синчэнем. Сяо Синчэнь вернулся в мир в одиночестве и не имел семьи. Единственным близким ему человеком был преданный друг, встреченный им после схождения с горы, по имени Сун Лань. Сун Лань также принадлежал к числу заклинателей, высоконравственных и целеустремленных, по достоинству оцененных обывателями. Они оба мечтали создать свой собственный орден, связанный не кровными узами, но общими чаяниями и стремлениями, что делало их задушевными друзьями, чьи пути совпадали. Люди того времени прославляли их как Сяо Синчэня – яркую луну и ласковый ветерок; и Сун Цзычэня – холодный снег и замерзший иней. Сюэ Ян принялся за Сун Ланя. Он по старой схеме стер с лица земли храм Байсюэ, где тот вырос и обучался, и с помощью яда ослепил его. Наученный предыдущим опытом, на этот раз Сюэ Ян тщательно замел все следы. Все понимали, кто сотворил такое злодейство, но какой в том был прок? Не имелось ни одного доказательства. К тому же, Цзинь Гуаншань умышленно потворствовал ему, а свирепый Чифэн-Цзунь покинул этот мир – Сюэ Ян оказался недосягаем. Лань Венлинг нашла это несколько странным. Отец лишь выглядел равнодушным ко всему, но она прекрасно знала, что тот совершенно неспособен мириться со злом, даже куда в большей степени, чем бывший Глава Не. В те годы Орден Ланьлин Цзинь позволял себе довольно много сомнительных вещей, но отец ни разу не восставал и не порицал их; однако, тем не менее, он вплоть до сегодняшнего дня отказывался посещать Советы Кланов, созванные этим Орденом. Две кровавые резни случились одна за другой, и, безусловно, повсюду носились пересуды, к которым Ханьгуан-Цзюнь никак не мог остаться глух. Почему же он не явился за Сюэ Яном и не воздал тому по заслугам? Едва девушка собралась задать этот вопрос, как вспомнила, что после того как отец принес их с А-Юанем в Облачные Глубины, она виделась с ним лишь один раз. После же забота о них легла на плечи дяди. Сейчас Лань Венлинг искренне им восхищалась, помимо того что ему приходилось управлять Орденом, Лань Сичэнь еще и заботился о неродных ему детях. А-Юи помнила, что А-Юань тогда подхватил сильную лихорадку, и дядя проводил у его кровати всю ночь, следя за его состоянием. Днем же забота об А-Юане ложилась на плече лекарей, а Лань Сичэнь брал с собой племянницу, и вместе с ней разбирался с делами Ордена. Уследить за одной чрезмерно активной девочкой мало кому удавалось, даже сам дядя пару раз терял ее. Когда А-Юань выздоровел, Лань Сичэнь стал брать их вдвоем. Тогда-то его душа почувствовала покой, оказалось, что следить за двумя детьми куда легче. А-Юань следил за А-Юи, и не позволял той лезть куда не надо. В силу своего возраста А-Юи, стала звать Лань Сичэня отцом, а тот лишь улыбался ей. И только спустя несколько лет, девочка узнала, о Ханьгуан-Цзюне. С Ханьгуан-Цзюнем им пришлось проходить все заново. Тогда уже А-Юи заболела лихорадкой, которая из-за умалчивания болезни переросла в воспаление лёгких. Дядя еще долго читал ей лекцию о важности ее здоровья. А-Юань хоть и не показывал своего недовольства, но А-Юи видела, что каждый раз когда ее одолевал приступ кашля, он держался чтобы не отчитать ее, а Ханьгуан-Цзюнь... Он ничего ей не сказал, но от одного его обеспокоенного взгляда, ей становилось стыдно. Ханьгуан-Цзюнь заботился о ней, приносил лекарства, отвары, следил за ее приемами пищи. По ночам он сидел у ее кровати, и в очередном приступе лихорадки стирал с ее лица пот, и убаюкивал колыбельной. После выздоровления, А-Юи еще не раз просила Ханьгуан-Цзюнь, спеть ей эту колыбельную. Тогда Лань Венлинг и осознала, что когда рядом Ханьгуан-Цзюнь, ей не о чем переживать. Несколько лет назад Лань Венлинг наконец узнала, что все это время дядя заботился о них вместо младшего брата, потому что Ханьгуан-Цзюнь несколько лет оправлялся от ран нанесенных дисциплинарным кнутом, а затем отбывал наказание. Один раз А-Юи даже удалось увидеть эти шрамы на его спине, их было не меньше тридцати. Уже один удар кнута считался весьма суровым наказанием. Лань Венлинг, и представить не могла, какую столь ужасную ошибку мог совершить её отец. Время отбывания наказания, как раз совпадает с этим случаем. Недаром же тот сказал, что только «слышал» об этой истории. В глубине души Лань Венлинг почему-то крайне волновали эти шрамы. Однако даже ей было неловко спрашивать напрямую, поэтому она держала свои мысли при себе. — А что же случилось с даоцзаном Сяо Синченем? — вместо этого спросила Лань Венлинг. То, что произошло дальше, без преувеличения можно назвать трагичным исходом. Когда Сяо Синчэнь покидал гору и свою наставницу, он поклялся, что никогда не вернется назад. Разумеется, он всегда держал свое слово, но Сун Ланя не только ослепили, но и серьезно ранили, поэтому Сяо Синчэнь нарушил свой обет и отнес его к Баошань Саньжэнь, умоляя ее спасти своего друга. Во имя того, что когда-то они были наставницей и учеником, Баошань Саньжэнь согласилась помочь. А Сяо Синчэнь вновь вернулся в мир, и с тех пор его больше никогда не видели. Годом позже Сун Лань также покинул гору, и к всеобщему удивлению, глаза его, что полностью ослепли, теперь по-прежнему могли видеть. Однако причиной тому послужило вовсе не чудо, сотворенное искусством врачевания Баошань Саньжэнь. Сяо Синчэнь... вырвал свои глаза и отдал их Сун Ланю, который оказался втянутым в эту историю только из-за него. Поначалу Сун Лань жаждал отмстить Сюэ Яну, но к тому времени Цзинь Гуаншань уже скончался, а Цзинь Гуанъяо принял бразды правления в свои руки, и возглавил Орден Ланьлин Цзинь. Придя к власти и желая показать, что грядет ветер перемен, он первым делом избавился от Сюэ Яна, для подавления слухов и восстановления доброй славы Ордена возместил причиненный ущерб, и никогда больше не упоминал о Стигийской Тигриной Печати. В итоге Сун Лань отправился на поиски своего старого друга. Сперва людская молва доносила кое-какие слухи о его странствиях, но через некоторое время и они поутихли. К тому же, Орден Юэян Чан был лишь маленьким кланом, и мало-помалу о нем тоже все забыли. Несчастье Чан Пина и связанные с ним события бесследно растворились во времени. Дослушав до конца весь рассказ, Лань Венлинг тихонько вздохнула. Чувство глубочайшего сожаления сдавило ее грудь. «Встретить такой конец из-за того, что даже не имело к нему прямого отношения, это так... Если бы только Сяо Синчэнь родился на пару лет раньше, или же папа умер на пару лет позже, то все обернулось бы совсем иначе. Да будь он жив, разве он оставил бы без внимания этот случай?! И разве не завязал бы дружбу с подобным человеком?!» — Секунду спустя, она горько рассмеялась про себя. «Не оставил бы без внимания?! Завязал бы дружбу?! Нет. Будь папа тогда жив, скорее всего, никто и не стал бы выяснять, что же произошло с Орденом Юэян Чан, потому что все заранее знали бы виновника. А столкнись он с даоцзаном Сяо Синчэнем на улице и пригласи его выпить, он наверняка огрел бы его своей метелкой из конского хвоста. Ха-ха!» Они уже миновали имение Чан и приближались к соседствующему с ним кладбищу. На мемориальной парке Лань Венлинг заметила темно-красный иероглиф «Чан». — Отец, а от чего же все-таки умер Чан Пин? И кто убил его уцелевших сородичей? Но не успел Ханьгуан-Цзюнь ответить, как вдруг в синеватых сумерках раздался страшный грохот. Поначалу казалось, что кто-то со всех силы молотил в стены, но первое впечатление оказалось обманчивым. Удары наносились в непрерывном темпе и поражали своей мощью; звук доходил немного приглушенным, словно его источник был чем-то отделен от внешнего мира. Заклинатели тут же поменялись в лицах. В данный момент пятьдесят или около того членов Ордена Юэян Чан лежали в своих гробах и колотили по крышкам изнутри, совсем как в ту ночь, когда они умерли от страха – они бешено тарабанили в дверь, но никто не выпустил их наружу. Вот о чем рассказывал официант из лавки – неутихающий стук по гробам, шедший со стороны кладбища клана Чан! Но ведь официант сказал, что мертвые бушевали около десяти лет назад, и все уже давно прекратилось. Почему же, стоило им прийти, и шум возобновился? Лань Венлинг и Лань Ванцзи, не сговариваясь, задержали дыхание и, беззвучно крадучись, двинулись вперед. Скрывшись за столбами мемориальной арки, средь надгробных плит заклинатели увидели яму. Глубокая и совсем свежая яма была завалена комьями земли по краям. Изнутри долетали слабые звуки. Кто-то рыл могилу. Они затаились и принялись напряженно ждать, пока человек не выберется из ямы самостоятельно. Не прошло и часа, как из могилы ловко выскочили двое. Заклинатели смогли разглядеть, что людей именно двое лишь потому, что оба обладали острым зрением. Один из могильщиков нес второго на спине, и со стороны они казались парой сиамских близнецов, вплотную соединенных друг с другом. К тому же, на обоих незнакомцах были полностью черные одеяния, что придавало им видимость единого целого. Тот, что выскочил из могилы, человек с длинными руками и ногами, стоял к мужчинам спиной, а тот, кого он нес, человек с поникшими головой и конечностями, казался безжизненным. Впрочем, все сходилось: первый вырыл второго из могилы, а значит, второй действительно мертв; безжизненность – самое подходящее ему состояние. Внезапно могильщик обернулся и обнаружил их. Поверх лица мужчины клубился густой черный туман, не позволяющий рассмотреть его наружность! Девушка сообразила, что он, должно быть, воспользовался каким-то необычным заклинанием, скрывающим его лицо. Тем временем Ханьгуан-Цзюнь уже обнажил Бичэнь и ринулся в атаку, но могильщик среагировал молниеносно и, увидев летящий на него голубой вихрь Бичэня, сложил ручную печать, призвав свой меч. Оружие его так же, как и лицо, оказалось окутанным густым туманом, сохраняя в тайне свой цвет и орнамент. Могильщик оборонялся чрезвычайно странным образом, возможно, из-за того, что на спине его по-прежнему висел труп. Вихри мечей несколько раз столкнулись друг с другом, затем Лань Ванцзи отозвал Бичэнь и крепко сжал его в руке. Мрачная тень наползла на его лицо. Лань Венлинг догадалась, отчего тот столь неожиданно помрачнел: во время недавней схватки даже она, человек со стороны, могла сказать, что могильщик крайне хорошо знаком со стилем фехтования Ханьгуан-Цзюня! Тот не вымолвил ни слова, лишь принялся с нарастающей силой наносить рубящие удары, сокрушая все на своем пути. Могильщик медленно, но верно отступал назад. Словно понимая, что с мертвецом за спиной ему ни за что не одолеть Ханьгуан-Цзюня и бой завершится его захватом в плен, могильщик вдруг выудил из-за пояса темно-синий талисман. Талисман Перемещения! Талисман этого типа мог в мгновение ока перемещать человека на сотни километров, но при этом расходовал колоссальное количество светлой энергии, которое затем долгое время приходилось восстанавливать, поэтому заклинатели только с высоким уровнем духовных сил могли использовать его. Именно по этой причине, несмотря на очевидную ценность подобных талисманов, редко кто применял их на деле. Заметив, что могильщик вот-вот сбежит, Лань Венлинг спешно хлопнула дважды в ладоши, упала на одно колено и ударила кулаком оземь. Звуковая волна от ее руки разошлась по всему кладбищу, достигла глубин и проникла сквозь толстые крышки гробов, пробуждая покоящихся в них мертвецов. С урчащими звуками из-под земли вырвались четыре окровавленные руки и крепко вцепились в ноги могильщика! Но могильщик и глазом не повел и, направив поток светлой энергии к своим ступням, сдул руки мертвецов прочь. Лань Венлинг в ответ вытащила из-за пояса бамбуковую флейту, и пронзительный резкий звук распорол завесу сумерек. Следом из почвы показались две человеческие головы, а за ними и два полусгнивших тела. Покойники, словно змеи, обвились вокруг могильщика и медленно поползли вверх, открывая пасти и готовясь вгрызться в руки и шею. Могильщик презрительно фыркнул, будто говоря «какие дешевые фокусы», и окутал светлой энергией все свое тело. Однако только после содеянного он сообразил, что на этот раз его обвили вокруг пальца. Поток ветра, вызванного светлой энергией, также унес и труп, что был у него за спиной! Лань Венлинг заколотила рукой по могильному камню, хохоча во все горло. Мужчина тем временем одной рукой схватил обвисшего мертвеца, другой продолжая наступать. Видя, что у него отняли то, что он вырыл из могилы и что ему не победить Ханьгуан-Цзюня даже без обузы за спиной, не говоря уже о том, что рядом болтался столь каверзный человек, как Лань Венлинг, могильщик не рискнул долее задерживаться. Он швырнул оземь талисман, раздался оглушительный грохот, и фигура могильщика растворилась в голубых языках пламени, взмывающих к небесам. Девушка помнила о Талисмане Перемещения, коим обладал могильщик, а значит, что даже если они поймали бы его, он смог бы найти возможность ускользнуть. К тому же мертвец, которого он выкопал, и являлся разгадкой, поэтому Лань Венлинг не испытывала никакой досады. Она подошла к Ханьгуан-Цзюнь и предложила: — Давай посмотрим, кого он вырыл. Однако, окинув труп взглядом, она слегка удивилась. Череп покойника уже раскрошился, но сквозь трещину не вытекали кровь или мозги. Вместо этого оттуда торчали клочья черной ваты. Заклинательница принялась трясти мертвеца, и вскоре у нее в руках оказалась искусно изготовленная голова тряпичной куклы: — Что за ерунда? Как на кладбище клана Чан оказался поддельный труп из ветоши? — Не все его части поддельные, — ответил Лань Ванцзи, он уже успел оценить вес трупа, когда поймал его. Лань Венлинг хотелось с головы до ног ощупать куклу, но Ханьгуан-Цзюнь ее опередил. Ухмыльнувшись про себя, Лань Венлинг стала ждать. Лань Ванцзи удалось обнаружить, что только конечности «трупа» легко мялись, а грудь и живот были окоченелыми и как будто настоящими. Он вынул Бичэнь, и разрезал мертвецу одежду и подтвердил свою догадку – торс действительно когда-то принадлежал живому человеку. Все остальное оказалось муляжом. Изготовленные из ваты голову и конечности прикрепили к туловищу, чтобы оно «обманулось» и думало, что до сих пор соединено с частями своего настоящего тела. Судя по цвету кожи и левому плечу, от которого отсекли уже имеющуюся у них руку, владельцем этого торса был их дражайший друг. Значит, могильщик приходил за ним. — Похоже, тот, кто скрывает труп, уже в курсе, что мы идем по его следу, поэтому он явился сюда, чтобы перепрятать туловище, на случай, если мы вдруг доберемся до него. Что ж, кто успел, тот и съел! Как удачно мы на него наткнулись, ха-ха-ха! — Она прекратила смеяться и продолжила: — Но откуда могильщик с лицом, закрытым туманом, так хорошо знаком со стилем фехтования Ордена Гусу Лань? Лань Ванцзи, очевидно, тоже задавался этим вопросом, и мрачная тень не сходила с его лица. — Он весьма и весьма искусный заклинатель, раз способен использовать Талисман Перемещения. Кроме того, могильщик скрыл не только лицо, но и меч. Ясно, по какой причине он прятал свою наружность в конце концов, ни один преступник не хочет, чтобы его видели. Однако заклинатель средней руки не стал бы укутывать туманом меч, и, следовательно, могильщик более-менее прославлен в наших кругах. Ему пришлось скрывать оружие, потому что иначе любой обнаружил бы его цвет и орнамент, а затем и личность мечника. Отец, вот ты сейчас с ним сражался. Как думаешь, может ли могильщик оказаться тем, кого мы хорошо знаем? Но Лань Ванцзи с уверенностью ответил: — Нет. И у Лань Венлинг не было причин сомневаться в его словах. Она признавала, что Ханьгуан-Цзюнь никогда не принадлежал к числу людей, бегущих от правды и опасающихся истинного положения вещей; и если он отринул подобную вероятность, то значит, суждение ошибочно. Кроме того, отец не любил обманывать. По мнению Лань Венлинг, попроси кто-нибудь Ханьгуан-Цзюня солгать – и тот предпочтет наложить на себя заклятие молчания, дабы не произнести ни слова. По этим причинам заклинательница успокоилась. — Что ж, получается, задачка предстоит не из легких. Лань Ванцзи поместил торс в еще один двухслойный мешочек Цянькунь, а затем убрал прочь. Заклинатели немного покружили по окрестностям и вновь забрели на улицу с алкогольными лавками. Молодой официант выполнил обещание. Большинство лавок уже закрылись на ночь, но их вывеска еще реяла, а огни – светились. Сам официант сидел на улице и торопливо перекусывал из большой миски. — Вы вернулись! — просил официант. — Мы с вами держим свое слово, верно? Что вы видели? Лань Венлинг отшутилась от него, и они с отцом прошли к столу, за которым сидели днем. Стол был заставлен большим количеством сосудов с алкоголем, и еще несколько по-прежнему стояли у ног Лань Венлинг. — Так, на чем мы остановились? — сказала она. — Могильщик прервал нас прямо посреди разговора, так что я до сих пор не знаю, как же умер Чан Пин. Ханьгуан-Цзюнь кратко, сухо и спокойно продолжил рассказ. — Призыв души – штука капризная и требовательная к условиям; важны и время, и место, и сам человек, но порой все равно случаются ошибки, — не могла не выразить своего мнения девушка. — Я так понимаю, большинство убеждены, что убийство – это возмездие Сяо Синчэня? А ты, отец? Ты как считаешь? — Никому не следует высказываться, не видя полной картины. — Лань Венлинг крайне восхищалась его подходом к делу и принципами. Довольно улыбаясь, она сделала глоток вина и услышала его слова: — А ты? — Линчи – это ведь своего рода пытка и всегда подразумевает «наказание». К тому же, Чан Пину вырвали глаза, и это только укрепляет подозрения в том, что здесь замешан Сяо Синчэнь, ведь он в свое время также лишил себя зрения. Вот поэтому я не могу упрекать тех, кто считает, что он таким образом отомстил. Но все же... — немного подумав Лань Венлинг пыталась сформулировать мысль. — Но все же Сяо Синчэнь никогда и не требовал от Чан Пина благодарности за помощь. И я... Но не успела она додумать, что должно последовать за этим «я», как официант любезно принес им два блюдца с арахисом. Речь ее прервали, и она решила, что не стоит продолжать. Вместо этого девушка поднял глаза на отца и ухмыльнулась: — Почему ты так на меня смотришь? Я ничего не скажу. Как и ты, я не вижу полной картины, потому тоже воздержусь от суждений. Ты абсолютно прав: никто не должен ничего предполагать, не имея на руках всех фактов и не зная истинной подоплеки любой истории... Как бы то ни было, я заказала пять сосудов, но ты купил мне еще пять, и боюсь, что мне уже хватит. Не пора ли нам найти постоялый двор? В последнее время Лань Венлинг ни выдавалось никакой возможности призвать Вэнь Нина. Поэтому стоило ей пожелать отцу доброй ночи, и зайти в свою комнату, как она выпрыгнула из окна, и растворилась в ночи. Достигнув безлюдного места, Лань Венлинг достала из-за пояса флейту, поднесла ее к губам и сыграла короткую мелодию. После она принялась спокойно ждать. В прошлом дяде Нину случалось лишать жизней адептов Ордена Гусу Лань, и даже несмотря на то, что отец бы понял ее мотивы, она не могла призвать Призрачного Генерала в его присутствии. У нее не хватало совести на подобный поступок. Какой бы бесстыжей, по мнению дедушка ни была Лань Венлинг, сейчас не время и не место упражняться в наглости. Внезапно до ее ушей донеслось уже знакомое жутковатое звяканье. Фигура Вэнь Нина с опущенной головой возникла из теней, окутывающих городскую стену. Одежды его были совершенно черны и сливались с окружающим мраком, лишь глаза без зрачков сверкали хищным белым светом. Девушка неспешно обошла Вэнь Нина. Тот дернулся, словно намереваясь последовать за ней и бесконечно ходить за ним кругами. — Стой на месте, — сказала Лань Венлинг. Он подчинился и замер неподвижно, и его изящное лицо, казалось, заволокло еще большей печалью и подавленностью. Девушка выгнула бровь: — Руку. Вэнь Нин послушно протянул той свою правую руку. «Неужели... Ты подчиняешься мне?» Лань Венлинг осторожно схватила ее и приподняла, тщательно осматривая замки кандалов, опоясывающих запястье. Это были далеко не простые железные цепи. Когда Вэнь Нин впадал в бешенство, он становился крайне яростным и способным голыми руками крошить сталь в песок, поэтому он не мирился бы с тянущимися за ним цепями. Похоже, что эти кандалы выковали специально для того, чтобы сдержать Вэнь Нина. Обратили в прах? Люди были готовы душу положить за то, чтобы восстановить уничтоженную часть Стигийской Тигриной Печати, и, само собой разумеется, кто-то также исходил слюной на Призрачного Генерала. Разве они решились бы обратить его в прах? Ядовито усмехнувшись, Лань Венлинг подошла к Вэнь Нину со стороны, и после непродолжительных размышлений встала на носочки. «Вот и куда вы все так вымахали?» — В который раз бранилась Лань Венлинг. Нет, она не была маленького роста, по сравнению с другими девушками её возраста, она точно была выше них. И её это ни капли не смущало, ведь в своём постоянном окружении она все равно была маленькой. По сравнению с отцом и дядей, даже встав на носочки Лань Венлинг потребуется ещё два цуня, чтобы сравнять их рост. Поэтому Лань Венлинг не могла нарадоваться, что в отличие от отца с дядей А-Юань и Лань Цзинъи были даже ниже её, хотя с А-Юанем это было не так заметно. Разница в росте с братом составляла около одного цуня, а вот Лань Цзинъи был ниже её, поэтому Лань Венлинг с радостью любила ему про это напомнить. Вот только в отличие от уже остановившегося в росте Лань Сычжуя, её маленький шиди ещё имел все шансы вырасти, и если это произойдёт, то Лань Венлинг придётся потрудиться, чтобы, как обычно, трепать его по макушке. Ненароком она вспомнила и о Цзинь Лине, что ж у того есть все шансы стать ещё выше. Может он даже перерастет своего дядю? Сейчас же стоя на носочках Лань Венлинг начала с нажимом ощупывать череп Вэнь Нина. Те, кто держал Вэнь Нина в заточении, непременно должны были подавить его способность самостоятельно мыслить, чтобы уничтожить его рассудок и вынудить Призрачного Генерала подчинялся приказам других людей, а значит, они что-то внедрили в его голову. И в самом деле, вскоре она почувствовала под пальцами какой-то твердый выступ прямо на акупунктурной точке с правой части головы Вэнь Нина. Девушка симметрично занесла руку на другую сторону и обнаружил такой же выступ, напоминающий игольное ушко. Она одновременно ухватилась за оба игольных конца и медленно вытянул из черепа два длинных, черных гвоздя. Гвозди, глубоко вбитые в голову Вэнь Нина, оказались примерно по три сантиметра длиной и толщиной с нить для яшмовой подвески. Едва штыри покинули череп Вэнь Нина, он слегка вздрогнул, и черные изломанные линии, похожие на прожилки крови, прорезали белки его глаз. Казалось, Вэнь Нин изо всех сил пытается стерпеть боль. Удивительно, как он, будучи мертвым, по-прежнему способен страдать. Подумав об этом, в её сердце зажглось знакомое чувство ненависти. Вздохнув Лань Венлинг поглотила его, возвращая свое внимание к гвоздям. Судя по затейливому и сложному орнаменту, выгравированному на гвоздях, их происхождение, как и происхождение цепей, определенно было необычно, а их изготовитель достаточно умел, и для полного исцеления Призрачному Генералу потребуется немало времени. Спрятав гвозди, она вернулась к кандалам на запястьях и лодыжках Вэнь Нина и подумала, что весьма несподручно таскать за собой гремящие цепи, поэтому нужно воспользоваться мечом и разбить их. Безусловно разрубить кандалы Вэнь Нина оружием, принадлежащим адепту Ордена Гусу Лань, – не самое приличное действо, но Сянцзян был единственным мечом, доступным Лань Венлинг. В конце концов, она успокоила себя тем, что в ней нет крови Лань, а следовательно гнев предков не будет иметь к ней никакого отношения. Не могла же она более позволять дяде Нину таскать за собой такую обузу. Приказав Вэнь Нину стоять и не двигаться, Лань Венлинг замахнулась мечом, и с помощью духовной силы цепи опали. Вэнь Нин будто в благодарность склонил голову. Девушка хотела рассмеяться, но услышала вдалеке чьи-то голоса. Сказав, Вэнь Нину продолжать прятаться, и стоило мертвецу скрыться, как Лань Венлинг вернулась в свою комнату.