Magic in my bones

Август, 2022 — Просто скажи им, что не придешь. Что не хочешь. Что тебе надоело, — пожимает плечами Лили, — скажи правду. Джеймс так таращится в ответ, словно она предложила ему нагишом прокатиться на драконе. — Да, шок, — Лили прикладывает руку к груди и округляет глаза, — сыну Гарри Поттера надоел квиддич. Мы сидим в бабушкином саду, где накрыто сразу несколько столов. Вся семья в сборе, а это значит, что вокруг настоящий Армагеддон. К счастью, после обеда все разбрелись кто куда. В дом, на импровизированное квиддичное поле, вглубь сада. Места здесь полно. — А что скажет его мать? — качаю головой я. — Спортивный обозреватель! — цокает языком Лили, подыгрывая. В воздухе пахнет травой и яблоками, дует слабый летний ветер. Сейчас то время суток, когда солнце вот-вот начнет опускаться, но вечер ещё не наступил. Скоро станет прохладно. — Да ну вас, — вяло отмахивается Джеймс, — всё равно я пойду. — Кто бы сомневался. — Заткнись, Ал, — он слабо пинает меня в голень. Лили ковыряется в тарелке с вишнями, выискивая крупные ягоды. — Весь наш отдел в этом участвует. Это важная часть формирования атмосферы внутри кол… коллектива. Лили бросает на Джеймса выразительный взгляд, и он заканчивает фразу куда менее уверенно, чем начал. — Надо записать, — говорю я, и он снова пинает меня в голень. Ауч. Лили выдыхает тихий смешок. — Говорят, где-то есть люди, которых не парит, что о них думают другие, — она бросает в Джейми косточкой от вишни, и он отбивает ее рукой, едва не опрокидывая свой чай. — Да ну, бред какой-то, — уверенно заявляю. Лили расплывается в зубастой ухмылке, и Джеймс запрокидывает голову и обречённо мычит. — Да пошли вы, — и вдруг подрывается со своего стула и, не оборачиваясь, уносится в сторону дедушкиного сарая. Тонкая душевная организация у человека. Лили закидывает себе в рот большую вишню, жуёт, а потом смачно плюет косточку в сторону, на газон. Манеры, манеры. Я сижу спиной к дому, поэтому, когда передо мной вдруг на стол опускается плошка с фруктами и кремом, вздрагиваю от неожиданности. — Время десерта, — радостно объявляет Скорп прямо у меня над ухом. Интересно, он может говорить ещё громче? Мерлин. У него в руках несколько тарелок, и ещё одну он ставит перед моей сестрой. — Merci, — чуть ли не мурлычет она, и Скорпиус подмигивает ей. Ох, мать. Она ловит мой взгляд и моментально закатывает глаза. — Выдохни. Мы просто шутим, — бурчит Лили, сравнивая наши порции, — эй, у тебя выглядит по-другому? — Тебе что, пять лет? — Меняемся, — Лили пододвигает мне свою тарелку, но я игнорирую её. И показательно зачерпываю маленькой ложкой свой крем, отправляю в рот и мычу от удовольствия. Даже немного прикрывая глаза. Она сжимает губы, глядя на меня. А потом тянется рукой к моей плошке, за что я несильно бью ее ложкой по пальцам. — Просто Ал не любит груши, — миролюбиво произносит Скорпиус. Он знает. Помнит. И специально вылавливал груши из моей тарелки, отдавая мне свою клубнику. Я пытаюсь не быть таким довольным придурком по этому поводу, но надо искать маленькие радости там, где это возможно, разве нет? Порыв ветра откидывает волосы Лили прямо ей в лицо, и она пытается заправить их за ухо, но тщетно. По крайней мере с одной стороны—другая у нее выбрита почти под ноль, и это выглядит странно. Действительно, становится немного прохладно. Я бросаю взгляд на Скорпа и его рубашку с коротким рукавом и думаю о том, что стоит принести ему свитер или что-нибудь ещё. Он всегда мерзнет. У него начали отрастать волосы, завиваясь в маленькие колечки над ушами. Он хорошо выглядит. Сегодня. Всегда. Мне приходится сделать усилие, чтобы не пялиться. — Рози! — вдруг, улыбаясь, громко говорит он, делая приглашающий знак рукой, — ты будешь сладкое? Я взял нам! Она подходит сзади и обнимает его со спины, что-то еле слышно говоря ему на на ухо и хмурясь. Её платье такого яркого жёлтого цвета, что Скорпиус выглядит почти прозрачным на его фоне. — Ты ледяной, — тихо замечает она, — сходить за твоей палочкой? — Терпеть не могу согревающие чары, — тут же отвечает он, смешно морща нос, и шёпотом добавляет: — они так колются. Роуз мелодично смеётся, и Лили, сидящая напротив меня, вдруг замирает с каким-то странным оскалом на лице и недонесенной до рта ложкой. — Колются? — весело переспрашивает Уизли, — в каком месте? — Показать? — лукаво улыбается Скорпиус, и Роуз опять хихикает. Какой бред. Мы с Лили переглядываемся, и она подносит два пальца ко рту. Я хмыкаю, перебирая ложкой в своей тарелке. И смотрю на удаляющиеся спины Скорпиуса и Роуз, а потом на его нетронутый десерт. Мне хочется подбежать к нему, схватить за плечи и хорошенько тряхнуть. И спросить его, что? Что я должен сделать, чтобы ты заметил меня? Увидел меня? Чтобы посмотрел на меня так, как я смотрю на тебя? Я хочу набрасывать ему на плечи свой свитер, чтобы он не мёрз. И обнимать так, как только что обнимала Роуз. И хочу, чтобы у нас на двоих был один десерт. Мы бы сидели рядом, склонившись друг к другу, и он бы вылавливал для меня из тарелки ягоды. Я хочу так много вещей, но единственное, что могу получить — это его дружба. И этого недостаточно, но должно быть достаточно, потому что ничего другого у меня не будет. И от одной этой мысли внутри всё… — Я никогда не понимала, почему он выбрал её, — произносит Лили, и во мне что-то щелкает. Мне кажется, что я едва дышу, глядя на сестру. А она смотрит на меня в ответ, облизывая свою ложку. — Расслабься, — говорит она, продолжая расправляться со своим кремом. Я и думать забыл о еде. И сжимаю ложку, что есть сил. У меня скрутило живот и сдавило грудь. Мне нужно уйти отсюда. — Дыши, Ал. Я тянусь к стакану Джеймса, который тот забыл на столе, и делаю несколько глотков его приторного остывшего чая. — Почему он выбрал её? — опять спрашивает Лили, и я готов провалиться сквозь землю. Мерлин, она может говорить тише? Я заставляю себя ответить, еле шевеля сухими губами: — Это называется гетеросексуальность. — Ты говорил ему? Больше всего на свете я хочу сбежать отсюда, не оборачиваясь. Лили несколько секунд изучает моё лицо, а потом просто качает головой, перебирая ложкой в тарелке. — Ох, Ал. Знаешь, твоя жизнь была бы гораздо проще, если бы вы хоть раз напились вместе. Секрет всех «долго и счастливо» по версии Лили Луны. Смешно. Мне не нужна её жалость. Я натянуто улыбаюсь и поспешно встаю из-за стола. Нужно взять свитер для Скорпиуса, пока он окончательно не превратился в ледышку. *** У бабушки целый склад теплых вещей и пледов. В такой большой семье всегда найдется какой-нибудь мерзляк. Я рассматриваю аккуратные цветные стопки на полках. Лили в курсе. Умо-блядь-помрачительно. Этот день может стать ещё хуже? Беру с полки пушистый серый свитер, потому что он тёплый, и потому что Скорпиусу идёт этот цвет. Его глаза кажутся ярче, когда он в сером. Мерлин, какой же я жалкий. Как это все глупо. Стоит мне выйти на крыльцо, как на меня тут же обрушивается ураган под названием Лили. Глаза у неё круглые, словно галеоны, а на щеках яркий румянец. Она хватает меня за руку и тащит с такой силой, что я едва не слетаю со ступенек мордой в землю. — Скореескореескорее, — тараторит она, пока я, спотыкаясь, стараюсь не навернуться. И откуда в такой малявке столько силы? — Что? Что такое? Лили дёргает меня за запястье. — Эй, полегче, — протестую я, упираясь. Ей приходится остановиться, она с силой топает об землю ногой и взмахивает руками. — Быстрее! Ну! Он уходит! Ничего не понимаю. — Кто уходит? Лили рычит, глядя в небо, как будто я какой-то идиот, который только усложняет ей жизнь своими вопросами. — Скорпиус, Ал! Иди! Живее! — и она пихает меня в бок, подталкивая в сторону границы, которая отделяет «Нору» от земли соседей. — Что… Я… Я смотрю вдаль и только сейчас замечаю знакомый силуэт. Его светлая рубашка белым пятном маячит на фоне травы. Он идёт к соседям? Зачем? — Куда это он? — Иди-и-и, — снова подталкивает меня Лили. Ей не нужно уговаривать меня дважды. Я иду широкими шагами, а затем и вовсе перехожу на бег. — Скорп! Скорпиус! Он оборачивается, и я спешу к нему, так и сжимая в руке глупый свитер. — Куда ты? И что… — я запинаюсь, глядя на его измученное лицо, — …что произошло? Он слабо пинает ногой густую траву, не глядя на меня, как будто нарочно. — Эй, что случилось? — ещё раз спрашиваю я, и он сутулится ещё сильнее, как будто хочет казаться меньше. Скорпиус выдыхает тихий, невеселый смешок. И смотрит на поле за моей спиной, держа руки в карманах брюк. — Рози… — Роуз? Что? Что Роуз? Клянусь, когда-нибудь я придушу ее, за то, как она… — Она ушла. — Куда ушла? — тупо переспрашиваю я, потому что, куда она могла уйти? Я видел ее полчаса назад. Скорп опять невесело смеётся. — От меня. Мы расстались. Полчаса назад он принёс ей грёбаный десерт, и она смеялась и гладила его по рукам. Я мечтал оказаться на её месте. А теперь Скорпиус стоит передо мной с этим взглядом… И выглядит как… — Но почему? — снова, как идиот, спрашиваю я. — Она уезжает. — Из Лондона? — сегодня мой день. День идиотских вопросов. Скорп снова усмехается. Значит, не просто из города. — Подожди, стоп, — я кладу руку ему на плечо и сжимаю, — это не особо удобно, но ведь не конец света, так? Мы же все-таки волшебники! Есть совы, камины, порталы. Да и у маглов… Телефоны, интернет! Я сильнее сжимаю ладонь на его плече, и Скорпиус наконец смотрит на меня. — Роуз знает, что это такое. А я научу тебя, нужен телефон или компьютер… В вашем поместье это работать не будет, но мы что-нибудь придумаем, да? — мне в глотку словно насыпали стекла, но я изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос звучал убедительно и бодро, потому что не могу видеть его таким. — Я что-нибудь придумаю. Помнишь, я рассказывал тебе о своей работе прошлым ле… — Ал, — говорит он, и я замолкаю. Он вдыхает и открывает рот, как будто собираясь что-то сказать, но не говорит ничего. Просто смотрит. И смотрит. И смотрит. — Что ещё она сказала? — тихо спрашиваю я, пальцами поглаживая его плечо. Он облизывает губы. — Что она сказала? — опять спрашиваю я, и он кладет свою руку на мое плечо, копируя мой жест. Он чертит маленькие круги поверх моей футболки, точно так, как делаю я, и вдруг его пальцы соскальзывают с ткани на голую кожу моего плеча. По моей спине бегут мурашки. Словно он спровоцировал какой-то рефлекс, какую-то врождённую реакцию моего тела на его прикосновения. — Что не планировала продолжать это после школы, — это голос Лили. Взгляд Скорпиуса падает мне за спину, он выпрямляется, убирая руку. И мне уже не хватает её. Я оборачиваюсь, укоризненно глядя на сестру. — Что? Это вышло случайно, — она поднимает руки в защитном жесте, — Роуз говорила действительно громко. Я удивлен? Почему я не удивлен? У моей сестры чувство такта, как у носорога. И уважение чужого личного пространства примерно на том же уровне. — Случайно, правда, — снова повторяет она, пока я сверлю ее взглядом. — Я… Мне. Нужно. Побыть одному, — вдруг говорит Скорпиус, и я резко поворачиваюсь к нему. Меня будто окатили ледяной водой. Или ударили по лицу. Он никогда не… Скорпиус никогда не искал утешение в одиночестве. Ему всегда нужен кто-то… Я. Обычно ему нужен я. — Скорп… Он сжимает губы, не встречаясь со мной взглядом, и начинает идти в сторону границы участка. Моя рука соскальзывает с его плеча. Я стою и смотрю ему вслед. Стою и комкаю в руках свитер, который принес для него. Для Скорпиуса. Мгновение, щелчок аппарации, и его здесь уже нет. Это её вина. Роуз. Она виновата, что Скорпиус, добрый, смешной, весёлый, мягкий Скорпиус, мой Скорпиус… Я ненавижу Роуз Уизли. Это из-за неё. Всё из-за неё! Всегда! — Верни его, Ал. Куда он? Домой? — спрашивает Лили, стоя рядом со мной. — Ты слышала. Он хочет побыть один. — Не будь идиотом. Пойдем за ним, — она мягко толкает моё плечо своим, — позовём к нам. Попросим Джейми испечь что-нибудь. Откроем бутылку вина. И будем все вместе ругать Роуз. Ну? — Это не смешно, Лили. — А я не шучу. Она делает шаг и встаёт передо мной. — Родителей всё равно не будет до конца недели. Пусть переночует у нас. Ты же видел его. Давай… — Ты слышала. Он хочет побыть один, — с нажимом говорю я, — а не с нами. Не со мной. Мои пальцы сами с собой сжимаются в кулаки, и ногти впиваются в ладони. Я ненавижу Роуз Уизли. — Что она сказала ему? — Что никогда не планировала продолжать это после того, как закончится школа. — «Это»? Лили вздыхает, скрещивая руки на груди. — То, что между ними. Серьезно, Ал… Это не все. Я знаю, что это не всё. Должно быть что-то ещё. Что-то… Я сую свитер в руки Лили, и мои ноги сами несут меня назад, к дому. Верчу головой, пытаясь выхватить жёлтое платье, и везде сплошной рыжий. Красный. Медный. Взлетаю по ступенькам, распахиваю дверь и замираю, прислушиваясь. Из кухни доносится тихий звон посуды и журчание воды. Бабушка? А потом я слышу голос. Её голос. Роуз. Она что-то напевает или бормочет, и это действует на меня не хуже красной тряпки. — Я же сказала, что приберу, тебе не нужно… Не знаю, за кого Роуз приняла меня, но когда я хватаю ее за руку и поворачиваю лицом к себе, она осекается и хлопает глазами. — Альбус? — Это правда? То, что ты сказала Скорпиусу, это правда? — рычу я, стискивая ее локоть. Она хмурится, пытается отстраниться, но я не позволяю. Во мне всё кипит, и это что-то настолько мерзкое, что я готов разорвать ее на части. Роуз морщится, когда я дергаю ее за локоть. Хорошо. Я не Скорп, и лучше бы ей это помнить. — Довольна собой, Рози? — рявкаю я, стискивая её руку. Ей наконец удается освободиться, и через мгновение её палочка упирается мне в грудь. Я бью по ней ладонью, и она отлетает куда-то в сторону, со стуком падая на пол. — Будь готова действительно что-то сделать, если уж тыкаешь в меня этим! — я делаю шаг, другой, вынуждая Роуз пятиться спиной к раковине. — Не планировала продолжать после школы? Кто дал тебе право так обращаться с ним! Она несколько раз молча открывает и закрывает рот, а потом в ней что-то как будто щёлкает, что-то меняется, и она с силой пихает меня в грудь. — Не смей так говорить со мной! Ты ничего не знаешь обо мне, Альбус! Я громко смеюсь. Немного истерично, но мне плевать. — Я знаю тебя лучше, чем все остальные! Вижу тебя насквозь! — кричу я, не заботясь о том, что нас могут услышать, — тебе всегда было плевать на него! Кем ты себя возомнила, Роуз? Грёбаным Мерлином?! Она опять толкает меня, а потом ещё и бьёт кулаком в плечо. Совершенно по-женски, так слабо и глупо. — Я должна! Ты не понимаешь, я должна! — вопит Роуз, и в её голосе столько злости, что в другой раз это бы заставило меня сделать паузу, но сейчас мне абсолютно насрать. — Мне нужно уехать! Я всегда знала, что это единственный выход! Я всегда хотела этого! Все семь долбаных лет! Она опять бьёт меня, и это снова жалкая пародия на удар. — Ты не знаешь, что это такое! Жить в ее тени! Когда каждый твой шаг сравнивают, ког… — О да, мне ли не знать, — едко перебиваю её я, — откуда мне знать, что это такое, когда тебя тыкают носом в собственное имя! — Заткнись! Ты не знаешь! Каково это! Знать, что я могу лучше неё и… Всё равно! Каждый раз… Ты не знаешь ничего! Меня не волнуют её жалкие семейные драмы! — Тебе всегда было плевать на него, — стиснув зубы, рычу я. Роуз скрещивает руки на груди. Она ниже почти на две головы, но всё равно умудряется смотреть с вызовом, снизу вверх. Это бесит меня ещё больше. — Это неправда! Он всегда нравился мне! Он понимает меня! — она тыкает меня в грудь, и я готов выдрать эти чёртовы пальцы, лишь бы она перестала касаться меня! — Эгоистичная, самовлюблённая су… — Ты ничего не знаешь о нас со Скорпиусом! — Ты вертела им, пока тебе было удобно, а сейчас ты реши… Роуз запрокидывает голову и громко смеётся. Мне хочется ей врезать. Моя рука дёргается к её шее, и я резко одергиваю ладонь, убирая за спину. — Посмотри на себя, Альбус, — её рот некрасиво кривится, — размахиваешь кулаками, как какой-то магл, не имея ни малейшего представления о том, что происходит. Ты никогда не видел ничего дальше собственного носа. Конечно. Зачем? Он ведь и так оправдает тебя. Как обычно. Какое бы дерьмо ты не… Я делаю шаг вперёд, и её зубы клацают, когда она внезапно закрывает рот. На этот раз Роуз не пятится, а только буравит меня взглядом. — Не смей говорить о нём, — цежу я сквозь зубы, — приближаться к нему. Писать ему. Не смей даже думать о нём. Ты меня поняла? Она молчит, и я кладу руки на раковину, по обе стороны от Роуз. — Ты поняла меня? Наверное, моя крыша поехала окончательно. Все эти угрозы… Это вообще не моё. Но сейчас во мне столько злости… Может, я и выгляжу как помешанный, если судить по взгляду Роуз. Она слабо кивает. Один раз и сразу второй. Я должен убраться отсюда. Одной ногой я уже в камине, и летучий порох сыпется из моей ладони прямо на кроссовки, когда её голос вдруг останавливает меня. — Хотя бы один из вас знает, чего он хочет. Роуз стоит в дверях кухни. Но сейчас я даже видеть её не могу. Молча делаю шаг, и меня подхватывает зелёное пламя. *** — Блядь, ну я же просил оставить меня в покое, — бурчу я, когда стук в дверь повторяется. Передо мной большой ящик, забитый магловскими телефонами. Стол завален перьями, свитками, кусками мягких тряпок, которые я использую для полировки, печатями, табличками с рунами… У меня в руках запечатанная банка эльфийских чернил, которые стоят, как левое яйцо хвостороги. И как только я открою банку, у меня будет всего пара часов для того, чтобы… В мою дверь снова стучат. Грёбаное дерьмо! А потом они опять скажут, что «Альбус пинает хрен вместо того, чтобы идти на нормальную работу!» Как? Как я могу работать, когда меня постоянно дёргают?! Наверняка это Джеймс, говнюк. Сейчас я… Я вскакиваю со стула, чуть ли не опрокидывая его, в два счёта оказываюсь у двери и рывком распахиваю её. Ох. — О, — только и говорю я, глядя на стоящего передо мной Скорпа. На нем все та же рубашка с коротким рукавом и те же брюки, что были днём. — Я могу…. Могу переночевать? — вместо приветствия говорит он. — Дурацкий вопрос, — хмуро ворчу я, делая шаг в сторону и пропуская его, и Скорп слабо улыбается мне в ответ. Давно стемнело, и я уже в пижаме. Мне хочется спросить, где же он был всё это время, но я прикусываю язык. Не буду лезть. Он рассматривает мой стол, заставленный коробками, банками, пузырьками… — Это то, что я думаю? Я утвердительно мычу, копаясь в своём шкафу. — Уже нашёл кого-нибудь? — спрашивает он, беря мою футболку и спортивные штаны, которые я протягиваю ему. Скорпиус начинает расстегивать рубашку, и я отворачиваюсь, делая вид, что сортирую разную мелочь в ящиках. Он чувствует себя в безопасности рядом со мной. Вот поэтому я ни за что не рискну нашей дружбой. Его доверием. К чему отягощать его ненужным знанием? Поэтому я перебираю маленькие дощечки, заготовки для будущих штампов, не посягая на его приватность. — Пока никого, — говорю я, очерчивая пальцами выпуклый рисунок, на который потом нанесу чернила. — Ты можешь сделать Джеймсу и Лили. Они покажут своим друзьям. В Хогвартсе, в министерстве. Скорпиус становится рядом и пробегает пальцами по телефонам, которыми заполнен доверху большой ящик на моём столе. На нём надета моя футболка и домашние штаны. Он всегда ноет, что это не одежда, а какой-то мешок. Что нормальные люди такого не носят. И что это вообще за вещи такие, у которых линия плеча сползла на локоть? Но сейчас он не сказал ни слова. Я ненавижу это. Ненавижу, что ему всё равно. Ненавижу, что он выглядит, как побитый пёс. Понурый и серый. — И один для меня, — полувопросительно говорит он, скользя пальцами по гладким экранам, — я мог бы показать своим. И папе, да? Это было бы… Шикарно, на самом деле. Многие семьи, вроде его, стараются показать, как толерантны они могут быть. Маглы, это… Актуально. Сейчас все увлечены ими. Или хотя бы делают вид. — Какой ты хочешь? — спрашиваю я, кивая на телефоны. Скорпиус будет первым. И в сторону личные мотивы, если мне удастся сделать так, чтобы всё работало в поместье, под завязку напичканом магией? Пф. Идеально. Скорпиус улыбается и указывает на телефон, лежащий сверху. Я даже позволяю себе скользнуть пальцами по его руке. Слабый, слабый придурок. — Договорились, — откладываю телефон в сторону и тяну Скорпа к двери, — пойдем. Откроем бутылку вина. Попросим Джейми испечь что-нибудь. Будем все вместе ругать твою бывшую. Скорп нервно смеётся, но идёт за мной. — Как ты зашёл, кстати? Он проводит ладонью по волосам, но там ещё нечего ерошить. Они пока слишком короткие. — Лили. Она нашла меня. И привела сюда. — Ах, — только и говорю я. Следовало догадаться. Январь, 2023 — А ты что скажешь, Ал? Есть какой-нибудь мальчик? Моя рука замирает с недонесенной до рта вилкой, пока я пялюсь на маму. Которая бесстыже играет бровями. Мерлин. Я… Без понятия, чего она добивается. Для меня всегда был только один мальчик. И этот мальчик сейчас сидит рядом со мной. Я намеренно не смотрю на Скорпиуса. — Есть, — гаркаю я, не скрывая своего раздражения, и она вопросительно приподнимает бровь, — обычно раз в месяц. Иногда раз в пять недель. Раз в шесть. Теперь очередь Невилла таращиться на меня. — Что? — я прищуриваюсь, глядя на них попеременно, — у всех есть потребности. — Ох, и молодёжь нынче пошла, — вздыхает Невилл, глядя на меня и подперев подбородок ладонью. Другой рукой он лениво покачивает в воздухе, и ложка в чашке в такт его движениям помешивает чай. Мама как ни в чём не бывало прихлебывает свой кофе. Вообще, им здесь пропахло всё. Кофе и жареным беконом. Я не могу понять, у меня сводит желудок от голода или от запаха. Мамино светлое платье красиво подчеркивает ее загар. И на солнце, которое заливает маленький зал сквозь большие окна, её кожа кажется золотой. Мама выглядит хорошо, но как-то тускло. Странно, они только вернулись из отпуска. Её волосы, как и всегда, убраны в аккуратную прическу. Ногти, руки, лицо — всё выглядит… Приятно. Но вот глаза. Словно они постарели лет на десять. И её улыбка. Когда мама смеётся, она словно светится. Вся. Как будто улыбается не только её рот, или глаза, или лицо. А вся она. А сейчас? Сейчас этого нет. — Ты пытаешься шокировать этим меня? — она ухмыляется, и это бесит меня ещё больше. — Я тебя умоляю, — бурчу я, кривясь, — ты замужем с восемнадцати. — Не молодёжь, — вдруг говорит Скорпиус, глядя на Невилла, — просто Ал. — И что это значит? — с вызовом спрашиваю я, пододвигая свою тарелку ближе к нему. Он выискивает в своём салате вяленые помидоры и сбрасывает их мне. — То, что не все могут как ты, — как ни в чём не бывало отвечает он, забирая взамен своих томатов мои оливки. Терпеть их не могу. Скорп ловит мой кислый взгляд и вопросительно приподнимает брови. — Что? Некоторым, очевидно, нужно чувствовать хоть что-нибудь, прежде чем тащить кого-то в свою кровать. — «Очевидно», — передразниваю я его и тянусь за сахаром. Крестный отрицательно качает головой в ответ на мой вопросительный взгляд. Как можно пить несладкий чай? Я кидаю кубик в свою чашку, а потом один, второй, третий — Скорпиусу. От одной мысли о таком количестве сахара у меня аж зубы сводит. Пальцы Невилла вдруг замирают, а потом он снова покачивает ладонью, и наши ложки копируют его движения, размешивая сахар. — Только не говори мне, что все твои подружки — эти, как их, родственные души. Или какой-нибудь другой романтический бред из твоих книжек, — насмешливо бросаю я Скорпу, пока он щедро мажет чесночным маслом хрустящую чиабатту. От одного её вида у меня увлажняется рот. — Не скажу, — он протягивает мне кусок, и я с аппетитом откусываю хрустящую булку, — но я знаю о них гораздо больше, чем их имена. — Конечно, ведь так легко запомнить этих двоих, — издеваюсь я, и он толкает мою коленку своей, — или сколько там было, напомни? Три? Три с половиной? — Разве это плохо? Он выразительно смотрит на меня, а я на него. У него на подбородке хлебная крошка. Гораздо больше, чем их имена, вашу мать. Конечно. Это же, блядь, Скорпиус. Это не должно меня удивлять. Не должно меня огорчать. Я не имею никакого права расстраиваться, что бы он там ни чувствовал к этим… Этим… Дерьмовое дерьмо. Я молча указываю пальцем себе на подбородок и протягиваю ему салфетку. — Оу, — улыбается он, прикладывая её ко рту. И он выглядит так… Смущённо. Игриво. Мило. Все вместе. И во мне все замирает, и я словно… Как будто кто-то наколдовал согревающие чары посреди дождливого дня. Для меня одного. Я улыбаюсь ему в ответ. И Скорпиус улыбается ещё шире. Когда кто-то рядом хмыкает, я чуть дергаюсь, отворачиваясь от него. Скорп ёрзает на своем стуле, ковыряясь вилкой в салате. Мама отрывает кусочек моей божественной булки и отправляет его себе в рот. Я игнорирую её. Она мычит от удовольствия, прикрывая глаза: — Проклятые углеводы. — Что ты, что Ханна… — Невилл смеётся, и мама толкает его в бок. — Мужчины, — вздыхает она, — посмотри на себя. А на Гарри! Сидит на кофе и сэндвичах. А выглядит? Вам нас не понять. Она качает головой, снова вздыхая. И крёстный сверкает зубами, ухмыляясь. Его шевелюра уже начала терять свой пигмент, особенно на висках. Словно кто-то присыпал волосы белой пудрой. Странно. Не рановато ли? Но мама права. Он в хорошей форме. Пускай и с лучиками морщинок вокруг глаз, но всё же. — Как он? — спрашивает Невилл, чуть меняя положение рук, скрещенных на груди. Да, это не руки профессора, который едва ли касается чего-то тяжелее волшебной палочки или пера. Тонкая ткань обтягивает его бицепсы и плечи. Хотел бы я выглядеть так же в его возрасте. — Если честно, я думал, он присоединится к нам, — полувопросительно продолжает крёстный. Мама делает странное движение плечами, пальцами очерчивая край своей пустой чашки. — Работа, — просто говорит она, и они с Невиллом обмениваются долгим взглядом, словно между ними разыгрывается какой-то немой диалог. Я скептически мычу, и мама бросает на меня вопросительный взгляд. — Он сам себя пригласил, и сам же забил, — объясняю я. И, возможно, мой голос звучит немного едко. Потому что мало того, что отец напросился на наш со Скорпом завтрак, так ещё и пригласил маму с Невиллом. Не то чтобы я был против них. Но, Салазар! Я едва вижу Скорпиуса! С его работой, со всем остальным… Воскресный завтрак — это святое. Наше. — Это жизнь, Альбус, — замечает мама, — ты не можешь спланировать все до минуты. Папу вызвали в последний момент, ты знаешь, как это бывает. Я фыркаю. — Конечно. — «Конечно»? — тут же переспрашивает она, и я вижу, как её плечи, её руки, даже её лицо — вся она напряглась. — Ты всегда его защищаешь, — раздражённо поясняю я, сжимая вилку, — что бы он ни сделал. Невилл издает какой-то странный звук, как будто кто-то резко вдохнул и забыл выдохнуть. Под столом Скорпиус пихает меня в голень. Я игнорирую их обоих. Мама стискивает чашку, которую держит перед собой, так, что её пальцы белеют. — И в чём, по-твоему, он не прав на этот раз? В том, что хотел провести время со своим сыном? Или в том, что он не ясновидящий и не может предвидеть будущее? Да. Нет. Я не знаю. Но он взял мой день, моё время, наше время со Скорпиусом, и превратил его в чёртово семейное собрание. Он. Отец, папа! Из всех людей папа должен понимать, что значат для меня эти грёбаные завтраки! — Твой папа — живой человек, а не Мерлин во плоти. — Да? Странно слышать это от тебя. Потому что именно так ты к нему и относишься, — я огрызаюсь. И не потому, что она неправа, или я неправ. Просто… Это ее вина. Теперь я чувствую себя незрелым сопляком, который не в состоянии отделить собственные чувства от… Агрх! Во мне так много всего, что я не знаю, за что хвататься! Я злюсь! Я злюсь, и мне обидно, и плохо! И это раздражение, и опять все эти звуки, голоса, тиканье часов! Как же я ненавижу… Всё. Всех. Себя. Этот дурацкий мозг. Который не помогает. Вообще не помогает, а словно работает против меня! Я прикусываю язык. Чтобы опять не сказать что-нибудь. И ещё чтобы сосредоточиться на чём-то… Чём-то таком… Физическом. Звон керамики, когда мама ставит чашку на блюдце, выдергивает меня из этого цветного водоворота, что мельтешит у перед глазами. Что вертится, и вертится, и вертится в моей башке. — Потому что я знаю твоего отца, Альбус. И не так, как знаешь его ты, — мама чуть наклоняется ко мне и едва ли не шипит. У меня нет слов. Я никогда не видел ее такой. — Я была там, когда он делал все эти вещи, — продолжает она этим странным, чуть ли не рычащим тоном, — я видела, что он делал в двенадцать. В тринадцать лет. Снова и снова, не ожидая ничего взамен. Для того, чтобы ты. Здесь. Сейчас. Мог сидеть и считать себя умнее остальных. Умнее, чем он. Лучше, чем он! И рассуждать о том, какой он плохой человек, твой отец. Когда она бросает на стол несколько монет, поднимается и уходит, я не шевелюсь. И не говорю ничего. Мы сидим в тишине ещё немного, а потом Скорпиус звенит вилкой, возвращаясь к своему салату. Я отрываю кусочек хрустящей булки и окунаю его в душистое масло. Невилл проводит ладонью над своей чашкой, и над ней снова начинает играть едва заметное облачко пара. — Пообещай мне, что извинишься. Мне хочется поморщиться. Ненавижу, когда он говорит со мной так. Словно мне десять. Если мама всегда защищает отца, то Невилл защищает… Всех. Весь такой понимающий. Тьфу. — Хорошо, профессор, — язвительно отвечаю я, нарочно сверля его взглядом. Он только вздыхает, не говоря ничего, и я благодарен ему за это. Мы проходили через этот разговор уже тысячу раз. Про всех этих мальчиков-которые-выжили-и-стали-отстойными-отцами. Ладно, не отстойными. Я преувеличиваю. Это вообще удивительно, что папа не спился или не полез в петлю, после всех этих… Если все его рассказы, это правда… Головой я это понимаю. Понимаю! Но что-то есть в нём… Или во мне. Мы не кликаем. Это не работает. По крайней мере, пока. — Как дела у… Э-э… Эмили? — мнётся Скорп, видимо, в попытках нащупать безопасную для обсуждения тему. — Элли, — поправляю я. Невилл натянуто улыбается. — Вбила себе в голову, что хочет пойти в профессиональный квиддич, — вяло отзывается он, слегка качая головой. — Но это же здорово! Мне не нужно смотреть на Скорпиуса. По одному тону понятно, что он восторге. И фонтанирует своим дурацким оптимизмом. — Мне бы твой энтузиазм, Скорпиус, — самокритично улыбается Невилл, барабаня пальцами по столу, — но правда… Она такова, что сквибы не играют в квиддич. Их не берут в сборные. — Всегда есть кто-то первый, — не унимается Скорп. Честно, до сих пор не могу понять, пугает ли меня или восхищает эта его способность всегда надеяться на лучшее. Мы с крёстным переглядываемся. — Когда я думаю о том, что у неё может получиться… — задумчиво говорит Невилл, — признаюсь честно, мне становится жутко. Он молчит, хмурится, глядя на чашку в своих руках, а потом продолжает: — В ней же нет ни капли магии. Ни капли. Что, если она сорвётся с метлы? Если её столкнут? Если она упадет? Или врежется во что-то? Она не сможет достать палочку и, не знаю… сделать что-нибудь! Спасти себя… Я понимающе мычу, думая над этим сценарием. — Справедливости ради, — замечаю я, — если с метлы столкнут обычного волшебника, его шансы… Невилл вскидывает голову, глядя на меня. Скорпиус больно бьёт меня под столом ногой в голень. — … не особо высокие. Я бы сказал, они ближе к нулю, чем… Скорп опять пинает меня, и я шиплю от боли и тыкаю его в бок локтем. Что на него нашло? — Несмотря на палочку, — раздражённо заканчиваю я, потирая ладонью ногу. Скорпиус бросает на меня какой-то странный взгляд, и я скалюсь в ответ. Он округляет глаза, склонив голову. Что это вообще значит? — Ал сгущает краски, — примирительно говорит он, — конечно, случается всякое… О да. Он ведь у нас такой эксперт в квиддиче. — Но там такая страховка… Все эти чары, охрана. Помните последний чемпионат? Полуфинал? И он вопросительно смотрит на меня, а потом на Невилла. Крестный сначала выглядит сконфуженно, а потом вдруг расплывается в улыбке. — Где сорвался тот ловец! Как его? — Невилл, улыбаясь, щелкает пальцами, — ну, болгарин тот! — Да! И его поймали, — радостно трясет головой Скорп. Великий Мерлин. Не полуфинал, а четвертьфинал. И не болгарин, а румын. И не ловца — загонщика. И звали его… Скорпиус вдруг закидывает руку мне на плечи и сжимает. Они с Невиллом сияют, словно праздничные гирлянды. Я улыбаюсь. Сверкаю зубами, копируя их радостные физиономии. Всё в лучших традициях змеиного факультета. Потому что… Ну, никто не хочет быть зелёным парнем, который украл рождество. Апрель, 2023 — Твоя сестра сбежала! Я подскакиваю, едва не опрокидывая ящик с посудой, который держу в руках. — Бросила школу и сбежала! — снова рявкает отец, наворачивая круги по моей маленькой гостиной, чудом не задевая шатающиеся башни из коробок. Когда он внезапно разворачивается, его алая мантиями вздымается тяжёлыми волнами. — Бросила школу и сбежала! — грохочет он, заполняя одним своим присутствием все пространство, — с деньгами! Ох, Мерлин. — Какими деньгами? — решаю уточнить я. Потому что когда Лили поделилась с нами, со мной и Джейми, своими планами, о деньгах речи не было. — Которые должны были стать её подарком к окончанию школы! — папа грузно падает на мой диван, ещё обтянутый защитной пленкой. Ах, вот оно что. Интересно. — А ключ от сейфа, где хранились эти деньги, у нее — откуда? — вкрадчиво спрашиваю я, присаживаясь рядом. Отец поглядывает на меня между пальцев, закрывая глаза ладонью. Повисает короткая пауза. Я всплескиваю руками. — Да вы издеваетесь! — неверяще восклицаю я, — папа, это шутка?! Он кладет вторую ладонь на лицо, откидываясь на спинку. Под его спиной хрустит целлофан. — Значит мы с Джеймсом как лохи ждали выпускного, а ей вы отдали все прямо так! Она на пятом курсе, еб… — Альбус Поттер, — резко обрывает он мои излияния, — следи за своим языком. Я стараюсь не пыхтеть, как паровоз, но только и могу, что возмущённо вздыхать, стиснув зубы. Папа устало добавляет: — Не выражался. Хотя бы, когда рядом я… В любом случае, — он хлопает себя по коленям, — что сделано — то сделано. Вопрос в другом. Как все исправить? Я фыркаю. — Скажи мне, что ты знаешь, Ал. Он смотрит на меня этим своим фирменным взглядом, от которого, подозреваю, его подчинённые легко могут обмочиться, но со мной этот номер не пройдет. Я выгляжу как чистый лист. Как голый холст. Как викторианская дева с незамаранной репутацией и кристально чистыми мыслями. Немного пожимаю плечами, и папа чуть прищуривается. Уголки его рта еле заметно напрягаются. — А что сказал Джеймс? — интересуюсь я, пристраивая коробку на другую коробку, которая стоит на ещё одной коробке… — Он задал мне тот же вопрос. Про тебя. — отец сверлит меня взглядом, который призван — что? Смутить меня? Боже. Я вас умоляю. Я семь лет провел на факультете, где первое, чему ты учишься, это выглядеть так, чтобы до тебя было не докопаться. — Ал, пожалуйста. Если ты знаешь что-то… Гм, засыпает главный аврор, просыпается папа Гарри. — Мы с мамой места себе не находим, — продолжает он, хмуро глядя в одну точку, — умом я понимаю, что… Но вдруг я ошибаюсь? Что тогда? Я никогда не… Я не даю ему закончить: — Пап, сколько ее уже нет? — Вчера перед отбоем её видели последний раз. В общей гостиной. После этого… — он чуть разводит руками, поджимая губы. — Разве не нужно выждать семьдесят два часа? По этим вашим… Протоколам или что там у вас. — Не нужно. Если речь идёт о ребенке, — я скептично хмыкаю, и он настаивает: — о ребенке. Ей нет семнадцати. Я откидываюсь на спинку рядом с ним. Пленка, которой обмотан диван, неприятно липнет к моей голой спине. На мне одни шорты, потому что солнце шпарит прямо в окна, и здесь жарко, словно в пустыне. Как папа ещё не сварился в рабочей мантии — настоящая загадка. Лили просила дать ей сутки… Что ж, у неё ещё есть полдня. Удивительно, что Джеймс не раскололся. Папа снимает очки и протирает их краем своей алой формы. — Это приятный район, — говорит он, указывая очками на окно, которое ведёт на мою мизерную терассу, огороженную заросшей живой изгородью, — и неплохой… Вид. Смена тактики? Отличная попытка, пап. Я смотрю в окно. Единственное, что из него видно, это лохматые кусты, которые никто не стриг со времён сотворения мира, судя по всему. — Уже познакомился с кем-то из соседей? Я неопределенно мычу. Слабо себе это представляю. Здесь кругом одни маглы. Не то чтобы я был против… Но иногда различия между нами слишком ощутимые. Я даже не смогу им честно сказать, чем занимаюсь. — Приятное место, — не унимается отец, и я обречённо вздыхаю. Мы сидим в моей крошечной гостиной, которая от и до заставлена коробками с моими вещами. Посуда, одежда, книги… Диван, обмотанный целлофаном. Груды деревяшек, которые мне ещё предстоит превратить в шкафы. Очень приятное, да. — Пап, серьезно. Хватит, — устало говорю я, пытаясь устроиться поудобнее. Мне кажется, я распаковываю эти чертовы коробки уже лет сто. Когда они уже закончатся? Откуда у меня столько вещей? Отец поворачивается ко мне. Без очков синяки вокруг его глаз кажутся ещё больше. Он выглядит уставшим. И на голове полнейший бардак, ещё хуже, чем у меня. — Это очень маленькая квартира, — говорит он, как будто я не знаю этого без него, — я не понимаю тебя, Альбус… Он запускает руку в волосы. Его шевелюра в таком состоянии, что хуже сделать просто невозможно. — Я бы мог… — Нет, — обрываю я его, для верности, качая головой, — мы уже говорили об этом. Он надевает очки обратно. — Мы с мамой могли бы помочь… — Нет, — с упором говорю я, — мы уже обсуждали это. Много раз. Это важно для меня, неужели так трудно в это поверить? Я хочу сам сделать это. Пластиковая пленка хрустит, когда отец встаёт и начинает расхаживать по комнате, иногда заглядывая в ящики с вещами. — По крайней мере, тебе бы не пришлось громоздить одно на другое. Если бы ты принял мою помощь, — он достает щербатую кружку и вертит ее так и сяк, рассматривая. Я обожал ее в детстве. Отказывался пить из чего-то другого. Не знал, что мама положила мне ее. — Родители помогают детям, это нормально. В этом нет ничего стыдного, — продолжает он, убирая ее назад, — мы не бедствуем. Мягко говоря. Я пожимаю плечами. Он прав, но это важно для меня, знать, что я могу… Сам. Умею. Способен. Так я чувствую себя лучше. Увереннее. Счастливее? Я не стану брать его деньги, нет. Ни за что. И дело не в моем «стремлении противоречить», как уверяет мама. Нет. Это не правда. Они не понимают. — У тебя было бы больше места… — ещё раз пробует папа. Как будто ещё не всё решено, Мерлин! — У меня будет больше места, — говорю я, массируя плечо, которое саданул коробкой этим утром. Запомнить на будущее — не стоит одновременно левитировать десяток предметов. — Когда-нибудь, — продолжаю я, — расплачусь… Продам… Куплю что-нибудь другое. Буду сидеть на куче галлеонов и пинать… Папа кривится. Он достает из ящика стопку рунических табличек и вопросительно смотрит на меня: — Этим ты планируешь заработать свою кучу денег? Ради этого ты отказался работать с дядей? В его магазине? Ох, блядь. Опять по новой. — Да, ради этого, — бурчу я, запрокинув голову и глядя в потолок. — Не понимаю тебя, Альбус… — снова повторяет он. Это не новость. Я слышу, как он ходит по комнате, и рассматриваю трещину на потолке. Как я не заметил ее раньше? — Нормальная работа — это… — У меня нормальная работа. Он не слышит меня. Как обычно. — … стабильность, — продолжает папа, — безопасность, в конце концов. А твои… Клиенты, как ты их зовешь. Они же могут испариться в любой момент… — Они не могут испариться в любой момент, — устало возражаю я, — они довольны моей работой. Они заказывают ещё. Рассказывают своим друзьям, те рассказывают… — Это всё равно не даёт тебе никаких гарантий. — Все эти люди не могут исчезнуть в мгновение ока, пап, — я начинаю заводиться, — это так не работает. У меня график расписан на несколько месяцев вперёд! Хрустит целлофан. Слегка пружинит диван, и я поворачиваю голову, глядя на отца, который снова сидит рядом со мной. Он кладет руку мне на ногу. — Не заводись, — примирительно говорит он, — если это то, чего ты хочешь… — Да, это то, чего я хочу, — отрезаю я. Папа слабо улыбается. Как мило. Увы, это не помешает ему полоскать мне мозги на эту же тему через пару недель. — В любом случае, мы с мамой всегда рядом. Да? Если что, мы рядом, Ал, — он чуть сжимает свою ладонь, а потом убирает ее, — так ты расскажешь, как у тебя получилось провернуть это? Мне требуется несколько секунд, чтобы сообразить, что он имеет в виду. А потом папа чуть разводит руками, указывая на пространство вокруг нас. — Ну, — я напрягаюсь, — есть свои плюсы в том, что твой дядя работает в Гринготтс… А отец твоего лучшего друга — гуру недвижимости… — Ты занял деньги у Драко Малфоя? — с каменным лицом спрашивает папа, — и при этом не позволил заплатить мне? Ох, что за… Я сжимаю пальцами переносицу. — Салазар, нет… — тру ладонями лицо, потому что нахрен устал от этого разговора, — он помог мне найти это место. Вернее не он сам, а его люди… Вот и все. Я наталкиваюсь на папин взгляд. С этим прищуром. Мерлин… — Это правда, — настаиваю я, — это выгодное вложение. Район… И цена… Я замолкаю, взмахивая рукой. Не знаю, что ещё он хочет услышать. Отец кивает. — Хорошо, — тянет он, — а что Билл? — А что Билл? — Какая его роль в этом деле? Его роль в этом деле, боги. Как будто мы говорим не о квартире, а обсуждаем какую-то аферу. — У меня не хватало на первую выплату, — пожимаю плечами я, — он помог. Договорился. Он не платил за меня, если ты на это намекаешь. Папа трёт подбородок, осматривая комнату вокруг нас. — Когда Джеймс сказал мне, я не поверил… Как тебе вообще удалось заработать на это? Столько веры в меня. Как бы не потерять голову от всех этих комплиментов. — Как-то удалось, — не скрывая сарказма отвечаю я. — Не кипятись. Он улыбается. Мне охота нагрубить ему. Я обещал Невиллу, что не буду провоцировать отца. А маме — что буду к нему добрее. Что за идиотизм. Добрее! — Ты знаешь, что я никогда не тратил то, что вы мне давали. И дядя… Дяди. И подарок… На окончание школы. Это помогло, — говорю я, пытаясь сохранить хотя бы видимость приятной беседы, — после этого… Осталось не так уж и много. Я предпочитаю умолчать о том, что оставшуюся часть заработал, выполняя заказы для мистера Малфоя. Он быстрее всех понял, что магловская техника… Что ж, это удобнее, чем совы, тут не поспоришь. Мы молчим. Он смотрит на меня, а я на ящик у дальней стены, нарочно. — Я видел твоего друга на днях. — Скорпа? — тут же бросаю на него осторожный взгляд. К чему это он? — М-хм, ты в курсе, что он работает на той же должности, с которой начинал мамин отец? — Дедушка? — удивляюсь я, — это не шутка? Папа качает головой, не глядя на меня. Он проверяет часы на своей руке. Ждёт чего-то? — Ему потребовалось много времени, чтобы… Чтобы его заметили. Это не был лёгкий путь, — он чуть покачивает ногой, и подол его формы щекочет мне голень. Я пытаюсь отодвинуться, — но ему всегда это нравилось. Ну, ты знаешь, в каком он восторге от… Отец делает неопределенный жест рукой, мы переглядываемся и одновременно усмехаемся. Дедушкина страсть к маглам… Это что-то. Любовь с первого взгляда. Совсем как Скорп. — Пап… — осторожно начинаю я, — как думаешь, у Скорпа… — М? — Есть шанс? — с надеждой спрашиваю я. И насрать, что это нахрен неловко, говорить с отцом о Скорпиусе. Ради него я готов жрать угли, да и вообще… Отец ничего не отвечает, только смотрит на меня. Я замечаю, как напрягается линия его рта, как чуть приподнимаются брови, как он еле заметно прикусывает губу, как отводит взгляд буквально на секунду… Что? Что все это значит? Он молчит. — Ладно, я… Спрошу у Гермионы, — раздражённо выдыхаю я, запуская руку в волосы. — И она скажет тебе то же самое, — спокойно отвечает отец, и мне охота запустить в стену чем-то хрупким и бьющимся. — И это будет.? — Ничего личного, Ал. Некоторым вещам просто нужно немного больше времени. Как же меня выводит из себя этот его тон… Как будто он какой-то чёртов наставник. А я десятилетний сопляк. — И что это значит? — с вызовом спрашиваю я, скрещивая на груди руки. Папа наклоняется немного ближе, и его мантия снова задевает мою ногу. Я отодвигаюсь. — Если они начнут продвигать его, Альбус, это значит, что для таких как он… Что все прощено. И забыто. Что им дали зелёный свет. Для таких, как он? Я готов захлебнуться от возмущения! Даже воздух застревает у меня где-то в груди, и я только и могу, что разевать рот, как рыба! — Скорпиус ни в чём не виноват! — Не виноват. Я бросаю на отца быстрый взгляд, чтобы удостовериться, что он не иронизирует (упаси его Мерлин, иначе я не ручаюсь за себя). Он продолжает: — Но всем известно, кто его отец. И ещё живы те, кто, ах, лично помнит его деда. Имел несчастье, так сказать… Ты ведь понимаешь. Я вскакиваю с дивана, потому что не могу сидеть спокойно, когда во мне все кипит от негодования! Вся выдержка летит к чертям, когда… Когда! Хватаюсь за коробку, пытаясь чем-то занять себя, но вместо этого тупо меряю шагами комнату с дурацким ящиком в руках. Как я не сообразил сам? Почему не сложил два и два? Скорп говорил, что атмосфера в министерстве, мягко говоря… Но не до такой же степени! Папа вдруг оказывается рядом со мной, и его рука лежит на моем плече. — Ты и Скорпиус… Я кривлюсь. — Пожалуйста, пап, — не смотрю на него. Это унизительно. — Не надо… Он сжимает мое плечо. Я поворачиваюсь к нему спиной, делая вид, что вожусь с ящиком в моих руках. — Я… Не перестаю удивляться. Жизнь удивительная штука, да? — Хм? — То, как она повторяет сама себя. Немного иначе, но все идёт по кругу. Все повторяется. Я оглядываюсь на него через плечо, и отец изображает в воздухе что-то странное, взмахивая рукой. Типа, воронка? Спираль? У него поехала крыша? А потом он вдруг подходит ко мне и обнимает, Мерлин. Это не про нас… Мы не обнимаемся. Нет. Очень редко. — Из вас троих я всегда понимал тебя хуже всех, — бормочет он, хлопая меня по голой спине, — но это не значит, что… Не значит… Я наблюдаю за тобой, и… Ты вырос очень интересным мужчиной, Альбус. Очень интересным. Интересным? — Э, с...спасибо. Наверное. — я выжидаю немного и отстраняюсь, стремясь увеличить расстояние между нами. Все это очень неудобно. Как-то странно. Я не привык к такому. И едва не роняю коробку с тарелками, когда из камина вдруг кто-то вываливается вместе с кучей золы. Нужно не забыть почистить камин. — Ты открыл доступ к моему камину? — неверяще спрашиваю я у отца, — без моего ведома? — Безопасность, Альбус, — он мельком сверяется с наручными часами, — превыше всего. Ну? Папа вопросительно смотрит на женщину в алой мантии, которая переводит нервный взгляд с меня на него. — Мы нашли ее, — выпаливает она, стряхивая пепел прямо. На! Мой! Блядь! Ковер! — Где? Ох, мать, сейчас начнется. — Румыния, питомник для… Отец глядит в потолок. Его губы слабо шевелятся, но он не издает ни звука. — ...для драконов. Сентябрь, 2023 Я слышу, как грохочет камин, но не отрываюсь от своего занятия. Он закрыт от посторонних. Через несколько минут все повторяется, только на этот раз кто-то пытается вломиться через входную дверь. Пусть пытается сколько угодно. Охранные чары пропустят только тех, кого я лично… — Альбус! Эй, какого хрена? Я неохотно бросаю взгляд на Скорпа, замершего в дверях моей гостиной. Которая сейчас больше похожа на склад или мастерскую, потому что завалена всем, чем только… Неважно. Сейчас ничего не имеет значения, кроме маленьких камешков в моих руках. Они такие хрупкие, что у меня есть только одна попытка. Только одна. Я почти уверен, что это срабо… — Альбус! — снова вскрикивает Скорпиус, и сейчас его голос звучит гораздо ближе. Мне не до него. Я палочкой касаюсь своих очков, чтобы навести фокус. Это монструозная штука, на самом деле, мои очки. Больше похожа на увеличительное стекло. И крепится не за ушами, а цепляется на голову с помощью ремешков и… — Ал! Ты слышишь меня? Ты вообще в своем уме?! Мне хочется зарядить в него чем-нибудь! Честное слово! Я раздражённо стаскиваю с головы очки и кидаю их на пол рядом с собой. Они падают с глухим стуком, потому что это штука довольно тяжёлая. И не самая удобная, если говорить откровенно. Но какая разница? Какая разница, если я наконец добрался до сути? Если я наконец вижу, знаю, нашел решение, которое иск… — Что? Я тебя спрашиваю, что это? — не унимается он. Я мрачно смотрю, как Скорпиус курсирует по комнате, разинув рот. Он молча указывает на угол, заваленный пакетами из доставки. Коробки от пиццы сложены в стопку, и она опасно шатается, когда он задевает её. Скорп заглядывает в один из пакетов и морщится, вытаскивая оттуда круглый контейнер. Я не помню, что в нём было, но Скорпиус приоткрывает его и тут же отворачивается. — Да ты издеваешься, — он кривится, запихивая коробку обратно, — сколько дней это стоит здесь? Я прищуриваюсь. — У меня нет на это времени, — ворчу я, скрещивая руки на груди. Вокруг меня, на полу, разложены детали и инструменты. Не хватало еще, чтобы он влез во что-нибудь и похерил все, над чем я работал все эти дни. Недели? Неважно. — Нет на это времени? — выдыхает Скорпиус, всплескивая руками, — нет времени? Да ты вообще нормальный? — У меня нет времени, — огрызаюсь я, — и на этот разговор у меня его тоже нет. Поэтому говори, что хотел и… — Ну нет! Тебе от меня не избавиться! — он снова взмахивает руками, — посмотри на себя, Ал! Когда ты последний раз мылся? Брился? Мерлин! Сколько дней ты уже сидишь здесь?! При чём здесь вообще это? Он не видит, что я занят? — Скорпиус, — предостерегающе цежу я сквозь зубы. — Когда ты был на улице? — не унимается он. — Или хотя бы проветривал здесь? Этим же невозможно дышать! Ты выглядишь как… Как… Я грызу губы, глядя на него исподлобья. — И пахнешь ты так же, если уж говорить откровенно, — говорит он, запуская руку в волосы. Скорпиус одет в рабочую мантию. Она расстегнута, а под ней у него магловские брюки с жилеткой. Он всегда выглядит так, будто он не десятый по счету клерк, а сам министр. Скорп запускает ладонь в волосы, оглядываясь вокруг. Несколько раз вздыхает, а потом маневрирует между деталей, разложенных вокруг меня на полу, и садится рядом на корточки. — Сделай перерыв, — он кладет руку мне на плечо, и я стряхиваю её с себя, — посмотри, во что превратилось это место. Посмотри, до чего ты довёл себя. Может, для него это всё и кажется бессистемной кучей хлама, но это далеко от правды. Всё на своих местах, рассортировано по категориям. Джеймс будет на седьмом небе, если у меня всё получится. А у меня получится, потому что я уже вижу, какие чары и руны нужно… — Альбус,— он немного трясет меня за плечо, — приём? Я моргаю несколько раз, переводя взгляд на него. — Когда ты спал последний раз? — тихо спрашивает он, и я отрицательно качаю головой. Какое это имеет значение? Я не смогу уснуть, пока не… — Ты видел себя в зеркало? — спрашивает он и снова вздыхает, — давай, вставай. Я мычу, сопротивляясь, но он тянет меня за руку, вынуждая подняться. Колени неприятно хрустят, когда я выпрямляюсь. — Душ, — Скорпиус подталкивает меня к двери, — еда. И спать. Я оборачиваюсь, глядя через плечо на разобранный мотоцикл. Если бы только… — Нет, — он уверенно тащит меня по коридору, и я еле перебираю ватными ногами, следуя за ним, — тайм-аут. Иди. Я займусь всем остальным. Меня накрывает волной ужаса, и я поспешно хватаю его за руку. — Только не трогай… Скорпиус закатывает глаза. — Я не трону твои игрушки, Мерлин великий. Я говорю про уборку. Иди-и, — он опять подталкивает меня к двери, и я подчиняюсь. В ванной, прежде чем раздеться, я смотрюсь в зеркало. Выгляжу я отстойно, но ничего смертельного в этом нет. И почему он так завелся? Я немного оброс, это факт, и синяки под моими глазами словно два фонаря. Наклоняюсь ближе к зеркалу, чтобы рассмотреть свои глаза. Они красные. Фигово. Моя футболка летит в корзину для белья. Сомневаюсь, что пятна от машинного масла удастся отстирать, но вдруг? *** Стоит мне выйти из ванной, как меня обволакивает тягучий запах еды. И у меня внезапно сводит желудок. Босыми ногами я шлёпаю по квартире, вытирая голову полотенцем, и нахожу Скорпиуса в прихожей, где он пристраивает вазу с ветками жасмина на узкий столик у зеркала. — Распотрошил мою изгородь? — Как будто тебе есть дело до неё, — криво ухмыляется он, поправляя цветы. Я равнодушен к растениям. На улице, в доме, без разницы. Но раз ему так нравится тащить эти кусты в мою квартиру, ради всего святого. На здоровье. — Мамочка довольна? — едко спрашиваю я, когда вижу, что он внимательно осматривает меня. Он тыкает мне пальцем в грудь. — Ты потерял право голоса после того, что я вынес из твоей гостиной. Он драматизирует. Что там такого могло быть? Корки от пиццы? Бумажные стаканы? Коробки от лапши? Скорпиус ловит мой вопросительный взгляд. — Новая форма жизни, не меньше, — ворчит он, и я иду за ним по пятам, на кухню. И единственное, о чем я могу думать, это о тянущем чувстве в моем животе. Внезапно я ощущаю, что… Умираю с голоду. Принюхиваюсь. — Это… — Да, — отвечает он, кивая на плиту. Я заглядываю в маленькую кастрюльку. О-ох, это хорошо. Скорп шикает, когда я пытаюсь залезть ложкой прямо в кастрюлю, и я корчу гримасу. — Что ты ищешь? — мои пальцы, заляпанные черной смазкой, которой покрыты детали, и которую мне так и не удалось отмыть, барабанят по столу, пока я нетерпеливо наблюдаю за ним. — Мускатный орех, — отвечает он, копаясь в ящике над столом. — У меня нет такого. — Есть, — и Скорп с триумфальным видом достает откуда-то, действительно, небольшой орех. А потом ещё и, охренеть, крошечную тёрку. Откуда у меня это всё? От пряного, насыщенного запаха у меня увлажняется рот. Я, как ястреб, слежу за каждым его движением, пока он достает плошки, наливает нам суп… Быстрее можно? …ищет приборы… Трёт дурацкий орех… — Аллилуйя, — бурчу я, набрасываясь на еду. Скорпиус улыбается, и я игнорирую довольного мерзавца. Он сам виноват. Пока я занят, голод меня не напрягает. Я даже не вспоминаю об этом. Но стоит мне вернуться к обычным делам… Как будто мое тело пытается нагнать все, в чём я отказывал ему, пока работал. Жажда, усталость. Ломота в мышцах. Всё это наваливается разом, и я чувствую себя… Отвратительно. — Дикси? — умудряюсь спросить я, торопливо вливая в себя содержимое тарелки. Когда я ел последний раз? Он кивает. Малфоевские эльфы знают толк в еде. — Из чего это вообще? — спрашиваю я, указывая ложкой на оранжевый, густой суп. У него насыщенный овощной вкус и пряный запах, подозреваю, из-за специй. Джейми бы сейчас пришел в ужас. Я полное дно в кулинарии, он — наоборот. — Тыква, батат… Вообще, где все твои, Ал? — В Румынии, — честно отвечаю я. — А Джеймс? — Без понятия. Какая-то запара в аврорате, кажется. А что? Наконец я могу замедлиться, потому что голод постепенно отступает. Но вместе с этим приходит и сонливость. Салазар. Скорпиус недовольно смотрит на меня, сжав губы. — Пожалуйста, — он немного наклоняет голову. Так он выглядит как-то младше. — не говори мне, что ты заперся здесь, как только я уехал. Я молча ем свой суп. Что тут скажешь? — И тишина, — он невесело смеётся. — Сам сказал, не говорить. Скорп закрывает лицо ладонями и мычит, а потом выглядывает на меня между пальцев. — Это было месяц назад, Ал. Ну, месяц так месяц. Нужно было запланировать два, чтобы закончить наверняка. До его возвращения. Мы смотрим друг на друга, а потом Скорп молча пододвигает мне свою тарелку, к которой так и не притронулся. Я не возражаю. — Ты не можешь так обращаться с собой, — он скрещивает руки на груди, — и почему тебя никто не проверил? Где все твои дяди? Тёти? — Я сказал им отъебаться. — Это не смешно. — Это не шутка, — усмехаюсь я, разделываясь с его порцией. Он сверлит меня взглядом. Я бы поднял сейчас руки вверх, капитулируя, но слишком занят едой. — Ладно, я сказал им, что уезжаю… Скорпиус поднимает глаза к потолку. — …чтобы никто не мешал. — То есть ты ещё и спланировал это. Почему я не удивлен? Я довольно улыбаюсь. — Что такого важного могло быть? О-о-о, он не хочет начинать этот разговор. Скорпиус слишком хорошо меня знает. Он показывает мне три пальца. — В трёх словах. — М-м-м, — задумчиво тяну я, — ты помнишь эту историю про Форд моего деда? — Который летал? На котором сейчас ездит твой отец? Я киваю. — Это скучная часть. А самое интересное это то, что деду удалось сделать его разумным. — Разумным? То есть… Живым? Интеллект и все такое? — На примитивном уровне. По крайней мере, у него был инстинкт самосохранения. К сожалению, дед не знает, как у него это получилось. Говорит, это случайность. Неважно. К счастью, есть я, — я широко улыбаюсь, указывая пальцем на самого себя, — и Джеймс с его мотоциклом. Если у меня получится… Ох, Скорп, это такие возможности. Ты только представь, что можно сделать! Зачем ограничиваться техникой? Есть столько всего… Я заставляю себя заткнуться, потому что иначе меня опять унесёт. Даже сейчас я чувствую этот зуд под кожей, который не даёт мне спокойно жить. Может, когда Скорпиус уйдет, я все-таки продолжу начатое? Мне и осталось-то всего ничего: закончить руническую гравировку на нескольких дета… Меня прерывает собственный зевок, который я прячу, прикрываясь ладонью. Я отодвигаю от себя пустую тарелку, вторую по счёту, борясь с нахлынувшей слабостью. Мои руки словно налились свинцом. — Сначала тебе надо поспать. Я удивлённо моргаю. Он читает мои мысли? Скорп цокает языком. — Я знаю этот нездоровый блеск в глазах. Дай тебе волю, и ты опять закопаешься в свои штуковины. Точно читает. Меня накрывает такая усталость, что… Я вскидываю настороженный взгляд на Скорпиуса. — Ты что-то подсыпал мне? Он фыркает, ставя передо мной тарелку с охлаждённым пирогом. — Если бы, — Скорпиус протягивает мне десертную ложку, — ты сам довёл себя до этого, так что даже не пытайся свалить вину на меня. О, это же брауни, мой любимый. Обожаю. Я отправляю кусочек в рот, блаженно прикрывая глаза. Ох-х, шоколад и сахар… То, что мне сейчас надо. Скорпиус молча смотрит, как я ем, и это вдруг становится как-то… Странно. Ещё и эта его улыбка, еле заметная в уголках рта. Мне не по себе. И я чувствую, что должен заполнить чем-то эту тишину между нами. — Как Франция? — интересуюсь я, отламывая маленький кусочек пирога. — Нормально, — пожимает плечами Скорп, подпирая голову рукой, — как Франция. — А Нарцисса? — Взяла с меня обещание, что в следующий раз ты тоже приедешь. Верится с трудом, но да ладно. Мой язык словно приклеился к нёбу, и мне приходится сделать над собой усилие, чтобы следующие слова вообще покинули мой рот: — Привез с собой кого-нибудь? — легко спрашиваю я, тщательно пережевывая. Две прошлые поездки закончились французскими подружками. Первую я даже не видел, она свалила уже через неделю. Вторая...Марин? Марьян? Короче, продержалась почти месяц. Она была хорошенькая. Здоровенные глазищи, сиськи. Аккуратный ротик. Всё как надо. Всё, как он любит. — Земля вызывает Хьюстон, — Скорпиус поднимает брови, когда я дергаюсь от звука его голоса и несколько раз моргаю. Медленно, почти как сова. — Ты ведь в курсе, что Земля не может вызывать Хьюстон? Он и так в Техасе. Он выглядит так, будто я только что сообщил ему, что Санты не существует. — Я видел это на смешной картинке, — озадаченно говорит он, — как те, которые магглы пересылают друг другу. — Не всему, что они пересылают, можно верить, Скорп. Скорпиус, судя по его виду, сомневается. Святой человек. Мои губы дёргаются. Это не должно казаться мне таким забавным. — Я решил сделать перерыв, — вдруг говорит он, и моя рука замирает с недонесенной до рта ложкой. — Я имею ввиду… Ты спросил, привёз ли я. Нет. В смысле, это мой ответ. Я хочу сделать перерыв. Ах. Мы смотрим друг на друга, пока я не решаю уточнить: — Перерыв в чем? Скорпиус мнется, отбивая пальцами какой-то ритм по столу. То кусает губы, то вообще принимается их грызть. Пауза затянулась. Я указываю на него ладонью. Что за? — Ну… Во всем? — вопросительно говорит он, теребя себя за рукав. Он уже снял рабочую мантию и жилетку, и теперь на нем одна рубашка. — Отличный ответ, — недовольно ворчу я. И уже хочу бросить ему какую-нибудь колкость о его красноречии, но тут он вдруг выдает: — Бабушка не сдается. Пыталась найти мне кого-нибудь… Опять. Моё сердце ухает в желудок, и я давлюсь проклятым кексом. — Я отмазался, но… Она ждёт этого от меня, Ал. И это так странно. Говорит об этом без передыху. Что дедушка в моем возрасте был уже женат, и что мой отец родился, когда им было… Я начинаю кашлять, и Скорп, привстав, подаёт мне стакан воды и хлопает пару раз по спине, — Твой дед вообще не лучший пример для подражания, — говорю я, прерываясь, чтобы глотнуть воды, — ты не находишь? — О мертвых или хорошо, или ничего…— он пожимает плечами, тактично замолкая. Я морщусь. — Ты прекрасно знаешь, что у этой фразы есть продолжение. Очень подходящее в данном случае. — Что ж, память избирательная штука, — миролюбиво заключает он, — если она предпочитает не помнить… Я поднимаю руки ладонями вверх. — И это ее право, но ты, — я протягиваю ему свою ложку с кусочком брауни, — не твой дед. Скорпиус немного наклоняется вперёд и кладет свою руку на мою, чтобы поднести ложку ко рту. — Расскажи об этом в министерстве, — он пытается улыбнуться, но выходит не очень. Я перестаю жевать на секунду. — Все плохо? Он строит кислую мину, и я киваю. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что он имеет в виду. — Почему ты не уйдёшь, раз всё так плохо? Мы смотрим друг на друга несколько мгновений и молча жуем. А потом Скорпиус кривится. — Ты знаешь, как я хотел этого. Мечтал со школы. Я представлял… — он вздыхает, потирая лоб, — неважно, что я представлял. А теперь… Мне хочется его обнять. — Альбус, я запутался, — он закрывает лицо ладонями и почти шепчет, — так запутался, даже не представляешь. Все разваливается, и я… Больше не знаю, что делать. Я не умею находить все эти мотивирующие фразы и проводить глубокий психоанализ на коленке. Поэтому просто накрываю его руку своей и говорю ему также тихо и немного беспомощно: — Все наладится. Он улыбается. Мое персональное солнце. Может отогреть даже самую холодную планету в системе. Меня так точно. — Я знаю, — отвечает он, сжимая мою руку в ответ, — все будет хорошо. Скорп всегда был таким. Нежная душа. Всегда верит в счастливый финал. Как герой какой-нибудь романтической книжки, честное слово. Что ж, жизнь — это не история про рыцарей и прекрасных дам. Когда я говорю ему это, он тут же возражает, что «и не формула по арифмантике тоже». Ему бы послать к драклам это министерство… Найти себе что-нибудь по душе. Заниматься тем, что будет приносить ему радость. А вечером возвращаться домой. И не в этот фамильный монстр, а в нормальный дом. Не здание, а дом. Где можно разбрасывать свитера по диванам и завтракать прямо на кухне, стоя в одних трусах, а не изображать парня с моноклем из восемнадцатого века. Возвращаться к кому-нибудь, Потому что Скорп плохо переносит одиночество. Ему нужно это — трындеть о том, как прошел его день, где он был, что видел. Развалиться в халате на мягкой подушке, зачитывая вслух смешные отрывки из очередного романа. Болтать перед сном, лёжа в кровати. Я мог бы дать ему это. Я мог бы дать ему в тысячу раз больше. Но… Увы. Хочу ободряюще ему улыбнуться, но только смачно зеваю, закрывая лицо руками. — Заболтал я тебя. — Скорпиус, вставая, тянет меня за локоть. — В кровать. Тебе нужно выспаться. Пообещай, что не рванёшь посреди ночи копаться в своих железках. Боюсь, что другого варианта у меня нет. Мои ноги такие тяжёлые, что я еле переставляю их, ковыляя за Скорпиусом в спальню. Он едва успевает откинуть покрывало, и я тут же падаю лицом в подушку. Рядом пружинит матрас, а потом я чувствую пальцы Скорпа на своей голове. — О. Мой. Бог. — мычу я, поворачивая к нему лицо, и его рука замирает. — В чём дело? — Не останавливайся, если в тебе есть хоть капля сострадания. Он неуверенно проводит ладонью по моим волосам. — Тебе нужно больше гулять. Ты очень бледный, — говорит он и несильно скребёт мне кожу головы ногтями. — Сделай так ещё раз, и я пообещаю всё что угодно, — глухо бормочу я, уткнувшись лицом в подушку. — О, я уже чувствую себя особенным. Знаешь, как сделать девушке приятно, — смеётся он, увереннее перебирая пальцами мои волосы. — А ты не знал? Я спец по девушкам. Обращайся. И я блаженно вздыхаю и зажмуриваюсь, когда он начинает массировать мои виски круговыми движениями. Я так устал, что у меня нет сил почувствовать хотя бы тень возбуждения или волноваться, что он прикасается ко мне. У меня такие тяжёлые веки. И руки. И меня затягивает темнота… — У меня завтра в два перерыв, — продолжает болтать Скорпиус, и я приоткрываю один глаз, — приходи. — У вас паршивая столовая. — Тогда пойдем куда-нибудь. Или возьмем с собой и прогуляемся. Тебе нужен воздух. Придёшь? Скорпиус пробегает подушечками пальцев от висков к затылку, надавливая, и я снова закрываю глаза. — Я подумаю. — Ты придёшь, — говорит он, перебирая отросшие волосы на моей макушке. Рай существует. — Возможно, — соглашаюсь я, расслабляясь. Напряжение медленно исчезает. Руки тяжелеют… Ноги. Спина. Плечи. Тягучая дрёма… Наконец-то. Как же я устал. — Альбус, — шепчет Скорп, гладя меня по голове, словно кошку, — Ал, я хотел… У меня нет сил отвечать ему… — Ал? …и я проваливаюсь в темноту. Март, 2024 — Ну, ты меня знаешь, — я пожимаю плечами, — терпеть не могу все эти тусовки. А то, что устроила мама, так это вообще… Я делаю этот звук, словно меня тошнит. И для наглядности сопровождаю это выразительной гримасой. Джейми меня игнорирует, конечно же. На него это никогда не действовало. — Да ещё и все эти парадные мантии, и речи… — продолжаю я, присаживаясь на краешек неудобного стула, — извини, но это больше походило на похороны, а не на день рождения. В окно светит солнце, в комнате жарко, словно в печи, и я сбрасываю уличную мантию на спинку стула. — Мне жаль, что я свалил, — я пытаюсь выглядеть виноватым, но… Ай, да ну нахрен. Джеймс слишком хорошо меня знает. — Да, ты прав. Не делай такое лицо. Мне не жаль. Я рассматриваю зелень за окном. Деревья уже усыпаны молодой листвой. — Но знаешь что? Ты сам терпеть не можешь всё это… — я щелкаю пальцами, подыскивая слова, — … официальное. И с удовольствием свалил бы с нами. Мы так надрались, я и Скорп, ты не представляешь. Я поднимаю ладонь, чтобы он не вздумал меня перебивать. Не то, чтобы Джеймс пытался. — Да-да, я знаю, что ты сейчас скажешь. «Надрался? Кто ты такой? И что сделал с моим братом?» Я кривляюсь, подражая его привычному, бесячему тону. — Представь себе, — нарочно закатываю глаза, — мы пошли в тот ресторан, который ты так любишь. Где отмечали твое повышение, помнишь? С барсуком на вывеске. Или это енот? Одна хрень. Я закидываю ногу на ногу, поудобнее устраиваясь на этой жалкой пародии на стул. Меня немного мутит, но это и близко не похоже на то, что было утром. — Скорп заказал какое-то дорогущее вино, потому что… Ну, это же Скорп. Ты его знаешь, — я хмыкаю, усмехаясь, — а когда он набрался, начал кричать «Подделка! Это подделка!» и «Сын Избранного не может это пить!» И… Салазар, когда я это рассказываю, это звучит тупо, да? Но, Джейми, я клянусь, вчера это было так смешно! Жаль, что тебя не было с нами… Я снова слабо смеюсь, запрокидывая голову и глядя в потолок. — Вся семья считает меня уродом, который свалил с твоего праздника, — вздыхаю я, — но знаешь что? Нам было весело. Мне и Скорпиусу. И я думаю, это то, чего хотел бы ты. А не киснуть в душном зале среди всех этих людей с их постными физиономиями… Я резко вспоминаю, что совсем забыл о подарке, и подрываюсь со стула. — Без понятия, почему все несут тебе цветы, в конце концов, тебе всегда было насрать на них… Мои руки немного дрожат, когда я распечатываю коробку и ставлю на тумбочку у кровати. В нос мне бьёт сильный запах шоколада, и мне приходится отвернуться, чтобы выровнять дыхание. Мерлин, я больше никогда не буду пить. — Прежде чем ты начнёшь издеваться надо мной, — я бросаю на брата предостерегающий взгляд, — это моя первая попытка что-то испечь. И я считаю, что справился. Без лишней скромности. Джеймс молчит, и я скалюсь в ответ. — Извините, не все мы кулинарные гении. Выглядит нормально, — я мельком смотрю на кривоватые кексы, — и пахнет тоже… Не все так плохо, серьезно. Я пододвигаю коробку чуть ближе к нему. — С днём рождения, Джейми, — его ладонь тёплая на ощупь, когда я дотрагиваюсь до неё. Я несколько раз провожу пальцами по его неподвижной руке, а потом сажусь на краешек кровати и вглядываюсь в его лицо. До сих пор непривычно видеть его таким… Спокойным. — Я всегда говорил, что ты будешь дерьмовым аврором. Но ты не слушал, конечно же, — с чувством говорю я, — и кто в итоге оказался прав, а? Он не отвечает. Его глаза не бегают под опущенными веками. Мышцы не подергиваются. Он не реагирует ни на звук, ни на свет. Его грудь не поднимается в такт дыханию, и если бы не поддерживающие чары… Джеймс есть, но его нет. И я не знаю, вернётся ли он к нам когда-нибудь. — Тоже мне, мракоборец. Одно название. А на деле придурок придурком, — сердито рассуждаю я, — Мерлин, даже маглы знают, что себя надо спасать первым, Джейми! Помнишь, как в том кино про самолёт? Сначала маску на себя, и только потом уж… Родители… Пытаются. Мы все пытаемся. Этим все сказано. Если есть на свете что-то, хоть что-нибудь, волшебное или магловское, что может помочь, мы отыщем это. Но я уже не уверен, что это существует. И я ненавижу себя за эти мысли. И ещё—за то, что живу дальше. А он лежит здесь. Вдруг кто-то кашляет, и я одергиваю руку, поднимаясь. В дверях стоит эта женщина… Высокая. Серебристый ёжик волос. Гора-человек. И алая мантия. Я чувствую себя идиотом. С этими дурацкими кексами. И глупой болтовней. Меня накрывает такая злость! Сколько она уже стоит здесь? Сколько она вообще слышала? Её глаза бегают по комнате, и она словно намеренно не смотрит на меня или на Джеймса. У неё в руках большой букет. Я криво ухмыляюсь. Пора валить. Уже в дверях я замираю, потому что она внезапно окликает меня: — Альбус, мне очень жаль, — её голос звучит тихо. Это почти шёпот. — Я уже говорила это твоему отцу, и… Я… Серьезно? Мне насрать. Но я не просто жду, пока она закончит, а ещё и поворачиваюсь, чтобы лучше видеть её. Я впитываю её явный дискомфорт, жалкое блеяние, дрожащий голос… Это приносит мне какое-то нездоровое удовлетворение. — Всё произошло так быстро, что я не успела… В одну секунду он был рядом, а в следующую… Она замолкает, поднимая на меня стеклянный взгляд. У неё влажные глаза. Ох, вы посмотрите. Ну, разве это не очаровательно? — Это должна быть я, — шепчет она, — на месте Джейми должна быть я. Джейми. Я скалюсь. — Да, — соглашаюсь я, и она дёргается, словно от удара. Если бы! — но ведь это так удобно, правда? Опоздать на пару секунд. С кем не бывает. Мне хочется разорвать её. За то, что она стоит здесь. Несёт весь этот бред. Дышит. Говорит. Смотрит. Пока мой брат… — Как удачно все сложилось, — выплевываю я, наслаждаясь ее жалким, жалким видом, — в конце концов, посыпать голову пеплом гораздо приятнее, чем лежать овощем в палате. — Мне жаль, — снова повторяет она, и я не сдерживаюсь. Смеюсь, мерзко и неприятно. Я с удовольствием послушаю её извинения, когда её брат будет лежать на этой койке. А лучше — она сама. А сейчас? Сейчас мне насрать на идиотские слова. Кому они вообще нужны? За мной громко хлопает дверь, и я несусь по коридору. К выходу. Скорее, скорее. Пока я не придушил эту сволочь. Вместе с её отвратительными, влажными глазами. Дрожащими губами. И этими глупыми, лицемерными сожалениями. Моя мантия так и осталась на стуле, в палате Джеймса. Плевать. Сентябрь, 2024 Когда Лили сказала, что хочет потанцевать, я не это себе представлял. Уверен, что Скорпиус — тоже, но парень априори в восторге от любой магловской движухи. Мы стоим в очереди. В какой-то… Подвал? Не подвал? — … все так прицепились к полу? Разве это имеет какое-то значение в конечном счёте? Мерлин, какая чушь. Ухмыляюсь, и Лилс от души бьёт меня локтем прямо в живот. Ух. Для такой мелюзги у нее на удивление тяжёлая рука. — Что такого смешного я сказала? — с вызовом спрашивает она. Я выдерживаю ее решительный взгляд, а потом отворачиваюсь, разглядывая толпу. Не собираюсь отвечать на эту ерунду. Тем более, что знаю, зачем она затеяла этот дурацкий разговор. Лили раздражённо пыхтит, а потом продолжает: — О чем я? Да! Скажи мне, Скорпиус, разве не важнее то, какой перед тобой человек? А не что у него в штанах? Нет? Скорп мычит в ответ. Звук, который можно интерпретировать как угодно. Ни да, ни нет, дипломатичный говнюк. Но моя сестра, конечно же, в экстазе. Я ловлю взгляд какого-то мудака за её спиной, который пялится на ее зад, и буравлю его взглядом до тех пор, пока он не отворачивается, поджимая губы. — Вот и я говорю! В итоге имеет значение только, эта… Вспышка! Притяжение! Взаимное, конечно же, — взахлёб лопочет она, — и уже не важно, кто перед тобой, да? Она? Или, может быть, он? Да, Скорпиус? Согласен? Я поворачиваюсь к Скорпу. Ох, конечно же. Мерзавец развлекается. Я приподнимаю бровь, он бросает на меня быстрый взгляд, а потом всё его внимание опять переключается на мою сестру. Не разбираюсь в людях, неа. Совсем. Но Скорпиус… Не знаю, что он должен сделать, как вести себя, чтобы я не сумел его понять. В конце концов, я столько лет провел, изучая его лицо. Каждую чёрточку, впадинку. Неровность. Вот и сейчас, эта улыбка… Еле уловимая. Это что-то в уголке его рта. Может, в глазах или в том, как чуть приподняты брови, еле-еле. Он улыбается, но не улыбается совсем. Как чёртова Мона Лиза. Он доволен, это я вижу. Лили его веселит, не подозревая об этом. Для нее он просто внимательный и вежливый слушатель. Мой взгляд падает на компанию за его спиной. Одна из девушек—со светлыми волосами, одетая так, что свою сестру я бы в таком виде из дома не выпустил—улыбается мне. Я натянуто отвечаю на ее улыбку и отворачиваюсь. — Ведь что такое тело? — никак не угомонится Лилс, потирая голые плечи. Становится прохладно. Наконец-то она побрилась полностью. Эта непонятная стрижка (тут длинно, там коротко) выглядела очень странно. Да и вообще, длинные волосы и драконы — плохая идея. — …оболочка, упаковка, — она сама же и отвечает на свой вопрос, пока Скорп тактично молчит, иногда хмыкая в нужных местах, — все сводится к голой коже. И к этому, как его, к трению. Искра — вот что по-настоящему важно. Блондинка продолжает бросать короткие взгляды в мою сторону, и я думаю… Мог бы я? Без проблем. Но вот хотел бы? Едва ли. Лили права, отчасти. Кожа и немного трения. Ну, и обмен физиологическими жидкостями, куда без этого. А потом в дело вступает наша природа. Не прекрасный внутренний мир. Он тут не при чем. Вторичен. И не эта пресловутая искра. Потому что она — не причина, а следствие. Все сводится к природе, как ни крути. К тому, какими мы родились. Что нам нравится. Чего мы хотим. И кого. — Интерес, опять-таки, никто не отменял… — продолжает она, — любопытно же, да? Попробовать разное… Ох, Мерлин. Если тебе любопытно «попробовать разное», то ты не так уж и традиционен… Опять таки, природа. — Ну, в любом случае, — обыденным тоном отвечает ей Скорп, — я слышал, что это не считается, пока не дотронулись друг до друга ваши яйца. Наступает немая пауза, я кусаю щеку, чтобы не рассмеяться, а Лили начинает хохотать как одержимая, закрывая рот ладонью и глядя на Скорпа круглыми глазами. А он сверкает зубами, улыбаясь. В этой фразе он весь. Все ведутся на его холеную внешность, манеры и вежливые улыбочки, эти его невинные кудряшки, аккуратные воротнички… А потом он как выдаст вот что-то такое. Скорпиус торжествует, аж светится, пока Лили чуть ли не захлёбывается от истерики. Мы с ним переглядываемся. Я слабо вздыхаю: Доволен? Он пихает мой кроссовок носком своего ботинка и еле заметно приподнимает брови: А то. Кто-то пихает меня в спину, и я оборачиваюсь, нервно облизывая губы. Народу здесь… Мне кажется, или людей стало ещё больше? Ещё и музыка откуда-то бухает прямо по ушам… У меня в животе начинает затягиваться этот неприятный узел. Представляю, что со мной будет, когда мы наконец окажемся внутри. Со всеми этими людьми. И звуками. Текстурами. Или не будет, потому что этот мерзавец в моей черепной коробке ведёт себя как непредсказуемая сволочь. Вдруг Лили кладет руку мне на запястье. Я кожей чувствую неровную текстуру нового шрама на её ладони. — Не переживай, Ал… — мягко говорит она, — если тебе станет нехорошо, мы уйдем. Нехорошо, вашу мать. Я что, блядь, больной? И этот тон… Мой рот уже кривится в неприятном оскале, когда Скорп вдруг слабо сжимает мне локоть. — Мы ненадолго, в любом случае, — примирительно говорит он, и я проглатываю колкость, которую уже был готов вывалить на сестру, — мне завтра рано вставать… Наш отдел с восьми. Конечно, моя честь спасена. Грёбаный рыцарь. У него выходной завтра. — Зачем ты вообще ходишь туда? — удивлённо спрашивает Лили, вытягивая шею и разглядывая очередь перед нами. — В смысле? На работу? — недоуменно переспрашивает Скорп. Она утвердительно мычит. — Надо же чем-то заниматься… — бормочет он, потирая шею ладонью. Лили усмехается, а потом морщит нос. — И ты выбрал это? Перекладывать бумажки в министерстве? — Я всегда этого хотел, — хмурится Скорп, — это был простой выбор. — Твой отец может выкупить половину Лондона. Ты мог бы заняться чем-то действительно крутым… — она пожимает плечами, — простой выбор не всегда верный. Скорпиус вяло пинает камушки под ногами, глядя на свои пижонские тапки. Он как-то называет их… Броги? — Оставь его в покое, Сократ, — я слабо пихаю Лили локтем, пока она не ляпнула ещё что-нибудь. Послушать, так кладезь здравого смысла. А на деле… Еле сдала С.О.В., прежде чем снова усвистать к своим драконам. И то, только потому что Чарли поставил ультиматум. Скоро опять зароется по самые уши в эти свои… Дебри. Огнедышащие. И снова не увидим ее несколько месяцев. Она не успевает ответить. Подходит наша очередь. *** Я в заднице. Фигурально. Когда Скорпиус прямо в ухо проорал мне «Потанцуй со мной!», стараясь перекричать музыку, мне сразу вспомнился Джеймс и его выразительное «я не танцую трезвым», и я в отчаянии схватил стакан Скорпа с остатками чего-то почти чёрного и опрокинул залпом, даже не поморщившись. Скорпиус только удивлённо приподнял брови, пританцовывая на месте так уверенно, с такой лёгкостью, словно этим он занимался всю свою жизнь. А потом он просто потащил меня в самый центр этой человеческой массы. И сначала все было нормально, даже хорошо. Скорпиус смеялся, подпрыгивал, смешно размахивал руками… Было весело. И я не отставал, по-дурацки двигаясь под эту странную музыку. И когда он начал трясти головой, выкрикивая слова песни (откуда он вообще ее знает?), я расхохотался, не в силах больше сдерживаться. А потом все пошло по одному месту. Музыка стала медленее, и прежде чем я понял, что происходит, Скорпиус схватил меня, притянув к себе. И вот он я. Чувствую каждую грёбаную клетку своего тела. Каждый дюйм его тела. — Расслабься, Ал, — улыбается он, обдавая меня своим дыханием. Я нервно смеюсь. Расслабься, нахрен! Легко говорить! Его руки лежат у меня на поясе, и я могу поклясться, что даже через футболку чувствую, какой он горячий. Нервно смотрю по сторонам, чтобы оценить… Святые яйца, народ не особо стесняется. Все, на что хватает меня, это аккуратно держать руки на предплечьях Скорпа. На голых предплечьях. Потому что именно сегодня надо было выбрать короткий рукав, чтоб его! — Расслабься, — опять повторяет Скорпиус, и я не могу не смотреть на него. У него испарина на лбу, но мне совсем не противно. Наоборот, мне хочется провести рукой по его влажным волосам, убирая их назад. Мы стоим так близко… Почему мы вообще делаем это? Зачем? Мы могли бы, я не знаю, подождать? Когда заиграет что-то быстрое? Чтобы не выглядеть, как будто мы… Как… Его ладони скользят ниже, и я пытаюсь сглотнуть. Во рту сухо. Этот человек хочет моей смерти. — Давай, Ал, двигайся со мной, — он надавливает руками мне на бедра, вынуждая повторять за ним. Меня накрывает гомосексуальная паника. Нет такого понятия? Что ж, я изобрел его. Это чувство, когда твой лучший друг трётся об тебя пахом, покачиваясь в ритме с дурацким туц-туц-туц в каком-то подвале, где маглы собираются в кучу и трясутся под музыку. — Да, вот так! — довольно кивает он, когда я (глупо-глупо-глупо) начинаю повторять за ним вместо того, чтобы развернуться и уйти. — Это как… — и остаток его фразы тонет в оглушительном смехе компании рядом с нами и очередном дунц-дунц. — Как что? — я пытаюсь перекричать шум вокруг. А он вдруг то ли кружит меня, то ли кружится сам, мир словно переворачивается с ног на голову, и Скорпиус оказывается у меня за спиной. Его ладони на моем животе. Его подбородок лежит у меня на плече. Дыхание щекочет мне щёку. Сердце колотится у меня в груди так, что я готов откинуться прямо здесь и сейчас. Он прижимается ко мне сзади, а я топчусь, не зная, куда деть руки, и в итоге просто кладу их поверх его запястий. Широких. Бледных. С узором из вен на обратной стороне, который я мог бы воспроизвести по памяти. — … как заниматься любовью, — выдыхает он мне на ухо, не отпуская меня, направляя, заставляя двигаться вместе с ним, — все дело в бёдрах. Мерлинова борода, заниматься любовью. Я должен что-то ответить. Рассмеяться и сказать… Мол, что за хрень? Сейчас не восемнадцатый век! А потом ухмыльнуться, как будто эти слова — самая большая глупость, которую я когда-либо слышал от него. И кто вообще так говорит? Люди занимаются сексом. Трахаются. Спят вместе. А не занимаются любовью, боже. — Ты напился, — хриплю я вместо этого. Скорпиус смеется, обдавая мою шею своим дыханием. Поразительно, что он вообще слышит меня среди этой какофонии. — С полстакана виски? — весело спрашивает он, прижимаясь ртом к моему уху, — который они ещё и разбавили… Нет. Это не правда. Он точно напился. Точно, я знаю. Я пытаюсь злиться на него, пытаюсь… Но у меня ничего не получается. Потому что это Скорпиус. И он стоит так близко. И… Ох, что он делает со мной? Я столько раз думал о нем. О нас. Представлял нас вот именно так. Его, прижимающегося грудью к моей спине, животом к пояснице. Или как я опускаюсь перед ним на колени. Или он — передо мной. Или как бы он выглядел на моей кровати, раскрасневшийся, вспотевший. Вот, совсем как сейчас, с лёгкой испариной на висках. И этой улыбкой, как будто я — самое лучшее, что случалось с ним в жизни. Всё, что он захотел бы, предложил, попросил… Я бы дал ему всё. А сейчас он, мой друг, стоит так близко, что между нами нет и дюйма! Он даже не подозревает, как издевается надо мной. Какой непоправимый урон причиняет. Урон, который я буду лелеять, вспоминая, лёжа в своей кровати. Один. В пустой квартире. Когда Скорпиус носом прижимается к моей шее и глубоко вдыхает… Нет. Довольно. С меня хватит. Не могу. Я больше не могу. Сбрасываю с себя его руки, отстраняясь. Дистанция, вот что мне сейчас нужно. Как можно дальше от него. Пока мой очевидный стояк не похерил между нами все к собачьим чертям. Пока этот ком в горле… Какой же я сопляк. Жалкий слабак. Мудак. Он хватает меня за руку, но я высвобождаю ее. Может, немного резко. Грубо. Но… Нахер все. Переживёт. Нужно убраться отсюда. Мне кажется, что я слышу свое имя. Да? Нет? Без разницы, без разницы… Я расталкиваю толпу перед собой и налетаю на кого-то… Лили? Да! Идеально! Лилс, которая свалила после первого же стакана, чтобы обжиматься с каким-то козлом. Джеймс бы вмешался. Он бы точно вмешался, а я? Не сделал ничего. Это Лили, ради Мерлина! С драконом договориться проще, да и… Я понимаю ее. После того, что случилось с Джеймсом, нам всем нужно выпустить пар. Выдохнуть. Расслабиться. И в случае чего, я рядом, так что… И вот она здесь. То, что надо. Я хватаю ее за плечи и разворачиваю лицом к Скорпу, который продирается вслед за мной. — Подожди! Ал! — он кричит мне что-то ещё, но я не слышу из-за шума. И это неважно. Мне нужно уйти. Я шиплю своей сестре на ухо: — Займи его, — и толкаю ему навстречу. Она спотыкается (уже успела надраться?), а потом едва не падает, и он ловит её. Вот и отлично. Мне кажется, что я двигаюсь к выходу. Или нет? Ай, пофигу! Подальше от них, от него, это главное. И как на зло, стоило мне оказаться одному, мир словно сошел с ума. Все эти люди нарочно идут мне навстречу! Это правда! Меня толкают, я толкаю в ответ. Мне наступают на ноги, едва не обливают какой-то гадостью из стакана. Все эти цвета, мигающие огни… И музыка! Проклятая музыка долбит прямо в уши! Мерлин! Я и не осознавал, насколько тихо, как спокойно мне было, пока рядом был Скорп! Вдруг все накрывает клубами дыма, и толпа восторженно (или нет?) воет, как не в себя. У меня слезятся глаза, першит в горле… Щиплет! Проклятая дрянь щиплет! Я толкаю дверь (откуда здесь дверь?) и оказываюсь… Нет. Не на улице. Всего лишь курилка. Но здесь тихо. Тише. И пахнет ужасно, но не так, как в главном зале, где этот проклятый, химозный туман. С облегчением валюсь на ближайший стул. Пластик врезается мне в спину. Без разницы. Кто-то сунул мне в руку дымящуюся сигарету, а я даже не заметил. Вокруг толпятся люди. Пофигу. Всего несколько человек. Это уже достижение. Лимит физического контакта превышен на ближайшие пять лет. Я принюхиваюсь… Блядь. Это не сигарета у меня в руках. Лили была бы в восторге. Здесь вообще кто-то следит за такими вещами? Я закрываю глаза, в которые словно сыпанули песка, и пару раз прикладываюсь затылком к стене за своей спиной. Моя жизнь — одна сплошная жопа. Нет, ну ведь когда-нибудь это перейдет, в, типа, пассивное состояние? Когда меня не будет бросать в жар от его улыбок. И я перестану терять дар речи, видя его с кем-то. Или… Кто-то кашляет рядом. Открываю глаза. — На твоём месте, я бы избавился от этого, — говорит какой-то парень, сидящий напротив. Он стряхивает пепел со своей сигареты и взглядом указывает на косяк в моей руке. Где я его видел? Я молча разглядываю его… Загорелый. Волнистая шевелюра, зализанная гелем в аккуратный пробор. Этот подбородок со странной ямкой. А очки где? У него же раньше были очки? Я таращусь. Меня осеняет. — Фишер? — пораженно выдыхаю я, и он лучезарно улыбается мне. — А я думал, когда ты меня заметишь. Все так же себе на уме, Ал? Ничего не меняется, да? Я слабо улыбаюсь в ответ. Что тут ещё скажешь? — Не узнал тебя сразу, — признаюсь я. И это не удивительно. Фрей всегда был высоченным и худощавым, как жердь. А теперь он… Не знаю, что это. Еда? Возраст? Какая-то диета или тренировки? Все вместе? Он опять смеется (что такого смешного я сказал?), а потом пересаживается на стул рядом со мной. — И это ты мне говоришь? — Фишер сжимает пальцами мое плечо, — ну-ка, напряги. Чего? Я тупо пялюсь в ответ. Что он от меня хочет? И, видя мой взгляд, Фрей хихикает снова. Он что, под чем-то? — Прости, прости, — он поднимает ладони в защитном жесте, — но хорош, чертяка! А потом снова сжимает мою руку, чуть повыше локтя, ухмыляясь, как идиот. Про личные границы здесь вообще кто-нибудь слышал, нет? Я натянуто улыбаюсь и бросаю косяк в пепельницу. Надо что-то сказать? Скорп бы знал. Он всегда знает, что нужно говорить и когда… — Я, эм, не ожидал. Тебя встретить. Здесь. — с горем пополам выдавливаю я из себя. Судя по широченной улыбке Фишера, ему плевать на то, что этот разговор, нахрен, странный. — Я здесь работаю, — просто говорит он, а потом затягивается и выпускает дым маленькими колечками. Боги. Ему что, пятнадцать? Джеймс так делал, когда учился в школе. — Здесь? — тупо переспрашиваю я, глядя как его длинные пальцы играют с сигаретой. — М-хм, бармен… Я киваю, глядя как он снова подносит сигарету к губам. Мерлин, пора валить. Все эти бывшие однокурсники… Не входят в мой топ-десять, да и вообще… — Видишься с кем-то из наших? — вдруг спрашивает Фрей. Я отрицательно качаю головой. — Скорпа регулярно. Остальных… Нет. Не встречал. Он неопределенно мычит, а потом вдруг его губы растягиваются ещё шире. Это вообще физически возможно? Серьезно, парню должно быть банально больно так терзать свои лицевые мышцы. — Знаешь, кого видел я? — заговорщицки спрашивает он, наклоняясь ко мне. Приподнимаю бровь. — Крейга. — Боукера? — уточняю, непонятно зачем, как будто я знаю других Крейгов, ха. — М-м-м, его, — он делает паузу, глядя на меня, — в женском платье. Я открываю рот. Закрываю. И первый раз за этот треклятый разговор я искренне смеюсь. — Да ну? Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — говорю я, сражаясь с подступающим смехом. — Я знаю, окей? — он тушит сигарету, избавляясь от нее, и трёт ладони о друга, — но это был он. Сто процентов. Он сам подошёл, мы поболтали. Ох, Моргана! Боукер! Этот кретин! Я знал, знал, что мы со Скорпом были правы на его счёт. Скорпиус будет биться в истерике, когда я расскажу ему! Я мотаю головой, ухмыляясь, когда Фишер вдруг поднимается, протягивая мне руку. — Пора. Был рад… — он кивает на дверь и пожимает мою ладонь, и когда я пытаюсь забрать ее, вдруг тянет немного на себя. — Моя смена до пяти. Интересует? И улыбается этой своей глупой улыбкой. А я смотрю на него, пытаясь понять, что только что услышал. — Я не-е… — медленно говорю я, — я не могу сегодня. Рано вставать. Работа и… Все такое. Я верно понял? Неверно? Это ведь Фрей. Фрей! Не может же быть, что… Или может? — Не проблема, — он как ни в чём не бывало пожимает плечами, наконец отпуская мою руку. И сует мне в ладонь салфетку. Хмурюсь, разворачивая ее. На ней написан номер. Его номер. Он дал мне номер своего магловского телефона. Я все правильно понял. Ого. — Воу, это… Это… Вау, ты подготовился, — говорю я, сжимая салфетку, потому что надо же что-то ответить, да? — Но я… Я не… Не ищу ничего серьезного, да? Фишер легко пробегает пальцами по моему плечу. Далось оно ему. — Круто, — улыбается он, — я тоже. А после этого подмигивает мне, замирая в дверях. — Ал? — М? — Когда я уходил из зала… Это ведь твою сестру я видел? Такая, с рыжим ёжиком… Проклятье, Лили! Что опять? *** Я думал, что моя жизнь — сплошная жопа? Ошибался. Вот сейчас это настоящая задница. Потому что первое, что я вижу, выходя из курилки, это голые сиськи своей сестры. Мои глаза, Мерлин… Как? Как мне развидеть это! Почему здесь никто не следит за этим? Почему ей вообще это позволили? В какую дыру она притащила нас? А Скорпиус! Мать моя Моргана… Я придушу их обоих! Они забрались на какой-то, что это? Стол? Не стол? И отплясывают спина к спине голые по пояс. Я не это имел в виду, когда просил ее занять его чем-то! Уж точно не напиваться с ним на пару и устраивать грязные танцы! Если родители узнают об этом, мне хана. А папа всегда все узнает. Всегда, блядь! Футболка Скорпа торчит у него из заднего кармана штанов, а вещей Лилс, этой мерзавки, я не вижу нигде. Кто вообще научил ее так танцевать? Где этому научился Скорп? Святые яйца, парень иногда выглядит большим педиком, чем я сам. Я торможу на секунду, жадно рассматривая его. Потому что, ну, человек слаб, в конце концов. До чего же он… Когда Скорп тянется к собственной ширинке, пытаясь ее расстегнуть, и начинает ржать, запрокинув голову, меня словно окунают в чан с ледяной водой. Ну уж нет, говнюк, не в этот раз. Я в несколько шагов оказываюсь рядом с ними и хватаю его за лодыжку, попутно пытаясь схватить Лили. Он сконфуженно смотрит вниз, на то место, где я крепко держу его за ногу, а когда видит меня, то расплывается в счастливой улыбке, присаживаясь на корточки и опасно покачиваясь. — А-альбу-ус! Когда он успел так набраться? А главное — зачем? Он же сам сказал, что не… — Ты скучал по-о, о-ой, — Скорп смачно икает и едва не заваливается, в последний момент хватая меня за плечи, — по мне? Я по тебе скучал! — Да-да, скучал, скучал, — отмазываюсь я, пытаясь ухватить за руку Лили, которая, судя по всему, норовит свалить как есть, с голыми титьками. — Лили учит меня тан-танцевать! Смотри! Мне не на что смотреть, потому что именно в этот момент Скорп все-таки начинает падать, всем своим весом наваливаясь на меня. Мы чудом не оказываемся на полу, и теперь он виснет на мне, как тряпичная кукла. Две секунды! Я отвлекся на две секунды! И её уже нет рядом! — Лили! — рявкаю я во всю глотку, глядя, как ее голая спина в мгновение ока исчезает в толпе.