Ахелоид

Некоторое время обомлевший Вова глядел по сторонам, даже оглянулся. Но стволового нигде не было. Как сквозь землю провалился, подумал Вова, и чуть не подпрыгнул. Конечно, он не видел, но если бы был обвал, он бы услышал, ведь это же громко!.. Уже не смотря на лужи, Вова понесся к стене - и еле затормозил вовремя, взмахивая руками как мельница и сыпя камешками в пустоту. Тупик был иллюзорным: в конце тоннеля, стена отставала от земли почти на метр, открывая взгляду бездонную пропасть. Из расщелины слышался стук камешков о породу. Один из них брякнул особенно звонко, и Вова понял, что попал по каске спускающемуся стволовому. Прикусив во рту машинальное «ой, извини», он отпрянул от края, смотря как луч света ощупывает потолок тоннеля. Крапов не окликнул его и на этот раз. Что ж, ну камешки посыпались, бывает. Шахта, все-таки. Какое-то время, Вова стоял и слушал как повизгивает, разматываясь, веревка в металлическом кольце. Наконец веревка остановилась. Вова ждал, напрягая слух, затем протянул руку, и добавил осязание, кладя пальцы на веревку. Ее слегка – еле заметно - вело из стороны в сторону: видимо, Крапов приземлился на новую площадку и теперь выкарабкивался из обвязки. Интересно как глубоко он спустился? Моток веревки был толстый – тридцать метров? Нет, между горизонтами шахты обычно больше. Пятьдесят? Сто?.. Нет, сто метров веревки это наверное очень большой моток... Но может быть это была дополнительная веревка, а главная уже висела? Да какая разница, возразил Вова сам себе. Вот он спустился. Дальше что? Дальше он сделает что там ему надо и поднимется опять. И наткнется на тебя, сидящего тут. Пора идти назад, пока не застукали. Ты давай определись, возразил он себе. Либо ты ему доверяешь, либо нет. Он уже знает что ты заходил к нему в центр в форме, когда должен был сидеть под замком. И он тебя не выдал Маматову. Значит, можно доверять. А раз так, то надо бы его поспрашивать. Кому не знать что за херня тут происходит как не ему? Даже если не расскажет, то все равно терять нечего. Остаюсь, решил Вова и уселся на породу, как оказалось, на мокрое. Подвинулся поближе к краю. Будем надеятся что порода не обвалится, подумал он. Крапов тут по всей видимости далеко не первый раз лазает, значит край держится крепко. Время в темноте тянулось медленно. Вова никогда не пробовал плавать в камере сенсорной депривации, но, сидя в абсолютной тьме на глубине в километр, начинал понимать почему такое состояние может быть жестокой пыткой. Если бы в темноте мерещились какие-то всполохи или огоньки, или слышались непонятные ужасающие звуки, даже это было бы легче перенести. Но вокруг не было ничего – только он сам, и темнота, и, как он знал, на полметра справа от него, веревка ведущая в пропасть. Вдруг в его голове промелькнула идея. Подняв руку к глазам, он нажал кнопку наручных часов и высветил циферблат. Какая-то из этих кнопок должна включить постоянную подсветку... ага, вот. Тоннель озарился бледным зеленым светом. Вытянув руку, Вова осторожно посветил им за край, но не высветил ничего – в воздухе над пропастью не было даже плавающих пылинок. При свете сидеть стало гораздо уютней, да и часы помогли сориентироваться. Оказалось, была всего четверть первого. Подумав, Вова расчистил себе место посуше и поудобнее и пересел на округлый камень, прислонившись к стене. Свет он выключил – нефиг зря батарейки тратить. Теперь когда он понял что может все свободно осветить легким движением руки, психологическая необходимость в освещении сошла на нет. Да и в часах тоже. Надо будет, посмотрю, подумал Вова. Мысль о сенсорной депривации не покидала его. Вот ведь интересно, думал он. Кого-то ей пытают, а богачи заказывают себе по пол-часа или по часу флоатинга в специальных капсулах с водой, чтобы воспроизвести тот же эффект для расслабления и медитации. Депривация одна и та же, соль в том, добровольно ли ты там сидишь... Медитировать Вова не умел – просто органически не выносил долгого сидения на попе. Но сейчас, когда делать было ну уж совсем нечего, можно было и попробовать. Вова закрыл глаза и попытался припомнить как там было в справочнике который ему как-то подарили, типа в шутку, на одной офисной вечеринке. Сесть в позу лотоса ему не удавалось и в идеальных обстоятельствах, поэтому Вова просто скрестил ноги. Теперь надо вдыхать на четыре, держать дыхание на семь, и выдыхать на восемь. И не отвлекаться. Отвлекаться в темноте и тишине было не на что, и после пары минут ерзаний и почесываний, Вова поймал себя на мысли что перестал считать циклы дыхания. Время от времени приходили мысли типа «ух ты, получается!» и желание посмотреть на часы и узнать сколько минут полезной медитации он уже застолбил. Эти отвлекающие мысли Вова облекал в форму одуванчиков и «раздувал» их по ветру собственного сознания. Первое что он услышал, когда перестал осознавать самого себя, был шум воды. Он и раньше сопутствовал ему везде в этой шахте. Но теперь, когда фон отвлекающих мыслей потух, можно было наконец выделить его из окружающей тишины и назвать: вот она, вода. Второе что он услышал было пение.