2.5
Скалл мерзнет. Обычно это не привлекает особого его внимания, потому что он, как бы, мерзнет всегда, но сейчас он мерзнет сильнее чем обычно — и не совсем в тех местах, где привык. Он чувствует, как ветер обдувает его слишком пустую голову, как вместо того, чтоб играться с прядями он просто колышет короткий и жесткий, как щетка, ёжик его волос, в бессмысленном усердии, и ему совершенно не нравится это ощущение. Он точно не сможет уснуть, когда его голова практически лысая и круглая, как вареное яйцо. Скалл поднимается с кровати и бредет к макияжному столику — да, он будет выглядеть чрезвычайно нелепо сейчас, привычно накрашенным, но короткостриженым, но он и так позволил увидеть Вайпер его лицо без макияжа, и честно сказать, даже этот факт стоил ему огромных усилий. Скалл… Не является фанатом своего настоящего лица, если быть честным. Он понимает, как это глупо, он знает, что он не урод, он достаточно привлекательный — но макияж, он как щит, его успокаивающая тяжесть скрывает его, позволяя ему акцентировать внимание на том, на чем он хочет, и скрывать те вещи, которые он хотел бы скрыть. Он словно причудливый наряд и блестки фокусника, привлекает внимание, скрывая то, что Скал хочет спрятать. Он смотрит в зеркало и печально поджимает губы. Он хочет спрятать настоящего себя, не так ли? Скалл морщится — вот поэтому он ненавидел долго быть незанятым. Когда он не может занять свой разум хоть чем-нибудь отвлеченным и безопасным, приходит чертов самоанализ — и судя по тому, как ему плохеет каждый раз, самоанализ был не тем, в чем он был особенно хорош. Хотя, быть может, его мысли столь разочаровывающи и усталы потому, что он сам разочарован и устал? Не важно. Ему нужно вернуть свои волосы. И если он сможет взбесить Реборна в процессе, то это определенно будет плюсом к его настроению. Убийца был очарователен сегодня днем, испуганно цепляясь за кресло машины, в панике крича — и Скалл определенно собирается долго наслаждаться этими воспоминаниями. Наверное, он не должен злорадствовать, — но Реборн все же был мудаком большую часть времени, так почему, скажите на милость, он должен его любить? Скалл не бог, чтоб всех прощать и принимать. Хотя, если он придет туда с таким настроением, своих волос назад он точно не дождется. Скалл вздыхает, хлопает себя по лицу, приводя в чувство. Нет, нет, сейчас есть только Великий Скалл-сама, веселый, дружелюбный Скалл-сама, который если и бесит кого-то, то делает это так по-детски, что на него даже толком не получается обижаться. Ах, великий прекрасный Скалл-сама, как много раз он выручал шкуру Скалла из злобных лап продюсеров! Скалл действительно любит его — а еще он чувствует, что если он продолжит рассуждать в том же духе, он заработает себе шизофрению. В любом случае, он уже стоит перед комнатой семпая, стуча в дверь, так что ему можно было бы и прекратить разговаривать с самим собой. Хотя, это все еще весело. Ну, кроме тех случаев с самоанализом. Черт, ему действительно срочно нужно перетащить сюда свои отвлекающие штуки. Дверь перед ним распахивается, и перед Скалл предстает Реборн — и разумеется, он уже выглядит безупречными. На месте и привычный пиджак без единой складочки, и идеально подобранная в тон федоре желтая рубашка, и туфли, начищенные так сильно, что Скалл может видеть в них свое отражение. И разумеется, волосы — черные как смоль, они вновь аккуратно лежат под шляпой, а бакенбарды изящно завиваются, настолько безукоризненно симметричны, что они способны довести до экстатического оргазма какого-нибудь человека, помешанного на порядке. — Отвали, Лакей, — вежливо говорит Реборн ему прямо в лицо, — я сейчас занят. Скалл просовывает левую ногу в его комнату, не желая дать Реборну так просто скрыться. Ублюдок, к сожалению Скалла, лишь ухмыляется и явно специально захлопывает дверь за всей дури, прищемляя ему лодыжку. Скалл скулит от боли, но ногу не убирает, — пусть она все еще болит, как ад, он слишком часто ломал себе конечности, чтоб не справиться с просто неприятным защемлением. На его ноге точно останется синяк, черт, он уже чувствует, как он появляется. — Семпай, — он начинает хныкать, потому что обычно люди не любят плачущих и стараются сделать все, чтоб от них отвязаться, — ты должен вернуть мне волосы, ты обещал! Реборн хмыкает, смотря на него раздраженным взглядом, одним из многих в своей коллекции. — Я ничего не обещал, — говорит он флегматично, с улыбкой наблюдая за его страданиями. Ублюдок явно наслаждался Скалловыми слезами. Он шмыгает носом, обвинительно оттопыривает нижнюю губу. — Но себе то ты отрастил! — он указывает пальцем на возмутительно ухоженные волосы семпая, — и Скалл тоже хочет себе свои волосы назад, ясно? Скалл не уйдет, пока не получит их, так что он требует дать волосы Великому Скаллу-саме! Реборн демонстративно достает пистолет из кобуры, скрытой под пиджаком, дергает предохранитель. — Могу предложить лишь парочку пуль, — с очень любезной улыбкой предлагает он, и Скалла немного передергивает. Он хмуриться и быстро бормочет так, что он, вообще-то, бессмертный. Реборн ухмыляется еще сильнее. — О, но боль ты вполне чувствуешь, я уверен, — заявляет он весело, — так что поверь, я вполне могу заставить тебя пожалеть о твоем бессмертии. Скалл смотрит на него, испуганно сглатывая. Боже, ну что за говнюк, а? И он вытаскивает свой последний, главный козырь, который он держал в рукаве все это время, — метафорически, конечно. — Если ты будешь меня мучить, Луче расстроится! — тараторит он быстро, таращась на Реборна самыми большими глазами, которые только может сделать. Тот хмурится. — И с чего ты взял, что это как-то тебе поможет, а? — произносит он недовольно, но почему-то от него уже совершенно не чувствуется раздражения. Скалл, не желая злить Реборна лишний раз, вежливо проглатывает ответ, что это потому, что киллер определенно неровно дышит к их очаровательной Леди-Боссу. — Я думал, что она будет рада, если мы будем сотрудничать и помогать друг другу, — бормочет он вместо этого, — это же она сказала, что ты мне можешь волосы вернуть… Он показательно смущенно опускает взгляд. Реборн очень, очень презрительно фыркает. А затем он открывает дверь чуть шире, позволяя Скаллу проскользнуть в образовавшуюся щель. Скалл пользуется молчаливым приглашением, быстро юркает внутрь, начиная тут же вертеть головой — ему очень, очень интересно, как же выглядит комната такого… Киллера, как Реборн. Он не знает, что ожидает увидеть — быть может, кучу оружия, быть может, какую-то стопку сверхъестественных загадочных планов, а может быть даже коллекцию отрубленных голов или парочку свежих трупов, завернутых в черный полиэтилен, но нет, — комната Реборна абсолютно чиста. То есть… Слишком чиста. Она выглядела ровно точно так же, как и комната Скалла — быть может, с немного другой расстановкой мебели и цветом постельного покрывала, но различия были столь незначительны, что его на миг накрывает дежавю. Скаллу кажется, что он вновь входит в свою комнату первый раз, и видит эту абсолютную, безразличную нейтральность. Вот только если он сам тут же нарушил ее, стараясь оставить следы своего присутствия на каждой вещи, чтоб при входе все точно понимали, что это его, то Реборна, кажется, вполне устраивала та стерильность равнодушия и безучастности, что присутствовала у комнаты изначально. Черт возьми, даже Верде за те пятнадцать минут, что он помогал ученому обустраиваться, успел хотя бы разложить на столе кучу бумаг и кинуть чемодан куда-то возле стула. Реборн же не оставил абсолютно никаких следов за три дня. — Я не понимаю, — бурчит тем временем киллер, захлопывая дверь за его спиной. Скалл думает о том, не ловушка ли это, потому как судя по поведению Реборна, это все может быть его план по убийству без свидетелей, — что она в тебе нашла, а? Неужели действительно ей настолько сильно нужно облако, а? Скалл хмурится, недовольно оглядывается на него, покатываясь с пятки на носок. Он чувствует себя уставшим на самом деле, — но раздражение придает ему сил, наделяя тем самым типом суетливой энергии, когда ты чувствуешь себя отвратительно от любого движения, но просто не способен остановится хоть на секунду. Это чувствуется отвратительно. Быть может, именно поэтому он не стесняется спрашивать — у него нет сил, чтоб быть культурным. — Я тебе так не нравлюсь, а, — он делает паузу, щелкает языком, и несколько саркастичным тоном произносит, — семпай? Реборн все еще держит руки скрещенными на груди, стоя в явной позе отрицания. Скалл даже не подозревал, что он может выглядеть настолько… Осуждающим. — Почему ты должен мне нравится, а? — Реборн копирует его тон точь-в-точь, в конце даже щелкает языком, — Лакей? Скалл морщиться, потому что, естественно, Реборн будет выглядеть круче, даже когда он использует его собственные фразы. Раздражает. — Ои, семпай! — тянет он еще более радостным тоном, потому что, хорошо, пусть киллер и может быть круче, чем Скалл, но уж талант его в том, чтоб бесить людей, не сможет переплюнуть никто, — неужели ты ревнуешь к Луче-чан, а? Ха-ха, не волнуйся, Скалл не собирается уводить у тебя Белую Леди! Скалл уверен, что Реборн не стреляет в него лишь потому, что не хочет портить собственную комнату, — с другой стороны, взгляд его черных глаз действительно напоминает Скаллу дуло пистолета — они настолько же убийственно пусты и безжизненны, и он неловко ерзает, стараясь скрыться от направленных на него обжигающих черных дыр. — Ты идиот? — спрашивает Реборн практически ласковым тоном, — Скажи мне на милость, почему мне должен нравится громкий раздражающий гражданский придурок, который ведет себя так, как будто он вообще не понимает, где находиться, словно вокруг него лишь детская игра, а? Скалл обиженно вскидывается, смотрит на него, надувая губы, складывает руки на груди. — Эй, я не идиот! — он кричит прямо Реборну в лицо, потому что его слова звучат очень, очень неприятно, — Скалл-сама прекрасно понимает, где он находиться, спасибо большое! Реборн хмыкает, и Скалл чувствует, что он не верит не единому слову, выходящему из его рта. — Правда? — голос Реборна насколько холоден, что буквально обжигает, — Тогда объясни мне, что ты забыл в мафии, а? Ты ведь даже не знал, куда идешь, ты просто пришел в поисках развлечений, разве не так? Скалл молчит, внезапно совершенно не зная, что сказать — потому что Реборн был прав. Он действительно не знал, куда идет. Киллер чувствует его неуверенность, усмехается, наклоняясь ближе, вторгаясь в его личное пространство, буквально нависая над ним. Скалл делает шаг назад. — Так объясни мне, — Реборн урчит чуть ли не ему на ухо, — почему ты возвращаешься? Ты в мафии, тут совершаются преступления, так почему ты продолжаешь приходить, если не ради развлечений? — его голос становится все тише и тише, и Скалл напрягается, стараясь услышать слова Реборна, словно завороженный его голосом, — Почему ты не бежишь, поджав хвост, в свой безопасный, освещенный софитами и блестками ковровых дорожек мир знаменитости, объясни мне, будь добр, какого черта ты тут забыл? Скалл смотрит на него широкими глазами, чувствуя себя оленем, застывшим в свете фар. Если бы он сам знал ответ. Если бы он сам знал. Он ежится, обнимая себя руками, чувствуя, как начинает мерзнуть, не смотря на теплый воздух вечерней Сицилии, втягивает запах клейкой древесной смолы, доносившейся из распахнутого окна и начавших созревать персиков. — И не такой уж мир знаменитостей и безопасный, — фыркает он тихо вместо ответа, просто желая сменить тему, — как будто Великого Скалла-саму никогда не пытались отравить или что-то типа того. Реборн внезапно моргает, и наваждение спадает, будто его и не было — Скалл снова чувствует, что может нормально дышать. — Что? — плоско спрашивает он, смотря на него в упор, но глаза его вдруг уже кажутся не такими пугающими. Скалл дергает плечами, сбрасывая напряжение, и честно отвечает. — Ну, типа… Однажды меня пытались отравить? — он делает паузу, говорит неуверенным тоном, — Ну, Скалл думает, да. В общем, однажды я как-то устраивал фан-встречу, и одна женщина дала мне бокал с каким-то напитком, и я выпил, и мне вроде как кажется, что это была отрава. Реборн не выглядит особо впечатленным. — Ты выпил что-то из случайного стакана, и теперь считаешь, что тебя пытались отравить? — спрашивает он скептически, — Лакей, смею тебя заверить, это не так работает. Скалл пожимает плечами, неловко ежась. Блять, почему он вообще заговорил на эту тему? — Да, но… — он облизывает губы, — вообще-то, у напитка был довольно отвратный вкус. И… — он быстро продолжает, не давая Реборну вставить еще один ехидный комментарий, — Женщина вроде как побледнела и стала кричать, что я демон, потому что не умер, а я должен быть мертв, и попыталась выцарапать мне глаза, и ее пришлось выводить охранникам, и с тех пор я ее не видел. И типа, поэтому Скалл считает, что его пытались отравить, вот. Реборн смотрит на него нечитаемым взглядом. — Так… А что было в том стакане? — спрашивает он наконец, заставляя Скалла вновь пожать плечами. — Без понятия, — признается он честно, — может и ничего. Скалл просто не очень хотел говорить про него копам, потому что если вдруг там все-таки что-то бы нашли, он думает, что объяснять это было бы довольно… Неприятным опытом, вот. Реборн некоторое время смотрит на него, ничего не говоря. Скалл тоже просто молчит, потому что у них вроде как тут диалог, но если честно, он уже начинает немного жалеть, что вообще пришел. — Ну, — говорит киллер наконец, — это было странно. Хотя… Ты вроде как не звучал особо удивленным? Он смотрит на него, вопросительно приподняв бровь, и это позволяет Скаллу почувствовать себя увереннее — по крайней мере, теперь он хотя бы понимает, о чем можно поговорить. — А, — машет он рукой, — это быт знаменитости, семпай. Когда ты известен, про тебя так же знают гораздо больше всяких чудиков, так что со временем ты привыкаешь к безумцам, тусящим вокруг. Типа, ко мне двенадцать раз подходили женщины с заявлениями, что они — мои жены, два раза Скалл обнаруживал, что у него, оказывается, есть дети, причем один мужик был явно старше меня, а еще меня просто неисчисляемое количество раз просили вступить в какую-нибудь религию или пожертвовать на храм. Один раз пытались даже объявить каким-то пророком, прикинь? Мне кажется, это были свидетели Иеговы, но вообще хуй их разберет. Реборн вновь моргает. Скалл чувствует себя еще более уверенным, потому что в таком ступоре он видит киллера первый раз. — Святым? — спрашивает он удивленным тоном, и внезапно кажется Скаллу человеком, а не какой-то идеально выточенной из мрамора ожившей статуей. Скалл кивает. — Ага, прикинь? — он фыркает, — и это при том, что Скалл официально запрещен католической церковью Америки, мол, он плохо влияет на детскую психику, и вообще пришел от Сатаны. Из-за этих придурков Скалл, блять, официально запрещен в Алабаме! — его голос повышается, он возмущенно воздевает глаза к небу, показывая кулак белому потолку, — Я родился в Алабаме, вы, сучки! На самом деле, это о многом говорит. Скалл еще официально возмущается, потому что его реально раздражает факт запрета и вся морока, через которую он вынужден каждый раз проходить, чтоб проехать через этот чертов штат, — так что для него абсолютной неожиданностью становится хмык Реборна прямо над ухом, и внезапно отвешенный ему легонький подзатыльник. Голову Скалла словно обливают очень теплой водой. Скалл дергается, чудом не прикусив язык, но возмутиться не успевает — его голова внезапно становится уж очень тяжелой, и его тянет вперед, когда шелестящие штуки закрывают ему обзор — и внезапно он понимает, что это его собственные волосы. Он вздрагивает, пытается их убрать, смотря на Реборна испуганными глазами из-под отросших прядей, — и видит, как тот довольно ухмыляется. — Я отрастил тебе волосы, — говорит он весело, — так что на выход. И ему вежливо, но неотвратимо, показывают на дверь. Скалл некоторое время просто удивленно таращиться на него, ощущая, как тепло, что, видимо, заставило его волосы отрасти, постепенно проходит, потом понуро опускает голову. Неужели он ухитрился достать Реборна своей болтовней? Типа, обычно его бы это совершенно не беспокоило, но вот семпай отрастил ему волосы, и только Скалл начал было думать, что он не так уж и плох, как Реборн прогоняет его. Это его вина? Он не рискует спрашивать, а потому лишь молча бредет к выходу, стараясь не споткнуться, когда ему не видно практически ничего из-за его вновь отросших волос, — а потому для него совершенной неожиданностью становиться веселый голос Реборна, когда тот окликает его. — И да, Лакей, — говорит он жизнерадостно, прислоняясь к стене, и Скаллу кажется, что в глазах его сверкают веселые желтые искры, — Если уж ты собираешься и дальше оставаться, то тебе стоит разобраться со своим пламенем. Быть может, тогда ты сможешь стать не таким уж и раздражающим. И он нагло захлопывает дверь прямо перед его носом, оставляя Скалла ошарашенно моргать, пялясь в пустоту. Он некоторое время стоит, не зная, как ему вообще реагировать, прислушиваясь к себе — и только поэтому замечает, что ощущение очень теплой воды чувствуется не только возле головы, но и на его левой ноге. Он отходит к другой стене, оглядывается, убеждаясь, что его не видят, — он бы вовсе не хотел, чтоб и остальные считали его идиотом, — и осторожно закатывает штанину. На его левой лодыжке не было никакого синяка. Реборн: +3***
После ужина, на котором все таращились на его волосы, — Скалл собрал отросшие пряди в хвост, но он все еще чувствовал себя очень неловко, привлекая столь очевидное внимание, когда он совершенно этого не хотел, — он просто сбегает в свою комнату, с наслаждением плюхаясь на кровать. Все, что он планировал на сегодня — это свернуться в клубок и спать, но завтра у него будет свободный день, и он должен будет поехать в город, чтоб разобраться с собственной прической. Заодно он бы смог купить пару вещичек для своего маленького хобби, и, быть может, прошвырнуться по некоторым автосервисам, чтоб отвлечься. И, если у него останется время, он даже последует совету Реборна, и, возможно, поговорит с кем-нибудь из его семпаев о том, что же это за загадочная фигня такая — Волшебное Гейское Пламя. Ну, ожидание новой главы немного затянулось. Зато вы теперь знаете… Точнее, не знаете, что было в том стакане! Это того стоит, верно? Извините, я не могу обещать, что такого длинного перерыва больше не повториться, потому что работа, диплом, все дела. Но я постараюсь, честно! А теперь, давайте приступим к любимой части — выборы! В этот раз их целых два! Для начала, вам предстоит выбрать для Скалла хобби. Я считаю, что у него из развлечений не только безумная одержимость машинами — она никуда не пропадет, если что, не волнуйтесь, но нашему мальчику иногда хочется немного отвлечься. Так что я предлагаю выбрать вам ему Хобби, а заодно этот Хобби даст что-то типа «Особенной сюжетной ветки» для какого-нибудь из Аркобалено. Как бонус, понимаете? Но разумеется, я вам не скажу, какое хобби для кого, хе-хе, гадайте. За каким Хобби вы хотите проводить те свободные минуты, которые у вас будут? [Плетение лент] [Фотография] [Резьба по дереву] [Шитье] [Готовка] [Танцы] [Игра на музыкальном инструменте] И еще один выбор. Кого из Аркобалено вы хотели бы расспросить о пламени? Вряд ли вы успеете охватить все за одно занятие, но хотя бы получить адекватную вводную было бы неплохо. [Фонг] — милый китаец, с милой косой. Он уже объяснял вам пламенные штуки, и вы уже спрашивали его насчет пламени, так что убедить его будет не так уж и сложно. [Луче] — Она ваш босс, в конце концов. Кому, как не ей, рассказывать вам о пламени? Она должна взять на себя ответственность. А еще она та, кто смеется с ваших шуток про волшебные гейские огни. [Реборн] — Сам предложил, пусть сам и отдувается. Он, конечно, придурок, но он вроде как отрастил вам волосы, и вы даже не получили пулю в лоб при этом, так что все не может быть так уж и плохо. [Верде] — Он классный ученый! И кажется умным! Так что пусть он, как умный, объяснит вам это самое пламя, потому что сейчас вы, черт возьми, не понимаете, как все это работает. [Лар] — Она суровая, но судя по всему, вы приглянулись ей после этой миссии, так что она наверняка ответит вам на ваши вопросы, и даже не попытается убить при этом. К тому же, она вроде как уже тренировала кого-то, разве нет? [Вайпер] — У вас все еще есть деньги, и этот человек ответит на ваши вопросы, пока они у вас есть, так почему бы не воспользоваться этим? И вы так и не поняли, они телепортируются или нет, так что почему бы не спросить. Поздравляю! Ваши отношения изменились! Реборн: 1/50 (блять мы это сделали, господи боже мой, он даже начал разговаривать более-менее как нормальный человек)