Будни Скалла, абсолютно точно не отоме

      [Поболтать с Лар] — она крутая. Очень. И вы так и не узнали, что там с ее генеральством и армией. Она же не сердится, что вы уронили на нее Реборна?       [Исследовать территорию] — вы в этом доме уже неделю, а до сих пор не засунули нос во все интересные места в округе. Непорядок. Вы хотите знать, что происходит на вашей территории.       3.1       Скалл задумчиво лежит на постели, рассеянно изучая нависающий над ним побеленный потолок. В углу его, рядом с открытым окном, он видит паука, что сейчас радостно оплетает залетевшую в комнату муху своей паутиной, — Скалл представляет, как он радостно ворчит о том, какая хорошая дичь пришла в его волосатые лапки — почему-то голос звучит для него с Техасским акцентом.       Величайшая загадка человечества, почему, когда студии снимают мультфильмы про говорящих животных или насекомых, они наделяют разумом и речью сразу всех — и мух, и бабочек, и пауков, хотя это не просто разные виды, но даже разные… Ээээ… Короче, пауки не насекомые, а членистоногие, вот — он правда забыл, как это называется. А ведь в реальном мире все не так, в реальном мире разумные только люди — так что логично, что разумными должны быть, например, только пауки! Или даже только один вид пауков, — он, лично, ставит на черных вдов. Они крутые.       Скалл вздыхает — он проснулся совсем недавно, и потому прибывал в состоянии, когда спать уже не хотелось, но вставать с кровати и делать вид, что он занимается чем-то важным и полезным, тоже желания особого не было — а потому он старательно представляет, как паук несет муху своей паучьей семейке, готовит какой-нибудь хороший наваристый мушиный супчик и вся его семья садится за стол и дружно кушает вкусное блюдо, обсуждая их планы на день.       Стук раздается в дверь примерно на том моменте, когда младший сын паука рассказывал о том, что у него проблемы в школе, когда паучий учитель по уроку плетения паутины почему-то его невзлюбил, — Скалл дергается, испуганно моргает, подскакивает на кровати. Что, черт дери нужно кому-то от него в восемь утра? Он не повезет их в город, нет, пускай себе такси вызовут, он им не извозчик.       Скалл молчит — стук повторяется, уже настойчивее, и он может расслышать приглушенное женское чертыханье за дверью.       — Давай, гражданский! — Лар повелительно кричит, что вообще-то неудивительно, потому что эта женщина даже молчать ухитряется так, словно приказывает, — Поднимай свою жопу и пошли учится!       Скалл моргает, привстает на постели. Нет, серьезно, какого черта?       Он опускает ноги на деревянный пол, — тепло от него приятно согревает его озябшие пальцы, — медленно садится.       — Семпай, что тебе надо? — он кричит, не желая, чтоб его дверь вынесли ко всем чертям. Стук прекращается.       На некоторое время в комнате повисает тишина, нарушаемая лишь чириканьем птиц за окном, — Лар словно не ожидала, что он отзовется и сейчас мучительно придумывает, что сказать.       — Я хочу научить тебя стрелять, чтоб ты не был абсолютно беспомощным, — наконец объявляет она уже тише, но с теми же повелительными нотками, — так что надевай спортивную одежду и жду тебя на полигоне через пять минут, ясно?       Скалл хмурится, подходит к двери, опирается на стену рядом — ему совершенно не хочется кричать через всю комнату, — очень сурово и значимо складывает руки на груди. Он не даст сломить себя просто так, ясно?       — Семпай, Скалл-сама не сможет накраситься за пять минут, — его голос походит на жалкое хныканье, — он вообще никуда идти не хочет.       За дверью раздается презрительное фырканье.       — Как будто меня это волнует, — объявляет Лар сурово, — ты теперь в мафии, малыш, так что я научу тебя обращаться с оружием, хочешь ты того или нет. И какого черта ты собрался красится, это тренировка, твоя штукатурка превратится в кашу!       Скалл обиженно хнычет. Во-первых, его драгоценный, любимый макияж — это не штукатурка, он сливает на косметику кучу денег не для того, чтоб ее называли так пренебрежительно. Во-вторых, он не особо горит желанием демонстрировать свое лицо окружающему миру. Не то, чтоб он думает, что он уродливый, неа, Великий Скалл-сама офигенно красивый и горячий, вообще-то! Просто… Просто без косметики он не настолько уверенный, так что… Неа.       Лар еще раз фыркает и говорит, чтоб он собирался. Скалл не собирается подчинятся ее приказам, он не ее солдатик! Так что, он все-таки красится, чисто из чувства противоречия — и спускается вниз только через семь минут. Смотрите, какой он дерзкий бунтарь.       Лар смотрит на него, как на идиота, но он глубокомысленно поджимает губы. Потому что косметика — это круто. А он крутой.       — Смотри, гражданский, — Скаллу в руки решительно что-то суют, и он с удивлением и подступающей паникой, понимает, что это пистолет, — это Беретта. Девяносто вторая модель, кстати, самая новенькая, только со станка, цени!       Скалл искренне пытается ценить, — но у него особо получается, если быть честным. Он глупо моргает, смотрит на Лар, неловко улыбается, пытаясь игнорировать тот факт, что, видимо, ему из этого монстра предстоит еще и стрелять. Он осторожно подносит пистолет к лицу, обнюхивает— пахнет оружейной смазкой и порохом. Лар с улыбкой смотрит на него.       — А почему девяносто два? — спрашивает он. На самом деле, ему не особо интересно, но если вопрос сможет отвлечь незваную тренершу от издевательств над его бедной каскадерской тушкой, то он готов пойти на все.       Лар напряглась, — она задумчиво уставилась сначала на него, потом перевела взгляд на пистолет, потом снова на него, и, поймав его недоуменный взгляд, смущенно кашлянула, поняв, что делает.       — Это сейчас не важно, — она говорит эти слова настолько пафосным и пренебрежительным тоном, что Скалл моментально понимает, что Лар тоже понятия не имеет, — лучше стрелять научись.       Очень тяжелый вздох вырывается из его груди, он смешивается с легким летним ветром, стремится вдаль, к абрикосовым деревьям, растущим по краям стрельбища, — ну, как стрельбище, это просто поле, на которое Лар силой своего энтузиазма притащила импровизированную мишень в виде деревянной доски с нарисованными на ней кругами.       — Вот это, — тем временем объясняет Лар, — это рукоятка, туда вставляется магазин, — и она крутит перед его лицом тем самым магазином, — в нем пятнадцать патронов. Для того, чтоб пистолет стрелял, нужно вставить магазин в рукоять, снять с предохранителя и…       — Нажать на курок, да, Скалл, знает, Скалл смотрел фильмы, — говорит он, пытаясь сложить руки на груди, но этот чертов пистолет ему мешает. Но пушку тут же вырывают из его рук.       — Боже, блять, нет! — Лар чуть ли не кричит, когда тычет оружием прям ему под нос, — Это называется спусковой крючок! — она указывает на ту часть пистолета, на которую обычно нажимают, чтоб стрелять, — Курок — это вот эта часть, она ударяет по капсюлю, чтоб порох взорвался и пуля выстрелила, понимаешь? — Скалл вежливо изучает предъявленный ему пистолет, смотрит на «хвостик» у изголовья, который, видимо, и был тем самым курком. Пистолет теперь кажется ему еще загадочнее, он словно насмехается над ним, сверкая своим стальным боком в солнечных лучах.       — Семпай, видишь, Скалл совершенно не разбирается в пушках, — он начинает противно скулить, надеясь, что от него отстанут, — давай мы не будет мучить тебя и меня, и просто… закончим, а?       Кажется, Лар принимает его слова слишком близко к сердцу, словно он бросает ей вызов, — что абсолютная глупость, никаких вызовов Скалл никому не бросает и не собирался, он просто не очень хочет быть настолько рядом с оружием, — но солдатку уже не остановить.       — Бросить все? Что за глупости, гражданский, — говорит она сурово, — я и не таких тренировала, и ничего, начинали стрелять, как миленькие! Один из моих кадетов, чтоб ты знал, в итоге получил звание лучшего снайпера Вооруженных Сил Италии! — на этих словах она вдруг как-то очень светло и ностальгически улыбается, и выражение лица ее становится для Скалла полнейшей неожиданностью. Он настолько поражен блеском ее глаз, что даже практически не сопротивляются, когда пистолет снова суют ему в руки, в этот раз уже с магазином. А еще наушники       — Давай, — командует Лар, — собирай и стреляй.       Из горла Скалла раздается слабый хныкающий звук, но он просто не может сопротивляться женскому энтузиазму, — он со второй попытки вставляет магазин, наводит пистолет на мишень, и, сощурившись, нажимает на спусковой крючок. Ничего не происходит, — только спустя мгновение он слышит над ухом мелодичный смешок.       — Во-первых, тебе сначала стоит снять пистолет с предохранителя, — произносит Лар, когда он наконец открывает один глаз и осторожно косится на нее, — а во-вторых, и это главное, блять, будь добр, смотри куда стреляешь, — звук, который издает Скалл, кажется ему еще более жалким.       Он послушно снимает пистолет с предохранителя, наводит дуло на мишень, — его руки дрожат, и он чувствует, как по его лицу катятся капли нервного, холодного пота. Черт возьми, он не нервничал так даже во время самых опасных трюков! Но сейчас ему очень страшно.       Звук выстрела кажется ему оглушающим, — Скалл испуганно роняет пистолет, сжимается на земле рядом с ним в комок. Ему страшно, — и он даже сам толком не может сказать почему. Лар подходит к нему, — он скорее чувствует ее шаги, чем видит, и старается отползти от нее, опасаясь, что его сейчас будут ругать. Он не хочет, чтоб его ругали, — но поделать с собой ничего не может       — Да что с тобой происходит! — Лар кричит рядом с ним, и Скалл съеживается, как от удара, — Дева Мария, гражданский, приди в себя! — сильные женские руки хватают его, и Скалл вздрагивает, опасаясь, что ему сейчас будет больно.       Но боли нет, — он чувствует холод, но не тот мерзкий холод, что поселился в его костях, нет, это та освежающая, приятная прохлада, что ты чувствуешь, когда выходишь из душного зала на улицу, солнце садится, и ты подставляешь лицо холодному ветру. Пахнет специями, — Скалл может различить куркуму, орегано, базилик, и даже, возможно, перец чили, эти запахи обжигают ему язык, заставляя взбодрится, немного прийти в себя. Он смотрит на Лар, ловит ее взгляд, — и видит, как она, странно сморщив лицо, отводит глаза.       — Я же говорила, — произносит она тихо, — не стоило тебе лицо штукатурить.       Скалл удивленно приподнимает бровь, смотря на нее, потом осторожно проводит пальцем по щеке, — и чувствует влагу. Боже, как отвратительно, наверное, выглядит сейчас его макияж. Он издает расстроенное, щенячье поскуливание, и Лар рядом с ним тяжело вздыхает.       — Я не понимаю, что ты тут делаешь, — произносит она расстроенно, — гражданский, который боится пистолетов, начерта ты вообще пришел сюда, а?       Скалл хмурится. Он не боится пистолетов, он ведь не паникует, — ну, практически не паникует, — когда Реборн стреляет в него. Ему просто не нравится держать пистолет в собственных руках. Он громкий и он убийственный, он причиняет вред, — и Скалл совершенно этого не хочет.       — А что ты тут забыла, а, семпай? — спрашивает он вместо этого, — ты же военная, ну… Обычно военные ассоциируются с защитниками закона и порядка. А тут мафия… Почему ты ушла?       Лар смотрит на него, выпускает его из сомкнутых рук, — и только сейчас Скалл понимает, что они до этого стояли чуть ли не в обнимку, и смущенно краснеет.       — Я не хотела уходить, — говорит она, — я шла на повышение, но какой-то мудак решил, что вместо меня лучше будет смотреться очередной тупой мужик с набитыми карманами, который любит брать взятки, и меня. Ушли. Не то, чтоб с моим военным образованием было много выбора, да и потом, мне уж очень хотелось сказать пару ласковых слов тому уроду, которого поставили на мое место. И той семье, которая его поставила, — она смотрит на него, и взгляд ее красных глаз сейчас настолько холоден и бесчеловечно опустошен, что Скалл даже не решается спрашивать, что она сделала с теми людьми, когда их наконец встретила. Вместо этого он произносит:       — Меня тоже… Ушли, — признается Скалл тихо, — я приехал в Италию, надеясь, что весь шум поскорее утихнет, но все равно, вряд ли я снова смогу вернуть себе все, что потерял. Мне кажется, все ждут, когда я поскорее сопьюсь или снаркоманюсь по-тихому, как бывает у бывших знаменитостей, но хер им! — он поднимает к небу кулак, затем понимает, что делает, — Хотя теперь я здесь… Не знаю. Я не знаю, что мне еще делать, семпай, — он обхватывает себя руками, глядит на Лар исподлобья. Она грустно смотрит на него, потом вдруг встряхивается, сбрасывая напряжения, и показательно весело стукает его кулаком по плечу. Скалл ойкает, больше от неожиданности, чем от испуга.       — Не переживай, гражданский, не дам тебе спиться! — заявляет она весело, — И если ты думаешь, что такими душевными разговорчиками ты сможешь отвлечь меня от тренировки, то нет, даже не думай! Пистолет тебе, судя по всему, не подходит, но раз уж такое дело, то хотя бы покажу тебе, как метать ножи, ясно?       Скалл хмурится, — он все еще не особо хочет учится сражаться или всякое такое, но Лар откуда-то из пустоты извлекает пару метательных ножей, и у него просто не остается выбора.       А еще он теперь чертовски хочет сырную кесадилью. Потому что специями действительно очень вкусно пахнет.       — Семпай, послушай, Великий Скалл-сама…       Лар: +2

***

      К сожалению, на обед их ждало ризотто, — тоже очень вкусное, но все же не кесадилья, поэтому Скалл после обеда сбегает осматривать окрестности, частично успокаиваю свою стремящуюся к кукурузным лепешкам душу, частично — чтоб еще кто-нибудь вдруг не поймал его и не потащил вновь третировать. То есть тренировать.       Он осматривает стрельбище, — снова, но там, на самом деле, ничего не изменилось за тот час с небольшим, что они отсутствовали, даже находит стреляную гильзу. На стрельбище открывается вид с террасы, — он облазит и ее тоже, разглядывая деревянный пол и такие же деревянные столбики, поддерживающие шиферную крышу. С переднего входа есть дорога, ведущая к особняку и гараж с его машинами, — но все остальное место занимает то ли плодовый сад, то ли очень окультуренный лес, куда он постепенно углубляется, нарезая бесцельные круги. С востока от особняка есть небольшая возвышенность, покрытая деревьями и кустами, которые с каждым шагом становятся все более дикими и колючими, но Скалл упорно прется вверх, сам не зная зачем, — возможно, забраться на холм и посмотреть виды оттуда. Он любит залазить как можно выше, а потом осматривать территорию сверху вниз, — что-то глубокое и древнее мурлычет в его груди каждый раз, как он делает это.       К сожалению, добраться до вершины холма ему не удается, — он спотыкается о какую-то корягу, и кувыркается на землю, безуспешно пытаясь сгруппироваться и не расквасить себе нос. К счастью, земля оказывается мягкой. Если подумать, даже слишком мягкой, подозрительно мягкой.       А еще она шевелится под ним и произносит отчаянные ругательства голосом молодого мужчины.       Скалл испуганно взвизгивает, пытается было убраться подальше, — он рос при Голливуде, а не при Иерусалиме, так что вариант с зомби кажется ему наиболее вероятным, — но путается в собственных руках и чужом маскировочном костюме, и только сильнее запутывается. Наконец мужчина, оказавшийся голубоглазым блондином лет двадцати, стряхивает Скалла с себя — прямо вместе со своим маскировочным костюмом, — и возмущенно хмурит брови.       — Какого черта ты творишь, мужик, кора! — восклицает он, обвинительно тыча пальцем в Скалла, — Какого дьявола ты тут забыл?       Скалл смотрит на него, изумленно хлопая глазами, потом переводит взгляд на углубление в земле, которое он смог увидеть только после того, как мужчина привстал на колени, — и понимает, что там расстелен теплый плед, лежит подушечка, и даже какая-то еда, а рядом с мужчиной заметен бинокль. То есть, он здесь явно, явно не случайно.       И что ему делать?       Что вы будете делать? [Попробовать договорится мирно] — этот мужчина кажется компетентным и опасным, и он знает, что делает, а вы явно нет. Тем более, вы все еще очень недавно в мафии, и совершенно не знаете обычаев и традиций. Быть может, это нормально для этих загадочных преступных людей, кто знает? Уж явно не вы. Так что, наверное, нужно попытаться выяснить словами, что тут происходит. [Накричать] — Какой-то черт в маскировке устроился в лесу возле вашего дома, да еще и смеет качать права! Что за беспредел! Он выглядит, как сталкер, а вы очень, очень не любите сталкеров. Этому мужчине стоит знать все, что вы о нем думаете, — и поверьте, вы не будете стесняться в выражениях. [Позвать семпаев на помощь] — Вы без понятия, что происходит, но вы точно знаете, что ваши семпаи довольно сильные, умные и крутые, и они-то уж точно знают, что тут творится. К тому же, зачем решать проблему самостоятельно, когда вы всегда можете переложить ее на чужие плечи? Поздравляем, ваши отношения изменились! Лар: 11/50