Любовь.

Худенькие пальчики медленно вытаскивают тонкую сигарету с ментоловым ароматизатором. Аккуратно зажимаю нездоровую вещицу между пухлыми губами и нервно дергаю колесиком зажигалки. Последняя вспыхивает и одаривает табак ярким пламенем. Голова прижимается к кафельной поверхности, а сущность внутри всматривается в кровавые отпечатки напротив. Сердце издаёт неправильный ритм при наполненном пульсе и, кажется, что вот-вот апатичное спокойствие поработит, и я просто сдохну. — Кира Алексеевна, вы знаете, кто именно это мог сделать? — вопрос мужчины вырывает из задумчивой обреченности. Тело передёргивает. Отрицательно покачиваю головой и шумно выдыхаю. Крупное облако застывает перед моими глазами на несколько мгновений, напрочь отказываясь развеиваться подобно миражу жестокой реальности. — Очнётся—спросите. Моя же черствость пробирает меня до костей, вступая в беспощадную схватку с жалостью и скорбью о произошедшем. И всё же, она не сдохла. А значит отмена моего небольшого трипа в Италию была безжалостно смыта в унитаз. В мраморный с золотистой окантовкой. — Я понимаю ваше состояние, но должен вас опросить. Вы не жили с матерью с раннего возраста, почему? Усмехаюсь. Глаза напротив карие. Тёплые и с оттенком свежих фекалий. Лишь бы не потонуть бессознательному в этом говне. — То, что я вылезла из ее вагины, не даёт ей привилегий издеваться над дочерью и причинять боль. — грубо произношу я и вновь затягиваюсь. — Она могла бить и вашего брата? Отрицательно качаю головой, вспоминая на какой именно истинный путь встала мамаша после рождения Мити. Тотальное отсутсвие ножевых порезов на ребёнке и иного физического насилия, но как и прежде, алкогольные трипы и бесконечные партнеры. Интересно, кто именно с той оргии заделал мне братца? — Вы помогали им финансово? Положительный кивок. — Оплачивала все расходы по квартире. — спокойно отвечаю я, и несколько крупных слез прокатывается по аккуратному женскому лицу. — Все кружки брата. И на карту кидала ему немного. — Немного—это сколько? Просто, вашу мать могли искалечить из-за денег. — нелепо оправдывается полицейский, и недовольная усмешка слетает с моих уст. — Она понятия не имела об этих деньгах. Можете и у Димы спросить, если не верите. Но только в моем присутствии, хватит ему отвечать за мать. — недовольно бурчу, и пряный вкус ментола обжигает глотку. Мужчина в форме что-то быстренько черкает на крупном светлом листе, ни на мгновение не отрывая взгляда от папки. Осталось добавить «с моих слов написано верно» и запечатлеть мой нервный автограф в конце. Проходили, знаю. — Возможно, это была просто месть. А головой ударилась при падении. — загадочно произносит полицейский, всё ещё всматриваясь в кожаное оглавление папки. — Ваш отец вышел на свободу, Кира Алексеевна, несколько недель назад. Сердце издаёт крайний стук и замирает. Тот, кто приносил леденец на белоснежной палочке тёмной ночью. Подсовывал мне сладость втихаря от мамы, а после сбегал из дома после очередного скандала о вреде молодой женщине излишнего сахара. Пойду в ширь и кому нахуй буду нужна? И только сейчас понимаю, что никому. Только себе. Всегда. Мы нужны только себе. Тушу бычок об кафель и вновь устремляю взор в мужское лицо. — Насчёт Мити… — Он поедет со мной. — Вы уверены? Не факт, что ваша мама восстановится за несколько недель. Вы будете за ним следить, ухаживать? Вы молодая, очаровательная девушка, Кира Алексеевна. Вам явно не до одиннадцатилетнего брата. — его упрёк звучит отвратительно. Выдыхаю, зарываясь кистями рук в густые волосы. И лишь обратный отсчёт от десяти, позволяет сохранить адекватность и не выставить данную особь из квартиры. Лишь послать. — Спасибо, разберусь. Можете воссоединиться со своей командой профессионалов и покинуть жилплощадь. Вам пора. — издевательски говорю я и несколько ёжусь. Перепады эмоционального состояния отображаются резкой сменой температуры тела. От тридцати пяти до сорока и обратно. Кажется, знобит. Латентный гений (а может и гей), который, определённо точно, не найдёт виновника, покидает комнату. Я то знаю, что способности моего отца иные. Он никогда бы не стал вступать в драку с неадекватной женщиной под паленой водкой. Лишь бы ударил. Кровавые подтеки подтер, а ещё и сам бы скорую вызвал, переложив вину на невидимое существо—Домовенка. И никогда бы не исполнил сие представление, когда вот-вот должен вернуться ребёнок со школьных занятий. Ибо это слишком жестоко для детской психики. А дети—его единственная ценность. Даже чужие. Мобильник в кармане хлопковых шорт неустанно вибрирует. Всматриваюсь в крупный сенсорный экран, отображающий имя абонента. И выдыхаю.

— Блять, Кира, ты не охуела?

Обеспокоенный голос на той стороне невидимых электромагнитных волн. — Скорее прихуела. — сухо заявляю я, немного откидывая потухший бычок в сторону.

— Какого черта ты не улетела?

Его обеспокоенные низкие нотки в голосе пугают крошку внутри моего сознания, и последняя обиженно дует губки. — Ты хочешь поговорить именно об этом? — язвительно интерпретирую вопрос и на мгновение прикрываю глаза. — Мамашка разбила себе голову. Меня вызвала здравая полиция Российской Федерации. Честно говоря, я думала, она умерла в эмоциональных муках, но увы…

— Пришли адрес. Через час буду.

Отрицательно покачиваю головой в такт мыслей о его вечернем съемочном процессе. Ещё и человека подводить. Умеешь ты, Кира Алексеевна, подводить людей. — Нет. Я становлюсь временной курицей-наседкой. — тихо произношу я, облокачиваясь лбом на собственное колено. — Нужно решить с местожительством брата. Сегодня я займусь им. И, откровенно говоря, решение о его временном ночлеге решён. Все секции и школа находятся в Чертаново, а я, как истинная сестра-предательница, не могу позволить оставить его без мельчайшей радости—друзей, а значит позволю себе вновь поступить, как сука, и на рабочие дни оставлять подростка у самой лучшей женщине на свете. Моей крестной.

— Почему ты не позволяешь мне быть рядом? Какого черта, Кира?

Глухой выдох через динамики соприкасается с моими волосами. И я глупо лыблюсь. — Потому что я не умею, Дим, я не умею. — истерической смех вырывается из уст, и прохладные слёзы одаривают льдинками чувствительный эпителий щёк. — Извини, но моя никчемность не исчезнет под твоими упреками.

— Эй, солнце, не время раскисать. Я украду тебя завтра из логова психологического дракона, и ты от меня не отделаешься.

Смеётся.

***

Ароматические флюиды парфюма развеиваются от мужского тела. Вплотную прижимаюсь к обольстительному блогеру, окунаясь в омут свободы и безумства. Кажется, эмоция обречённости и тотальной неизвестности сменяется причалом спокойствия и умиротворения. Для штиля в сознании необходима лишь одна важная деталь — он. Такой тёплый, вкусно пахнущий и с очаровательной улыбочкой на лице. — Ослабь немного хватку. — жалобно стонет Дмитрий, и я искренне смеюсь. — Там букет на заднем. И медведь. Придурок-друг-Эмиль сказал, что это очень романтично. Отрицательно покачиваю головой, а носиком трусь об чувствительный эпителий на шее парня. Шумно выдыхает, а я довольно улыбаюсь. — Придурок-друг-Эмиль, он же гномик-симулянт проецирует желания Али на других девушек. — обдуманно отвечаю я, не спеша оставляя влажный след на щеке Димы. — Предпочту спать с тобой, нежели с медведем. — Польщен. — наигранно произносит Масленников, ласково поглаживая нежную кожу под пиджаком. — У меня забронировано несколько мест. Предоставляю тебе выбор, дабы не показаться арбузером, который нагло решает все за тебя. Хотя знаешь, если бы я выбирал, то это было бы любое безлюдное место, где я мог бы заняться с тобой сексом. Изображаю недовольство и несколько отодвигаюсь от манящего тела. И правда, вот развернуться и пойти в прямом направлении к подъезду, подняться на необходимый этаж и не выбираться из кровати до завтрашнего утра. Но стены давят. Прохладные мужские губы накрывают мои, ловко перенимая власть над женскими устами. Язык пробирается внутрь моего рта, и два слившихся с друг другом тела, шумно выдыхают. Обмениваются молекулами кислорода, сливаясь воедино. По телу раскатываются миллиарды мелких мурашек. Кажется, они ухватываются за ручки друг друга и перебегают с моего тела на тело партнёра и обратно. Бросает в дрожь, а колени немного подкашиваются. Прежнее чувство обречённости окончательно сменяется приятным покалыванием внизу живота, когда язык вновь соприкасается с моим, вступая в ближайший контакт разврата. Мягкие губы перенимают мои, а тёплые подушечки мужских пальцев смело пробегают по позвоночнику, немного проникая под топ, прикрывающий оголенную грудь. — Так, погуляем? — немного задыхаясь задаю вопрос, вынужденно отрываясь от мужчины. — Ага. Пока мы не трахнулись прямо на капоте. — язвительно произносит Дима, профилем осматривая темный Мерседес. Положительно киваю. Обхватывает мою кисть, мило перебирая каждый пальчик. Довольно лыблюсь, ощущая себя школьницей, встречающейся с подающем надежды мажорчиком. И кажется, откровенно дурманящая мысль о моей зарождающейся влюблённости не пугает. Отнюдь, будоражит и предвкушает. — Ты планируешь выпускать ролики? Кто-то говорил, что увольнение позволит тебе окунуться в блогерский кинематограф. Вспоминаю о папке с двумя смонтированными роликами. Одним из которых является небольшой влог из Турции. Однако, опубликовав его, большинство будут лицезреть веселую и беззаботную девушку, но когда в реалиях все хуево, не хочется плодить враньё. — Все же лгут, правда? — словно в пустоту задаю вопрос, а после всматриваюсь в голубые глаза собеседника, идущего рядом. — Чувствую себя пиздаболкой. Работа, работа, работа. Годная инста, куча проектов, выставки, художественные оформления—всё это круто. Но нужна ли эта иллюзия окружающим? — Да, нужна. Нужна, Кира. Как минимум трём миллионам людей, ежедневно следящим за тобой и оставляющим несколько тысяч комментариев в день. — откровенно заявляет Дима, а мне становится стыдно. — Да, возможно, ты права. Половине из них абсолютно похуй на то, что творится у тебя внутри, и что именно скрывается за секси-фоточками, крутыми обзорами и насыщенными влогами. Но согласись, это же и твой выбор? Ведь и тебе абсолютно похуй, что творится в твоей голове. А им не должно? Еле уловимо дергаю головой вперёд. Подтверждение его жутковатого предположения. И даже лгать не стоит. Мне ведь абсолютно насрать на собственные ощущения, кажется тоталитаризм матери начисто стёр мои границы. Затем были нарисованы новые, абсолютно неверные, неадекватным творческим психопатом. Сузил настолько, что удавка на шее затягивалась с каждым вдохом всё сильнее. А сейчас ластиком удалила всё это дерьмо, взяла карандаш и старательно вырисовываю новые. Иногда получается, а иногда не выходит. А достаточно ли я делаю, чтобы получилось? — Не хочешь мне рассказать о подкатах сестры нашей общей знакомой? — стебясь интересуюсь я, сменяя тему на более жизнерадостную. Необходимы положительные эмоции. — Ну, я у тебя завидный жених. Это же блять очевидно. — напускно сообщает Дима и горделиво проводит тыльной стороной свободной руки от лица до ремешка брюк. — А дальше завидовать нечему? — звонко смеюсь, когда на лице парня отображается покер-фейс. Разрываю крепкий замок сплетенных рук и совершаю несколько шажков для побега. Крупные мужские руки подхватывают меня сзади. Весело поджимаю ноги, когда молодой человек неустанно вертит меня в стороны, глухо смеясь. Широкая улыбка на моем лице и искренний смех лишь убеждают меня в верности своего выбора. И пока сомнений не возникло, я буду здесь. С ним. Громко-громко смеяться, ощущать приятные прикосновения, впитывать в себя дурманящий парфюм и наслаждаться его присутствием. — Она—липучка. Захотела медийности девочка, а Аля сперва не знала как пристроить ее, а сейчас не знает как избавиться. Ты перемешала все карты, Кира. — немного задыхаясь произносит Дима, когда стройные женские ноги обхватывают торс мужчины. Тонкими ручками огибаю шею и продолжаю радостно виснуть на притягательной теле. Несколько раз ласково целует в макушку, и я довольно урчу. — Так ты—кошка! — весело восклицает Масленников, и я вновь лыблюсь. — Да, буду гадить тебе в тапки, а после тереться об ножки, замаливая прощение. — не скрываю сексуализированный подтекст и издевательски улыбаюсь. Доводить до изнеможения—черта, впитавшаяся мной с молоком матери. Ну, хоть единственная генетическая комбинация имеет хоть минимальный, но положительный подтекст. — Можешь испортить хоть всю обувь, если потом будешь такой же беззаботной как сейчас. — мило всматривается в моё личико, и я наблюдаю несколько вспышек салюта в голубой радужке мужских глаз. Кажется… — Я влюблён в тебя, Кира Малинина. И это серьезно. Спрыгиваю с тела парня, а эмоция испуга застывает на женском лице. И это он серьезно?

***