Ахелоид

На урок химии, Юра пришел с небольшим мешочком, в котором обычно носил сменку для физкультуры. По окончанию урока, мешочек остался в одном из шкафов, а ночью Юра опять лез по каналу вентиляции. Уровень дистиллята в самогонном аппарате был очень низок - совсем на донышке; видимо продукт слили тем вечером. Юра погасил электроплитку, отцепил шланг от перегонного куба, и вставил в него полую стеклянную трубку. Другой ее конец он соединил, посредством чёрной резиновой пробки, с колбой в которую предварительно насыпал опилок из мешочка. (На труде они делали запланированные школьной программой скворечники, факт над которым Степа раньше постоянно иронизировал.) Юра зажег под колбой горелку Бунзена и стал смотреть как первые черные пары ползут по стеклянным стенкам. Хорошо бы реторту, подумал он, чувствуя себя немного средневековым алхимиком. Но даже так, все должно получится... На следующее утро он был усталый и невыспавшийся, и все время ловил на себе косые взгляды Степы, который за эти годы уже привык к тому, что Юру тянуло гулять по ночам, но не к загулам почти до подъема. И все же Степа ничего не спросил: то ли боялся ответа, то ли, поглощенный собственным несчастьем, не растрачивал себя больше на праздное любопытство. Последнее звено в цепи Юра выковал из вывешенного недельного списка дежурств, откуда ему мерзко подмигивало определенное имя. Ему улыбнулась удача: выпал медпункт. Дежурство ночным медбратом было самым желанным, потому что давало доступ к кушетке, на которой можно было все это дежурство спокойно продрыхнуть: захотят, разбудят. Вечером, когда Стас уже готовился передать ключи дежурному, Юра заглянул в медпункт, показать свою руку. Стас пожурил его сначала за неосторожность, затем за что не пришел раньше, но осмотрев порез нашел что края сошлись, и можно более не бинтовать. - На редкость ровный и гладкий порез, - сказал он. - Как будто ножом сделан. - Он сурово посмотрел на Юру. - Думаете, я ввязался в поножовщину? - спросил Юра. Стас прищурился. - Надеюсь ты понимаешь, что такое нельзя замалчивать? - Станислав Владимирович, обещаю Вам, что никто не резал меня ножом, - сказал он с усмешкой. - Это я сам себя так ухитрился. Из медпункта он ушел дрожа от нетерпения. Затаившись у стены под перегоревшей лампой, он переждал пока Стас уйдет в свою “палату”, как он именовал комнату в конце коридора где он, как и все они, жил не видя солнца уже три с лишним года. Когда дверь за ним закрылась, Юра тихо подошел к запертой двери медпункта, сел у противоположной стены. Ждать ему пришлось действительно недолго. Сначала в медпункте немного ходили, потом немного звякали стаканом. Потом раздался скрип кушетки. Потом шуршание, снова скрип, и тихие радостные матюки. Нашел, подумал Юра с азартом, и присел на корточки, почти в низкий старт. Бульканье. Звон стекла о стекло. Снова бульканье. Юра посмотрел на часы. Ну же, подумал он. Между первой и второй перерывчик небольшой... И действительно, вскоре бульканье послышалось снова. Тридцать секунд. Сорок. Пятьдесят. Минута. Две. Юра попытался представить себе, что сейчас должен чувствовать дежурный. Сам он еще не пил спиртного, и представлял себе опьянение как некую смесь сонливости, приятной легкости, тошноты, и притупления восприимчивости. А значит, единственной подсказкой для дежурного, что что-то пошло не так, будет… За дверью вдруг брякнуло стеклом об бетон. …слепота. С шумом отодвинулся стул, а затем грохнулся об пол. Послышался неровный, неритмичный шаг; об дверь тоже грохнуло, а потом зашуршало по внутренней стороне. Раздалось дерганье внутренней щеколды. Юра привстал, не отводя взгляда от дверной ручки. Наконец, она крутанулась, и из двери в коридор вывалился дежурный. Возможно, он бы упал, но в этот момент, его подхватил Юра. - Что происходит? - спросил он участливо. - Вам плохо? Давайте я помогу Вам лечь. - Доктора… - прохрипел дежурный, шаря перед собой невидящими, налитыми кровью глазами. - Спирт… - Да-да, я все понял. Пойдемте до кушетки. Подставив услужливое плечо дежурному, он завел его обратно в медпункт и довел до кушетки, укладывая его на тощий матрас. Когда стонущий больной улегся, Юра закрыл дверь и застыл возле нее. Окинув взглядом помещение, он отметил под столом осколки от чайного стакана, а на столе грустно лежащую на боку бутылку из под лимонада Буратино. Количество жидкости на полу давало понять, что большая часть содержимого все-таки успела перекочевать в желудок дежурного. Бутылку эту Юра незаметно упрятал полчаса назад под подушку кушетки, пока Стас возился с настольной лампой, и расставаться с ней было немного жалко: он сам обтачивал к ней пробку, чтобы использовать во время тренировок за неимением термоса, и другой у него пока не было. Тем временем дежурный перегнулся через край кушетки и вяло блеванул. - Все в порядке, - подал голос Юра, проходя в угол и садясь на другой стул. - Все будет хорошо. - Не вижу… ничего, - прохрипел дежурный. - Это нормально. В бутылке было примерно сто пятьдесят миллилитров, плюс или минус несколько процентов конденсации водяных паров. Ты ведь выпил сразу два раза по пятьдесят грамм? Ну вот. Юра достал из кармана вверенный ему малокомпактный ЛОМО Компакт-А, новинку советской фототехники. Фотографией среди оставшихся ребят интересовался только он, старательно изучая оптимальные углы и освещение для классных и индивидуальных портретов в необычных условиях. Ему даже удалось сагитировать начальство отдать ему под фотолабораторию одну из ванных, которыми по какой-то причине пестрел один из дальних коридоров метров за двести от собственно жилых помещений. - В тебе наверно килограмм восемьдесят, - продолжал Юра, переключая фотоаппарат на автоматический режим; вспышки все равно с собой не было. - Значит, восемьдесят миллилитров должно было хватить. Да. Вот. А глаза, это от нейротоксикоза. Отмирание нервных клеток, в том числе и зрительного нерва. За ним следует нефротоксикоз - почки откажут. Ну и паралич, конечно… Юра поправил метраж и нацелил объектив на кушетку. - А ну, попробуй встать. Дежурный дернулся и почти привстал на локоть, - не хватило самой малости усилий. - ...де доктор?… - пробормотал он. - Доктор не придет, - сказал Юра. - Придет патологоанатом. Если бы все это происходило в романе, например каком-нибудь черновике Достоевского, Юра ожидал бы сейчас от себя каких-то разоблачительных речей, или по крайней мере увещеваний грешнику признаться во всем перед смертью и покаяться. Но он примерно представлял себе мысли человека на кушетке, - если можно было считать за мысли каскад физиологических нарушений - и сомневался что в этом мешке боли и ужаса оставалось еще место для саморефлексии. Дежурный скрючился и блеванул опять. Юра сделал снимок. Резкость не обещала быть хорошей, но пленка была свежей, и можно было не скупиться на кадры. К тому же, в измазанной собственными испражнениями фигуре была своеобразная патетика, даже под яркой - ярче чем в остальных помещениях - матовой лампой медпункта. Щелк. - Доктора… Щелк. Юра встал и сделал пару снимков от бедра. Затем он занял позицию напротив кушетки, чтобы умирающий хорошо слышал и чувствовал его присутствие. - Что, херово тебе? - поинтересовался Юра. Щелк. - Сука… - прохрипел дежурный. Его тело сводили судороги; он словно хотел сжаться в клубок, но ноги его то и дело норовили вытянуться. - А ты меня излови. Давай. Ну? Дежурный выгнул спину, поднял руку и попытался протянуть ее к Юре, но быстро уронил обратно. - Отлично. Еще раз? Но дежурный больше не шевелился. Юра подошел вплотную и толкнул его слегка в голень коленом. Реакции не было. Юра осмотрелся - не забыл ли чего, не уронил ли. Все было при нем. Да и не брал он с собой ничего кроме фотоаппарата. Иные следы присутствия - например волосы, если дело до того дойдет - объяснялись естественно: заходил же показать Стасу руку, буквально за пять минут до его ухода. Оставались только отпечатки пальцев на бутылке. Подойдя к трупу, Юра взял его уже остывающую правую руку и несколько раз сомкнул ее на горлышке, а затем по всей поверхности - даже потер ею низ бутылки. Что-то еще… ах, да. Пробка. Ее пришлось поискать - в своих метаниях, слепнущий дежурный закатил ее под кушетку. Положив ее в карман, Юра осторожно приоткрыл окошко двери и посмотрел в коридор. Там стояла тишина. Он вышел и неторопливо направился обратно к общежитию.