Ахелоид

В ванной отведенной под фотолабораторию горел красный свет. Степа сидел на перевернутом тазе, куда Юра обычно наливал проявитель, и рассматривал на свет пленку с их первого звонка неделю назад. - Тебя опять нигде нет, - заметил он, когда Юра вошел в ванную и закрыл за собой дверь на специально установленную им защелку. - Почему? Я здесь, - сказал Юра. - У меня интервью со Стасом было… - На фотках! На фотках тебя нет… - Как я на них мог быть, когда я фотографировал? - Мог бы мне аппарат передать на минуту. Или Инне. Да кому угодно! А то ты только в групповом портрете… Фотографироваться Юра не любил с раннего детства. Сколько он себя помнил, не важно был ли он на фотокарточке один, с плюшевым медвежонком, с другими детьми, или наряженный зайчиком на Новый Год, взрослые смотрели на него и ворчали: - Ну что за унылый ребенок… Особенно унылым Юра себя не считал - бывали и у него вспышки ярких эмоций, и иногда это даже была радость - но консенсус мира был непоколебим: Юра слишком мало улыбается, и этим портит настроение и взрослым и нормальным, здоровым детям. Поэтому по возможности, он старался не оказываться перед объективом, а если надо было, как с групповым портретом, то на заднем ряду, сбоку. - Ты чего так долго? - спросил Степа, сворачивая пленку обратно в рулончик. - Я уже думал, тебя там менты допрашивают… Юра посмотрел на наручные часы. Действительно, он пробыл у Стаса не положенные пятнадцать минут, а двадцать. - Ментов не было. Только Стас, - сказал Юра, вынимая из кармана пиджака пластмассовый цилиндрик. Степа посмотрел на него. - А меня Настя поцеловала! - выпалил он вдруг. Юра, откручивающий крышку, остановился. - Как это? - А вот так! И Степа захлебываясь от волнения рассказал ему о приключении в кабинете литературы. - Походу меня скоро на допрос поведут, - подытожил он. - Все думают это я его убил. Каким образом, хотелось бы знать? Я его что-ли спаивал?.. Юра подумал, закрутил крышку обратно, и спрятал цилиндрик в карман. - Ну, ты же ни в чем не виноват, - заметил он. - Поведут на допрос, расскажешь им все что знаешь. Против тебя же нет никаких улик. - Откуда против меня улики? Я этого уебка с того вечера только в столовой видел. Ты что, тоже думаешь я его убил? - Нет, конечно, - улыбнулся Юра. - Ну слава Богу, хоть ты вменяемый, а то кажется общественное мнение уже определилось… - Следствие не сможет установить за тобой никакой вины. - “Следствие”... Юр, ты как маленький, честное слово. Надо будет, и без улик и без следствия заберут. - Сомневаюсь. Они не любят усложнять себе жизнь. Бритва Оккама работает на нас. - Юра отпер щеколду. - Пошли на ужин. - Подожди, так нафиг ты меня сюда звал? - недовольно спросил Степа. - Что за сюрприз-то? - Потом, - сказал Юра и вышел из ванной. - Еще не готово. Потом наступило не сразу. Несколько дней, шахта продолжала переваривать события. На уроки химии им спустили нового учителя, помоложе и построже. Разговоры о нелепо погибшем Демине постепенно рассеивались в общую атмосферу беспокойного уныния, и на повестку дня возвращались более актуальные темы, как-то: опять пюре сухими комками, сколько можно; свежевыстиранное белье опять перекрахмалили, простыни твердые и хрустят; в коридоре между бараками и актовым залом опять воняет какой-то дрянью непонятной… Юра добавил к башне плат своего Микро-80 новый допаянный модуль: видеоадаптер. Леша отличился во время тренировочного “телеопознания”: опознал греческий Парфенон как Марианский Желоб, причем с коэффициентом уверенности в 0.6, чем жутко развеселил Саню, работающего с ним в тот день в паре. Степа продолжал спать отвернувшись к стенке, и начал хватать двойки в классах за разгильдяйство. Единственный класс где он немного оживал был французский, но и там Инна теперь иногда журила его за задумчивость (“Etienne! Tu es vraiment dans la lune!..”). Ни за Степой, ни за Юрой не пришли с вопросами, и когда Юра явился в следующую пятницу к Стасу на интервью, он узнал почему: оказалось, дело Демина закрыли как смерть от несчастного случая. - Куда ты меня тащишь? - недовольно спросил Степа, когда Юра попросил его отложить ненадолго свои вечерние рисунки (Степа аккуратно срисовывал модниц из старого номера “Бурды” простым карандашом). - Опять в красную комнату? Второй раз хохма - уже не хохма… Юра пообещал что на этот раз все будет. Заперев за ними дверь, он вытащил опять пластмассовый цилиндрик. - Теперь можно, - сказал он, разворачивая пленку. - Теперь тебя больше никто ни о чем не будет спрашивать. Смотри. Он поднял извлеченную пленку на свет красной лампы под потолком. Степа запрокинул голову и прищурился. - Что это? - спросил он. - Демин, - сказал Юра просто. Степа взял у него из рук пленку и начал просматривать кадр за кадром. - Снимки я печатать не буду, конечно, но… - Что это? - опять спросил Степа, уже тише. - Ну Демин же, я же говорю. Там пара-тройка даже неплохо получились. Степа наконец поднял на него огромные круглые глаза. - Ты… его таким нашел? - спросил он с какой-то надеждой. - Да нет, я знал где он будет. Он же нес дежурство в медпункте. Я туда зашел к Стасу, сунул под подушку бутылку, чтобы легко заметить было… Степа выслушал его до конца, потом переспросил про метанол. Юра с некоторой гордостью рассказал и про это: как приметил аппарат в кабинете когда доставал соль, сводить кровь с формы; как допер до метода ликвидации, спасибо Саньке и его любви к Высоцкому; как разбирал и собирал самогонный аппарат, и вторично перегонял и процеживал продукт, чтобы не вонял так, а то ведь если почует, может не купиться… - Было бы легче просто достать метиловый спирт со склада, - посетовал Юра, - но там же не только замок но и часовой… Он вдруг заметил что Степа давно не глядит ни на него ни на пленку, а куда-то в грязный кафельный пол. Юра неуверенно посмотрел на последний кадр. Компакт-А не имел специальной настройки на мультиэкспозицию, но, как Юра уже успел выяснить, иногда делал ее непреднамеренно, капризно вспарывая перфорацию при перемотке. - Смотри, вот интересно получилось, - сказал он робко, указывая пальцем Степе на шедевр сессии. Последние два кадра пленки оказались соединены в один, и у лежащего на кушетке человека проявились четыре руки: две из них он держал по бокам, сжимая в кулаки; третья, полупрозрачная и полусогнутая, пыталась принять его вес; а четвертая, совсем призрачная, хило тянулась к объективу. Степа посмотрел на кадр, потом поднял глаза на Юру. - Ты не рад, - сказал Юра тихо, словно сам себе. - Я думал… - Зачем ты это сделал? - глухо спросил Степа. - Как, зачем? - Юра совсем растерялся. Странный вопрос: зачем? Затем, что иначе было нельзя. Затем, что Демин совершил непростительное. Затем, что Степа стал теперь совсем другим, и на него было больно смотреть. Затем, Юра не мог помочь ему, а мог лишь устранить первопричину его горя. - Это надо было сделать, - наконец сказал Юра. - А это? - Степа сунул ему в руки пленку, как будто вдруг понял что держит в руках дохлую змею. - Я хотел тебя порадовать…- пожал плечами Юра, сматывая пленку обратно. Он уже совал ее в пластмассовый цилиндрик, когда Степа зашарил по карманам. - Что ты ищешь? - Спички, - пробормотал Степа. - Надо сжечь, немедленно. Юра, это пиздец. Что ты наделал… блин, были же… Он вытащил из брюк коробок. Открыв, он вытащил одну спичку, сломал неверными пальцами, выматерился, взял другую, тоже сломал. Юра взял из его рук коробок. - Почему ты хочешь сжечь пленку? Степа ошалело посмотрел на него. - Юр, ты дебил? Ты совсем больной на голову? А если ее найдут? Ты бы еще напечатал их все и надписал внизу, мол, “Я, Юрий Николаевич Крапов, 1970-го года рождения, чистосердечно признаюсь в убийстве Демина, как его там…” - Степа истерически засмеялся. - Ты бы еще транспарант сделал!… Юра вполне мог понять его точку зрения: действительно, это было не вполне осторожно с его стороны. Но риск был сравнительно мал, по сравнению с той радостью которую, он думал, пленка принесет Степе. Оказалось, никакой радости она ему не принесла, а только еще пуще расстроила. - Здесь нельзя жечь, - сказал он, потерянно. - В коридоре противопожарные датчики… - Это все что у тебя от него осталось? - От кого? - От кого, от Демина! - В смысле? Что у меня могло от него остаться?.. - Откуда я знаю?! - вдруг заорал Степа и сильно толкнул Юру в грудь, да так, что тот стукнулся спиной об дверь. - Может, ты ему палец отрезал, как японский мафиози? Может, ты его кастрировал, а яйца по карманам рассовал? Может ты у него сердце вырезал и сожрал? Тебе походу что угодно могло в голову прийти! - Я его только фотографировал, - пробормотал Юра. - Слава те Господи!.. Так, тебе нельзя с этим ходить. - Степа заметался. - Если не выйдет сжечь, значит надо порезать и спустить в унитаз. Я пойду искать ножницы. Сиди здесь и никому не отпирай! Через несколько минут он принес ножницы из комнаты досуга, принял из вялых Юриных рук пленку, и стал неистово кромсать ее. Ножницы скрипели, жевали пленку, и никак не хотели резать. Степа бросил все в раковину, и вдруг зарыдал. Юра остолбенел. - Степ… ты чего…? - В голову начали закрадываться странные подозрения, одно другого ужасней. - Это... это был не он? Я ошибся? Степа поднял на него зареванное лицо и уткнулся в его грудь, обхватив его руками. Он плакал довольно долго, и Юра машинально гладил его по слегка сальным, давно нечесаным волосам. Он ничего не понимал. Наконец Степа поднял опухшее лицо. - Знаешь, я ведь кажется не первый был… Настя… ну, в общем, по-моему он и ее тоже... - Тогда почему ты о нем плачешь? - спросил Юра, не убирая руку с его волос. - Я не о нем плачу. - Степа посмотрел на него, и Юра вдруг почувствовал как близко они стоят друг к другу: он спиной к двери, а Степа у его груди, как будто они танцуют, как взрослые, прижавшись друг к другу… - Я не знал как тебе помочь, - пробормотал Юра. - Защитить я тебя не смог. Оставалось только отомстить. Степа как-то странно посмотрел на него, и вдруг подался вперед и поцеловал. От неожиданности, Юра сжал его сильней, надавливая на затылок рукой, затем сообразил отпустить и обнял за плечи. Поцелуй вышел совсем детский; Степа не раскрыл рта, а так и застыл прижимаясь к Юриным губам своими. Когда он слегка отпрянул, Юра наклонился к нему и сам поцеловал его. - Ты мой лучший друг, - сказал он. - Мне больно, когда тебе больно. Степа бросился ему на шею, обхватил руками и прижался близко-близко. Заходясь от радости, Юра притиснул его к груди, целуя его волосы, а в груди бешенно колотилось сердце… - Обещай мне, что больше никогда не сделаешь… как с Деминым... - сказал Степа, когда они наконец разомкнулись, словно силясь выразить невыразимое. - Даже ради меня. Юра подумал. - Я не могу тебе этого обещать, - сказал он серьезно. - Иногда это единственный выход. Я не жалею , что убил Демина. Его надо было во-первых наказать, во-вторых остановить. - Он подумал. - Ну, или наоборот. - Ты делал это и раньше? Юра покачал головой. - Раньше не было повода. - Даже если будет повод! - Степа прижался к нему всем телом, и Юра чуть не застонал от прилива острой нежности. - Сейчас все обошлось, но тебя так легко могли бы заловить! Ты же так плохо врешь, Юр. Если завтра к нам заявится товарищ полковник и спросит тебя в лоб, “Крапов, ты сержанта укокошил?”, что ты ему скажешь? Он был прав. Врать Юра действительно не умел, предпочитая, если без этого было никак, недосказывать и увиливать посредством хитрой казуистики. Сидеть на стуле против человека в форме и открыто лгать ему в лицо он бы не смог. Степа повернулся обратно к умывальнику и посмотрел на пленку. - Иди на ужин. Я ее порежу на куски и спущу в унитаз. - Ты же видишь, они не режут… Юра одной рукой потряс коробок. Должно хватить. - Распрями ее и держи, - скомандовал он Степе. Тот послушался. Юра зажег спичку и начал осторожно подносить ее под каждый кадр - слишком далеко, чтобы воспламенить, но достаточно близко для того чтобы оплавить. Снимков было всего десять, и Юра сумел подплавить их все, используя четыре спички. - Погоди, - сказал Степа, и остановил его прежде чем Юра зажег последнюю, для кадра с мультиэкспозицией. Он поглядел на красный свет на снимок его мучителя, скорчившегося на кушетке жалким отравленным тараканом. На его лице теперь не было ни слез, ни улыбки, и Юра, с трудом читавший эмоции людей, не мог догадаться о чем он думает. - Дай я сам, - попросил Степа, и Юра взял у него пленку. - Там одна спичка только осталась, - предупредил он. Степа чиркнул несколько раз, стирая серу, и наконец зажег огонь. Постояв с зажженной спичкой, он наконец поднес ее к последнему кадру. Юра не успел и ахнуть, как пленка загорелась. Но Степа уже открыл кран и сунул ее под воду. На месте кадра осталась черная дыра, обугленная по краям. - Блин, пронесло… чуть не спалил контору… - пробормотал Степа и вдруг захихикал. Юра не удержался и тоже нервно засмеялся. С уничтожением пленки, все произошедшее за последние две недели вдруг стало казаться вязким кошмаром, от которого он наконец смог проснуться в реальность. И несмотря на красную лампу, реальность эта играла единственными настоящими красками в Юрином мире: золотом Степиных волос и синевой его вновь улыбающихся глаз.