Ахелоид

В первый раз Вовин ахелоид попробовал распустить хвост перед самцом в 18 лет, в компании квнщиков, по традиции принимавших его как родного. В компании был новенький, и этот новенький приглянулся Вове, чья «бальная книжечка» на то время оставалась без единого мужского имени. Приглянулся мускулистым торсом, проглядываемым сквозь красную майку с загадочной белой надписью "Etnic Team Terranova". Приглянулся ростом - Вова едва доходил ему носом до кадыка, и это заводило. И тем как залихватски пел под гитару Щербаковское: "Ни сном ни духом, ни днём ни ночью, стрельбе не внемлю, сижу сдаю." Вова давно не претендовал на лидерство в этой развеселой компании, чьи отсылы и пароли уже наполовину перестал понимать. Череда выступлений и приключений, сделанных и испытаных без него, уводила их все дальше и дальше от Вовы и его глухой тоски в пыльных архивах и на лекциях о римском праве. Поэтому он сидел слегка особнячком, вертел в руках бутылку Heineken и не выебывался особенно. Отпускал хохмочки, когда на него обращались благосклонные, но уже не совсем свои взгляды. Показал пару отвязных па одной девушке, которой был порекомендован как отменный хореограф. И все удалялся, удалялся от компании, из компании, прекрасно понимая что никогда уже не сможет зацепиться за ту оголтелую радость, которой был когда-то КВН. В апофеозе жалости к себе и своему одиночеству, Вова курил один на подоконнике на лестничной площадке. Там его и нашел этот блондин - имя Вова не расслышал в гаме и гвалте начала вечеринки, а теперь стремно было спрашивать. Нашел и попросил огонька. Вова протянул ему издыхающую зажигалку, но она едва родила пару скудных искорок. Тогда блондин (ариец, мля, подумал Вова оглядываю почти платиновую шевелюру с некой смесью зависти и неприязни) нагнулся к нему и запросто прикурил от Вовиной же сигаретки. И тут Вове "что то голову вскружило, захотелось быть с тобой". Да и даже не с ним, а просто БЫТЬ, черт побери! Боже, как долго он сдерживался. Из-за стыда перед отцом. Из-за общепринятого общественного контракта: не рыпайся, и да не рыпаем будешь. Из-за банального страха перед собственной неполноценностью (ну и кто ты после этого?). И еще из-за резонного опасения найти, так сказать, на свою жопу приключений... Но в этот миг слабости – или наоборот, внутренней силы? – Вова тупо захотел Быть. И Стал. В первый момент Вова не вполне осознал что произошло. Зрачки блондина, всего на несколько сигаретных сантиметров от его собственных, вдруг распахнулись черными колодцами. "Привет," пробормотал блондин, обдавая Вовин нос кислятиной пива и кофе. "Ты один?" "Один," подтвердил Вова, и услышал в своем хриплом голосе что-то новое, какую то темную, утробную, вязкую нотку. Блондин подался к нему вперед, как будто его притянули за хомут, и сел рядом на подоконник. Даже не сел, а притиснулся: правая рука зашла Вове за спину и оперлась об стену. Длинные ноги блондин подогнул так, что отчасти "запер" ими Вову в углу. "Ты чей такой?" спросил блондин невнятно. "Н-ничей." "Ай яй яй... Как же это тебя девочки проглядели?.." Блондин слегка отвернулся и выдохнул дым в черный провал неосвещенных лестничных ступенек. "Такой симпотный и ничей..." Вова почувствовал, как нагреваются его щеки от приятного стыда и постыдного удовольствия. Блондин кашлянул, и с его сигареты слетел пепел. Он поднял руку, стряхнул с Вовиных волос хлопья, но не отнял руки, а оставил на голове, поглаживая его как кота. «Какой ты мягкий... гладкий... Я думал, кудрявые волосы всегда жесткие...» Блондин вдруг прильнул губами к его голове. Вова осел об стену и вмиг очутился полностью зажатым в углу. Оконное стекло обжигающе захолодило неприкрытый верх спины - свитер он снял в квартире... Блондин гулял губами по его волосам, затем по лбу, скулам... Вовина неподвижность и замершее дыхание были явно расценены как молчание-знак-согласия. Наконец обветренные губы впились в шею, и Вова шумно, со стоном, выдохнул. Обе сигареты полетели на пол. Блондин прижал его к окну еще крепче, налег всем своим мощным торсом и придавил. Правая рука подхватила Вову под спинку, левая рука легла ему на грудь, где из-под ребер грозилось выпрыгнуть сердечко. Дыша все тяжелее Вове в шею, он не столько целовал его, сколько пробовал на вкус. И вдруг впился зубами, жадно и больно, с каким-то унылым рычанием как будто пеняя на Вову свою несдержанность. Вова попытался выскользнуть, но большие сильные ладони стиснули его предплечья. "Куда... сиди..." прохрипел блондин и опять вгрызся Вове в шею. «Отстань!..» просипел Вова через силу. «Больно, придурок...» Придурок притормозил, потом опять принялся за шею, теперь уже зализывая больное место. Типа извинялся. Потом пошёл вверх к челюсти, долго целовал там, где отчаянно колотился Вовин пульс. Его левая рука залезла под застиранную майку, нерешительно погладила грудь - видимо, блондин и сам не понимал, чего он там искал, но полапал для проформы. А потом без паузы сунул руку за Вовин пояс, ухватил его за булку, и принялся мять и тискать. И тут Вову как окатило холодной водой. Не здесь, подумал он. Не так. И не с этим. Он попытался скатиться вниз с подоконника, но сильные руки поймали его и рывком посадили спереди, между ляжек, сжимавших теперь его худенькие бедра. «Куда ты, масик? Шустрый какой...» Большая шершавая ладонь с мозолями подхватила его под челюсть, и в рот впился жесткий поцелуй. Раскрыв ему губы, а затем и зубы, блондин зазмеился внутрь языком. Вова охнул от неожиданности и тем самым впустил его еще глубже. Блондин простонал ему в рот. «Какой ты сладкий, котеночек... башню сносит...» «Пусти,» слабо попросил Вова, когда они разомкнулись. Рука на заднице сжала его так, что Вова невольно представил, как на коже проступают синяки. «Не-е... ты мой...» Другая рука опрокинула Вову навзничь на подоконник. Блондин навалился сверху, полез Вове в штаны уже спереди, и обнаружил там каменный стояк. «Щас, масик... щас...» бормотал блондин, больно тиская и сжимая, и покусывая Вову в шею, под челюстью, за ухом... Неивестно чем бы все это закончилось, если бы дверь квартиры не распахнулась и не выпустила целую гогочущую ватагу – совершался очередной набег на ларьки. Пользуясь моментальным замешательством своего кавалера, Вова выскользнул из его объятий, стек с подоконника, и влился в компанию, на ходу оправляя задравшуюся майку. Через секунду толпа сомкнулась вокруг него, скрыв из виду застывшего с пустыми руками и пустым взглядом блондина. После этого вечера, Вова вывел для себя правило: никогда не распускать свой ахелоидный хвост перед мужчиной один на один, ибо все мужики - козлы. Включая его самого.