1.6
Скалл смотрит в упор на китайского мужчину, пытаясь понять, издевается ли он над ним. Медитация? Серьезно? Это какая-то тупая шутка насчет того, что вы должны направить свои желания в космос и они сбудутся? Бля, какая чушь. Вот только, судя по тому, что Фонг никак не меняется в лице, продолжая выглядеть все так же торжественно, излучая приглушенное достоинство, он не шутит — взгляд его, направленный на Скалла, искренен и честен, и эта светлость заставляет его тут же устыдиться своего разочарования. Фонг ведь действительно отвечает на его вопросы, хотя и не должен, он дает советы, как может, он, черт возьми, показал ему свое крутое красное пламя! А Скалл ведь немного манипулировал им, чтоб получить ответы — и эта мысль заставляет его окончательно расстроиться. Не был ли он презрительным мудаком, таким же, как… Неважно. Он не показывает пальцем в сторону федоры, это лишь абстрактный пример. В любом случае, Фонг был мил с ним, и Скалл относился к нему с осуждением только лишь потому, что он был мафией, а мафиози плохие! Хотя ведь он не знает, какое место в Мафии занимает Фонг! Он ведь мог быть простым уборщиком, или, например, секретарем, делающим кофе! Хотя, наверное, Фонг не был секретарем, раз он был «Лучшим мастером боевых искусств», а еще в отместку способным уничтожать камни волшебным пламенем. Скалл видел, как быстро он способен двигаться при желании. Точнее, не видел, и это уже о многом говорило. Он выкидывает ненужные мысли из головы, и только сейчас понимает, что Фонг все еще ждет его ответа, терпеливо смотря на него — и это вновь заставляет его чувствовать вину. Он действительно отвлек его, не так ли? Наверное, ему стоит хотя бы правильно поблагодарить. — Хiexie ni de bangzhu, Fong-shixiong! — Скалл неловко кланяется, пытаясь одновременно правильно выговаривать слова. Черт, его китайский действительно заржавел с тех пор, как он использовал его последний раз. Скалл плохо знал китайский, на самом деле — старый, сморщенный фокусник из цирка, что метал ножи, научил его основам, скрежеща своим хриплым голосом английские слова с ужасным китайским акцентом. Он вспоминает, как сухонькая, но удивительно твердая рука тыкала его в затылок, заставляя чуть ли не утыкаться носом в тетрадь, когда он вечерами сидел и записывал за стариком, стараясь запомнить все, что тот говорил, и не уснуть при этом. Тогда его бесил Дед Хань, не пускавший его спать до того, как он не выучит все, что тот говорил — старик утверждал, что «Наш народ распространен, и ты должен иметь возможность проявить вежливость, если вдруг потребуется», — но сейчас он понимает, как тот прав, и, наверное, благодарен ему за уроки. Хотя ладно, это не значит, что Дед Хань не был старым пердуном. Он может видеть, как Фонг замирает на мгновение, с удивлением уставившись на него — это, наверное, первый раз, когда он так внимательно и открыто смотрит на него, и взгляд его внезапно тяжелый и острый, Скалл подавляет желание сжаться под этим взглядом. А затем он вновь улыбается, и это ощущение проходит так быстро, словно его сдуло ветром. — Это Fāng на самом деле, — поправляет он тихо, — Фонг — это кантонский вариант. Скалл несколько раз повторяет, стараясь запомнить правильное звучание имени, и это простое действие приносит ему самую светлую и искреннюю улыбку, которую он только видел на лице китайца. Скалл замирает, глядя на его внезапно ставшее очень молодым и нежным лицо — и неуверенно возвращает улыбку в ответ. Нет, он, конечно, мог бы опять пойти с «Великим Скаллом-самой» и его идеальной улыбкой во все тридцать два, но он почему-то не чувствует сейчас, что это правильно. И судя по тому, что улыбка Фонга не исчезает, он был прав. Быть может, не быть иногда «Великим Скаллом-самой» не так уж и плохо? Фонг: +3.***
Скалл все еще сидит, прижав ноги к груди. Да, он вроде бы как добился и теперь видит свое «Пламя Облака», чтобы не значит эта хуйня, но вроде как под этим океаном что-то скрывается, и он хочет посмотреть. К сожалению, выясняется одна простая вещь — его пламя было ленивой сукой. Океан Облака просто колыхается, когда он пытается как-то убрать его, чтоб получить доступ к тому, что находится под ним, никак не реагируя на его действия — разве что, как кажется Скаллу, его шевеления приобретают несколько насмешливый оттенок. О, хорошо, теперь оно просто издевается. Он рычит сквозь стиснутые зубы, недовольный тем, что его пламя ведет себя как ублюдок, пытается заставить его раздвинуться, чтоб что-то разглядеть, но получает лишь метафорический средний палец. И, очевидно, он не будет пытаться как-то истощить его, потому что он не полный идиот, что пытается вычерпать море ладонями. Или океан. Честно сказать, он так и не определился — пламени было просто тупо много. Прям… Очень МНОГО. На самом деле, это все может быть лишь его субъективным суждением, и иметь море пламени было нормально для… Для пламенников? Хорошо, как называть людей с пламенем? Типа, не все пламенники были мафиозными придурками, наверное. Он вот не был. Или он уже был. Скалл еще не определился. Так вот, не все пламенники были мафиози, как и не все мафиози были пламенниками, и ему наверное, следует бы придумать им подходящее определение. Кроме Геев-метеорологов со склонностью к криминалу. Ему нравится эта шутка, но даже думать каждый раз эту фразу тупо лень. Он некоторое время сидит, задумчиво делая то, что, как бы он описал было мысленным вариантом «тыканья пальцем в светящееся фиолетовое море», надеясь, что ему придёт вдохновение. Оно не приходит. Ай, ладно, он просто пойдет с «Пламенниками». Пускай его только попробует кто-нибудь осудить. У мафиози нет права голоса. Или вкуса. Скалл вздыхает и пробует еще раз ту вещь, что он делал до этого — мысленный аналог «ныряния» в море пламени, так как ничего больше, очевидно, не работает. У него слишком много аналогов для тех мысленных штук, что он делает, но он правда не знает, как описать это лучше — к тому же, раз изначальным сравнением было «море», он просто идет оттуда. Неважно. Скалл ныряет, стараясь вновь оказаться в том странном потоке тепла, что почувствовал, прежде чем пламя Облака его вытолкнуло. Он чувствует, как оно начинает волноваться, словно его пламени не нравится, что он делает, словно оно не хочет, чтоб он добрался до того, что было в его душе — или кишках, опять же, он не определился, — но он упорно плывет вниз, пытаясь вновь поймать это ощущение, и в конце концов у него получается. Он чувствует тепло. Ощущение уюта окутывает его, как плед, оно легкое и нежное, и настолько приятное, что он чувствует, как засыпает, пока его кости прогреваются, как будто он дремлет летним днем в теньке, и это странно, потому что ему не холодно, а ему обычно холодно, ему всегда холодно, чтоб он ни делал, и это причина, почему он не снимает комбинезон… Скалл вздрагивает, ощущая, как кровь стынет в его жилах. Тепло тут же отступает, словно испугавшись, скрываясь в глубине океана, тот скрывает его, раздраженно ворча, выталкивая Скалла на поверхность, как будто пытаясь скрыть его, — но не успевает. Потому что Скалл понимает, что это было за чувство. Он вспоминает прикосновение Девушки в Белом. Он вспоминает это неправильное ощущение доверия и уюта, он вспоминает, как осознал, что эта женщина трахалась с его мозгом, она пыталась влезть в его голову и что-то там поменять, она хотела надеть на него цепь — и сейчас он понимает, что он такой же. Он тоже может сделать так. Он совершенно от нее не отличается. Скалл чувствует, что хочет блевать. Наверное, это хорошо, что он не позавтракал. Он испуганно сжимается, пытаясь заставить его облачный океан запихнуть это чертово тепло как можно дальше, чтоб никто не узнал о том, что он может трахаться с чужими головами. И превращать людей в камень. Он надеется превратить свое Небо, которое, видимо, у него было, в ту самую вещь, которую вы убираете в самый дальний и пыльный угол шкафа, чтоб больше о ней не вспоминать, притвориться, что ее не существует. Как его назвали? Облако. Вот, он Облако, простое мирное облако, он может с этим жить. Никакого неба, тепла, ебли с чужими разумом и превращения в камень, нет, просто Облако. Правда он все еще не знает, что оно делает — но это не могло быть хуже, чем пламя Неба, верно? Судя по реакции его Облака, сила в том, чтоб быть ленивым пассивно-агрессивным ублюдком. Он может с этим жить. Наверное.***
Скалл задумчиво оглядывает свою новую комнату в особняке — он только-только приехал, и сейчас пытался понять, как ему разложить все свои вещи в шкаф. Шкаф был не плох, как и вся комната, честно — но она настолько была лишена индивидуальности, что ему хотелось плакать. Скаллу казалось, что он попал в хороший, но не самый лучший отель — минимум украшений, стол, пара стульев, зеркало и большая кровать посредине комнаты, пара тумб и шкаф. Все сделано из достаточно качественного белого дерева явно из одного комплекта, но все такое простое и не выделяющееся, что его глазам хочется плакать от непримечательности. Ну ничего, он мог бы с этим работать — Скалл не первый раз заселяется в такие отели. Даже если в этом конкретном случае это не отель. Он раскрывает чемодан, обнажая его плотно забитые вещами внутренности, достает оттуда пару черных футболок — одна летит на стул, начиная на нем драматично свисать, вторая на спинку кровати, напоминая чернильные кляксы на светлом окружении. На стол выкладывается косметика — разумеется, ярко-фиолетовая, потому что фиолетовый, очевидно, лучший цвет. Одну из тумб он отводит под шлем, на второй теперь лежит журнал про автомобили, а открытый чемодан он пихает на середину комнаты, из-за чего пара его носков вываливается и теперь валяется на полу. Скалл косится на пустой шкаф, потом крепит на его дверцу свой любимый плакат, на котором он сам выглядит особенно замечательно — там огни, взрывы, и лазеры, и он с его любимым байком, — и удовлетворенно кивает. Ну что же, его работа здесь закончена. Он еще раз задумчиво оглядывает свою новую комнату, пытаясь понять, чем еще себя занять. Да, устраиваться на новом месте было определенно весело, но это заняло полчаса, а впереди еще целый день, потому что Луче сообщила, что хочет дать им всем время обустроиться, а потому сегодня не будет никаких собраний — кроме, разве что, обеда и ужина. Но сейчас только девять утра, а ему уже нечего делать! Он хмурится. Быть может, ему стоит попытаться пообщаться с его новыми соседями черточка товарищами на миссиях черточка загадочными мафиози черточка геями-метеорологами выберете лучший вариант? Ах, шутка про ЛГБТ-пламя никогда ему не надоест.≪≪≫≫
Кого из своих новых соседей вы хотите преследовать одарить радостью от общения с вами? Пожалуйста, выберите двух. [Фонг] — милый китаец с милой косой. Он был достаточно неплох. [Луче] — Пусть способности Белой Леди жуткие, она все еще крутая девушка и готовит очень вкусные печенья. [Реборн] — Драматичный придурок. Раздражать его было бы опасно. Но весело. [Верде] — Он умный, к тому же он крутой ученый! Он реально смог взломать тот дом, прям как в кино! [Лар] — Крутая женщина, которая, вроде как, за него. Пусть даже она это делает, чтоб побесить Реборна. [Вайпер] — Загадочный туманный плащ. Пока что, у вас достаточно денег для общения с ним. Ваши отношения изменились! Фонг: 11/50 Поздравляем, вы открыли новые способности! Облачная территориальность — это ваше место. Ваша территория. Вы сделаете все, чтоб это показать. Вы знаете все, что происходит на вашей территории, потому что это ваше. Любой, кто будет с этим спорить, получит кулаком в лицо, и это еще хороший вариант. Небесная аура — вы Небо. Не то чтоб вы знали, что это значит. Или даже хотели признать этот факт.