My little moon

Взяв флейту, Венлинг сыграла нужный отрывок. Как и ожидалось, мелодия оказалась разорвана. Ноты на первой странице относились вовсе не к той песне, что была записана на второй. Между ними должна была находиться еще одна страница, но ее вырвали – аккуратно, незаметно. Сделавший это действовал с огромной осторожностью. От страницы не осталось ни следа, потому и обнаружить пропажу оказалось так сложно. Венлинг перевернула книгу и посмотрела на темно-синюю обложку с написанным на ней названием из трех иероглифов. — “Собрание Смятения”? — прочитала Венлинг. — Что это за книга? Мелодии в ней звучат несколько странно. — Это собрание запретных песен из Дун Ин, — ответил Лань Ванцзи. — Из Дун Ин? Так вот почему звук немного отличается от местных мелодий, — переспросила Венлинг. Выражение лица Лань Сичэня было неоднозначным. — Если верить легендам, “Собрание Смятения” – это темные песни, собранные одним из заклинателей Ордена Гусу Лань за годы странствий, когда он путешествовал по воде и добрался до Дун Ина. Если заклинатель вложит духовную энергию, исполняя песни из этой книги, он сможет причинить вред другим людям: от ослабления тела и раздражения разума вплоть до волнения души и ограничения пяти чувств… Могущественный заклинатель мог бы забрать жизнь человека, исполнив всего лишь семь нот. Венлинг хлопнула ладонью по столу: — Вот это оно и есть! Она так обрадовалась, что, ударив по столу, едва не опрокинула бумажный фонарь. Лань Ванцзи вовремя успел его отодвинуть. Виновато улыбнувшись, Венлинг быстро заговорила: — Дядя, есть ли в “Собрании Смятения” песня, которая могла бы пошатнуть самообладание человека, вызвать у него раздражение, волнение, агрессию, вспыльчивость? Лань Сичэнь чуть помедлил: — Должна быть… — Духовных сил Цзинь Гуанъяо недостаточно, чтобы забрать жизнь человека с помощью семи нот. Более того, подобное убийство было бы слишком очевидным. Он явно не стал бы выбирать столь могущественную мелодию. Но если бы он под предлогом успокоения нрава названого брата играл для него песнь очищения сердца и продолжал бы исполнять ее еще три месяца, то могла эта мелодия подействовать как медленный яд и спровоцировать срыв Чифэн-Цзуня? — продолжила Венлинг, и вновь ответ прозвучал не сразу. — Да. Венлинг подытожила: — Что ж, в таком случае мое предположение не лишено смысла. Фрагмент мелодии, не являющийся частью Омовения, находится на пропавшей странице “Собрания Смятения”. Все песни Дун Ин, записанные в нем, довольно сложны и тяжелы в освоении. У Цзинь Гуанъяо не было времени скопировать ноты в потайной комнате, так что ему пришлось вырвать страницу… Нет, все не так! Ему достаточно лишь одного взгляда, чтобы запомнить написанное на всю жизнь. Он вырвал страницу не потому, что не мог запомнить мелодию. Цзинь Гуанъяо понимал, что если эта запись исчезнет, у нас не останется ни единого доказательства. Он позаботился, чтобы никто не смог найти источник этой мелодии, если однажды все выплывет наружу или его поймают на преступлении. Все его действия были предельно осторожны. Перед вами он явно играл правильную версию Омовения. Чифэн-Цзунь не пытал особой страсти к искусству. Дядя, он слышал Омовение в вашем исполнении и в общих чертах представлял, как оно должно звучать. Поэтому Цзинь Гуанъяо не осмелился открыто исполнять для него темную песню, а вместо этого пошел долгим путем – решил соединить две мелодии разных стилей с противоположным воздействием, что у него превосходно получилось. Они звучат так, словно являются единым целым. Музыкальные способности Цзинь Гуанъяо воистину превосходны. Полагаю, в Омовение он вкладывал совсем мало духовной силы и использовал ее по-настоящему именно в отрывке с мелодией из “Собрания Смятения”. В конце концов, Чифэн-Цзунь не был знаком с этой стезей заклинательства и именно поэтому, конечно, не мог осознать, что Цзинь Гуанъяо заменил одну из частей песни темным, забирающим жизнь мотивом! — Цзинь Гуанъяо часто бывал в Облачных Глубинах, но я никогда не говорил ему о потайной комнате в библиотеке Ордена Гусу Лань, — после продолжительного молчания произнёс Лань Сичэнь. — Дядя, прости меня за прямоту, но во время Аннигиляции Солнца Цзинь Гуанъяо являлся шпионом в Безночном городе Ордена Цишань Вэнь. И шпионом весьма хорошим. Ему даже удалось обнаружить тайный кабинет Вэнь Жоханя, пробраться внутрь незамеченным, запомнить все карты и свитки, затем по памяти записать всю информацию и отправить ее в Башню Кои. Для подобного человека обнаружить потайную комнату библиотеки Ордена Гусу Лань – плевое дело, — сказала Венлинг. Лань Сичэнь взял в руки листок с записанным на нем отрывком мелодии, порассматривал его какое-то время, затем решил: — Я найду способ испытать эту мелодию. — Брат? — вопросительно произнёс  Ванцзи. — Когда да-гэ не стало, осада Луаньцзан давно закончилась. Молодой господин Вэй был давно мертв, а ты была еще совсем ребенком. Если после испытаний этой части мелодии действительно выявится ее способность влиять на разум, если подтвердится, что это не просто догадка, я… — сказал Лань Сичэнь, но был перебит племянницей. — Дядя, испытание этой песни на живых людях может противоречить правилам Ордена Гусу Лань, — поспешно вставила слово Венлинг. — Я испытаю ее на себе. После столь нелепых слов, произнесенных главой Ордена Гусу Лань, становилось ясно: на сердце у него было неспокойно. Лань Ванцзи слегка повысил голос, в то время как Венлинг громко крикнула: — Брат! — Дядя! Лань Сичэнь подпер лоб рукой, словно пытаясь сдерживаться, его голос звучал мрачно: — Ванцзи, Юи, Цзинь Гуанъяо, которого знаю я, совсем не похож ни на того, кем его видите вы, ни на образ, сложившийся в головах всех остальных людей! Все эти долгие годы в моем представлении он переносил испытания, заботился о людях, ко всем относился с уважением. Все это время я был абсолютно уверен, что неодобрительные замечания в его сторону шли лишь от недопонимания, считал, что наверняка знаю истину. А теперь вы хотите, чтобы я в одночасье поверил, будто все, что мне известно об этом человеке, – ложь. Поверил в то, что он планировал убить одного из своих названых братьев, а я тоже был частью его плана и даже помогал ему… Пожалуйста, позвольте мне самому все обдумать, прежде чем принимать решение. Лань Сичэнь научил Цзинь Гуанъяо песни очищения сердца, помня о неприязни между Цзинь Гуанъяо и Не Минцзюэ и надеясь, что они смогут вернуться к прежним добрым отношениям. Он сам попросил, чтобы Цзинь Гуанъяо вместо него помог успокоить дух Не Минцзюэ. Кто мог знать, что его доброта предоставила возможность воплотиться жестокости Цзинь Гуанъяо? Как примириться с самим собой после такого? Все трое хранили молчание.  — Я пойду к дяде, — когда они вышли из библиотеки, сказал отец. — Я провожу А-Юи обратно. Ты можешь прийти позже. Дядя вел ее по выложенным белым камнем тропинкам Облачных Глубин, пока они не вернулись к окруженному цветами горечавки уединенному домику в глубине гор. Венлинг замешкалась, стоя перед дверью: — Знает ли дедушка, что отец… — Дядя только недавно очнулся. Я сказал, чтобы ему не говорили ничего лишнего, — мягко перебил её Сичэнь. Узнай Лань Цижэнь, что она с отцом делали в Башне Кои, он явно разозлился бы до такой степени, что наверняка тут же снова потерял сознание сразу после пробуждения. — Большое спасибо дедушке за все, что он сделал, — сказала Венлинг. — Дядя и правда сделал очень много, — кивнул Лань Сичэнь. Спустя некоторое время он произнёс. — А-Юи, Ванцзи рассказывал, что это за дом? — Нет, — пожала плечами Венлинг. — Именно в этом доме в Облачных Глубинах жила наша мать. Венлинг удивленно посмотрела на дядю, тот с грустью смотрел на неё. Венлинг сочла это несколько странным. Все поколения глав Ордена Гусу Лань жили в ханьши, и этот домик, запрятанный в потаенном уголке Облачных Глубин, точно не был на нее похож. Неужели родители отца состояли в неудачном договорном браке, а потому жили раздельно? При всем старании нельзя было найти положительную причину тому, чтобы глава ордена проживал отдельно от своей жены. Венлинг знала, что её неродная бабушка умерла, когда дядя с отцом были ещё маленькими, а дедушка, когда Облачные Глубины были сожжены. Когда на уроках им рассказывали историю Ордена, и о его Главах, немного могли упоминать и об их супругах. О супруге бывшего Главы Ордена Цинхэн-Цзюня, никогда никто не говорил. В Облачных Глубинах тема родителей Двух Нефритов была запретной, а Венлинг никогда не лезла к отцу и дяде с этими вопросами и теперь хранила молчание, ожидая, пока дядя сам решит продолжить. — Ты должна знать, что мой отец обычно медитировал в уединении и очень редко общался с остальным миром. Все эти годы Орденом Гусу Лань почти единолично управлял дядя, — сказал Лань Сичэнь. — Это я знаю, — Венлинг кивнула. Лань Сичэнь опустил руку вдоль тела. Ладонь, в которой была зажата Лебин, спряталась в рукаве.  — Причиной тому, что отец ушел в затвор, была моя мать. Этот дом был… скорее местом заточения, чем жилище, — медленно продолжил мужчина. Венлинг была потрясена. Отец дяди и отца, Цинхэн-Цзюнь, когда-то тоже являлся знаменитым заклинателем. Он снискал славу еще в юном возрасте, и ему прочили большое будущее. Однако в возрасте двадцати лет он неожиданно оставил этот путь и объявил о своей женитьбе. Цинхэн-Цзюнь также перестал интересоваться мирскими делами. И хотя то, чем он занимался, называлось уединенной медитацией, по сути это больше напоминало уход на покой. Люди придумывали множество причин такому поведению, но ни одна из них не находила подтверждения. Лань Сичэнь склонился к кустикам горечавки и аккуратно погладил тонкие, нежные лепестки. — В молодости отец, вернувшись однажды с ночной охоты, увидел мою мать в городе Гусу. — Он улыбнулся: — Говорят, что это была любовь с первого взгляда. Венлинг ненароком расплылась в широкой улыбке: — Люди ведь часто поддаются чувствам. Однако дядя пресек ее веселый настрой: — Но вот та женщина любви к нему не чувствовала. К тому же она убила одного из учителей моего отца. Подобное просто невозможно было представить. И хотя Венлинг понимала, что задавать слишком много вопросов считается дурным тоном, речь шла о пусть и неродных, но также бабушке и дедушке, поэтому она просто обязана была узнать: — Почему?! — Я не знаю, но могу предположить, что тут имела место некая вражда, — ответил Лань Сичэнь. Венлинг не стала углубляться в этот вопрос и постаралась усмирить любопытство. Вместо этого она спросила: — А… что было потом? — А потом, — последовал ответ Лань Сичэня. — Когда мой отец об этом узнал, то, конечно же, испытал ужасную боль. Но даже столкнувшись с такими трудностями, он все равно тайно забрал женщину к себе в Орден. Не обращая внимания на возражения клана, он молча преклонил вместе с ней колени перед Небесами и Землей, а после объявил всем, что она будет ему женой до конца жизни. Цинхэн-Цзюнь также добавил, что всякому, кто захочет причинить ей вред, придется иметь дело с ним. Венлинг округлила глаза. Лань Сичэнь продолжил: — После завершения церемонии мой отец нашел дом, запер в нем мать, а в другом доме закрылся сам. Хоть это и называлось уединенной медитацией, но на самом деле было покаянием. — Он чуть помолчал, а потом снова заговорил: — Юи, ты понимаешь, почему он все это сделал? Венлинг помедлила секунду и ответила: — Он не мог простить убийцу своего учителя, но вместе с этим не желал видеть смерть любимой женщины. Ему оставалось только жениться, чтобы защитить ее жизнь, и заставить себя не видеться с ней. — Как ты считаешь, правильно ли он поступил? — поинтересовался Лань Сичэнь. — Не знаю, — ответила Лань Венлинг. — Тогда что, на твой взгляд, было бы правильным? — дядя казался каким-то потерянным. — Я не знаю, — она снова ответила. Помолчав, Лань Сичэнь прошептал: — Можно было бы сказать, что отец сделал это, ни о чем больше не заботясь. Все старшие члены клана пребывали в ярости, но все они являлись его наставниками с малых лет, им ничего больше не оставалось, кроме как охранять эту тайну, намекая всем остальным, что жена главы ордена Гусу Лань страдает невыразимым недугом и не может видеться с людьми. Сразу после рождения нас с Ванцзи забрали и передали на воспитание другим людям. Как только мы подросли, нас отправили учиться к дяде. Мой дядя… он от природы всегда был бесхитростным и открытым. Поскольку отец из-за матери разрушил собственную жизнь, он еще сильнее начал ненавидеть людей, не желающих вести себя подобающе. А потому вложил все силы в наше с Ванцзи обучение. При этом он был особенно суров. Нам позволяли видеть мать лишь раз в месяц, в этом доме. Дети, которые каждый день общались лишь с суровым дядей и проводили все время за трудными уроками и кипами книг. Несмотря на усталость, им приходилось выпрямлять слабые спины и становиться самыми выдающимися адептами клана, примерными учениками в глазах других людей. Они почти не виделись с ближайшими родственниками, не могли подурачиться в объятиях отца, не могли покапризничать рядом с матерью. Но они очевидно не заслужили подобного. Лань Сичэнь продолжил: — Когда мы с Ванцзи навещали мать, она никогда не жаловалась на то, как скучно сидеть взаперти, без возможности даже шагу ступить за порог. Лишь спрашивала про нашу учебу. Ей особенно нравилось дразнить Ванцзи, но он… чем больше его дразнишь, тем меньше он разговаривает, тем хуже выражение на его лице. Он был таким с самого детства. Однако, — Лань Сичэнь коротко рассмеялся: — Пусть даже Ванцзи никогда этого не говорил, я знал, что он каждый месяц с нетерпением ждал дня встречи с матерью. Точно так же ждал ее и я. Венлинг вообразила юного отца с дядей в объятиях матери, представила себе их розовый румянец на белоснежных щечках и тоже рассмеялась. Улыбка все еще играла на ее губах, когда дядя продолжил: — Но однажды дядя сказал нам, что больше не нужно сюда приходить. Матери не стало. — Сколько вам тогда было? — Венлинг осторожно спросила. — Мне – восемь, Ванцзи – шесть. — ответил Лань Сичэнь. Помолчав, он произнес. — Он тогда был еще слишком мал и не мог понять, что значит “не стало”. Сколько бы другие ни утешали его, сколько бы дядя ни бранился, Ванцзи все так же приходил сюда каждый месяц, садился на веранде и ждал, когда кто-нибудь откроет ему дверь. С возрастом он понял, что мать больше не вернется, что эта дверь уже никогда не откроется для него, но все равно продолжал приходить сюда. Лань Сичэнь поднялся. Взгляд его темных глаз остановился на ней: — Ванцзи с самого детства был настолько упрямым. Подул ветерок, шелестя листьями и беспокоя цветы горечавки, отчего в воздухе разлился горьковатый аромат. Венлинг, окинула взглядом деревянную веранду, почти могла увидеть маленького ребенка с лентой на лбу, сидящего в подобающей позе перед домом и тихо ожидающего, пока откроется дверь. — Бабушка, то есть Госпожа Лань, — исправилась Венлинг. — Должно быть, была очень ласковой женщиной. Лань Сичэнь улыбнулся. — Тебе незачем исправляться. Наши с Ванцзи родители ваши с А-Юанем бабушка и дедушка, — чуть погодя он продолжил. — В моих воспоминаниях мать и правда была такой. Я не знаю, почему она тогда сотворила подобное. И, если по правде, я… — Он глубоко вдохнул, а потом признался: — Вовсе не хочу знать. Немного помолчав, дядя закрыл глаза. Он достал Лебин, и порыв ночного ветра подхватил и унес прочь плачущий звук сяо. Звук глубокий, словно вздох. Венлинг не раз доводилось слышать игру Лебин. Ее звучание было точно таким же, как сам дядя: теплым и изящным, словно легкий ветерок и весенний дождь. Но сейчас, несмотря на то, что мастерство исполнения оставалось все таким же превосходным, звук Лебин пробуждал в слушателе странный осадок чувств. Порыв ветра слегка растрепал волосы Лань Сичэня и привел в беспорядок лобную ленту. Однако глава Ордена Гусу Лань, который всегда тщательно следил за внешним обликом, не обратил на это никакого внимания. Лишь закончив играть, он отнял Лебин от губ: — В Облачных Глубинах музыка ночью запрещена. Сегодня я много раз вышел за рамки дозволенного. Прошу прощения. — За что? Дядя, ты разве забыл, что перед тобой стоит человек, нарушивший большинство правил… — усмехнулась Венлинг. — Я совсем уже позабыл, как быстро ты бегаешь от наказаний, — улыбнулся Лань Сичэнь. Венлинг показала ему язык. Девушка подошла ближе к дому и устроилась на его ступеньках, смотря на горечавки, она почувствовала, как мужчина сел рядом: — Я сбросил с души свой груз, теперь твоя очередь. Венлинг кивнула: — Я ведь знала, что этот день придет. Знала что правда вскроется. Но я не думала, что это произойдет так скоро. Заклинатели узнали правду, репутация Ордена Гусу Лань в опасности, как и репутация отца, Цзинь Лин теперь меня ненавидит, Мо Сюаньюй... Девушка почувствовала, как глаза защипали. Лань Сичэнь, успокаивающе погладил племянницу по спине. — Я не вижу оправдания молодого господина Цзинь, в том что он ранил тебя. — Венлинг горько усмехнулась, а мужчина продолжил: — И все же юноша был на эмоциях, когда он успокоиться Вам нужно будет поговорить. Я сомневаюсь, что он будет ненавидеть тебя. И Юи, когда я уходил из Башни Кои, Глава Цзян распорядился доставить Мо Сюаньюя в Пристань Лотоса к лекарям. Девушка с неверием посмотрела на дядю: — Он жив? А-Юй жив? Глава Цзян помог ему? Мужчина кивнул: — Он был тяжело ранен, но пульс все еще был. Глава Цзян помог ему. Венлинг почувствовала, как по щекам потекли слезы. Девушка тут же вытерла их: — Прости. Я очень рада, что он жив. Теперь я у него в долгу. Мужчина усмехнулся, почувствовав что теперь и с ее души спала часть груза. Они долго сидели в тишине, слушая звуки природы Гусу и вдыхая аромат горечавок. — Мой отец действительно был плохим? — Лань Сичэнь тут же напрягся, его племянница с мольбой смотрела на него: — Прошу. Расскажи мне все. Всю правду. Я хочу знать, какой бы она не была. — Иногда я забываю, что ты уже не ребёнок, — вздохнул Лань Сичэнь. Немного помолчав мужчина продолжил: — У меня противоречивые чувства к твоему отцу, если бы он был жив, я бы точно не выдержал и проткнул его мечом. Но таким он стал после всего произошедшего, вначале я был благодарен молодому господину Вэю, зато что ему удалось вызвать в Ванцзи эмоции. И их странные отношения переросли в чувства Ванцзи. Юи, ты ведь знаешь о его чувствах к твоему отцу? Девушка не задумываясь кивнула: — Это сложно не заметить, дядя. Мужчина тепло улыбнулся и потрепал племянницу по голове. — Вот и я думал, так же как и ты. Но молодой господин Вэй и не подозревал об этом, а Ванцзи так и не признался ему...когда нужно было. Ты ведь помнишь, что Ванцзи был ранен? — спросил Лань Сичэнь. — Отец долго оправлялся от ран, а затем прибывал в уединении, тогда ты заботился о нас с А-Юанем, — сказала Венлинг. Лань Сичэнь кивнул: — Ты знаешь, что это были за раны? — Дисциплинарный кнут? У отца остались шрамы... — ответила Лань Венлинг. Несколько лет назад на одной из охот, одна тварь полоснула Лань Ванцзи по плечу. Венлинг застала отца, крадущемся с бинтами и мазями в руках. Увидев ее мужчина так и замер, пока негодующая дочь тащила его обратно к лекарю, пригрозив рассказать все дяде. Отец так и не переступил порог больничного крыла, но согласился, чтобы Венлинг самостоятельно осмотрела его плечо, и успокоилась. С плечом все оказалось не так плохо, и девушка с легкостью нанесла мазь, и обмотала плечо бинтом. Тогда-то девушка и заметила шрамы на спине отца, найти силы, чтобы спросить его об этом она так и не смогла найти. Про то что это следы от дисциплинарного кнута она узнала позднее. Лань Венлинг часто помогала лекарям, с их работай в свободное время. Как-то раз один из Старейшин вернулся с охоты с ранением, Венлинг помогла обработать рану, и заметила точно такие же шрамы на его спине. Увидев задумчивое выражения лица, мужчина рассказал, что во время Аннигиляции солнца, попал к Вэням, где его наградили несколькими ударами дисциплинарного кнута. — Дядя, прошу, расскажи мне, откуда все эти раны на его теле? Неужели... Они как-то связанны с моим папой? — воскликнула Венлинг. Дядя заметно посуровел, но вдруг рассмеялся: — Против скольких заклинателей молодой господин Вэй выступил в ту ночь в Безночном городе? Против трехтысячной армии! Какими бы исключительными ни были его таланты, разве в подобном положении ему бы удалось отступить целым и невредимым? Это невозможно! — голос его был пропитан презрением. — Что сделал мой отец? — Венлинг тихо спросила. — В ту ночь молодой господин Вэй пустил в ход Стигийскую Тигриную Печать. А когда жертв уже было достаточно, его силы также подошли к концу. Он ранил Ванцзи в приступе безумия. Его состояние было ненамного лучше его. Он также держался из последних сил и с трудом мог стоять, опираясь на Бичэнь. Но когда он увидел, что Вэй Усянь, пошатываясь, направились прочь с поля битвы, то немедля последовал за ним. Тогда вокруг не осталось почти никого, кто сохранял бы трезвость ума. Я и сам ничего не мог поделать, только словно во сне наблюдал, как Ванцзи, духовные силы которого очевидно скоро иссякнут, хромая на обе ноги, добрался до него, схватил, поставил на Бичэнь и скрылся. Спустя четыре часа, когда мне, наконец, удалось восстановить силы, я поспешил в Орден Гусу Лань с призывом о помощи. Я беспокоился, что, если остальные кланы доберутся до них раньше, Ванцзи признают сообщником Вэй Усяня, и в лучшем случае это станет несмываемым пятном на всю оставшуюся жизнь, огромным уроном для его репутации. А в худшем – его просто казнят на месте, без долгих разбирательств. Поэтому я и дядя избрали старейшин, которые всегда высоко ценили Ванцзи, в количестве тридцати трех человек, и тайно отправились на мечах на поиски. Лишь спустя два дня нам удалось обнаружить их следы в землях Илин. Ванцзи спрятал твоего отца в горной пещере. Когда мы прибыли туда, он оцепенело сидели на камне внутри пещеры, а Ванцзи держал его за руку, передавая духовные силы, и все время тихо говорил с ним. Он же от начала до конца повторяли лишь одно слово ему в ответ: — «Проваливай!» В горле Венлинг пересохло, глаза покраснели, она пожалела о том, что спросила об этом. Глубоко вздохнув Венлинг, подавила эмоции и продолжила слушать дядю. Она сама этого захотела, теперь нечего отступать. Лань Сичэнь продолжал: — Дядя внезапно появился перед ним и принялся бранить, требуя объяснений. Однако Ванцзи, будто давно понимал, что мы вскоре их найдем, сказал лишь, что нечего здесь объяснять, все именно так, как есть. С малых лет он никогда не перечил ни дяде, ни мне. Но ради Вэй Усяня Ванцзи пошел не только против него, он скрестил мечи с заклинателями родного Ордена Гусу Лань, нанес тяжелые раны тридцати трем старейшинам, которых мы привели с собой… Венлинг не знала, что сказать. Лань Сичэнь добавил, скрепя сердце: — Тридцать три шрама от дисциплинарного кнута! Он принял наказание единовременно – один удар за одного человека. Никто не может хотя бы представлять, какую боль ему пришлось стерпеть, как долго он не мог встать на ноги! Сколько времени он простоял на коленях у стены послушания, после того как своевольно отвел Вэй Усяня на гору Луаньцзан и покорно вернулся принять наказание! Когда я приходил к нему, я говорил, что молодой господин Вэй и так уже совершил ужасную ошибку, к чему тебе добавлять к его ошибкам свои? Он ответил… что не может судить, были его действия верными или ошибочными, но какими бы они ни являлись, он готов нести ответственность за последствия вместе с ним. Все считают, что он провел те годы в уединенной медитации, сидя лицом к стене. На самом же деле он был прикован к постели тяжелыми ранами. Но даже в таком состоянии, когда Ванцзи узнал о его смерти, из последних сил поднялся на ноги и, не слушая никаких уговоров, отправился на гору Луаньцзан, чтобы убедиться… Когда он спас ему жизнь и спрятал в пещере… то, как он говорил с ним, как он смотрел на твоего отца… Боюсь, даже ослепнув и оглохнув, невозможно было не понять, что у него на душе. Поэтому дядя так сильно разгневался. В детстве Ванцзи ставили в пример другим ученикам. Когда он повзрослел, то стал прославленным заклинателем. Вся его жизнь – образец благовоспитанности, на котором нет ни пятнышка. Единственная ошибка, совершенная им за всю жизнь, – это Вэй Усянь! Последнее предложение Лань Сичэнь выкрикнул с плохо скрываемым презрением, осознав, что и кому он это сказал пришло поздно. Мужчина перевел взгляд на племянницу, та сидела уставившись в одну точку, смотря нечем не выражающим взглядом, руки нервно теребили рукава. Лань Сичэнь опустился перед Венлинг на колени, заставив ту посмотреть на него.  — Ты рассказал мне то о чем я сама тебя попросила, тебе не за что извиняться. Спасибо, что рассказал. Мне жаль, что все так получилось... — Венлинг перебила дядю, перед тем как тот попытался извиниться. Девушка улыбнулась, но следующие слова ранили ее сердце. — Я был против того, чтобы Ванцзи брал за тебя ответственность. Из-за твоего отца, я считал что это принесет ему лишь боль, — мужчина продолжил: — Но мое мнение изменилось в тот же день, когда я увидел с каким счастьем Ванцзи смотрел на тебя и А-Юаня. Впоследствии я проводил много времени с тобой, пока брат оправлялся от ран, и сам не заметил как забыл, о том чья ты дочь. Я люблю тебя А-Юи, люблю тебя и А-Юаня, Вы моя семья, несмотря на свое происхождение. И я должен быть благодарен тебе зато, что ты появилась, мне страшно подумать, что было с Ванцзи... Венлинг бросилась к дяде на шею, громко воскликнула: — Когда-то я считала, что после смерти отца, и гибели клана Вэнь, потеряла всю свою семью. Я считала себя сиротой, даже тогда когда оказалась в Облачных Глубинах, даже тогда когда назвала Ханьгуан-Цзюня отцом. Спасибо. Спасибо тебе, отцу, дедушке, спасибо Вам за то что заботились обо мне, за то что стали моей семьей. Я рада, что могу звать тебя своим дядей! Не удержав равновесие, Глава Лань вместе с племянницей рухнули на землю. Лежа некоторое время на земле, Венлинг громко рассмеялась, Лань Сичэнь подхватил ее смех. Тут заклинатели услышала звук шагов за спинами. Обернувшись, они увидели залитую лунным светом фигуру Лань Ванцзи, который приближался к ним. Не переставая смеяться, заклинатели поднялись с земли и отряхнули одеяния. — Ты как всегда вовремя отец! — радостно воскликнула Венлинг.