Killer King

Первое, что Чонгук испытал, было потрясение. Ему показалось, словно его чем-то ударили. Юнги словно сначала и не понял, что альфа сказал, но с каждой секундой становился все более хмурым, а в глазах появился страх. Тэхен же выглядел уверенным и невозмутимым. У Юнги вот-вот перед глазами весь мир рухнуть собирался. Как бы он не старался его удержать, как бы не пытался пережить все ужасные события, что с Тэхеном стряслись, последний просто одним взмахом худой руки перечеркнул все усилия альфы. И Юнги, правда, не понимает. Качает отрицательно головой, подметив, что голос ненадолго покинул его, и вернулся лишь тогда, когда неверие в происходящее стало обжигать глотку. Тэхен так спокойно наблюдал за этим крахом любимого человека, глядя на него из-под полуопущенных век, выражая взглядом настоящую скорбь, которую понять могли лишь они двое. Он сам их зарывает. Их будущее, их счастье и возможность быть вместе. — Нет, — подал голос Юнги, а глаза его черные мраком блеснули. Растерянность не помешала его стальному стрежню, спрятанному так глубоко, но проявляющему себя так явно, проявить жесткое противостояние, — он лжет, — Юнги сделал шаг к лежащему истощенному Тэхену, который был бледнее, чем снег, оттолкнув стоящего рядом полицейского, чтобы не мешал. Юнги посмотрит Тэхену в глаза лучше, одним взглядом запретит. Будучи так близко, заставляя смотреть с такого малого расстояния, Юнги не позволит Тэхену натворить глупостей. Но Тэхен творит. — Я сознаюсь. Это чистосердечное признание. — Нет! — Юнги бросил на него такой взгляд, словно пытался вживую сожрать. Наверное, никогда еще Тэхен не видел в этих родных глазах столько гнева, смешанного с нарастающей паникой. — Чонгук, — неуверенно позвал растерявшийся Джин, — как это понимать? Чонгук, застывший на месте, смотрел только на Тэхена. Сейчас он словно никого не видел. Он был в необъятном шоке от того, каким является Тэхен. Человек, который живет рядом с ним, который по своей сущности застенчивый и хрупкий. Его легко сломать. Так кажется. Наверное, в этом и вся суть. Так только кажется. И если Тэхен попадет за решетку, его наверняка сломают. Но сколько отваги в его душе, если зная, чем ему обернется такая жертва, самолично позволяет себя разрушить. Это настолько потрясло Чонгука, что он просто был не в состоянии что-либо говорить. Смотрел Тэхену в глаза, а тот ему в ответ. Просил этим разбитым взором его подыграть. Просил с явной теплотой, требуя не винить себя. Тэхен сам так решил, и так будет лучше. Если он сможет так спасти счастье и жизнь других, пускай. Жаль только, что счастье и жизнь одного из стоящих здесь людей он не учел. Он самолично сейчас его разбил. Тот на части разваливается. Рядом стоит и разваливается, в немом молчании ожидая его спасения, а Тэхен не спасает. И Юнги просто не может в это поверить. Как Тэхен может так жестоко его убивать? Просто всадил ему в спину нож, пропитанный самоотверженностью, и оставил разрушаться. Юнги тот человек, которой может послать нахрен все моральные принципы, если того требует сохранение жизни любимого человека. Его любимый человек не Чимин. Его любимый Тэхен. А он не замечает того, как уничтожает его сейчас. Юнги ведь все ждет. Ждет, что Тэхен этого не допустит. Не позволит ему разрушиться и опровергнет свои слова. Но Тэхен этого не делает. Так как Чонгук ничего не мог ответить, зная, что сейчас ему нужно делать выбор, хотя уже легче вытащить пистолет и пустить себе в лоб пулю, Джин тяжело вздохнул, глянув на Тэхена. — Мне кажется, ты врешь. — Я сделал чистосердечное признание, — слабо нахмурил брови Тэхен, не замечая, как вздрогнул Юнги, получив еще один удар. У него взгляд полон неверия и ужаса. Но никто не видит. — Чонгук, нам нужно это обсудить, — только и ответил Джин, которому тяжело верилось в слова Тэхена. — Никаких, блять, обсуждений, — наконец сорвался Юнги, ступив ближе к кровати, глядя на всех убийственным взглядом, — вы ебанулись? Кого вы слушаете? Это убийца? Он разве что только себе что-то сломать может, не больше, — как же ярко горел его яростный взгляд. Они отбирают у него все. Даже хуже. Это все само уходит от него. — Я набросился на Чимина, а Юнги пытался его защитить. Потому и выстрелил в меня. — Почему умолчал? — Тут же бросил на Юнги хмурый взгляд омега. — Чонгук! — Буквально прорычал Юнги, глядя на него так, словно желая уничтожить, — Какого хрена ты молчишь и позволяешь всему этому продолжаться? Чонгук молчал. Он сейчас разрывался между двумя дорогими ему людьми, между правильными поступками, справедливыми решениями и любимым человеком. Ему было страшно сказать даже слово, чтобы случайно не оправдать кого-то, или наоборот, обвинить. — Юнги, — позвал тихо Тэхен слабым голосом, закрыв глаза, — пожалуйста, перестань. — Заткнись! — Вдруг резко отрезал альфа, глянув на Тэхена так, как смотрят на личного питомца, приказывая строгое «сядь», или «на место». Потому что он все рушит. Юнги готов относится к Тэхену с трепетом, но когда он так топчет все то, что у них может быть, его самого и в первую очередь себя — Юнги будет не жалея выпускать свое чудовище наружу. Тэхен смотрит на него напряженно, его темный взгляд выражает нечто, схожее с легким испугом, который появился от чужого гнева, но отказываться от своих слов не собирается. Юнги едва отрывает от него лютый, полный всепоглощающего мрака взгляд, кидая его на Джина с Чонгуком. — Как он мог убивать? Он же больной, — Юнги сразу ощутил уверенность в себе, вспомнив и заявив о таком важном моменте, не смотря на то, что сейчас суматоха мешала рассуждать здраво. Чонгук все еще молчал. Он понимал, что сейчас, скорее всего, сказанные Юнги слова сыграли в огромный минус относительно Чимина. Расстраивало его это? Чонгук хотел просто застрелиться. Ему не хочется, блять, выбирать. Ему не хочется ощущать это чувство, когда радуешься за одного, умирая внутри за второго. Но то, что у Чимина шансов стало меньше, пускай это и спасало Тэхена, расстроило Чонгука – так этот точно. В этот момент он ощущал себя предателем, потому что сердце заныло, понимая, что омега теряет шансы. Ему хочется сдохнуть. Тэхен же лежал с закрытыми глазами, веки которых неустанно дрожали так, будто он готов был заплакать. На самом деле, плакать хотелось не от страха оказаться в тюрьме. Да, Тэхен не совсем обдумал свое решение, но оно было более менее осознанным. Вот только разбивать родное сердце он не хотел. А еще Тэхен дико боялся стен, что окружали его. И только чудо позволило ему до сих пор не сломаться. Но он уже совсем близок к провалу. — Тэхен, — мрачно прохрипел Чонгук, понимая, куда это все зашло. Тэхен ведь больной. Это огрело альфу осознанием, заставив сбросить с себя состояние заторможенности. Чимина не спасти. Он бесчестно, а точнее просто слепо потонув в этом омеге, позволил себе на пару мгновений дать разрешение Тэхену на саморазрушение. Но хватит. Альфа дал себе моральную пощечину, принимая явно суровый вид. — Перестань, ты не убийца. — Очнулся? — Совсем не весело усмехнулся Юнги, — а я думал, сам лично ему на руки наручники оденешь, — как же горели его глаза. — Я сделал признание. Что еще вам нужно? — На грани отчаянной паники выпалил Тэхен, явно сжимая пальцами простыню, что укрывала его до пояса. — Хватит, — потер пальцами переносицу Джин, — я оставлю здесь наших парней, будут за ним следить. Как только ты сможешь хотя бы сесть на кровати, я вновь выслушаю тебя, а пока на чистых признаниях, больше похожих на детский лепет, делать выводы не стану. Чонгук глянул на омегу, не понимая, что ощущает. Он рад за Тэхена? Несомненно. Несомненно… Он отчетливо ощутил чей-то прожигающий взгляд, и, посмотрев на Юнги, понял, кому он принадлежит. Юнги его в этот момент лютейшим образом ненавидел и презирал. Чонгук ощущал к себе те же чувства. — Это Чимин, — вдруг пугающее спокойным, но стальным голосом сказал Юнги, глядя Чонгуку прямо в глаза. У Чонгука сердце свалилось вниз. Он услышал треск в ушах, этот ужасающий звук шел откуда-то из глубин, пробуждая всю тьму, которая обитала в Чонгуке. А она безжалостна. — Что? — Непонимающе глядел то на Юнги, то на Чонгука омега. Кажется, он издеваются над ним. — Это Чимин убийца. У меня есть доказательства, — сказал Юнги, не сводя с Чонгука взгляда. И видел, как в них нарастала паника, которая смешивалась с тихо накатывающей злостью, заставляя забыть о любых моралях, идти за линию дозволенного. Потому что не отдавать Чимина было настолько лихорадочно-необходимым, что ярким маревом ослепляло Чонгука, вкладывая в руки оружие. Оно называется «безжалостность». Джин, кажется, считал, что с ним просто играют. — Какого хрена, блять, вы тут устроили? Скоро и меня обвините? Это вам что, детский сад, что ли? — Злость на его прекрасном лице светилась угрозой. — Я привезу доказательства — повернул на него голову Юнги. А мрак, что живет в Чонгуке, в один момент толкает его, кажется, ногой, заставляя забыть обо всем и действовать. Джин пару мгновений молчал, а после, прикрыв глаза и покачав головой, глянул на Юнги. — Хорошо. Сначала привези, а потом будем решать, кто убийца, а кто получит по самые не могу лично от меня, за то, что морочите мне голову. Юнги с Чонгуком переглянулись. Это безоговорочная война. Чонгук бы с себя заживо кожу содрал, проклиная и поливая сверху разъедающей дозой ненависти к самому себе. Но не сейчас. Сейчас его сердце, залитое черной кровью, израненное омегой, ради которого этот деготь качает, требует спасти своей смысл. Не важно, какой ценой. До чего может довести любовь… До убийства. К убийце. И, кажется, Чонгук скоро станет таким же. Он не хочет подставить Тэхена. Чонгук просто хочет спасти Чимина. Это все. Все, что ему нужно. Пускай его вместо Тэхена или Чимина заберут. Он ни на секунду не засомневается, если будет такая возможность. Но наивным будет полагать, что она ему представится. Два взгляда встречаются. И в каждом отражается похожее чувство. Нечестная, грязная война, в которой нет места жалости.

***

Через пять минут палата оказывается почти пустой. Тэхен все еще не открыл глаз, дрожит как осиновый лист, напряженный до того, что, кажется, дотронься до него, и он на осколки расколется. — Зачем? — Чонгук сел рядом с альфой, а взгляд его был неподдельно разбитым. К нему любовь Чонгука так же сильно горит, ни капли не изменившись из-за всех этих событий. Ему не за что винить Тэхена. И ощущать к альфе неприязнь за то, что его пытаются спасти, что в свою очередь понесет потери в виде Чимина, так же глупо. — Чонгук, — его голос был тихим и едва живым, — быстрее возвращайся к себе и любым способом первым забери мой ноутбук. Чонгук приподнимает брови, не понимая, зачем это Тэхену. — Быстрее, — он был на грани срыва, сжимая руку Чонгука, — там видео. Его нужно срочно удалить. — Но, — у Чонгука мысли лихорадочно путались, — у него же наверняка есть видео на своем компьютере. Тэхен не мог открыть глаз, зато казалось, будто ему очень хотелось это сделать. — Достань мой компьютер, — просто повторил Тэхен, стараясь успокоить дыхание. Альфа нервно облизал губы, и Чонгук замер в ужасе, видя, как кончик языка, вынырнувший изо рта, размазал алую кровь. Тэхен прокусил щеку. Ему любым способом нужно было продержаться, чтобы не сорваться, показывая свою болезнь. Поможет ли это на длительный срок? Вряд ли. Но как он будет справляться со своей болезнью, к примеру, в тюрьме, это уже другой вопрос. До того времени его скорее всего обвинят во всех грехах, и пути назад уже не будет. В Чонгуке сейчас происходила кровавая война. Потому что подставлять любимого Тэхена он не хотел. Чонгуку хотелось просто разнести себя о стену, но не подставлять того, кого буквально считал семьей. Но сердце заменяло кровь на черную, зажигая ее пламенем, что обжигало сосуды, заставляя срываться с места и действовать. Ужасно действовать. — Зачем ты это делаешь? — Тихо и почти в тихой панике прошептал Чонгук, качая головой, — Зачем даешь мне надежду, превращая меня в чудовище? — Ты бы сделал ради меня то же самое, — криво усмехнулся кончиками губ Тэхен, не желая открывать глаз. Чонгук почти умирал. Он сгорал, почти плавясь на этой кровати. От ненависти к себе. От желания спасти Чимина. — Быстрее. Мне нужно, чтобы ты достал его до того, как Юнги зайдет в свою систему. Иди, — последнее слово он проговорил жестко, почти с оскалом на лице, больно сжимая руку Чонгука. Чонгук вкусил еще одну дозу отвращения к себе, но, со сбитым дыханием слетел с кровати, спеша забрать ноутбук.

***

Юнги хотел его убить. Юнги хотелось разнести Тэхена в порошок. Жаль, что он перенес операцию. Если бы не она, Юнги бы сам довел Тэхена до ее необходимости. — Блять! — Ударяет рукой по рулю разъяренный Юнги, желающий убивать. Почему Тэхен такой глупый?! Ну почему? Юнги просто в изумлении и ярости от чужого дурацкого самопожертвования. Нахуя заделываться в героя, разрушая свою жизнь?! Их, сука, жизнь! Юнги слал нахуй все это самопожертвование. Когда встает вопрос ты, твои любимые или чья-то жизнь, Юнги без зазрения совести выберет первый вариант. Возможно, очень слабо, но возможно то, что если бы нужно было пожертвовать лишь собой ради других, может быть Юнги бы и сделал это. Но точно ясно то, что эти люди должны быть ему дороги. Очень. Жертвовать же любимым человеком ради убийцы он не собирается. А этого упертого пацана не переубедишь. Юнги еще раз бьет по рулю, едва сдерживая свой гнев, и доезжает домой, откуда забирает ноутбук. Доехав до больницы, он сразу же позвал Джина, что сидел в коридоре, что-то обсуждая с одним из полицейских. Зашли в один из кабинетов. Юнги водрузил на стол ноутбук, включил его под сеть, ведь тот нещадно сел, не будучи выключенным все то время, что альфа провел в больнице возле Тэхена. Юнги открывает крышку, нажимает на кнопку включения. Ноутбук загорается, загружается логотип, а после система, запросив пароль. Юнги не жалеет. Он все делает правильно. Ради Чимина он Тэхеном жертвовать не станет. Пускай идут нахуй и Чонгук и его ненормальная зависимость к этому подлому омеге. Компьютер запрашивает пароль. Юнги спокойно вбивает его. Нажимает кнопку подтверждения. Юнги еще пару мгновений смотрит на экран, на котором ничего не изменилось, и вновь нажимает на кнопку. — Ты забыл пароль? — Устало спрашивает Джин, стоящий за его спиной. Юнги смотрит пристальным взглядом и что-то в нем стремительно начинает взращивать тревогу и подозрения. Несколько раз, нажав на кнопку, он едва заметно сощурился, слегка наклоняя голову. Это, что, блять, такое? — Не мог, — голос у Юнги напротив очень спокойный, — система не пишет о том, что я ввожу неправильный пароль. Она не реагирует. — Отлично, — вздыхает омега, потирая переносицу. Юнги нажимает еще раз, ощущая, как внутри зарождается новая волна ярости и в этот раз экран сменяется. Он резко темнеет. Юнги следит за ним внимательным взглядом, а после пару раз потыкав на кнопку включения и не получив результат, отодвигается на стуле. Описать то, что чувствовал сейчас Юнги сложно. Он оставался внешне спокойным, но то, что творилось у него внутри, было подобно разрушительной буре. И тихому ужасу. Юнги знает. Юнги все прекрасно знает. Это дело рук Тэхена. Он сам их погубил. Сам зарыл. Сам у себя отобрал последний шанс. Отобрал его у Юнги. Сам его разрушил.

***

Чонгук сидит в палате Тэхена. Он смотрит на то, как альфа спокойно, без всяких сожалений, или хотя бы страха за себя, внедряет в компьютер Юнги вирус. Чонгук сидит рядом, и ему кажется, словно он опустошен. На деле же Чонгук заполнен чем-то черным, тягучим, отдающим ненавистью к себе. — Как ты уберешь видео с его компьютера? — Спрашивает он голосом, который кажется и не ему принадлежит. — Очень просто, — слабо приподнимает уголки губ Тэхен, ни капли не осуждая Чонгука за то, что поддался. Тэхен этого и хотел, — я внедрил в его систему вирус, и ему нужно только подключиться к сети и ввести пароль. Я рассчитывал лишь на то, что у Юнги не выключен вай фай. В больнице он без пароля, и скорее всего у Юнги установлена функция автоматического поиска сети и подключения к ней, — Чонгуку было больно от того, как легко Тэхен говорил о том, как собственноручно себя сейчас подставлял. Как он приспособился к этой комнате? Все просто. Это все Юнги. Тэхен отчетливо осознает, что с его помощью научился силой заставлять себя не паниковать. Да, ему все равно страшно, его ужасно все пугает, но он упрямо смотрит лишь в экран, старясь ограничить свою окружающую среду до одного монитора. Так же, пока Чонгук поехал забирать его компьютер, Тэхену огромнейших усилий стоило открыть глаза и осмотреться. На него давили стены. Выдавливали из него слезы, заставляли рвать пальцами ткань простыни под собой, сбиваться дыхание, впадать в истерику, но приспособится, сука, к этому неизвестному пространству. Он смотрел сначала в одну точку, уставившись в нее истерически напуганным, полным ужаса взглядом. Все вокруг угрожало ему, пугало, заставляло желать спрятаться, желать спрятаться у него на груди. Чтобы обнял. Приголубил. Своей лаской на вид холодной, на прикосновение – обжигающей, укрыл. Но он не имеет более права Юнги об это просить. И, похоже, там, куда он попадет, ему никто помогать справляться не будет. Юнги его не простит. Тэхен это знает. Наверное, не знает он только одного. Альфа уверен, что Юнги будет очень страдать. Он себя за это ненавидит, но… Юнги переживет. Тэхен от чего-то уверен, что Юнги будет чуть ли не от агонии корчиться, но выживет. И будет жить дальше. Он не имеет понятия, что не только себя, он Юнги с размаху и резко о пол, в пропасть и на куски, которые уже не склеишь. Тэхен не имеет понятия, что агонией Юнги не обойдется. Юнги расколется. Юнги не сможет. Не выдержит. И Тэхен об этом не знает. Он уверен, что Чонгук будет мучиться сильнее, потеряв Чимина. Что Чимин будет жутко мучиться, находясь там, куда его отправят, или не выдержит разлуки с Чонгуком. Он уверен в том, что сам сдохнет без Юнги. Но почему-то посчитал, что Юнги среди них всех сможет выдержать. Идиот… — Ты стер видео со своего компьютера? — Тихо спрашивает Чонгук. Тэхен понимающее и согласно кивнул. Конечно, это очень логичный вопрос. Тэхен его за это ни капли не осуждает. Даже улыбается слабо, чтобы подбодрить. Перед глазами все рушиться, улыбка треснуто исчезает с лица. Тэхен не хочет бросать Юнги. — Зачем ты это делаешь? — В который раз спрашивает Чонгук. — Я тебя люблю, — все так же улыбается Тэхен, который, кажется, готов сломаться в любой момент. Он слабо сжимает руку Чонгука, а тот делает это в ответ более отчаянно, — какие еще нужны причины? — Но себя ты тоже любить должен. Юнги же ты тоже любишь. Как ты можешь так с ним поступать? — Чонгук внимательно всматривался в глаза альфы. — Я люблю его больше собственной жизни. Я готов ею пожертвовать. Не думай, я не дурак, я прекрасно понимаю, что меня ждет, — треснуто усмехнулся альфа, — но Чимин уже достаточно натерпелся. Он не заслуживает наказания. Чонгук хмурит брови и на без того напряженном лице. — Что ты о нем узнал? Почему защищаешь его? — Потому что он среди нас самая главная жертва, Чонгук, — с искренним сожалением говорит альфа, и в Чонгуке успевает только назреть обеспокоенность, как в палату врывается Юнги. И по его каждому движению, взгляду, позе понятно, что он в тихом бешенстве. Он готов просто разрушать. Альфа остановился на пороге. И в глазах его царила разруха. Тэхен затаил дыхание. В глазах было «прости», но оно не помогало. Чонгук смотрел темным взглядом. И в нем не было просьб простить. Юнги хотел что-то сказать, но эмоций было так много, что он просто резко сорвался с места, направляясь куда-то в сторону коридора. Чонгук с ужасом подскочил на ноги, поняв, куда альфа пошел. Юнги ворвался в палату к Чимину внезапно. Омега лежал на кровати и кажется, спал. Омега открыл глаза из-за шума, который создал Юнги своим приходом. Чимин взглянул Юнги в глаза. В омежьих не было страха. Там было больше просьбы. Провонявшей болью обреченной просьбы закончить это все. Но как же сильно хотелось жить. Юнги не простит. Чимин это знает. И не пожалеет. Что хорошо. И что очень пугает. Но омега глотает свой страх, раздирая глотку, не смея убегать. Он и не может, по сути. Юнги подходит к нему твердыми шагами. Чимин сжимается, упершись полными ужаса глазами в пол, сжав пальцами подушку, на которой лежал. Не хотел убегать. Не мог. Как только Юнги оказался рядом, дернул Чимина на себя, заставив занять сидящее положение к себе спиной. Чонгук влетел в палату. За ним последовал Джин, увидев сначала направляющегося к палате Чимина Юнги, а после и Чонгука. Чонгук замер на пороге. Юнги схватил омегу за волосы, скользнув рукой в карман и достав оттуда… Скальпель. Скальпель, который он умудрился незаметно украсть в одной из палат, когда ушел от Джина, поняв, что теперь спасти Тэхена почти не удастся. Может сто раз Юнги с пеной у рта доказывать, что Тэхен не виноват. Если тот в суде будет настаивать именно на своей виновности, победа все равно будет в пользу Тэхена. Видео было единственным доказательством. Юнги может заявлять, что видел видео. Что Чимин виновен. Только как он это докажет, если омега профессионально не оставлял ни одного следа? А Тэхен будет вкладывать в руки закона решение. Не все представители закона легко соглашаются с разрешением дел, которое может стать наказанием далеко не виновного человека. И все же, когда уже столько времени маньяк пугает население, наводит панику и появляется мальчишка, который доказывает, что это он виноват, а доказательств, указывающих на других людей нет – представители закона, пряча взгляд, кивают в согласие. Тэхен собственноручно вкладывает им в руки решение такого сложного дела. Едва ли они откажутся. Тэхен это знает. Юнги это знает. А потому идет на такое. Приставляет скальпель к тонкой шее Чимина, вызывая этим ужас в глазах Чонгука. Тот замирает. Его доведут этими сраными попытками отобрать у него омегу. — Юнги, нет! — Вскрикивает он в неподдельном ужасе, а его сердце сейчас проломит грудную клетку. Ему даже пошевелится, лишний раз вдохнуть было страшно. Казалось, это могло спровоцировать Юнги к ужасным действиям. Чимин обхватил ослабленными руками ту юнгиеву, что держала скальпель. Нахмурился от боли, потому что ему зашивали голову, а Юнги его за волосы схватил. — Рассказывай! — Сказал Юнги холодным голосом Чонгуку, — Рассказывай все. Говори, кто настоящий убийца. Хватит тебе уже молчать. Чонгук не веря смотрел на альфу, переводя взгляд на омегу. — Если ты умолчишь, Тэхена отправят в тюрьму. Этот, — Юнги грубо дернул Чимина за волосы, — спокойно себе жить, пока Тэхен в тюрьме подыхает, не будет. Тоже подохнет, — остро и абсолютно ненормально усмехнулся Юнги. Они сами виноваты. Они своей ложью и желанием выгородится, подставив его Тэхена, довели Юнги до такого. Он единственный, кто борется здесь за жизнь Тэхена. Даже против самого Тэхена. Все возятся, борются за свое счастье, готовые затоптать Тэхена и разрушить. Но Юнги не такой, как Тэхен. Он не наивный. И нихуя не саможертовный. Потому он будет так же грязно бороться за альфу. Его маленький Тэхен слишком наивный, слишком к самопожертвованию готов. И своим благородным поведением он будит в Юнги чудовище. Он на самопожертвование не способен. Только ради одного человека может это сделать. И делает. Чонгук не знает, что сказать. У него начинают дрожать колени, потому что сейчас он либо потеряет Чимина, либо самолично расскажет Джину, что омега виноват, а значит, Чимина посадят, или присудят ему смертную казнь. И так, и так – он его собственноручно убьет. У Чонгука заходится сердце. Ему кажется, он сойдет с ума. Смотрит на альфу, в глазах которого ни капли жалости, зато безумия много. Ему тоже больно. Почему никто этого, блять, не видит? С чего все взяли, что среди них Юнги самый сильный? Он сильный, но потерю Тэхена не выдержит. Так с чего они решили, что Юнги не может так же, как и они, грязно играть, только бы спасти своего любимого? На миг Чонгуку показалось, что это безвыходная ситуация. Обреченность переполнила его, она просто сгрызала его, заставляя ощущать горький безумный вкус отчаяния. Чимин открыл глаза. Свои уставшие вымученные глаза, в которых с недавних пор поселилась такая боль, такая уязвимость, что смотря в них, Чонгук не может желать чего-либо другого, как вытащить пистолет и размозжить Юнги на этой стене. Чтобы не смел так больно и без того изможденного Чимина за волосы держать. И ему ужасно жаль Юнги, который так же сильно болен. Болен Тэхеном, и страхом потерять его. Болен одержимостью и в его глазах Чонгук с болью замечает то самое безумное отчаяние, ужас, который Юнги испытывает от мысли, что Тэхена у него заберут. У всех сердце билось в таком бешеном ритме, что казалось, каждого хватит удар. — Говори! — Разорвал тишину гневным криком Юнги, вновь дернув Чимина за волосы, заставив всем этим дернуться Чонгука, медленно прикрыв глаза. Чимин же, слабо ухватившись за руку Юнги, сверлил безумным взглядом пол. Кажется, он все понял. Не сразу, но осознал. — Это я, — разбитым голосом, в котором горсти разбитых осколков, — я все это сделал, — его голос был похож на одни дрожащие выдохи, пропитанные болью. Чонгуку показалось, что все замерло. Все звуки, любое движение. Он слышал лишь чиминово дыхание, которое словно через пыльную сетку проталкивалось из горла, звуча как надрывные выдохи замученного зверя. Чимин задыхался. В собственном дыхании. Просто терпеть не мог ту мысль, что он дышал. Что ему еще позволяли это делать. Но где-то глубоко был за это благодарен. Потому что дышать хотелось. Не смотря на то, скольких других он этой возможности лишил, дышать все равно отчаянно хотелось. Даже так сорвано, так болезненно. Чимин заломил брови, его губы дрожали, он поджимал их и в этот момент Чонгук тоже ощутил, как влага безжалостно подступается к его глазам. Ему хочется просто лечь рядом с Чимином, обнять его и сдохнуть рядом. Пускай делают с ним, что захотят. Чонгук примет любую участь. Только позвольте ему не оставлять Чимина одного. Джин был просто обескуражен. То, что Чимин напал на Тэхена, было очень даже предположительно, но то, что он является убийцей – точно нет. Более того, они постоянно сваливают вину с одного на другого. И как оказывается, все были в курсе того, кто является убийцей. Хватка Юнги ослабла. Он хотел убрать скальпель от чужого горла, но все просто застыли в диком ужасе, увидев, как Чимин судорожно схватился за ту саму руку Юнги, резко потянув ее на себя, к тому самому месте на шее. Чонгук чуть не скончался на месте. Он дернулся и ощутил, как его сердце готово было рухнуть вниз, ожидая увидеть то, что предполагалось. Но неожиданно для всех Юнги огромнейшим усилием, стальной хваткой на скальпеле удержал руку в нескольких миллиметрах от шеи омеги. Чимин зажмурил заплаканные глаза, не успокаиваясь, обезумев, не отпуская руку альфы и снова нажимая на нее. В этот раз Чонгук подумал, что лишится жизни. Он дернулся и его глаза, в самом деле, выражали необъятный ужас. Но на сей раз Юнги просто молниеносным движением накрыл лезвие скальпеля собственными пальцами, сжимая его в своей ладони, с которой моментально полилась кровь. Чонгуку казалось, он сойдет с ума. Все внутри оборвалось, когда он увидел кровь. И Юнги спас его только тем, что убрал руку от горла Чимина, довольно грубо отбросив его на кровать. Его рука была залита кровью, а взгляд был темным, тяжелым. Чонгук не может понять, как так получается, что пару мгновений назад Юнги был готов убить Чимина, а сейчас судорожно пытался не допустить того, чтобы омега убил себя. Чонгук, уже не выдерживая, бросился к Чимину, а Юнги отряхивал порезанную руку от крови. Скальпель забрал Джин, позвав медперсонал и отдав его ему. Альфа не успел даже дойти до Чимина, как тот скрутился на кровати болезненным комком, вплетая пальцы в волосы, показывая искаженное дикой болью лицо. Все содрогнулись, когда Чимин безумно закричал. Он закричал снова, на сей раз, кажется, собираясь разорвать себе связки, что у него почти получилось, ведь дикий крик перешел на что-то скрипящее, хриплое. Чонгук замер на месте и с каждым криком омеги в нем что-то невозвратно ломалось. Он не понимал. Он умирал, видя боль омеги. Что с ним?.. Чимин все кричал, а после его голос просто издавал странные, до жути пугающие сорванные звуки. Омега обхватил голову руками и зажмурился, не в силах не срываться на безумие. Чонгук так, словно боясь его своим дыханием сломить, осторожно приближается к омеге, ощущая, как каждая клеточка тела заполняется ужасом. Почему он так кричит? Казалось, Чимин сошел с ума. А он все кричал, прерываясь иногда на ничтожно короткие паузы, хрипя болезненным голосом. Казалось, что даже если начинать забивать его ногами, желая заткнуть жесткими действиями, он все равно будет разрывать горло. И это, поистине, до жути пугало каждого, кто был в этой палате. Чонгук замер на месте, его брови заломились в растерянности, а руки дрожали, потому что он не понимал, что происходит и почему его любимый омега так корчится от явной боли. И Юнги, стоящий невдалеке, прожигающий омегу темным тяжелым взглядом, понимая, что того никакими нежными успокоениями и даже болью не успокоишь, поддался вперед, оттолкнул растерявшегося Чонгука. Альфа оперся одним коленом о кровать и схватил Чимина за руку, которой тот держался за голову. Юнги смог повернуть его к себе и как только смог убрать руку омеги, с размаху залепил ему такую звонкую пощечину, вкладывая в это столько силы, что омега просто на просто замолк, вырубившись. Чонгук в ужасе дернулся, оттолкнув Юнги, глянув на него, не столько злим, сколько поистине разбито-растерянным взглядом. Они постоянно причиняют боль его Чимину. — Зачем ты это сделал? — Его голос выражал боль, которую альфа испытывал от постоянных побоев его омеги. — Ты не видишь, как он орал? — Спокойно и хладнокровно спросил Юнги, утирая окровавленную руку о собственную футболку. Казалось, ничто не может его сломить. Но так лишь казалось. — Его можно было успокоить иначе! — Казалось, все это настолько извело Чонгука, что у него уже начинал дрожать голос. Альфа подсел к Чимину, осторожно с необъятной болью в глазах прижимая его голову к своей груди. — У него что, бешенство? — Хмыкнул Юнги, который не посчитал все это представлением. Чонгук не знает. Он ничего не знает. Он просто хочет уберечь Чимина от всех этих мучений.

***

Все собрались рядом с Тэхеном. Альфа полуприсел, опираясь спиной на подушки. Чонгук сидел на кровати рядом, Джин стоял позади, а Юнги с другой стороны, сложив руки на груди. Тэхену очень хотелось бы, чтобы альфа присел рядом. Мин подметил, что тот героически справился и смог привыкнуть к палате. И Тэхену очень хотелось получить поддержку, будто ожидая, что Юнги одним прикосновением скажет «ты молодец, я знал, что ты сильный, что со всем можешь справиться». Но Юнги отстраненно стоял подальше, пряча порезанную руку. Тэхен смотрел на него с надеждой, но, прикусив губу, увел взгляд, понимая, что на него сердятся. — Военный проект. Мне самому было трудно в это поверить. Но это правда. На спецслужбу был принят солдат, который предоставлял просто поразительные показатели. Спецслужба включала в себя подготовку омеги, который был обязан пройти все тренировки и тесты, — Тэхен держал на коленях открытый ноутбук, — из обычной армии солдата забрали на эту самую службу. Отбирали строго, искали лучшего. Искали именно омегу. Он согласился на прохождение спецслужбы, долгое время проходя то, через что не каждый альфа сумеет пройти. Из него веревки вили. А он держался, и каждый раз проходил поставленное задание. Совместно с этим, он, как и остальные участники спецгруппы, только альфы, проходил тщательное обучение медицинскому делу. Подозрений это не вызывало, ведь большинство солдат проходит подобное обучение, чтобы на поле боя быть способным оказать помощь товарищу. Вот только обучение было углубленным. При этом далеко не у всех. Чонгук слушал внимательно. Он сжимал пальцами простыню под ним, потому что крик Чимина до сих пор стоял в ушах. То, что рассказывал Тэхен, пока что никак не могло им восприняться. — А после во время одного из заданий солдат оказался раненым. Его срочно доставили на базу, — взгляд Тэхена был тяжелым, а говорить было трудно, — и тогда они перешли к следующему этапу. К настоящему ходу проекта. Все молчали. Казалось, напряжение просто выжигает их изнутри. — Чимин очнулся на хирургическом столе, но не ради того, чтобы из него извлекли пулю. Тэхен осторожно, напряженно облизывая губы, разворачивает ноутбук к Чонгуку. Там фото. Те самые, что он увидел, когда взломал военную базу. На фотографии медицинская палата. Там хирургический стол. А на нем… Чонгук почувствовал, как сердце начало трещать по швам. Что-то ужасно горькое, с острыми осколками, проникло ему в кровь, раздирая сосуды. Мозг пришел в такой шок, что казалось, сейчас перед глазами замигают белые вспышки. Юнги подошел ближе, чтобы увидеть то, что показывает Чонгуку альфа. Джин не шевелясь, наблюдал позади, но достаточно близко для того, чтобы все видеть. На фото Чимин. Обнаженный, прикрытый лишь одной не особо широкой тканью, что лежала на его бедрах. Чимин, чье тело было все в швах. Казалось, не было и миллиметра свободного места, где не было бы этих порезов, сшитых швами. Было отчетливо видно, что на голове в определенном месте сбриты волосы. И казалось, что он почти не жив. Точнее едва жив, пережеванный через мясорубку боли, дикой необъятной боли, перемешанной с безумием. Пережеванный и собранный в кучу уже чем-то сломанным, едва живым, разломанным. Казалось, будто оставив на нем все эти порезы, заполнив его тело тем, что было необходимо туда поместить, они лишили его возможности жить целым, чем-то собранным, не разломанным. Они отобрали у него нормальную жизнь. Они насильно, прямо с мясом выдрали его здоровую жизнь у него из рук. Его держали под наблюдением множества аппаратов. Чонгуку казалось, у него сердце переставало кровь качать. — Что они с ним сделали? — Юнги пытался рассуждать здраво, хотя по правде говоря, его эта картина потрясла. Он прочистил незаметно горло, прокряхтев в кулак, прежде чем задал вопрос. — Программа контроля, — смотрит на Юнги альфа, — они… засунули эту… хрень ему в голову. Никто ничего не понял. Никто из них еще не мог отойти от увиденного. — Что за хрень? — Спросил севшим голосом Юнги. Тэхен на это снова повернул к ним компьютер. Каждому уже было страшно смотреть туда, ожидая увидеть что-то еще ужасное. Тэхен же показывал с таким видом, словно он очень боялся за чужую реакцию. На экране был показан какой-то снимок с маленькой деталькой. Похоже на микросхему. — Это и есть программа контроля. Не знаю, как им удалось такое сделать, но они смогли вживить ее в мозг Чимина. От нее они провели специальную нейронную связь к каждому его нерву. Таким способом они смогли со временем контролировать не только его действия, но и эмоции. Они смогли им управлять. Эта сеть, она похожа на паутину, что оплетала его изнутри буквально везде. Чонгук горящими глазами, такими же воспаленными, как и его мозг от этой не воспринимаемой дикой информации, всматривался в схему детали. Совсем маленькая, ничтожно мала. И она испортила жизни многих людей. Еще больше ее просто лишились. К этому разрушающему устройству прилагалась просто неисчисляемое количество датчиков, которые вживлялись в тело, будучи связанные с этой микросхемой. Вот откуда шрамы… Маленькие, большие, те, что тоньше, те, что шире. Внутри все сжимается до того, что альфа не может сдержаться, заламывая брови с болезненным выражением лица. — Эти датчики, — Тэхену, действительно, было трудно говорить, — они связаны с микросхемой и таким образом воздействовали на нервные ткани Чимина, в которые, собственно, и были вживлены. — Зачем это все? — Чонгук отказывается понимать всю эту дичь. — Они создали то, что еще никто не мог до этого, — смотрит на Юнги Тэхен, — программа контроля – это компьютерная программа, с помощью которой они управляли этой микросхемой. Чимин стал убийцей, потому что программа задавала установку «убить». Микросхема так глубоко вживлена в его мозг, настолько сильно связанна с его нейронными связями, что просто стала частью его организма. Это было слишком рискованно, ведь, по сути, Чимин мог и не выдержать такого сложного вторжения чужеродного организма в свой. Влиять на него стали не сразу. Дали возможность приспособиться. А после постепенно в его голову стали приходить мысли, которые, — Тэхен легко жестикулировал, будучи явно напряженным, стреляя взглядом по кровати, словно пытаясь подобрать нужные слова, — которые будто были не его, но были столь навязчивыми, что порой доводили его до безумия. Мозг перегружался от посторонней подачи мысли, которую он всеми силами пытался отвергнуть. Какого ему было бороться с мыслью, навязывающей ему убийство других людей? — Тихо шепчет Тэхен, который сам по ходу рассказа осознавал новые ужасающие детали, — Они установили постоянную подачу этой информации. Смотрите, — он нервно повернул к ним ноутбук, — сколько было подано команд за один только день, — он пальцем провел по списку, в котором было, кажется более сотни пунктов, — они посылали ее днем, ночью, не давали даже спать, — качает головой Тэхен, роняя ее на свою ладонь. Кажется, он сам не выдерживал то, о чем говорил. Все молчали. Никто не был в состоянии сказать и слово. — Они принуждали его к действиям. Его головные боли – все это борьба, которую он вел с врагом, победить которого почти не возможно. Хуже всего, что это не казалось какой-то чужой, посторонней мыслью. Она была своей, она ощущалась своей, напористой, единственной, выедающей все хорошее, что было в нем. Она словно была не его, при этом воспринимал ее Чимин уже отчетливо как свою собственную, — пальцы Тэхена судорожно сжимали простыню под ним. — И принуждали они его не только к убийствам, — поднимает на них мрачный взгляд Тэхен. Он видел, что еще немного, и он разобьет Чонгука, но скрывать это он не мог, — То, как он себя вел… — альфе слишком трудно говорить, — во многом это было не его поведение. Чонгук не спускал с Тэхена стеклянный, уже почти неживой взгляд, а Юнги ощущал что-то такое отвратительное, что скрывать это было уже трудно. — Они могли контролировать его действия, ломая его мозг командами. Но позже они научились контролировать его эмоции. — Что? — Мрачно и недоверчиво усмехнулся Юнги, — этого не может быть. — Может, — тут же отсек уверенно Тэхен, — как считаешь, зачем они вживили почти в каждый его нерв датчик? Они вписывали в программу определенный код, который тем или иным образом действовал на нужную часть мозга, вызывая в нем реакцию. Они залезли слишком глубоко, — буравит Чонгука темным взглядом Тэхен, — настолько, что бессовестно получили доступ к его эмоциям. Они лиши его любого способа бороться, Чонгук, а он боролся. Он боролся, Юнги, — бросает на альфу резкий взгляд Тэхен, кажется, намереваясь порвать ткань простыни меж пальцев, — Злость, ненависть, жажда убивать – посей человеку в голову мысль о том, что нет ничего важнее, чем убить другого, сей ее сутками напролет, и он не выдержит. Хотя бы потому, что будет надеяться, будто после этого отпустит. Будто эти мысли не будут сгрызать его голову изнутри. Они раздражали, воздействовали на определенную часть мозга, от чего вызывали нужную им реакцию. Убийственная, сжигающая мысль, которая сводит с ума, заставляя на ней помешаться, так вовремя вызванная нужная эмоция, по типу ненависти или гнева и результат очевиден, — смотрит на них обреченно Тэхен. Чонгук даже, кажется, не моргает. Внешне кажется неподвижным, но явно пугает своим пред взрывчатым состоянием. Знали бы они, что внутри у него сейчас происходит. — Он превращался в хладнокровного убийцу, потому что его мозг в определенный момент настолько пропитывался командой, что таранила его, разрушая, что тот просто отдавал управление сраной хуйне в его голове, не в силах уже сопротивляться, — казалось, отчаяние Тэхена было запредельным, — Чимин отдавался этой мысли, которая затмевала все остальные, его измотанный воспаленный мозг уже ничего не мог контролировать, подчиняясь тому самому «голоду к убийствам», который ему внушала программа. Отдавался чувствам безжалостного гнева, которое в нем вызывала все та же сраная программа. У него не могло быть жалости, потому что работа мозга была едва ему подвластна. Осознанность была почти на нуле – лишь точные действия, курируемые поданной командой, сопровождаемые нужными эмоциями, и выполняемые с помощью заученных до идеала военных техник, которые он оттачивал во время спецслужбы. Чонгук молчит. Кажется, его мир почти разрушен. Он настолько не справляется с этим, что не может спрятать это в своем взгляде. Тэхен даже в опасении за него взял Чонгука за руку, взволнованно заглядывая тому в глаза. А там разруха. Там обреченность и растерянность, сломанность, словно, кажется, будто и нет в Чонгуке больше сил спасать себя, бороться с чем-либо. — Потому он не мог меня убить, — тихо говорит Тэхен, — он всеми силами пытался остановить ту разрушающую силу, что вела им. Пытался вымещать свой «голод», свое безумие на чем-то другом. Он наверняка ощущал, как трещит его мозг от сопротивления с программой. Потому бил меня по лицу, а мог просто одним точным ударом выбить из меня кишки, — Тэхен сам уже едва выдерживает осознание того, как сильно страдает Чимин. Казалось, Чонгук даже на прикосновение был холодным. Он опустил глаза, буравя пол пугающе пустым, треснутым взглядом. И тут уже вряд ли можно как-то излечить. — Злость, гнев… похоть, — добавил напряженно Тэхен, заставив этим посмотреть на себя Чонгука, — они вызывали в нем эти чувства. Похоть… вызывали слишком часто, — вдруг говорит альфа совсем тихо, зная, какой неизлечимый удар этот нанесет Чонгуку. Казалось, он даже дернулся от этих слов, — Суть всего этого, как я понял, полагает в том, чтобы получить к человеку полный контроль. Уметь заставить идти его на любой приказ. Они заставляли делать его то, что он бы никогда себе не позволил. Они хотели проверить, как далеко он способен зайти. На какие ненормальные поступки он способен. Они ломали принципы. Хотели проверить, на что он сможет пойти, не смотря на то, что осознает нежелание своих действий и то, что идет против своих принципов. Потому Чимин проводил течку не с тобой, Чонгук, — осторожно сказал Тэхен. Чонгуку просто страшно. Ему страшно от осознания того, как они издевались над омегой. Но он еще не имеет понятия, что в следующую секунду получит страшный удар, с которым не справится. Тэхен наносит его, желая больше не прятать правду. — Они вызывали в нем похоть каждый раз. И с тобой тоже, Чонгук. Чонгук поднял на него взгляд. Почти мертвый, еще более горящий, сгорающий. — Чимин… кажется, уже давно как асексуал… Этот треск. Чонгук никогда его не забудет. Он вздрогнул и смотрел на Тэхена такими глазами, полными ужаса, расширяющимися с каждой секундой, что альфе за Чона стало по-настоящему страшно. — Точнее, у него какая-то психологическая травма. Я в его досье видел, — прохрипел Тэхен, — Не знаю, чем оно вызвано. Но, кажется, он не может иметь с кем-либо близости. Ему страшно… ее иметь. Из-за страха, психологического барьера физически больно ее испытывать. Тэхен говорит, все тише и тише, боясь за Чонгука, потому что с каждым словом в его глазах появляются новые трещины, которые уже нельзя будет склеить. Боится… Физически больно… Страшно… Чонгук не может справиться, он сначала смотрит на Тэхена так, будто он его мир разрушил, будто сказал, что он, Чонгук, самый отбитый жесткий убийца, чудовище. Потому что то, что было у них с Чимином… Чонгук качает едва заметно головой, не в силах справится с этим, и резко прикладывает ладонь к лицу. Нет. Все. Он не может. Это для него перебор. Пускай ему сейчас же кто-то пустит пулю в лоб. Эта боль такая невыносимая, что ее просто не убрать, никак не искоренить. Он не может ее испытывать. Жить с ней он тоже не сможет. Он ненавидит себя, Чимина за его молчание, за то, что этим заставил его превратиться в чудовище, которое пользовалось омегой. И пусть это далеко не так… Выглядит в глазах Чонгука не иначе. Чонгук зарывается пальцами в волосы, сжимая их и пытаясь как-то остаться чем-то целым. Уже и не ясно зачем. Кажется, все теперь потеряло смысл. Осознание того, что они натворили с Чимином, убивает. Что они теперь с ним сделают? Чонгук ведь понимает, что ничего с Чимином они сделать не смогут. Помочь ему им не удастся. Тогда что, оставить его так? Погибать? Мучится? Нет, Чонгук не может выдержать это. Не может за таким наблюдать. Он его… насиловал? Так получается, что ли? Так? Сердце не выдерживает. Вот почему были эти слезы во время их любви. Вот почему Чимин плакал, вот почему его лицо искажалось болью. Ему было страшно, ему было больно. Чимин не хотел. Он его боялся. Он боялся течки. Это в миллиарды раз ужаснее, чем то, если бы Чимин просто безалаберно спал с кем угодно. Он хотя бы не мучился, а не терпел чужие касания, глотая свой страх, раздирая им свою глотку, не в силах справляться, потому что вызванная программой похоть перекрывала любые страхи. Точнее, заводила их на задний фон, но никуда они не исчезали, тихо разрывая горло от крика отчаяния, не имея возможности спрятаться от того, что так страшит. Что ему делать теперь? Позволить омеге пропадать? Смотреть, как он погибает? Как из-за чужих жестоких игр гробит свою жизнь, убивая, борясь, и корчась в агонии от сводящих с ума мыслей? От херни, что одним своим нахождением в его голове приносит неисправимый ущерб? Чонгук не сможет это выдержать. Ему уже легче просто полечь рядом с Чимином. — Как можно это исправить? — Едва слышно вышло у Чонгука, который и так уже знал ответ. — Никак, — в голосе Юнги не было никакой нарочитой безразличности, просто констатирование очевидных фактов, — лучше уже пустить ему пулю в лоб. Как бы ужасно это не звучало, это было наиболее милосердно. Но Чонгук не мог принять милосердие, ведущее к погибели. Чонгук вздрогнул от таких предложений, потому что слишком уж часто Чимин подвергается угрозе быть убитым. И, кажется, сейчас эта возможность как никогда высока. — Мы можем доказать, что все это не вина Чимина, — посмотрел на них с надеждой Тэхен. — Не говори глупостей, — вдруг раздраженно выдал Джин, убирая руку от лица. Каждый из присутствующих в палате обратили на омегу внимание. — Ты хоть понимаешь, что нас ждет, если мы полезем в это? — Чонгук понимал, о чем Джин говорит, и как бы сильно это не возмущало, не жгло жаждой справедливости, тот был как никогда прав. На какое-то время повисло молчание. — Думаешь, мы, даже не имеющие связи в правительстве, сможем выстоять против такой организации? Знаешь, — Джин обратился к Чонгуку, — я всегда лез на рожон, но сейчас, — он сделал паузу, глядя альфе прямо в глаза, — сейчас я ебал проснутся однажды с перерезанным горлом. Причем от рук твоего возлюбленного, которого мы должны защищать. Чонгук смотрел молча, и ему было тяжело найти силы на то, чтобы вымолвить хоть слово. — Он набросился на Тэхена, потому что тот полез слишком далеко. Каким-то чудом Чимин смог совладать с собой и не убить его. Но кто может дать гарантию, что в следующий раз он одним ударом не убьет Юнги? Или меня? Или даже тебя, Чонгук, — Джин, правда, не хочет так говорить, ему самому тошно, но то, о чем он говорит логично. — Мы полицейские, или, блять, кто? — Вдруг резко сменил спокойствие на гнев Чонгук, — Предлагаешь, поджав хвосты, кинуть Чимина правосудию в качестве куска мяса? — Его взгляд блестел мраком и неудержимой болью. — Ты после первого же судебного разбирательства костей не соберешь! — Так же вспыльчиво заявил омега, — Да даже до суда не дойдет! Стоит тебе только вызвать одного из этих мудаков из базы на допрос, как тебя тут же устранят. Юнги, слушая спорящих, молча вышел из палаты. Тэхен это, конечно заметил, но почему-то другим на это не указал. Альфа прошел спокойным ходом к палате Чимина, серьезно думая о вещах, которые только что узнал. Прав ли Джин? Очень даже. Если они полезут в это, их, скорее всего, сразу же убьют. Юнги сейчас пытается обдумать все хладнокровно, не беря в учет собственные счеты. Виноват ли в чем-то Чимин? Кроме того, что стал тем самым, кого превратили в жертву – нет. Меняет ли это что-то? Нет. Чимин все равно будет опасен. Альфа заходит в палату, замечая лежащего Чимина. Тот лежит к нему лицом. Глаза открывает не сразу, а когда открывает, делает это медленно, болезненно. Они аж светятся болью. Омега даже не дергается, когда Мин идет к нему, садясь рядом. У Юнги в глазах нет ненависти. Чимин на него не смотрит, он буравит пол разбитым взглядом, говорящим о диких мучениях и близости к срыву. Омега понимает, что, по сути, он в их власти, и каждый из них может его наказать за содеянное. И пускай он не убегает и не просит, словно принимая этот факт, но как же ему страшно. Не было в глазах Юнги какого-то осуждения. Его всегда холодный взгляд не выражал сожаления, но не был обвиняющим. Альфа заметил, как омега судорожно сжал краешек подушки под своей головой. Сколько нервозности, мучения, страха было в этом движении. Юнги перевел взгляд на чужое лицо, выражение которого было близко к тому, что омега готов заплакать. Юнги протянул к нему руку. Чимин вздрогнул, и прикрыл глаза, но Юнги опустил ладонь на его голову, поглаживая по волосам. От Юнги исходила сила, право наказывать за совершенные чимином поступки, но он не пользовался последним, по-человечески приласкав этот измученный комок боли. Чимин ощущал, как грохотало его сердце, а после задрожал, поджимая губы, которые изрядно искусал. Зажмурился еще сильнее, от чего капельки из глаз потекли по щекам. Юнги чувствовал, как омега под его ладонью был напряжен. Но разве он станет причинять боль тому, кто сам ею полон? — Тшш, — тихо выдал Юнги, смотря своим мрачным взглядом на разрывающегося от боли омегу, — не бойся. Чимину хотелось, наконец, к кому-то прижаться. Столько времени он молчал, борясь со своей проблемой один. Сейчас же ему хотелось просто найти тепло в чужих руках. Чтобы хоть кто-то сказал, что он рядом, что знает о его проблемах, что поддержит. Чимин сильный омега, и привык справляться со всем один, но его сжирала вина за содеянное, и противится он не мог, а потому сейчас Чимину очень нужна была чужая поддержка. — Я больше не могу, — тихо, содрогаясь от плача, прошептал Чимин, открывая мокрые глаза. Юнги молчал. Какое-то время он обдумывал, а после все же спокойно, но участливо спросил: — Хочешь, я помогу тебе? Чимин дышал тяжело, упорно стараясь на альфу не смотреть. Но, тем не менее, он глянул на Юнги. — Я все сделаю быстро. Тебе не будет больно. Чимин все равно другого пути не имеет. Ему лишь мучится. Его никак не спасти. Юнги холоднокровен, но в нем есть милосердие. Пускай оно имеет жестокие методы.