Ахелоид

Вова сгибал уже третьего журавлика, когда в дверь робко постучали. Уронив поделку, он вскочил и прильнул к глазку, чуть не стукнувшись о дверь лбом. За глазком белела тощая шея. Ну же, подумал Вова лихорадочно, ну открывай, дубина, ключи же у тебя... В замке заскипел ключ – убийственно тихо и аккуратно, как будто Жека был домушником, покусившимся на покои королевы в Букингемском дворце. Наконец, дверь начала приоткрываться. Вова посторонился и затаил дыхание, пытаясь унять сердцебиение. Когда в проеме появился кончик Женькиного носяры, Вова шагнул из-за угла и цапнул его за шиворот. Жека застыл, только глаза зеленые выпучились. - Привет, дорогой, - хрипло промурлыкал Вова и втянул его в камеру, захлопывая ногой дверь. - Так ты не спишь? - Не сплю, - подтвердил Вова и неожиданно для себя самого, запрыгнул Жеке на ручки. - Вовка! Ты с ума сошел, нас же видно!.. - бормотал Жека, хотя руки его уже сами собой скрещивались под Вовиным задом. - Не видно! - отрезал Вова и, не сдержав пароксизма радости, влепил Жеке в бритую лысину смачный поцелуй. * * * Когда Вова окончил сагу о своих утренних подвигах, Жека долго молчал и смотрел на него. В желтом свете лампы глаза его отливали прозрачным янтарем. - Ну ты голова, - сказал он наконец. Сказал с какой-то почти грустной интонацией: мол, эх, парень, несдобровать тебе с эдакой головой... Они лежали лицом к лицу на его кровати – в отличии от некультурного Сидорова, Жека аккуратно расшнуровал и снял ботинки, прежде чем дать Вове увлечь себя на матрас и накрыть их обоих расстегнутым спальником. Лежать на боку рядом с Жекой было невероятно уютно, хотя он и пихался иногда по неловкости острым локтем. - Короче, теперь у меня семь часов в сутки свободны от наблюдения, - суммировал Вова. - И что ты собираешься в это время делать? - Как что? - удивился Вова. – Обдумывать побег. - А спать днем? – улыбнулся Жека. - А какая разница? Я тут время суток различаю только по еде. Днем кормят, а ночью - нет. Вот и все. Свет же не вырубают... Жека помолчал, и вдруг стал подниматься и надевать ботинки. - Ты куда? – всполошился Вова. - Я ненадолго, - сказал Жека и выскользнул из камеры. Минут через десять он действительно вернулся. - Что это у тебя? - спросил Вова, привставая на локтях. - Изолента, - объяснил Жека, отрывая кусок. – Дай свою майку. Получив майку, он ловко сложил ее в аккуратный квадрат и приложил к плафону на потолке. В комнате резко потемнело. Отрывая ртом кусок за куском изоленты, он обклеил майку, прикрепляя ее к потолку. С последним куском в комнате воцарилась абсолютная, прямо-таки космическая тьма. Потом в этой тьме появилась желтая стрела света, указывающая в сторону стола, и стал различим Жекин высоченный силуэт с поднятыми к потолку руками. - Так лучше, - сказал он. – Будет типа ночник. - Женька, ты гений, - сказал Вова. Прожив уже несколько дней при постоянном освещении, он вдруг понял как отчаянно соскучился по темноте. - Да ладно тебе... – Жека сел на кровать и принялся опять стаскивать ботинки. Вова не удержался и обнял его со спины. – Всего делов-то, ленту только надо было найти. - Но мне-то даже в голову не пришло так сделать! Я просто себе эту майку по ночам на лицо клал! - Я тебе еще несколько кусков ленты оставлю, - пообещал Жека, поглаживая Вову по рукам обхватывающим его узкую грудь. – Весь моток оставить не могу, завхоз узнает если, голову мне оторвет. Они улеглись опять. В темноте, как это часто бывает, дистанция между ними растаяла: Женька улегся на спину, и Вова прибился к нему "под бочок", смакуя его тепло всем телом, от плеч до ступней, которые он нагло сунул ему под коленки. - Ты чего такой холодный? - тихо спросил Жека, обнимая Вову и ненавязчиво кладя два пальца ему на запястье. - А я по ночам всегда мерзну, - сказал Вова. - Так, так, значит я теперь тебя и корми, и лечи, и постель тебе грей? - съехидничал Жека. - Ты меня вроде в ЗАГС не водил. - Выберемся – свожу, - торжественно пообещал Вова. - Хорошо, что ты сам предложение сделал, а то я не знал как разговор начать. - Ну ты за три дня много успел, я тебе скажу. Так быстро меня в постель еще никто не валил. - Только я тебя сразу предупреждаю, брак будет по любви, потому что по расчету с меня взять нечего. Разве что мою однушку без гаража разменяем на два сарая. - Не фига себе, - сказал Жека. - Вот это разводилово. Я к тебе со всей душой и раскатанной губой, а ты, оказывается, босОта? Ты ж у нас вроде должен быть крутой адвокат? - Стараюсь по мере сил делить время между имущими и неимущими клиентами, скажем так. - Поня-ятно. Борец за справедливость в латаных подштанниках... Последние Жекины слова потонули в душераздирающем зевке, и Вова вдруг вспомнил, что Жека не просто так заскочил попиздеть, а отходит после длинной смены в госпитале, где он один ухаживал за кучей тяжелобольных, и что завтра у него будет то же самое, и все это на фоне хронического недоедания, и что он, Вова, последняя скотина, отбирающая у Жеки и так дефицитный сон своей придурью и болтовней. - Жень, а тебе точно надо возвращаться? - спросил он шепотом, хотя услышать их было некому. - Мне к шести опять к станку, - сонно пробормотал Жека. - А я тебе будильник поставлю. – Вова вынул руку из-под спальника и запикал часами. – Вот, на пол-шестого. Хватит времени? Но Жека уже не слышал его: он спал, мирно посапывая Вове в макушку.