***
Свой день рождения парень решил отметить уж как-нибудь по-особенному, и обязательно это должно было быть в милой, родной России, где Хесуса все любили и готовы были отдать тому самые разнообразные подарки. Да и в Америке его тоже не отстебали, кинули кто кэша. Эх, как это хорошо — всеобщая любовь! Но главный свой подарок Губанов решил получить именно здесь. И именно сегодня. Но факт того, что Рома может и не прийти на день рождения — был очень ярым, и этого Лёша допустить готов не был. Поэтому надо чётко всё проверить и придумать. Ну хотя бы познакомиться с ним, ну блин… Хорошо, что есть Эвелон, который всё организовать может. — Да, хочу, чтобы Мокрица на др присутствовал. Хочу лично похвалить главного разоблачителя по Ru.Twitch, понятна моя позиция? И 192, хотя и заподозрил что-то не то, придираться не стал, лишь коротко кивнул и ответил: — Ладно. Будет тебе на днюхе Рома Мокривский. Раз уж ты так этого хочешь… Чтобы не слушать последующих далее обличительных вопросов, стример Хесус быстренько скинул звонок, дрожащими руками бросая телефон на стол. Сердце билось, как бешеное! Казалось, что оно вот-вот выскочит из груди. Рома… он увидит его вживую? И… даже пожмёт его руку? Такую мягкую и непременно тёплую. Или холодную, но всё равно на ощупь очень приятную… Да и сам Мокривский — довольно приятный. Лёша уверен. И за что его судить, если он так сумбурно втюрился в человека через экран? В такой мурлыкающий голос и светлые, длинные волосы?.. Как он дотерпит до начала вписки? И дотерпит ли? Вдруг побежит спрашивать у Эвелона, согласился ли Мокрица на его приглашение? А вдруг нет? А если Вадя не скажет? Или начнёт снова подозрение строить? Господи, как же дожить? А если он прямо на ней сорвётся? Как аккуратнее всё провести? Что делать, напоить его? Согласится ли он? Должен, должен, согласиться… Что же ему делать? Ещё немного подумав и поразмышляв над этим, Алексей решил не паниковать и отдаться воле судьбы. Тем более, что предугадать последующее он сейчас вряд ли сможет. Осталось только ждать. Губанов отлепил от красного лица руки и принялся считать минуты, нервно сжимая тощие коленки, периодически поглядывая на наручные часы. Раз, два, три. Как же долго! *** Среди этой праздничной толпы разве можно найти одного единственного человека? Как иголка в стоге сена. Все, все спешили поздравить Алексея Губанова ака Хесуса, всем надо было его по плечу потрепать, поздравить и вручить очередной презент. Кто-то и просто поздравил. Ну Хесу на это плевать было, он это вообще все из-за своих грешных желаний устроил. Блять… с одной стороны девушки подмахивают ручками, зазывая парня к себе, с другой толпа парней из Бустера, Эвелона и Крида, а прямо перед ним какие-то левые подростки. Откуда те здесь? Явно Жожо притащил. Любитель малолеток, блять. Педофил, не иначе. Но из всех этих людей о том, где же Ромочка Мокривский, ему данную информацию передать мог только Козаков, поэтому Лёша уверенной походкой двинулся к тому. Вадя сразу же его заметил, и приторная ухмылка озарила его круглое лицо. Нет, определённо Хесу не нравится это выражение. — Привет, парни… — как-то не совсем уверенно кинул им подошедший Губанов, внимательно смотря в одну точку. Чертовски хотелось сейчас пить. Может, хлебнуть потом винца? Или вообще обпиться его, потому что, блять, всё это зря было, и Рома Мокривский, по какой-то своей причине, решил вдруг не приходить на день рождения популярного стримера JesusAVGN. Да и смысл тому вообще приходить? Думается, слов восторга и похвалы от всемасштабного разоблачения тот и так наслушался. Так зачем Мокрице приходить сю-да? У Лёши ноги подкашивались. — Что, ищешь Рому? — вдруг резко выдал Вадя, всё ещё продолжая ухмыляться. Вау, неужели у Губанова это так хорошо написано на лице? Если так, то это очень и очень нехорошо. Плохо прям. Но ответить, всё-таки, придётся. Может это как-то поможет? Хес поднял голову на 192, и с надеждой кивнул. — Да. Э… Он-… — Вон он. Обернись. — и Вадик указал куда-то за спину именинника. Возможно, Алексей слишком ждал данного события, потому что когда обернулся в ту сторону, куда Козаков указал, Хесус чуть не вывернул шею. И чуть не шлёпнулся на скользкий пол, эту самую шею, снова же, ломая. Но ему так нетерпелось! О, как же его корябило желание заключить будоражащий зрительный контакт между их однотипными глазами, как же хотелось… пожалуйста, скорее бы! И он… Увидел. Да, он увидел. Но не то, что хотелось. Губанов увидел Рому под ручку с Дашей Юечкой, что смотрела прямо в лицо Хеса и добродушно улыбалась. Ну что ж… этого стоило предполагать. Но он не предположил. Парень скопировал милую улыбку девушки, и двинулся к ним. Внутри будто отпало всё… Ну конечно Мокривский притащит сюда свою жену, как же нет? Они ведь целая семья. Но да и на что он надеялся? Собирался же просто поздороваться, за руку пожать и, может, пару слов тому похвальных сказать. Типа, ты молодец, красиво разъебал и всё такое. Но неужели это всё? Как неприятно… — При-ивет! — у Дарьи личико то такое весёлое, жизнерадостное и светлое, что вгоняет в ступор и стыд. Она сама, будто именинница. Это будто бы её день рождения, а не его. Да и сам Хесус выглядит, как размятый пельмень, постаревший на десять лет вперёд. Ну и как тут не стареть, если его объект симпатии сейчас стоит прямо напротив, и тесно находится прижат к своей возлюбленной? Под ручку шли, рука об руку, глаза в глаза ещё, небось, смотрели. Брр. Это так расстраивает… Хотелось повеситься прямо тут. Рома наконец-то оторвался от не особо громкого лепетания на ухо своей девушке и обратил взгляд на впереди стоящего Алексея. О. Эти глаза… в живую они ещё прекраснее… Тепло прошлось у Хеса по телу от этого взгляда. Нежное, колеблющее. Оно кололо будто, заставляя все фибры разбитой, хрупкой души вновь соединяться воедино, и стремительно оживляло ту разваленную влюблённость, что недавно так старался похоронить её обладатель. Нравился. Рома ему нравился. И пора уже это признать. Мокривский прямо в глаза смотрел, отражая в своём озере какие-то безграничные интерес и любопытство к своей персоне. Что Лёша хотел сказать — он уже и не помнил, но точно знал, что смотреть в них он хочет вечно. И не через экран долбанного монитора. — Ты, экхм… — Мокрица всё-же решил подать голос, заметив, что именинник как-то странно то ли завис, то ли замер, и помахал перед лицом у того рукой. Поняв свой просёк, Губанов поспешил отмереть и сделал лучезарное, радостное лицо, давя приветственную улыбку. — Привет, Лёш. Вот, ты меня… — Рома покосился на покоящуюся у себя на плече Школдыченко. — Нас, пригласил, и вот они мы. — парень неловко приподнял уголки губ, обводя взглядом высокую фигуру Хесуса. Кажется, Роме в его обществе было… страшно? Отчего это? Неужели Эвелон что-то не то сказал? Ну вот, только не это! Нервно сглотнув и подавив тяжёлый вздох, Лёша протянул собеседнику руку. Мокривский повторил его движение и неуверенно пожал. Закрепив встречу рукопожатием, парни отпустили руки, и замолчали. И тут подала голос Юечка. — Ром, я это, напишу пока кое-кому, а ты тут с Лёшей походи, может быть, поближе познакомитесь? — быстренько пролепетала Даша свою реплику и, наконец, освободила этих двоих от своего нелепого присутствия. Ну слава богу! — подумал Хес. Подумал, и тут же настроение как-то поднялось, и улыбка сразу же более живая стала. А вот про Мокривского такого сказать было нельзя. Тот обернулся, помотал осветлённой головой и как-то потерянно посмотрел в сторону Даши. Ничего, пару стаканчиков алкоголя, и Хес выбьет эту дурь у того из башки. Ну, если тот согласится принимать алкоголь у того из рук. Не найдя Юечку взглядом, стример вернул голову обратно, снова же смотря на легенду русского Твича. Ну, так ведь его тоже можно назвать? Рома и трети того, что сделал Хесус, не провернул. Мокривский занервничал. Лёша понял это по закусанной в панике губе и быстро бегающему взгляду голубых глаз, что прыгали из стороны в сторону. Может, он просто здесь никого не знает — вот и волнуется? Алексей объяснял это только так. Ну вот значит и надо сейчас разрядить обстановку. — Ну значит, тк-с. — парень хлопнул ладошками, шально потирая, отчего Мокривский вздрогнул, и изогнул бровь. — Чего так дёргаешься, разоблачитель? Давай, пойдём со мной. Буду тебя спрашивать обо всём. Хочу сказать, что ты прирожденный гений, если ты, конечно, не против. Или у тебя насчёт этого какие-то критерии? — М? Что? — через секунду ответил на это Роман. Видимо, задумался и не заметил, что к нему обращаются. Такой… потерянный. Как ребёнок. Хотелось обнять его и защищать от всего того плохого, что вообще есть. Какие же иногда в голове желания бывают странные… — Ну… Не особо я к лести привык. Может, не стоит. — и на еле дрожащих от испуга губах наконец-то заиграла улыбка. Но больше всего Хес поразился тому, насколько та была робкой. Огосподибоже. Ноги опять сводило и подкашивать его начинало. — Но ты же не против моего общения? Блять. Лёша, кажется, ошибся. Потому что у Ромы лицо тут же холодным стало, и он, хлопая глазами, чуть на шаг от него отошёл. Блять, блять, блять! Вадя, чмо, что-то наговорил, да точно так было! Мокривский выразительно скользнул взглядом по чужому телу и постарался отойти ещё на один шаг. Но Губанов не позволил. Резко вытянув длинную руку, он крепко вцепился в чужую, и дёрнул того на себя. У Мокривского взгляд бешеным стал. — Что т-ты… Отпусти! Зачем я тебе здесь реально нужен? Вадя сказал-… — залепетал высоким голосом Рома. Но Лёша опередил:. — Да мне плевать, что там этот очкарик сказал! Я тебя просто на др своё позвал, что здесь такого? Почему ты какие-то сплетни слушаешь? — Губанов в отчаянии был. Ну что, что он опять сделал не так? Неужели объект его влюблённости ему так сильно не доверяет? Да Лёша никаких противоправных действий не предпринимал! Даже в мыслях не было… Ну, так. Иногда. Но, видимо, Мокрице мозги запудрили капитально, поэтому то он и ведёт себя так. Ну будто Хес его насиловать собрался! — Нет, ты что-то странный. Съеби по-братски, не устраивай драку, а?! — Рома ему не поверил, и попытался из этой мёртвой хватки вырваться. Но все эти резкие действия и рывки руками были абсолютно бесполезны, что Мокривский и понял всего через несколько секунду спустя брыканий. Всё-таки, Лёша был выше, значит — и сильнее. Стало страшнее… Но Губанов не хотел его напугать, более того, ему хотелось своего гостя успокоить и привести в порядок, быстрее внушая, что тому ничего то и не угрожает, и это всё сумбурные речи Вади Эвелона! Ну что тот в это ситуацию полез, а? Просили же: просто Ромочку на день рождения пригласить, деликатно так, и затащить на чужую вписку под предлогом… Да не было никакого предлога! Просто познакомиться! Ну и что с того, что Лёша в него влюблён? Нету в этом ничего такого! И Хесус, яро желая доказать Роме, что тот глубоко ошибается, и делать тот с ним ничего не собирается, затащил парня в соседнюю комнату. Вроде как кальянная. Ну да, судя по вывеске.***
К счастью, в помещение никого не было, и Лёше без свидетелей удалось усадить Мокрицу на красный диванчик в углу. А чего свидетелей? Его стыдливого плавления в компании Романа Мокривского. Хесус шлёпнулся с ним рядом, задирая длинные ноги под себя, и широкими глазами уставился на рядом сидящего Рому. Что сказать? Объясниться? Или признаться? Нет — бред! Мокривский не поймёт же: вытолкает ведь, как котёнка. Значит — первое. Лёша глубоко вздохнул, и открыл было рот, чтобы начать примирительные речи, как подал голос уже Рома. И то, что тот сказал, Губанову не понравилось. — Ты меня изнасиловать хочешь, да? — чужой тембр прозвучал тихо и приглушённо, отчего у Алексея табун мурашек по шее прошёл. Мокривский сейчас так близко сидел, и слишком уязвимым был, что не согласиться с ним было трудно. Хесу его… хотелось. Хотелось потрогать, пожамкать мягкое тело, заставить нежные губы своё имя стонать и кусать, и трогать, и трогать, и кусать его за плечи, за уши и тонкие губы, что сейчас так яро терзает стример, и жутко хотелось сказать да, но… Лёша умеет держаться. Поэтому он лишь отрицательно замотал головой, отодвигаясь от Ромы подальше. Но тот, отчего-то, последовал за ним, тесно сокращая расстояние, и положил свою руку на чужую. Хес подавил желание её одёрнуть. А Мокривский тёплый… Парень мельком заглянул в чужие глаза, раздумывая после сорваться и сбежать из кальянной, но остановился. В сумраке комнаты горело красное освещение, что исходило от тепловой лампы, и этот самый красный свет ярко отражался в голубых глазах стримера, заставляя все фибры Лёшиной души замирать и разрываться, тихо при этом внутрь шепча: Беги, Хесус. Беги, пока не поздно. Пока не повяз в этом болоте надолго. Но Рома держал крепко. Зачем же ему это? Почему он сначала дрожал так, а теперь нервно моргает и застывает, на Хесуса глядя таким взглядом, что у того внизу живота пожар разрастает? А чужие ресницы… и брови… и руки, и щёки… Как же он всё это любит. И как же к нему хочется притронуться… А Мокривский и сам позволяет. На него ложится, и насядает, трогая так грубо, что больно становится даже. Губанов тоже притронуться хочет, но не знает: стоил ли? А можно? Что же, что же ему сейчас делать? — Ты, Хес, парень хороший… Тебе не стоит делать такую ошибку. — и Мокрица, будто чужие мысли услышав, подал свой мурлякающий, сладкий голос, проговоря эти слова Хесу на ухо. А у того от этих слов оборвалось вдруг что-то. Как приговор какой-то на суде вынесли… Будто наступила война, и платформу любимого Twitch закрыли. Или как последнюю шоколадку из лавки забрали… Короче, ужасное чувство. Но затем Рома улыбнулся. А вслед за улыбкой этой придвинулся поближе, и положил руки тому на плечи, мягко сжимая и разжимая, будто пытался массировать. От этих нежных движений Лёшу слегка понесло, и парень уже более уверенней начал глядеть на гостя вопросительным взглядом, ожидая, когда же тот поведает ему: что же это всё значит? Но тот говорить не спешил, продолжая свои манипуляции, и стал опускать руки ниже, лапая уже предплечья, смял тёплую кожу, немного оттягивая и разжимая. Такие приятные движения начинали Хеса даже… заводить. Ласковые касания так расслабляли, будоражили. Лёше хотелось стонать от восторга. Господи, какой Рома… Охуенный. А стример, замечая, какую же реакцию эти его действия принесли, улыбнулся ещё шире, лапая парня всё больше и больше, нагло зарываясь под джемпер. Это действие привело вдруг Губанова в чувства. Нет, нет, так не пойдёт. Он немного оттолкнул того от себя, мотая головой из стороны в сторону. Мокрица удивлённо замер. — Что? — Нет, нет, нет. Ты чего делаешь? Тебе разве нравится то, что я, якобы, хочу с тобой сделать то-то то-то или ещё что-то? М? Нет? Так чего ты мне под джемпер лезешь? — именинник захлопал синими глазами, ставя ноги на пол, и убрал ладони подальше от чужой, но столь желанной личности Ромы Мокривского. Тот отвёл глаза, потом, будто думая о чём-то, поцокал языком и, вернув взор на место, кивнул. — Ну, понимаешь… Ты ведь парень добрый, уважаемый… А -… — закусил губу Мокрица, медленно проговаривая эти слова, будто бы пытаясь Губанов отвлечь. — Так. Добрый, уважаемый, а дальше что? — да, Лёше уже не терпелось реальную причину такого поведения Ромы услышать. Потому что почему это тот ведёт себя вот так вот странно? Трогает его, плечи массирует? Алексею от этого, права таки, очень и очень приятно, но вот настоящую причину услышать он всё-таки хочет. Все-же, Мокривский женатый человек, не так ли это, а? Так что же с ним? Странно всё это, очень и очень странно — Ну потому что меня попросили твою репутацию не портить, и просто тебе… дать. — сказал голосом дрожащим, прерывающимся, и парень как-то весь сам затрясся, потускнел, опустил светлую голову ниже, пряча лицо в сумраке комнаты. — Ч-что? Кто это с-сказал? Эй, Ром, ты чего? Плачешь? Да Губанов сейчас… Он в ярости был! Кто посмел про него такое сказать — нет! Кто посмел такое Роме сказать?! Какая ебаная мразь это сделала? — Не могу объяснить… Просто позволь мне все это сделать. — уже будто сквозь туман звучал голос стримера, вытормаживая и убивая оттого, какой же он был надрывный и печальный… Роман плакал. И был виноват в этом никто иной, как Хесус! Он довёл свою влюблённость до слёз, сделал ему больно. Боже, как же… Как же стыдно! Что же делать? Как этого мальчика успокоить, как прервать его слёзы? — Тихо, тихо, тихо. — не придумав ничего лучше, Губанов стал шептать успокаивающие слова тому на ушко, мягко по плечу поглаживая, и немного неуверенно приобнял. То, что тому сказали: просто кошмар! Если Лёша узнает, кто же это сделал — обязательно всех их повяжет и заставит полы языком драить, лишь бы его Ромочка не плакал! Ну, не его, но… — Заткнись. Давай… просто сделаем это. — Ч-что? — может, стример всё ещё боится? Что эти люди ему наговорили? — Ты не обязан, не должен нич-… — С днем рождения, Лёш. Ничего не понимая, Губанов как-то оказался на том самом красном диванчике лежать, чувствуя головой твёрдую обойму, и широко открыл глаза, быстро хлопая ресницами. А после этого ощутил явно надавившую тяжесть, что тот почувствовал аккурат на выпирающих бёдрах, кои его гость вдруг довольно быстро, плюс резво оседлал, раздвигая чужие ноги, чтобы было ну совсем удобно. Лёша успел только икнуть, как обнаружил на своих губах запретку в виде поцелуя от Ромы Мокривского. Блокнул, по своему обыкновению. У Хеса ноги еле заметно задрожали, когда тот понял, что именно сейчас происходит, и двинулся лицом ближе, приоткрывая рот. Как и оказалось, у Мокрицы действительно были необыкновенно мягкие, нежные губы, коими тот сейчас так маняще обхватывал чужие, дрожащие уста Губанова, облапывая и скользя, проникал всё так глубже, всё глубже, да так, что у Лёши буквально башню срывало, заставляя замирать и засыпать от сладости приятных, терпких ощущений, что на Хесуса сейчас навалились. Парень охнул, затем открыл рот пошире, разрешая чужому языку скользнуть глубже, и пустил в ответ свой, заплетая и поглаживая липкими стенками доселе оного. Губанова честно сейчас понесёт, если Мокривский так целоваться и его трогать продолжит. Но отрываться так не хотелось, и горячо что-то уж слишком было, чтобы как-то хоть прерываться. Парень аккуратно обхватил его за талию, такую нежную и податливую, что поехать даже из-за этого, блять, можно было, и притянул Рому к себе ближе, теснее прижимая того к телу, буквально заставив паренька лечь на себя. Стример что-то невразумительное в его мокрые, истерзанные губы промычал и расставил локти у Алексея над головой, опершись на перила, а затем… оторвался. Прервал их прекрасный поцелуй одним мгновением. И тут же ухмыльнулся. Видимо, на лице именинника отразилось ну слишком сильное разочарование. — Подожди, Лёш, не торопись. Мне надо узнать, чего ты хочешь… Рома ниже к Хесу склонился, и томно выдохнул эти слова прямо в ухо, отчего по телу грязная истома прошла, в сторону своей дикой похоти склоняя, да заставил волосы прямо встать дыбом. Вернее, мысленно встать. Зато встало кое-что другое, и стример явно это почувствовал. Почувствовал и двинул бёдрами так ощутимо, что у Губанова горло слюной буквально забилось, заставляя дышать тяжело и надрывно, что делало боль-но. Но именинник терпел — терпел потому, что это было ну слишком уж сладко. Даже для такого терпеливо человека, как он. Запрокинул голову повыше на перила, шею оголяя, и, вздохнув воздуха побольше, всё-таки набрался решимости и идентичным с ним же шёпотом хрипло ответ протянул: — Шантажируй, мучай, издевайся, внушай, возбуждай, распаляй, дразни, соблазняй… Господи, сделай, пожалуйста, всё, чтобы довести меня до ручки. Рома, пожалуйста... И Рома послушался. Он шантажировал парня снизу своими скользкими движениями языка, мучал его длинную шею редкими укусами, издевался, трогая красивыми тонкими пальцами выпирающий член, внушал тому на ухо самые сладко-льстивые слова, что только придумать мог, возбуждал, придерживая Алексея за подбородок, своими громкими, сахарными стонами, распалял, ёрзая и двигаясь вдоль тела, дразнил того, прерываясь иногда, чтобы посмотреть в нетерпеливые глаза напротив, и долго-долго соблазнял, стягивая с себя джинсы, одновременно с этим снова примкнув к покрасневшим от поцелуев губам, да схватил лежащую на своей талии руку, подкладывая ту под себя. Хесус смотрел на чужие действия словно через туман, устало прикрыв сине-мутные глаза, и носом ощущал заполнившую комнату пробивающуюся смазку, что сейчас явно начинала течь из сидящего на его пальцах парня. Мокрица рвано облизнулся, позволяя себе расслабиться, и протолкнул чужие пальцы в себя глубже, самостоятельно двигая ими внутри, растягивая при этом стенки шире. И таким вот прекрасно-пошлым он был в этот момент, что Лёша уже не смог ни вытерпеть, ни удержаться от того, чтобы не двигать рукой от своей инициативы, но никак не от самого стримера. Ему хотелось трахнуть того, хотелось больше жалобных взглядов из партнёра вытрясти, чтобы, сука, Роме хорошо было, чтобы тот от наслаждения отключался и голос свой мурлыкающий срывал, стоня так надрывно, что самому кончить хочется. Рука двинулась резко, неожиданно, кончики пальцев проталкивая и шевеля ими так понукаемо и нагло, что у Мокривского невольно стон из уст вырвался, побуждая Губанова на действия более резкие и жёсткие, чем до этого. Толчок. Ещё толчок. Ладонь начала пачкаться сочащейся смазкой, что стало мерзко, водянисто стекать и литься под рукав одежды. Но Хесус этого не замечал. Он мог видеть перед собой лишь огромные, плывущие от непрекращаемого удовольствия глаза, что, не моргая, смотрели прямо перед собой на дерзко ухмыляющегося парня снизу, что так безнаказанно сейчас трахал его душу и тело, всего лишь проскальзывая пальцами всё глубже и глубже. У Ромы уже руки потом покрылись и он, не удержав даже мизерное равновесие, свалился на локтях прямо на Лёшу Хесуса, что всё ещё продолжал внутри рукой доминировать, насаживая и проникая всё дальше, всё сильнее вгоняя, и вталкивая в узкие стенки, что добивали Мокривского, выводя до состояния шлюшьего умирания, приносящее лишь оргазм, да изливание. И Рома излился. Сжал бёдра потеснее, на партнёра всем весом навалился, коротко целуя в приоткрытый от возбуждения рот, что пытался хоть иногда дышать, спасая своего обладателя от удушающей смерти, и со всей силы задрожал, трясясь и извиваясь от сладости на чужом теле и рёбрах. У Мокривского голова кругом пошла от такой сильной реакции, что даже мыслить нормально не получалось. В последний раз кое-как простонав Лёшино имя, стример моргнул глазами, и тут же провалился в безмятежный сон, положив Хесусу голову прямо на плечо, да заснул. А именинник, поглаживая того по голове, так и остался лежать, с любовью смотря на нежно приоткрытые губы совершенно чужого для него человека, и иногда их мягко целовал, сминая осторожно-тихо, стараясь разоблачителя не разбудить. Хесус наконец получил то, что и нужно на день рождения дарить, и не жалел даже о том, что не успел кончить. Ведь завтра они с Ромой обязательно проснуться, посмотрят друг на друга и, улыбаясь весело да безмятежно, возьмутся за руки, заберут загранпаспорт Мокрицы и улетят к Губанову в Америку на самолёте, наконец оставаясь одни. Но это будет только пока, а сейчас Лёше хватало просто лежать с ним рядом и печально смотреть в идиллично спящее лицо.