Ахелоид

После всех переживаний этого дня – задание Маматова, потение в сауне, затем чехарда маек, на минуточку полная рабочая смена, а потом на сладкое разоблачение сверхъестественной личной тайны – Женя был готов упасть ничком на диван и спать сутки напролёт. Живи он как все, он бы наверно сейчас переосмыслял свою жизнь, свои возможности и вообще все, что знал о себе. Но единственная мысль в его голове была радость от того, что завтра ему не придется ни свет ни заря – хотя какой тут свет, какая заря? - короче, не придется вскакивать в 5:45 по ненавистному звенящему облупленно-красному будильнику «Янтарь», все четыре камня ему в почки, и бежать к тяжелобольным, сипящим на своих койках, заранее готовясь к тому, что кто-то из них за ночь уже перестал сипеть... В предвкушении полноценного отдыха, Женя постелил себе на диван чистое белье и разделся до трусов, а не до майки. Только уже под хрустящей простыней и двумя худыми армейскими одеялами, он вспомнил о Вовке. Надо будет первым делом зайти к нему утром, решил Женька. Вот он удивится... Проснулся он от того что по приемной кто-то ходил и тихо разговаривал. - ...умудрился? Чем? – говорил Стас. Женя не разобрал ответ, но узнал знакомый тихий голос Крапова. - Надо почистить и посмотреть, - пробормотал Стас в ответ после небольшой паузы. – Скорее всего, хватит бабочек. Женя приоткрыл глаза. Во сне он перевернулся на другой бок и теперь лежал лицом не к стене, а в приемную. Они стояли так близко друг к другу, что Женьке на секунду показалось, Стас пригнулся к невысокому Крапову и целует его в челюсть. При этом выражение лица у директора Центра, смотрящего куда-то поверх Жениного дивана, было донельзя серьезное, если не сказать печальное. От этой несуразицы Женьке подумалось, что наверно еще спит, только вот вместо Вовки его амурезные сны почему-то показывают ему совсем не то кино. Тут он вспомнил вчерашнее открытие, и только огромным усилием воли не вскинулся в постели: наперсник Маматова наверняка явился за ним. Как они узнали? думал Женька лихорадочно. Наверно, так же как и Стас, группу крови сопоставили. Химики сдали Маматову результаты, он посмотрел, все понял, и послал Крапова, чтобы он меня загрузил в лифт. Повезут меня теперь куда-нибудь в шарашку для опытов. Какой же я дурак; как же Вовка тут один без меня будет... Но ни Крапов, ни Стас не смотрели на Женин диван. И правильно, одобрил он про себя. Я вам не нужен, и вообще я сплю, твердил он про себя; не обращайте на меня внимания. Считайте, нет меня здесь. Наконец, Стас распрямился, и Женя увидел вдоль щеки Крапова кровоточащий порез. Стало ясно, что он прибыл не как посол хозяина, а просто как пациент. Женькина тревожность немедленно уступила место озадаченному состраданию: кто это его так? - Только это? – спросил Стас. - Нет, - коротко ответил Крапов и поднял руки. Даже с дивана, Жене было видно что кончики его пальцев были чем-то измазаны. - Ох, Юра, Юра... – вздохнул Стас, открывая кабинет и зажигая в нем свет. Крапов последовал за ним. К удивлению Женьки, Стас не закрыл за ними дверь, а оставил ее как была, приоткрытой. Думает я сплю, понял Женька. Под светом лампы стало видно что Крапов престранно одет. По-крайней мере, престранно для него. Женька нечасто общался с директором, но всегда видел его только в глаженых брюках, чистой рубашке, и либо в жилете, либо в пиджаке, как будто тот работал не в подземной тюрьме для проебавших все на свете люмпенов, а в столичном филиале зарубежного банка. Теперь же он походил на самого обычного замызганного забойщика, только что лицо было чистое, да и то на шее виднелись пятна. - Так, снимай все это, - велел Стас и включил умывальник. - У меня только лицо и пальцы, - возразил Крапов. - Просто дезинфекция нужна. - Я сказал, раздевайся. Как будто я тебя первый день знаю... Или нет, постой. Стас завернул кран, еще раз осмотрел замызганные пальцы Крапова, крякнул, и сам принялся расстегивать на нем куртку. Жене пришло в голову, что пора бы отвернулся к стенке, либо хотя бы подать признак жизни, чтобы доктор и пациент вспомнили, что тут есть посторонние, но тут Стас заговорил снова: - Ты “уши” деактивировал? - Конечно, - ответил Крапов, высвобождая руки из рукавов. – Но мне подконтрольно только то, что видит и слышит Маматов. Легкое ударение на последнем слове озадачило Женьку. - И на том спасибо, - пробормотал Стас. – Давай, переступай. Он помог Крапову высвободится из грязных штанов, добавив их в растущую кучу грязной одежды за порогом в кабинет. Затем они принялись выковыривать директора из тесной водолазки. Наконец ее сняли, и Крапов остался в белой майке и черных трусах. Когда в общую кучу полетела и майка, Женька остолбенел. Весь торс директора оказался богато расписан черными узорами. Вокруг запястий чернели две толстые линии, напоминающие кандалы; от них вверх к локтям вились еще, где потолще, где потоньше, а на плечах и спине бушевали уже целые растительно-геометрические вихри. Женя и раньше видал на своих сотрудниках-бандитах тату такого типа - кажется, они назывались “трайбл”, то есть племенные - но в росписи по телу Крапова было что-то жутковатое. Видимо, подумал Женя, из-за разительного контраста между исколотым телом и постной личиной. Само тело директора тоже поражало воображение. Он оказался сложен как… тут у Женьки произошла заминка. На героя американских боевиков Крапов похож не был - не вышел ни ростом ни кислым лицом, которое сложно было представить на плакате рядом с полунагой девицей или, скажем, взрывающимся грузовиком. Греческие боги тоже отметались, примерно по той же причине. Крапов был похож, решил Женька, осматривая крепкого, поджарого директора, на легкоатлета решившего на закате малопримечательной карьеры непременно взойти на олимпийский пьедестал, хотя бы и на третье место. - Ну вот, - проворчал Стас. - А ты говоришь 'лицо', 'пальцы'... И действительно, весь левый бок Крапова был ярко-алым. - Та-аак, - протянул Стас и надел стетоскоп. - Уровень боли от нуля до десяти? - Два, - буркнул Крапов, и тут же тихо взвыл, когда Стас прижал к его ребрам колокол акустической головки. - Три... - Крепитации не слышно, - сказал Стас после тщательного осмотра и множества “дыши-не дыши”. - Конечно, рентген сделать ты даже не попытаешься? Крапов молча посмотрел на него. - Если я буду настаивать, возможно он тебя выпустит, - сказал Стас. - Не надо, - сказал Крапов. - Нет смысла. - Как нет смысла? Женьке показалось что Крапов на секунду смутился. - Ну, то есть, дышать не очень больно, на ощупь тоже, а если отпрашиваться, у него могут возникнуть ненужные подозрения, - пояснил он. - А если гемоторакс? - припугнул Стас. - Или пневмоторакс? - Сделаете пункцию здесь. – Горе ты мое… - пробормотал Стас. - Ты точно нигде больше не поцарапался? - Он повертел Крапова за плечи, критически осматривая его идущий пятнами торс. - Разденься полностью, ты же не увидишь сам. Поколебавшись пару секунд, Крапов взялся за трусы, и Женя закрыл глаза по-настоящему, потому что это уже была бы наглость с его стороны. - Повернись, - велел Стас. - Ну, вроде ничего. Ушиб ребер и синяк на бедре, без повреждения кожного покрова. Садись. Повязку делать? - Нет. Пока нет. Холодных пакетов дайте несколько штук, и все. В кабинете воцарилась тишина. В воздухе послышался легкий запах йодоповидона. - И как это тебя угораздило? - проворчал Стас. - Упал, - тихо сказал Крапов. - Откуда? - С трассы вниз. Там станция проржавела. У меня были другие точки опоры, просто я неудачно в выступ впечатался. - Станция проржавела? - переспросил Стас. - Ну, верхняя точка опоры, которую я в скалу забил. - А руки? А лицо? Какое-то время Крапов молчал. - Когда я там был две недели назад, - начал он, - там все было абсолютно нормально. Трасса зачищена, много раз пройдена. Станция должна была стоять годами - вторую не удалось поставить, но и одной должно было хватить надолго. А сегодня там… Там как будто прошло не две недели, а много лет, понимаете? Эрозия по всей трассе, насквозь проржавевшая станция – как будто я этот маршрут пробивал *тогда*, и только сейчас вернулся к нему. Но ведь я проложил его три месяца назад. Я же помню! я лазил по нему много раз, но только в этом году! Стас, я же не мог установить этот маршрут в детстве, правда? У меня ведь тогда ни снаряжения не было, ни навыков..! - Ну тише, тише, мой мальчик… Конечно, нет, как ты мог его тогда установить? - Вот это самое отвратительное, - продолжал Крапов с какой-то тихой свирепостью. - Я не могу больше доверяться своей памяти. Но ничего, ничего... Есть вещи которые не подлежат сомнениям. Двадцать лет назад у меня не могло быть зарубежного снаряжения. Якорь станции был американского производства. Значит, ей не могло быть двадцать лет. И значит, моя память тут не причем. Что-то реально произошло со станцией, и со всей трассой. - Он помолчал и добавил уже другим тоном: - Кстати, из щели меня вытаскивал наш адвокат. - Ну да? Зачем ты его с собой туда потащил? - Да не тащил я его, он сам увязался. Я ему ключ подкинул, на всякий случай. А он успел меня догнать. Шустрый такой…- Жене почудилось что говоря это, Крапов улыбнулся. - Так вот, когда он меня вытаскивал, он на грунте в одной рубахе лежал, на животе. Тоже мог поцарапаться. - Я схожу к нему. Или Женьку пошлю. С ним он точно спорить не будет и даст все что угодно помазать. Так, кажется все. Меряй температуру три раза в день, и никуда не лазай пока не заживет. И никаких тяжестей. А то не дай бог… на, держи. - Спасибо, - сказал Крапов, шебурша чем-то. - А можно еще один? Снова послышалось шуршание. - Опять надо холодные пакеты заказывать, - вздохнул Стас. - То ты в спортзале перестарался, то упал откуда-то… А Степа тебе, небось, взбучку устроил? Послышался странный звук. Женька снова приоткрыл глаза и увидел, что Крапов смеялся - отрывистым, ухающим смехом человека, который давно разучился это делать.