***
Спустя несколько дней она окончательно убедилась в том, что безвылазно лежать в Больничном крыле скучно. Все сутки были похожи друг на друга: пробуждение, приём лекарств, сдерживающих симптомы, пресный завтрак, ворчание мадам Помфри, бесцельное разглядывание потолка, обед, снова лекарства, самобичевание, опять лекарства, ужин и сон. Если удавалось проспать всю ночь без кашля, день можно было назвать удачным. Прибывшие в Хогвартс колдомедики Мунго лишь развели руками и не смогли предложить ничего лучше, кроме операции. Однако и от них была польза — специалисты оставили мадам Помфри список сильнодействующих зелий для поддерживающей терапии. Называть имя человека, из-за которого это всё происходит, она наотрез отказывалась, так же как и отказалась от операции. В один из дней её даже посетила директор Макгонагалл на пару с деканом. Минерва предложила написать родителям Паркинсон, но Пэнси отказалась и от этого. Она уже была совершеннолетней и могла принимать решения самостоятельно. Но была ещё одна причина, по которой она не хотела возвращаться домой, в чём не могла признаться даже себе. Эта причина стояла у ширмы, скрывавшей девушку в Больничном крыле от чужих глаз, и в смятении теребила пуговицы гриффиндорской мантии. — Пришёл посмотреть на мои страдания? — усмехнулась она. — Хватит язвить, а то скоро желчь через край перельётся, — Гарри сел на стул напротив койки и положил сумку на колени. — Тео меня сдал? — Тебе правда стоит задуматься о том, с кем ты дружишь. Он вообще не умеет хранить секреты, — Поттер улыбнулся. — На самом деле, он не особо-то и пытался. — Я так и подумала, — Пэнси лениво поправила сбившееся на груди одеяло. — Что там с нашей сывороткой? Она ещё жива или уже сгорела от твоей безответственности? — Живее всех живых, — он грустно улыбнулся уголком рта. — Я стараюсь, как могу, вообще-то. Даже за заунывником в Запретный лес сходил, правда, в гордом одиночестве. Хагрид предлагал взять с собой Клыка, но мой уязвлённый героизм не позволил согласиться. — Значит, всё хорошо? Гарри таким привычным жестом взъерошил волосы, что у неё сжалось то, что ещё осталось от больного сердца. Пэнси тянуло к нему, невыносимо сильно хотелось пригладить тот беспорядок, что он устроил на голове, и поправить выбившийся из мантии воротник рубашки. Она сжала пальцами одеяло и сосредоточилась на разговоре. — Да, всё отлично. На самом деле, я бы больше хотел узнать, как ты? Что говорят врачи? — Ничего нового. Мне прописали поддерживающие здоровье препараты, а ещё я пью зелья, уменьшающие симптомы. Я всё ещё умираю, просто чуть медленнее, если ты хотел спросить об этом. — Не говори так, — он покачал головой и опустил взгляд. — Возможно, к Рождеству ты немного поправишься, и мы вместе презентуем Слизнорту наше многострадальное зелье. Если от него ещё что-то останется. «Самообман — это кратчайший путь к разочарованию. Я уже прошла эту стадию, и ты её пройдёшь», — подумала она. Пэнси промолчала в ответ на его реплику и приподнялась, чтобы поправить подушку. Гарри вскочил на ноги и подошёл к кровати. Он выглядел так, будто смутился от своего собственного порыва. Она слегка отодвинулась и позволила ему взбить свои подушки, чтобы он не чувствовал себя неловко. Воздух в комнате стал тягучим и вязким. Поттер был так близко, что она снова ощутила его запах и почувствовала, как комната закружилась вокруг неё. Он случайно дотронулся до её спины, когда расправлял наволочку, и Паркинсон тут же вздрогнула. — Тебе больно? — от его внимания не укрылось и это. — Принести что-нибудь? Зелье? Лекарство? — Ничего не нужно, — Пэнси откинулась на подушки, и Гарри вернулся на своё место. — Давай просто поговорим. О чём угодно. Я здесь общаюсь только с сиделкой, которая приносит мне еду, и выслушиваю причитания мадам Помфри. Мне кажется, что я уже и забыла, как нужно разговаривать с людьми. Поттер задумался, а потом облокотился на колени и склонился к ней. — Помнишь, ты спрашивала, как так получилось, что на шестом курсе я был лучшим по зельям, а теперь не могу нормально сварить даже Тонизирующий глоток мандрагоры? — Да, — она села по-турецки на кровати и подтянула одеяло, приготовившись слушать. — Так вот, всё дело в том, что в шкафу Слизнорта на первом уроке зельеварения в году я нашёл старый учебник — мне просто не досталось нового. Я тогда жутко расстроился, но затем выяснилось, что все поля с рецептами зелий были исписаны ценными пометками вроде: «Дави дремоносные бобы» или «Кидай сначала корень валерианы, а потом полынь», — что абсолютно противоречило последовательности, написанной в учебнике. Ну, я так и сделал. — Салазар, а я всё думала, каким образом ты сварил идеальный Напиток живой смерти! — Пэнси хлопнула себя по коленям и продолжила: — Я бы тоже рискнула на твоём месте. Если можно нарушить правило и сделать лучше, то почему бы не попробовать? — Верно. — И что было дальше? — Гермиона решила, что учебник опасен. Именно в нём я вычитал то заклинание, которым по глупости чуть не угробил Малфоя в туалете Миртл, — он сделал паузу и виновато пожал плечами. — Она заставила меня оставить учебник в Выручай-комнате. — Ты узнал, кому он принадлежал? — Не уверен, что ты готова услышать ответ… — Гарри покачал головой, и ей показалось, что он погрустнел. — Не томи. — Учебник принадлежал Снейпу. Видимо, он забыл его в классе много лет назад, когда ещё сам был студентом. И тут она поняла, почему произошла перемена в его настроении. Когда весь магический мир узнал истинную историю Северуса Снейпа, волшебники потребовали, чтобы ему выдали Орден Мерлина посмертно, а для каждого слизеринца это была личная потеря. — Он был одним из самых одарённых магов века и навсегда вписал своё имя в историю, — сказала она. — Да, — Поттер кивнул и, немного помолчав, продолжил: — Я видел его смерть в тот день, когда состоялась битва за Хогвартс. Меня до сих пор гложет то, что у меня не было возможности его спасти. По правде говоря, это была самая страшная ночь в моей жизни. Ей хотелось согласиться, но она слушала его откровения, затаив дыхание. Они никогда не разговаривали о чём-то личном, близком, очень значимом в жизнях друг друга. Пэнси заставила себя запомнить каждую деталь этого мгновения, чтобы позже возвращаться к нему, когда будет казаться, что конец очень близок. Она не ощутит его любви, но хотя бы будет довольствоваться тем, что он приоткрыл ей свою душу. — Хорошо, что ты не видела всей битвы, — продолжил он. — Я правда рад, что Макгонагалл организовала эвакуацию и не позволила студентам погибнуть в замке, благодаря этому все они и ты тоже оказались в безопасности. Безопасность. Чувство, ставшее катализатором всего этого безумия. Чувство, приведшее её к нему. Пэнси поняла, что настал момент, когда она должна рассказать ему чуть больше. Она обязана ответить на его откровенность своей историей. Око за око, только и всего. Паркинсон никогда не думала, что он узнает её маленькую тайну, но в данный момент это казалось правильным решением. — Благодаря тебе я осталась жива и смогла эвакуироваться, — сказала она, чувствуя, как с кожи срывается первый покров. — Прекрати, — поморщился он. — В битве участвовало много людей, это не моя заслуга. Один я никогда бы не справился. Она вздохнула и закусила губу, ощущая, как все испытанные тогда чувства разом подступают к горлу. — Нет, это правда. В ту ночь ты спас мне жизнь. И она рассказала. Говорила без остановки, запинаясь и задыхаясь от переполняющих эмоций. До боли в горле, пересохших губ и повлажневших глаз. Наконец-то она говорила ему неприкрытую, искреннюю правду, так долго сидевшую внутри. Это была лишь крохотная часть того, что Пэнси готова была ему поведать, но она это сделала. Вытряхнула всю свою боль и страх, аккуратно завернула в каждое слово благодарность и протянула ему в руках. Гарри молча дослушал её рассказ до конца. Он неподвижно сидел напротив её кровати, а вокруг него сгущались ползучие тени. Близилась ночь, из вытянутого до потолка окна показался кусочек бледной луны и осветил часть комнаты. — Я… не знаю, что сказать, — наконец вымолвил он. — Можешь ничего не говорить. Я просто хотела, чтобы ты знал. Я не хочу, чтобы ты думал, что сделал для меня недостаточно, ведь ты сделал даже больше, чем я когда-либо могла попросить. Пусть и неосознанно. — Почему ты так долго молчала? — на его лице чётко отражалось смятение и потрясение. — А как ты себе представлял этот разговор? «Привет, Поттер! Мы не виделись с битвы за Хогвартс, и, кстати, ты тогда спас мне жизнь»? — отшутилась она. — Как-то всё не находилась подходящая тема для такой новости, знаешь ли. Он снова замолчал. Часы в Больничном крыле пробили полночь. Поттер вздрогнул и поднялся на ноги, натягивая лямку сумки на плечо. — Извини, мне пора. Завтра куча уроков, ещё и тренировка вечером, так что я загляну как-нибудь в другой день, — он рассеянно огляделся по сторонам и нахмурился, заглянув в сумку. — Чуть не забыл… Я принёс тебе учебники и домашнее задание. Подумал, что это тебя немного отвлечёт и не даст отстать по всем предметам. Гарри вытащил книги, блокнот и письменные принадлежности, выложив их на прикроватную тумбу. Пэнси молча кивнула, кинув взгляд на раскрывшуюся тетрадку. Листы были исписаны его кривым почерком. Он специально сделал копию своих конспектов, чтобы она могла их читать. Грудная клетка, набитая цветами, заныла. — Спокойной ночи, — сказал он и развернулся, скрывшись за ширмой. — До встречи, — прошептала Пэнси в пустоту. Она подтянула колени к груди, обхватила их руками и закрыла глаза, как только его отдалённые шаги утонули в ночной тишине.***
Громкий, скребущий по ушным перепонкам кашель эхом отдавался от пустующих стен. Пэнси склонилась над выданным ей мадам Помфри небольшим ведёрком и сплюнула остатки фиалок. Жестяные стенки изнутри были запачканы редкими каплями крови. Она вытерла губы платком и откинулась на подушки, тяжело вздохнув. — Салазар… Это отвратительно, — протянул Тео. — Знаю, — Паркинсон наклонилась и вернула ведёрко на пол. — Какой идиот решил, что Ханахаки — это красиво и трагично? — Наверное, такой же, который пишет твои любимые книжки, — он кинул взгляд на лежащий на тумбочке томик в бархатной фиолетовой обложке. Название на лицевой стороне гласило: «Мечты кончаются ложью». — И где ты их берёшь? Тебе ведь нельзя покидать Больничное крыло. — Поттер принёс, — она попыталась напустить на себя безразличное выражение лица. — А, Поттер, — Нотт скривился и сложил руки на груди. — Слушай, я не хочу лезть не в своё дело, но, может быть, мне стоит с ним поговорить? — Не о чем тебе с ним разговаривать. — Да, совершенно не о чем, это ведь не ты сейчас на моих глазах чуть не выплюнула свои лёгкие. — Советую тебе на этом остановиться. Помни о том, что я всё ещё в состоянии наколдовать тебе рога на лбу, — отчеканила Пэнси. Тео нахмурился, между его тёмных бровей залегла складка. Он выглядел так, точно его переполняли невысказанные мысли и чувства. Этим он и отличался от Гарри — Нотт знал, где были чётко проведённые границы их отношений и никогда не переступал дальше дозволенного, не позволял себе навязывать кому-то своё мнение. — Как там дела у Грейнджер? — поддела она. Тео усмехнулся и слегка расслабился. — Один-один, — он скосил взгляд в сторону, и Пэнси заметила отразившееся на его лице едва заметное смущение. — Всё… хорошо. Правда. Честно говоря, я давно не чувствовал себя таким живым, как сейчас. Ещё один миг откровения, которого она не ожидала. Паркинсон была искренне рада за него, но внутри всё равно скреблась собственноручно выращенная, раскормленная до огромных размеров боль. Эта боль перетягивала на себя всё внимание и не позволяла отвлекаться на что-то иное. — Это… прекрасно, Тео, — сказала она. — Ты заслужил быть счастливым. Он посмотрел на неё и покачал головой, но потом встрепенулся и выпалил: — Чёрт, Паркинсон… Только давай без дружеских объятий и слюней, хорошо? А то меня стошнит в твоё кровавое ведёрко. Пэнси рассмеялась и кинула в него салфетку. Он с улыбкой перехватил её и собирался что-то сказать, как за ширмой появилась мадам Помфри. — Мистер Нотт, не пора ли вам на уроки? Мисс Паркинсон нужно принять лекарства и отдохнуть, — она выставила пузырьки с зельями на тумбочку и многозначительно посмотрела на Тео. Он с деланным тяжёлым вздохом поднялся на ноги и пошёл прочь, обернувшись и кинув напоследок: — Не вздумай умирать, пока я не затащу Грейнджер под омелу, а то мне даже некому будет об этом рассказать. Пэнси отсалютовала ему и натянула на лицо улыбку, подождав, пока он не скроется за ширмой. Она с отвращением покосилась на зелья, которые рядом с её кроватью методично откупоривала мадам Помфри, и подумала о том, что быстрее умрёт от той дряни, которой её пичкают каждый день, чем от забитых цветами лёгких.***
Подскочив от ночного кошмара, она вздрогнула и открыла глаза, ясно ощутив чьё-то присутствие в комнате. Пэнси нащупала палочку на кровати и прошептала: — Люмос. Лампа, стоящая на тумбе, осветила небольшое пространство, и Паркинсон увидела неподвижный силуэт Гарри. Он сидел на стуле у её кровати, облокотившись на колени. Его ладони были сложены в замок, прижаты к губам. Брови нахмурены, глаза в пол, весь его вид сочился беспокойством. — Поттер? Ты почему не спишь? — Не могу. Он перевёл на неё взгляд, и в нём она увидела тень решимости. Волнение неприятно заскреблось в груди. Отголоски кошмара, в котором она снова падала в пропасть, не успев ухватиться за протянутую ей руку Гарри, отошли на задний план. — Поэтому ты пришёл мешать спать мне? — она не понимала, что заставило его явиться сюда посреди ночи, поэтому выбрала обычную тактику общения. — Я разбудил тебя? — он закусил губу и расцепил руки, положив их на колени. — Прости… не знаю, что на меня нашло. Я просто не мог уснуть, думал о тебе и о твоей болезни. Пэнси поморщилась и села на кровати. Ей нравилось говорить с Гарри о чём угодно, но только не об этом. Когда он рассказывал о чём-то отвлечённом, это помогало забыться, сделать вид, что всё в порядке, что она здорова. Ей всё ещё было больно находиться рядом с ним, но, как оказалось, без него ощущения становились совсем невыносимыми. — Мы же обсуждали… — Послушай, — перебил он. — Я знаю. Я знаю, что мы уже это обсуждали, и помню, что я обещал не поднимать эту тему снова, но я так не могу… — Поттер придвинул стул ближе к кровати, чтобы сократить расстояние между ними. — Мне кажется, ты сама знаешь, что продолжение этого разговора было вопросом времени. Ты ведь уже немного изучила меня — так же, как и я тебя. «Ты даже не представляешь, насколько я тебя изучила», — подумала она. — Я хочу, чтобы ты выслушала меня и не перебивала, потому что ты в курсе, как тяжело мне порой формулировать свои мысли, — он помолчал и рассеянно потёр затылок, прежде чем продолжить: — Мне кажется, что тебе обязательно нужно признаться ему в своих чувствах. Не потому, что я так хочу, хотя кому я вру? Конечно, я хочу. Но не из-за того, что я чувствую беспомощность перед твоей смертью и даже не из-за своего собственного гуманизма. Просто… мне бы не хотелось, чтобы этот мир потерял тебя, — Гарри вздохнул и устало провёл ладонью по лицу. — Ты… смешная, умная, пусть и ужасно сложная порой, но так даже интереснее. У тебя огромный потенциал, тебя ждёт счастливое будущее, а ты теряешь свой шанс, прячась за неуверенностью и упёртостью. Я знаю, как бывает страшно признаваться в собственных чувствах, проходил через это сам, — он опустил взгляд. — Но если этот шаг позволит появиться хотя бы маленькой доле вероятности спасения, то я считаю, что тебе стоит это сделать. Пока ты не рискнёшь и не прекратишь терять драгоценное время, никогда не узнаешь, была ли возможность на взаимность. Когда Гарри закончил, то поднял глаза на Пэнси. Она продолжала смотреть на него, физически ощущая, как с кожи слезает последний покров. Тот самый, под ним давным-давно гноилась рана, к которой налипли ненавистные синие лепестки. — Почему ты плачешь? — спросил он. Она даже не заметила этого и с удивлением ощутила влагу на щеках, коснувшись кожи кончиками пальцев. — Потому что ты не понимаешь, о чём говоришь. — Так объясни мне… Я правда хочу понять. Почему ты просто не попробуешь? Неужели ты так сильно хочешь умереть? Её горло сжали кольца спазма, а к корню языка подступила вся скопившаяся горечь. — Я никогда не хотела умереть, Поттер, — ответила она, облизнув солёные губы. — Ни тогда, во время битвы за Хогвартс, когда ты спас меня, сам того не зная, ни сейчас, когда я умираю из-за тебя. Ты — причина моей болезни, — Пэнси понизила голос, резким движением стерев слёзы руками. — И не смей больше никогда говорить о том, что мои чувства будут взаимны и что меня ждёт счастливая долгая жизнь. Я мысленно смирилась со своей смертью ещё тогда, когда увидела первый лепесток этой чёртовой фиалки… — она сжала ладони в кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. Это не помогло заглушить боль, но помогало не сорваться и закончить мысль. — В этом мире нет ни единого сценария, в котором ты можешь полюбить меня. Так что оставь эти пустые слова для тех, кто в них верит. И смирись с тем, что в моей истории ты не станешь героем во второй раз. Повисла оглушающая, колючая тишина. «Уходи, — повторяла она про себя. — Пожалуйста, Гарри, уходи». Он поднялся на ноги и отвернулся, вперив взгляд в ширму. Теперь он всё знает, его ничего здесь больше не держит. Сейчас она закроет глаза, а когда откроет — он будет далеко. Пэнси так и сделала, но Поттер не исчез. Он продолжал молча смотреть на мутную, серую ширму. Она заметила, как дёрнулся его кадык, когда Гарри тяжело сглотнул, как он сделал вдох, чтобы что-то сказать, но так и не сказал. Вот почему она не хотела говорить ему правду. Он так долго стремился к нормальной жизни, что новость о повязанной с ним несчастной стала для него приговором. Паркинсон обрушилась ему на голову со своей любовью, словно бетонная стена, и теперь он будет вынужден по кирпичику восстанавливать себя и жить дальше с мыслью, что из-за него она погибнет. Поттер повернулся к ней. Вина. Это первое, что она увидела в его глазах. Не злость, не скорбь, не жалость, а вину. «Ну конечно». Пэнси сморгнула слёзы, и он шагнул назад. Сделав ещё один шаг, он развернулся и скрылся в темноте. Она была уверена, что он больше не вернётся, вина сожрёт его живьём быстрее, чем Гарри успеет всё осознать. Свернувшись калачиком на кровати, Паркинсон натянула одеяло на голову и скрыла себя от света лампы. Дрожь мучила тело. Прижав ладони к губам, она зажмурилась и подавила рыдания, рвущиеся наружу.***
Первый снег заставил Пэнси встать с кровати и подойти к окну. В череде однообразных дней она несколько потерялась, забыла о том, что декабрь совсем близко. Она осторожно повернула латунную оконную ручку, та с тихим щёлком поддалась. Паркинсон хотела своими глазами увидеть белизну, окрашенную сквозь оконный витраж в разные цвета. Она присела на подоконник, зачерпнула горсть снега, осевшего на оконный парапет, и сжала его в ладони. Он сплющился и тут же рассыпался в руках, стремительно тая. Первый снег всегда был таким — рыхлым, мягким, не годился для того, чтобы лепить из него снеговика. В прошлом это было одним из её любимых занятий зимой, помимо катаний на волшебных санках и походов в Хогсмид за горячим чаем у мадам Паддифут. Паркинсон вытерла мокрую ладонь о штанину пижамы. Оставалось ещё немного времени перед тем, как в комнате появится мадам Помфри и заставит закрыть окно, ведь Пэнси обязательно заболеет. «Как будто я и так не умираю», — подумала она. Холодный, морозный ветер обдал лицо свежестью. Она вдохнула едва уловимый аромат грядущей зимы и улыбнулась. Это было приятно. Пэнси уже не могла дышать полными лёгкими, ведь в них вовсю расцветала помеха, но почувствовать хоть что-то, помимо лекарственных зелий, хотелось. Ей казалось, что она вся пропиталась ими. Как бы отчаянно она ни скребла кожу губкой в душе, всё равно ощущала этот запах. Услышав шаги, она потянулась к окну, чтобы его захлопнуть, но голос Поттера заставил её остановиться: — Ты ведь не собираешься туда прыгать, верно? Она не видела его две недели. Две недели, проведённые в слезах, на пару с кашлем, кровью и цветами. Тогда она была уверена, что скоро умрёт, но, видимо, время ещё не пришло. Пэнси считала, что больше никогда его не увидит, и даже едва не решилась написать родителям, чтобы они забрали её из Хогвартса. Задыхаться в родных стенах было бы гораздо предпочтительнее, чем здесь. Однако по какой-то причине она этого так и не сделала. Возможно, подсознательно ждала, что он придёт хотя бы попрощаться. Его голос всколыхнул в груди растущий стебель. — Есть гораздо более гуманные способы покончить с собой, — ответила она. — Например, сварить плохой Напиток живой смерти и принять его. Или яд. Быстро и без лишней крови. Он присел на подоконник напротив неё и тоже зачерпнул снег в руку. — Зачем ты пришёл? Если ты страдаешь чувством вины, то я тебя от него торжественно освобождаю. — Знаешь, необязательно быть грубиянкой всё время, — он растёр растаявший снег в ладони и поднял на неё взгляд. — Я принёс домашнее задание, но могу забрать его, если вдруг ты решила умирать прямо сегодня. — Меня пугает то, как часто ты стал шутить о смерти, — усмехнулась Пэнси. — Это моя защитная реакция. Поттер выглядел подавленным. Его мучила вся эта ситуация, мучило это бремя. Она сама была для него бременем. Это как тащить в гору охапку камней, постепенно выпадающих из рук. Когда дойдёшь до вершины, поймёшь, что всё растерялось по дороге и само действие было бессмысленным. Пэнси спрыгнула с подоконника и закрыла окно, отправившись обратно в кровать. «Если хочешь тащить эти камни, то ты просто глупец, Поттер». Расправив одеяло, она ощутила, как койка прогнулась под его весом. Гарри молча присел на край кровати и обвёл взглядом то небольшое пространство, что стало теперь её обителью. — Ты дочитала её? — он кивнул на фиолетовую книгу, лежавшую у изголовья на тумбе. — Да, — она проследила за его взглядом. — Мне не понравилось. — Почему? — Все закончилось слишком хорошо. В жизни так не бывает. — Насколько хорошо? — он потянулся к сумке, которую положил на стул перед кроватью, и начал доставать оттуда записи и учебники. — По шкале от «Друбблс» до шоколадных лягушек. — Больше похоже на «Берти Боттс». Иногда сладко, реже нормально, а местами противно, — Пэнси забрала у него из рук учебные книги и конспекты, переложив их на соседнюю тумбу. — История главных героев закончилась поцелуем на берегу Сены и свадьбой с танцовщицами-вейлами под ночным небом, — она скривилась. — Единственное, что мне понравилось, — это описание магического Парижа. Никогда там не была. — А хотела бы? — Поттер поднял брови. — Да, — Паркинсон сделала паузу, задумавшись. — Если бы я выбирала любое место для захоронения своего бренного тела, то выбрала бы Пер-Лашез. Это известная достопримечательность. Маглы думают, что это просто красивое кладбище, но они даже не подозревают, сколько волшебников нашло там покой. — Например? Гарри устроился на краю её кровати поудобнее, а Пэнси подтянула колени к груди и обхватила их руками. — Оскар Уайлд. — Ты шутишь, да? — нахмурился он. — Нет, — она серьёзно посмотрела на него и выгнула бровь так, словно он был маленьким ребёнком, которому приходилось объяснять очевидные вещи. — Где, как ты думаешь, он черпал вдохновение, когда писал «Портрет Дориана Грея»? — Я… не читал эту книгу, — замялся он. — То есть, ты говоришь, Оскар Уайлд был волшебником? — Конечно. На его надгробии высечен сфинкс, которых волшебники обычно используют для охраны тайников и ценностей. — Мне однажды приходилось решать загадку сфинкса в Турнире Трёх Волшебников, — на его лице появилась слабая, грустная улыбка, будто он вспомнил о чём-то очень далёком. — За ним скрывался проход на поляну к кубку. — Вот и многие другие думают, что за сфинксом на его надгробии скрывается какая-то тайна, — кивнула Пэнси. — Но никому пока не удалось разгадать загадку. Когда маглы заметили подозрительную активность у могилы Оскара Уайлда, Министерство магии Франции для отвода подозрений специально пустило слух, что там исполняются желания. Возможно, и в этом есть доля правды… Гарри помолчал, переваривая информацию. Она чувствовала на себе его взгляд, но продолжала сверлить глазами витражные узоры окон. Снегопад уже кончился. Скорее всего, завтра упавшие на землю хлопья растают, растворившись в земле. Как же сильно ей хотелось выйти на улицу и застать рождественский снег. — Ты бы загадала желание? — спросил Гарри. — Непременно, — Пэнси вернула свой взгляд ему и положила подбородок на колени. — Самое сильное желание. Он опустил глаза. Блик изумрудного света коснулся его лица. Пэнси заметила след от сажи на его виске — видимо, он пришёл после урока зельеварения, запачкавшись и не заметив. Она протянула руку и коснулась его кожи, осторожно стерев пятно большим пальцем. Гарри замер, его ресницы за стеклами очков задрожали. — Ты ведь в курсе, что существует такое заклинание, называется «Тергео»? — тихо сказал он, едва заметно подавшись навстречу её прикосновению и закрыв глаза. Его голос заставил Пэнси вздрогнуть. — Да, — она отняла руку от его лица и отвернулась, закусив щеку изнутри. Паркинсон думала — он наверняка решил, что она похожа на какую-то сумасшедшую. Плевать. Уже было плевать. Пока в лёгких ещё осталось немного места, пока она способна дышать, не перестанет искать в каждом его жесте намёк на ответные чувства, на благосклонность или хотя бы на позволение. Позволение быть рядом. Дотянуться, пусть даже кончиками пальцев. — Это не причиняет тебе боль? — Гарри взял её за руку и накрыл своей ладонью. — Нет, — она опустила взгляд на их руки и почувствовала, как сквозь тело проходит жар. Его тепло отдавалось в ней многократно, и это немного пугало. — Так легче. Она чувствовала, как капля за каплей предавала саму себя. Ту Пэнси, которая обещала себе ни от кого не зависеть. Но та Пэнси не знала о том, что любовь не всегда бывает такой, какой её рисуют в книгах. Иногда случается так, что человека бывает постоянно мало, и ты тянешься к нему сквозь колючие прутья, оставляя на них ошмётки своего тела. Она не знала, что бывает такое, когда ты довольствуешься крохами и принимаешь своё положение стороннего наблюдателя, которому позволили подойти ближе. Теперь она знала. И если бы ей в руки дали маховик времени и рассказали о будущем, Пэнси не была уверена, что поменяла бы свой путь. В этой точке, в этот момент она знакомилась с новой собой. С той Пэнси Паркинсон, что никогда не отказалась бы испытать болезненную, горькую, но сильную любовь. Всё же в чём-то книжки оказались правы — такое и правда случается раз в жизни. Они сидели так, пока бледное солнце не скрылось за шпилями башен замка. Все будто забыли об этом скрытом от глаз месте. Никто так и не пришёл в Больничное крыло, не нарушил хрупкий момент. Собравшись уходить, Гарри спросил: — Тебе что-нибудь нужно? Я могу достать всё, что угодно, кроме запрещённых законом вещей. Пэнси улыбнулась, отпив немного зелья из пузырька, стоявшего на тумбе. — Только не цветы. Это хороший подарок для больного, но у меня их и так слишком много, к тому же, они вянут, — она помолчала, задумавшись. — Лучше принеси книги. — Договорились. Ну, увидимся? — он кивнул и смущённо взъерошил чёлку, остановившись в проходе между койками. — Да. Оставшись наедине, она взбила свою подушку и потянулась за учебником, но, взяв его в руки, тут же выронила на пол, схватившись за горло. Пэнси чувствовала, как лёгкие горят огнём, а кашель заставляет захлёбываться в забивших гортань фиалках. Она склонилась над кроватью, упёршись рукой в матрас. Цветы всё выходили и выходили, не давая нормально вздохнуть. Белоснежное одеяло запачкалось в крови и синеве. Дрожа от озноба, Паркинсон, наконец, сделала хриплый вдох и сплюнула скопившуюся во рту кровь на покрывало. Силы её подвели: трясущаяся от слабости рука согнулась, и Пэнси рухнула на кровать, ощутив щекой жёсткий матрас. Сквозь влажную пелену она смотрела на покрытые рубиновыми каплями последствия своей любви. Сухие губы едва двигались, когда она пыталась позвать мадам Помфри, но не прозвучало ни звука. Сглотнув желчь во рту, она моргнула, а скопившиеся в них слёзы пустились вниз и защекотали переносицу. «Так много цветов».