Запрещенная жизнь

Куромаку где-то слышал расхожее выражение, что психотерапия — трудный и болезненный процесс, требующий смелости и упорства. Что часто люди забрасывают сессии, поскольку они для них мучительны и погружают их в неприятные воспоминания. Но сам он был настроен решительно — пройти все до конца, как бы плохо ему ни стало, потому что это был единственный способ изменить жизнь, ставшую пыткой. К тому же, ему не хотелось разочаровать Зонта, оказавшись в его глазах безвольным слабаком. Голубоволосый психолог вызывал у Куро смешанные чувства — с одной стороны, такому чуткому и тактичному юноше хотелось рассказать о своей боли, довериться, с другой стороны — хотелось выглядеть сильным, вызывать в нем уважение, а не жалость. Огородить Зонта от той пропасти отчаяния, которую Куромаку ощущал в душе всякий раз, когда ему приходилось вспоминать прошлое, которое он предпочел бы забыть. Но парень понимал, что рано или поздно должен будет поведать психотерапевту все, поэтому, вооружившись несколькими листами бумаги для ксерокса и черной ручкой, еще с утра, за кружкой кофе, начал записывать нужную информацию. Прежде всего, Куро перерисовал составленную Зонтом генограмму и честно постарался ее дополнить. Проблема была в том, что он почти ничего не знал о собственных родных, в жизни которых для него не нашлось места — он был в курсе, что оба родителя из обычных, полных семей, то есть, у него где-то были бабушки и дедушки, тети, дяди, кузины и кузены — но он не знал о них ровным счетом ничего. Горько усмехнувшись, Куро поймал себя на мысли, что чувствует себя прокаженным, недостойным нормального отношения, с самого детства — не оттого ли его никто ни во что не ставит и во взрослой жизни? Что ж, иного и не следовало ожидать, ведь сложно полюбить того, кто сам себя не любит и не ценит — но как побороть заложенные в семье негативные установки? Возможно ли это, или он обречен оставаться лишним и никому не нужным до скончания дней? Мог ли Зонт помочь ему справиться с такими масштабными проблемами? Кое-как вспомнив даты рождения нерадивых отца и матери, Куро записал их на лист, как и названия их родных городов, и годы появления на свет кровных брата и сестер — точных дат парень и не знал. Решив, что перечисленного достаточно, Куро храбро взял новый лист, чтобы составить список психотравм. Он решил записывать их в хронологическом порядке, поэтому первое, что он вспомнил — это домашние скандалы, и когда он понял, что останется в круглосуточном детском саду на всю неделю — горько было наблюдать, как его однокашников забирают домой близкие, как ребята весело кидаются им на шеи, рассказывая свои нехитрые новости, а те выслушивают их с улыбками и гладят по голове… В семье Куро было не принято выражать привязанность, и его самого никогда не ласкали. Однажды он подошел к матери — это случилось незадолго до развода родителей и помещения мальчика в интернат — и попытался обнять ее со спины. Мать застыла в кольце его рук, как статуя — а потом резко отстранилась и с недовольным видом буркнула: «Ну, чего тебе» - так что у Куро не возникло сомнений в том, что его обнимашки неприятны и неуместны. Парень записал этот момент в пока еще недлинный список и преступил к перечислению всего, что ранило его в последующие годы жизни. Писать о своем существовании в интернате было не сложно, но, добравшись до воспоминаний о летнем лагере, парень запнулся и даже выронил ручку. Он не смог рассказать о случившемся на первой встрече с психологом, но понимал, что скоро ему придется это сделать. Однако, сейчас было время бежать на маршрутку и ехать на работу. Поэтому Куро записал только короткие фразы — как план доклада, к которому вернется уже вечером: «Лагерь. Групповое изнасилование», «Интернат. Попытка суицида» и - «ВУЗ. Безответная любовь». Оставив записи на столе, Куромаку подхватил сумку и выбежал из дому. В маршрутке свободным оказалось единственное место, сидения напротив которого занимали школьники, парень и девушка, они сидели, полуобнявшись и мило о чем-то шептались. Куро подумал, что многое бы отдал за то, чтобы иметь близкого человека рядом — и в годы обучения, и сейчас, но первое было невозможно, ведь прошлого не изменить — что же касалось настоящего, то парень серьезно сомневался в своей привлекательности, в том, что может кого-то заинтересовать в романтическом плане — так, чтобы его любили и берегли, а не использовали и бросали, как это сделал Пик, от которого вот уже который день не было ни слуху, ни духу — и Куромаку понимал, что так даже лучше, нанесенная рокером душевная рана была еще слишком свежей, и ему не хотелось ее трогать. Рабочий день начался с приема клиентов, который занял половину рабочего времени. К Куро отправили нового поднадзорного, только что оказавшегося на свободе — наглого и уверенного в себе типа, употреблявшего через слово мат и рассевшегося напротив стола Куромаку, широко раздвинув ноги. Куро постарался как можно быстрее расспросить неприятного посетителя о его жизни, чтобы поскорее завершить встречу и отправить его восвояси. Оказалось, бывший заключенный поселился с родителями и сестрой, если бы не поддержка семьи, едва ли его условно-досрочное освобождение оказалось возможным. Куро машинально спросил, как ему живется с его близкими, нет ли каких конфликтов — на что мутный тип осклабился и заявил, что у него с родными прекрасные отношения, и он помогает отцу шабашить на стройке, а сестренку в школе перестали задевать, когда узнали, что ее сидевший за нанесение тяжких телесных повреждений брат снова на свободе. В целом, Куро понимал, что клиент не безнадежен, не злоупотребляет алкоголем и способен наладить свою жизнь — особенно с поддержкой близких. Только грустно было осознавать, что даже в семьях маргиналов есть то, чего сам он был изначально лишен — взаимовыручка, преданность, сплоченность. Куромаку помотал головой из стороны в сторону, отгоняя непрошеные мысли и, назначив клиенту дату следующей встречи, распрощался с ним и, захватив кружку, отправился в комнату отдыха — настало время обеденного перерыва. По коридору уже плыл вкусный аромат кофе — и не удивительно: практикантка с кофейником сидела на столе охранника и угощала его бодрящим напитком, а мужчина с довольным видом любовался ее обтянутой узкими брюками заднице, расположившейся прямо перед ним. Куро был пока что ими не замечен и хотел было уже пройти вперед, но его остановила фраза охранника, адресованная Снежане: - Ты слишком доверчивая. Гонит он все… Нет у него никакой бабы, - с неприятным смешком заявил мужик, и Куромаку застыл на месте, догадываясь, что речь идет о нем — и, к сожалению, он не ошибся. - Почему это? - надулась Снежана, - Сухарь что, соврал, потому что было стыдно признаться, что никому на фиг не нужен? Охранник грубо хохотнул: - Да он же из этих… Радужных. Точно тебе говорю. Ему бабы самому не сдались. - Да что ты! - в голосе Снежаны звучало потрясение, - А откуда ты это знаешь? - Да ты присмотрись к этому типу повнимательнее, - менторским тоном принялся объяснять охранник, - От всех держится подальше, никаких сведений о личной жизни нет, но не может же человек существовать в вакууме… Значит, хорошо шифруется. Значит, есть, что скрывать. Ну и, признайся, даже к тебе он не проявляет никакого интереса, а ты сама знаешь, что девка, хоть куда. Тут раздался шлепок — и Снежана кокетливо ойкнула: очевидно, она только что получила от собеседника по пятой точке, но это ее нисколько не смутило. - Хм… Ну, да… Сухарь и правда на меня не смотрит. Но, может, я и не в его вкусе. Может, ему пышки нравятся. Или женщины в возрасте… - Да брось. Пофиг ему на девок, и эта его виртуальная кенгуру только отмазка! - уверенно заключил охранник, - Голову даю на отсечение. - А может, и правда поспорим? - с азартом воскликнула практикантка, - Если окажется, что у Сухаря все же есть девушка, или что ему нравятся девушки — выиграю я, а если он гей — ты. А на что спорить будем? - Делать тебе нечего, - развеселился охранник, - А что… А давай поспорим… На вечер в клубе! - У меня есть парень! - Ну, пригласи и его тоже! Бухнем! - Ну, идет… Но, если правда за мною, то ты… то ты… Снежана запнулась, будучи не в состоянии быстро определиться со своим желанием. Куромаку не стал дослушивать, что она там придумает, и, пятясь, пробрался обратно к двери в свой кабинет и заперся в нем, чувствуя, как по спине пробегает холодный пот. Куро не ожидал от охранника такой проницательности — как и интереса к своей персоне, но приставучая практикантка сумела замотивировать его начать докапываться до истины. Придется удвоить осторожность. Куро вынул из кармана портфеля смартфон и, разблокировав его с помощью графического ключа, удалил историю запросов в браузере. После чего изменил настройки таким образом, чтобы для того, чтобы разблокировать телефон, нужно было отсканировать отпечаток пальца. Раньше парень доверял коллегам и ограничивался тем, что не оставлял телефон на видном месте — теперь же эти меры казались ему недостаточными, ведь неизвестно, как далеко готовы зайти заскучавшие охранник и практикантка в сборе профув. Отсутствия Куро на обеде никто не заметил — ему и прежде доводилось увлечься работой и пропустить перерыв. Вот и теперь парня никто не хватился, что было кстати. Поддерживать светскую беседу у Куро не было никакого желания. Переделав за оставшееся рабочее время всю запланированную на день бумажную работу и даже один отчет, до которого Куромаку хотел добраться завтра, Куро собрался и выскользнул в коридор, надеясь не попасться на глаза также спешащим домой коллегам. - Завтра Лидия выходит, между прочим, - услышал он голос начальницы краем уха, - Будет разгребать скопившиеся дела. Боюсь, одной практикантки будет мало, чтобы ей помочь. Тем более, что она на костылях. - Да не парься, - загоготал Олег, - Запряжешь Куромаку, как обычно, куда он денется. - И правда… его можно будет послать на домашнее посещение. Но это будет уже на следующей неделе… Куромаку поспешил ретироваться из отдела, пока на него официально не навалили гору чужой работы. - Ну, покеда, коллега, - фамильярно хмыкнул ему в след охранник, на что Куро ответил лишь прощальным взмахом руки. Оказавшись на улице, парень с огорчением заметил, что погода опять испортилась, и начал накрапывать мелкий дождь. Достав и раскрыв складной зонтик, Куро направился к далекой остановке, размышляя, где состоится второй сеанс с психологом — прогнозы обещали похолодание, так что снова увидеться в парке не представлялось возможным. Заскочив по дороге в супермаркет, Куромаку пополнил запасы кофе и прикупил немного фруктов — в последнее время есть совершенно не хотелось, как и готовить, но надо было поддерживать силы, поэтому парень обзавелся связкой бананов и парой крупных грейпфрутов. Оказавшись в квартире, Куро с наслаждением сбросил обувь с уставших ног и, включив чайник и компьютер, упал на кровать, пытаясь спланировать предстоящий вечер. Первым делом он хотел доделать рефераты для нерадивых студентов, которые, однако, вовремя платили ему за сделанную работу. А после доделать задания психолога… Куромаку признался, что стремится отодвинуть этот момент как можно дальше. Он правда не хотел вспоминать прошлое и впал в прокрастинацию, что было совершенно ему не свойственно. Просидев перед монитором до часу ночи, выпив три кружки кофе вприкуску с бананами, парень, наконец, решил, что, так и быть, выполнит задание Зонта завтра — все равно он и так уже сделал половину, а до пятницы еще достаточно времени… Куро честно залег под одеяло и постарался заснуть, но проворочавшись полтора часа, все же, поднялся и, включив свет, взял проклятый лист. Промелькнула мысль, что, возможно, ему нужно снотворное, или хотя бы успокоительное — но вряд ли Зонт мог выписать ему рецепт. Обращаться к врачам совершенно не было желания. Может, психолог подскажет какой-нибудь препарат, который продается без рецепта… Куро уставился на нелинованную бумагу, по которой размашистым, но ровным почерком были записаны заметки. И обхватил голову руками. Он не хотел, просто не мог рассказывать Зонту о том кошмарном унижении, что пережил в летнем лагере, когда ему было тринадцать лет… Только не ему. Куромаку не стал спрашивать себя, почему для него так важно сохранить лицо перед психологом, призванным облегчить его душевные страдания — потому что ответ был очевиден: голубоволосый юноша был ему симпатичен, однако, Куро не рассчитывал на отношения с психотерапевтом, для которого он, скорее всего, просто очередной запутавшийся в проблемах неудачник — но и выглядеть в глазах психолога жалко не мог себе позволить. Оставалось только описать произошедшее кратко и без эмоций, как пишут в судебных протоколах. Куромаку отметил на листе, что подвергся насилию и избиению со стороны группы пьяных подростков, обитателей детского дома, лиц которых даже не запомнил, поскольку у него отобрали очки, и дело было поздним вечером — но не стал писать, как в процессе дважды терял сознание от нестерпимой боли, как после полученные раны долго кровоточили, и он тщательно застирывал пятна на одежде, чтобы о его позоре не узнали сотрудники лагеря, которым, по большому счету, подобные инциденты были абсолютно до лампочки. Еще раз пробежав глазами по написанному, Куро убедился, что в тексте нет ничего лишнего — и перешел к описанию следующих психотравм, точнее, наиболее запомнившихся ему травмирующих событий, поскольку на самом деле их было гораздо больше. Куромаку довольно подробно описал попытку повеситься в четырнадцать лет, которая провалилась лишь потому, что раскрошилась стена, и гвоздь, на котором он пытался удавиться, выпал вместе с куском штукатурки. Однако, парню не удалось точно назвать причины этого поступка — годы мучений и безысходности слились в его памяти в одну сплошную черную полосу, и он не мог точно вспомнить, что думал и чувствовал, когда отпихивал ногой колченогий табурет… Но написал, как потом долго вынужден был прятать красный след от веревки на шее под шарфом, как больно было глотать пищу, и хрипло звучал голос. Поступление в ВУЗ стало для Куромаку освобождением, хоть и не решило всех его проблем — он не стал менее одиноким, но, по крайней мере, его перестали травить, больше не били и не насиловали. В общежитии он трижды менял соседей, пока не оказался в комнате с конченным ботаником и задротом, все свободное время посвящавшем онлайн-играм. С ними Куро и прожил до выпуска, не потому, что они стали друзьями — просто им было комфортно в обществе друг друга. Куромаку даже обзавелся приятелем на своем курсе, Алексом — обычно молодые люди сидела рядом на парах, хоть у Алекса и была своя компания. Но жизнь подкидывала парню не только радостные моменты, но и новые разочарования: во втором полугодии первого курса Куромаку настигла безответная любовь — к тому времени Куро уже принял свою ориентацию, хоть, разумеется, ни о каком выходе из шкафа речи не шло — к старшекурснику-лингвисту, неформалу и открытому гею, высокому блондину, собиравшему волосы в забавный пучок на макушке. Пропасть между юношами была непреодолимая — предмет воздыханий несчастного Куромаку был из очень обеспеченной семьи, его близкие поддерживали его как морально, так и материально, он не в чем не знал нужды, год учился по обмену за границей и собирался в итоге совсем уехать из родной страны, поскольку у него остался парень за рубежом. Веселые тусовки, своя машина, широкий круг общения… У Куро просто не было шансов как-то обратить на себя внимание успешного мажора, стать частью его жизни. Он и не пытался этого сделать, предпочитая наблюдать за возлюбленным со стороны, даже ни разу не пытался найти его в социальных сетях — потому что знал, что, увидев любимого на фото с другим, просто не выдержит. Куромаку промаялся с заданиями Зонта до утра, дав себе клятву, что нынче не будет злоупотреблять кофе и выспится следующей ночью. Зонт не сказал, в котором часу ждать звонка, и Куро чуть-чуть переживал, надеясь, что психолог не позвонит ему в рабочие часы — и коллеги не смогут подслушать их разговор. К счастью, этого не случилось: телефон зазвонил, когда Куромаку собирался на работу и отмывал заварочный чайник от заварки — этим утром он пил вместо кофе зеленый чай с ромашкой — ответив на вызов, Куро услышал бодрый и радостный голос психолога: - В-все в порядке, мне удалось договориться о помещении. М-мой приятель, Данте, владеет на паях антикафе и готов выделить нам одну из комнат на полтора ч-часа. Так что жду вас по адресу улица Береговая, двенадцать! - отрапортовал Зонт и спросил, - К-как ваше самочувствие? - Со мною все в порядке, - слегка покривил душой Куромаку, - Просто… Бессонница замучила. - М-мы обязательно обсудим это на сеансе! - встрепенулся Зонт, - Н-надеюсь, причина не в заданных мною упражнениях. - Нет-нет, поспешил заверить собеседника Куромаку, - Должно быть, я в очередной раз выпил слишком много кофе. Нельзя мне допоздна засиживаться за делами… - Что ж, б-берегите себя, до пятницы! - Зонт отсоединился, и парень вздохнул с облегчением. Признаться, он ожидал, что с поиском пространства для сессий могут возникнуть проблемы, но антикафе — совсем не худший вариант, пару раз в студенческие годы Куромаку заносило в подобные места с его соседом по комнате-любителем компьютерных игр, на собрания ролевиков-настолщиков, однако, игры так и не стали хобби Куро, потому что даже в них он ухитрялся оставаться в тени других, более общительных участников. И Куромаку отправился на работу — хоть мысленно уже шел на сеанс с психологом, готовясь к откровенному разговору о своем безрадостном прошлом.