Священные Клинки

— Пусть подойдет. Манеер даже не смотрит, но Лин глушит ладонью мелодию, плавно поднимается и беззвучно перемещается, чтобы встать на колени с левой стороны от гостя, покорно склоняя голову и рассматривая вышивку на собственных рукавах. Длинные сильные пальцы впиваются в подбородок, сжимают почти до боли, заставляют повернуть лицо к свету. — Милое личико. На девушку похож... Поэтому решил его оставить себе? Лин сквозь дрожащие ресницы увидел, как манеер улыбается фальшиво. — Пока меня не отзовут домой. Я не планировал подавать запрос на его интеграцию. Вторая рука касается шеи, большой палец с силой проходит по горлу снизу вверх. Лин ощущает, что его тянут вперед, и только и успевает перебрать руками и коленями, чтобы в итоге оказаться у гостя на коленях. Буквально. — Конечно, ты можешь попробовать, но запрос тебе не одобрят. Если, конечно, ты не собираешься передать линию наследования своему младшему брату. Мои братья упоминали, что он достаточно талантлив, даже несмотря на то, что младше тебя на несколько лет... Милое личико, к какому виду ты раньше принадлежал? Лин разлепил плотно сжатые губы, но не успел произнести ни слова – длинные пальцы, сжимавшие подбородок, толкнулись внутрь, коснулись языка. Вторая ладонь в предупреждении сжала шею. — Хотя погоди, дай угадаю сам. Вас, низших, как грязи в каждом мире. Что сказали Белые Плащи насчет его? Или ты скрыл свою игрушку от их очей? — Даже мыслей не было. Они присутствовали при зачистке. Пальцы толкнулись дальше, прижались к корню языка. Лин беспомощно сжал ладони на ткани рукавов, борясь с рвотным рефлексом. Если он не сдержится, особенно перед важным гостем, его наказание даже представить будет страшно. Золотые глаза гостя равнодушно изучали его лицо. Лин постарался считать про себя секунды, ощущая, как в углах глаз скапливается влага. На сорок седьмой пальцы из его рта исчезли, чтобы вцепиться в височную прядь. Лин едва успел сжать зубы, борясь с кашлем. — Вижу. Испили мальца до дна, даже волосы цвет потеряли. Только мордашка и осталась. Лэлори-слабосилок, какая жалость... До меня дошли слухи, что кто-то получил себе смеска с темными лае. Надеюсь, никто не додумался его впихнуть в нашу машину? Мы же не хотим вызвать гнев Священных Клинков, верно? Манеер покачал отрицательно головой. — Я слышал от дяди, что смеска отдал кто-то из лиров. В обмен на неприкосновенность своих подопечных... Могу ли я задать вопрос? Лин почувствовал, как пальцы на шее смыкаются, усиливая хватку, перекрывая воздух. — Можешь даже два. Или три. Пока твоя шлюшка может не дышать, я даже соизволю отвечать. — Я думал, что Священные Клинки – это выдумка. Они и правда существуют? Златовласый гость хмыкает, усиливая нажим на его шею. Лин закрывает глаза, чувствуя на щеках бегущие горячие капли. В ушах начинает шуметь. Что будет хуже – его задушат или сломают шею? Что получится больнее и дольше? — Остатки темных лае, недобитые своими же, куда-то провалились. Будет слишком неосторожно надеяться, что они сбежали самостоятельно, без посторонней помощи. Эта сука-Легион под нашим полным контролем, но продолжает молчать и мощностями не делится. Мелкая пиявка из лиров заключил сделку с Проклятым Древом и тоже исчез, будто бы Корень его языком слизал. Благодаря Белым Плащам Память распотрошили свои же лае, и насколько я знаю – сделали это уже раз двадцать, не давая ей даже возможности возродиться. Небесные, Звездные, Огненные – все Клинки под нашим крылом, не говоря уже о плесени вроде Водных или Земных. Первосозданный связан своим же словом о невмешательстве, а лилимы... Эти маленькие паразиты ничего особенного не могут. Особенно после того, как их обманули и вынудили отречься от Проклятого Корня... Сознание начало уплывать во тьму, а чужие голоса и звуки отступали перед шумом собственного сердцебиения. Лин понял, что тело его дрожит от недостатка воздуха, но кто-то держит его поперек талии, не давая отстраниться и даже попытаться вывернуться из хватки душащей руки. — Высшие... Они нам не годятся и в подметки, и скоро Сон пожрет их разумы, как сделал это с дэо. Но темные лае пропали, и поспособствовать этому не мог никто... Разве что сука-Легион успел сделать что-то за нашими спинами. Это маловероятно, но такую возможность отрицать недальновидно. А хромов уже пожрали. Еще в самом начале... Златокрылых мы зачистили до последнего, и через пару сотен лет о них не останется и памяти. — Все Клинки под контролем Белых Плащей. — Но Легион все еще остается двуличной сукой с тысячей глаз, которой Проклятое Древо важнее собственных игрушек. И раз пока он не отдает свои потоки, то это означает лишь одно – они ему нужны для чего-то, отличного от наших целей. Белые Плащи уверены, что часть его разума некоторое время была свободна, чтобы создать Священные Клинки и напитать силой в обход наших блоков и защиты Сон... Он же сумел... Дитя Корня... Перед закрытыми глазами красные пятна сменяли белые, руки и ноги немели, и Лин в агонии понял, что умирает. «Пожалуйста, умоляю, оставь жизнь моему брату!» Все, получается, зря... ...Лин вырывался, крутился, пытался парировать удары. Но шест треснул, когда по нему ударили клинком, а собственный меч даже не позволили взять в руки. Его перехватили – за руки, за шею, выворачивая крылья, дергая за волосы, лишая равновесия, заставляя упасть на колени. — Мы сдаемся, сдаемся! — Крик брата прокатился над головой, дополнительно оглушая. Брат стоял в десяти шагах, выпустив и шест, и клинок из рук, подняв пустые ладони. Лин вывернул шею, рассматривая помятые зеленые перья на чужих крыльях. — Вы проиграли еще до того, как решили противостоять нам. — Лин не видел, откуда появился этот аннерг, но тот вдруг материализовался перед братом. Посмотрел на него равнодушно. — Я же говорил, что это будет бесполезно. — Я... Мы... — Брат сглотнул, облизал разбитые губы. — Мы признаем свое поражение. Мы... Сегодня же уйдем. На север, куда скажете, и клянусь, никто из моей семьи не окажет вам сопротивления впредь. Уйти? Оставив сады, цветники и поля? А как же ульи? И козочки? Пруд с лотосами, над которым брат так трудился последние два года? До заката меньше двух часов, и они не успеют собрать даже вещи, не говоря уже о библиотеке с нотами! А мастерская? Ее что – придется бросить? Тетин ткацкий станок? А кто дядину клумбу польет завтра на рассвете? Лин чуть повернул голову, увидев двоюродную кузину. Лола плакала, прижимая ладони к груди, в то время как серебристое лезвие лежало на тонкой шее. Аннер плавно развернулся, окинул ее холодным взглядом от обуви до рассыпавшейся прически. — Только одна? Проверьте на совместимость. — Он требовательно протянул руку, и ему в ладонь лег странный светящийся голубоватым кристалл. — Жаль. Не подходит. Сначала Лин услышал судорожный крик брата, а потом осознал – на шее Лолы распахнулся алый цветок, растекаясь, пачкая грудь и живот. Закапал рубиновыми бусинами на примятую траву. — Ну ничего не поделаешь, до третьей линьки в машину отправлять смысла нет – на переработку уйдет больше, чем мы соберем. Кто у тебя еще из мелких, зеленокрылый? Брата держали. За руки, за смятые крылья, так крепко, что выдирали перья и вырывали волосы. — Не надо! Не трогай Лина! — Брат захрипел, получив от кого-то удар в живот. Лин ощутил себя замороженным, спящим, онемевшим. Это же... Это же ему все снится. И Лола на траве, вокруг которой расползается красное, и страшно бьющийся в попытке освободиться брат, бледный, с разбитыми губами и ужасом во взгляде. ...Ему ткнули в шею чем-то острым и холодным, перебросили аннергу такой же бледный кристалл. — Какая жалость. — Аннерг вздохнул, покачав на ладони кристалл. — Еще один слабосилок. Что-то влажно хрустнуло, и брат, вывернувшись, упал лицом в траву. Вытянул вперед руки, расправил, распластал крылья. ...Лин с возрастающим ужасом понял, что распластано лишь одно крыло, по спине брата плещется красное, а второе осталось в чьих-то сжатых ладонях. — Умоляю! Только не брата! Не убивай его! Пощади хотя бы его! Пожалуйста, умоляю, оставь жизнь моему брату! Лин стоял там, на коленях, оглушенный, онемевший, с клинком у шеи, и не верил в то, что происходило вокруг него. ...Брат ведь еще утром сказал, что, наверное, придут гости. Кто-то по поводу меда и риса. И день был таким же, что и всегда – с чаепитием, с музыкой вдвоем с братом, с помощью тетушке... Горячая ладонь легла на подбородок, заставила запрокинуть голову до боли и хруста в шее. — И что я получу за то, что выполню твою просьбу? — Равнодушно спросил аннерг, имени которого Лин не знал, вертя его лицо, будто Лин был куклой. Или курицей на продажу. — Все, что угодно! Я все сделаю! Все отдам! Аннерг склонил голову к плечу, и на вечернем солнце его крылья полыхнули белым. Нестерпимо, так сильно, что заболели глаза и Лин зажмурился. Рука скользнула вниз, под сбившийся воротник мантии, коснулась ключицы. Лин дернулся, пытаясь уйти от прикосновения. Не получилось – чужие руки держали за крылья и плечи, продолжали тянуть за волосы. — Так уж и быть. Пойдешь сам в машину. Последним... Помедлишь или откажешься – я лично твоего младшенького выпотрошу. А тебя заставлю все сожрать. ...Лин не видел машины – лишь прозрачный купол чего-то, похожего на гигантское яйцо, чуть ниже самого высокого аннерга. Брат крикнул, чтобы он закрыл глаза, и Лин послушался. Зажмурился, кусая губы и стараясь не начать рыдать вголос. Было страшно, пульсировали болью передавленные веревкой запястья, заведенные за спину, под крылья. Что-то шумело, будто бы пересыпали в стеклянной посудине песок. Что-то тихо гудело. Вдалеке блеяла одна из коз. Гудели пчелы. Где-то стрекотали кузнечики и щебетали воробьи. — Все хорошо, хорошо. Не бойся. — Брат наклонился, прижался губами ко лбу. — Я все сделаю, и тебя отпустят. Возьмешь мой плащ и запасной меч. И флейту тоже. Заберешь деньги из шкатулки – там немного, трать разумно. Постарайся найти безопасное место на севере. Там красиво, но ночью волки. Если что – попроси о защите Клинки... Кто-то дернул Лина назад, и прикосновение оборвалось. — Хватит обниматься, твоя очередь! Лин открыл глаза, уставившись на траву возле коленей. Брат сказал не смотреть. Он не смотрел. Не смотрел, но все равно размытым из-за слез взглядом видел брата, медленно хромающего к прозрачному яйцу. Видел, как яйцо будто бы трескается, пропуская его внутрь, чтобы в следующий миг вновь стать целым и прозрачным. ...Аннерга, что присел на корточки, Лин не видел, пока тот не намотал его волосы на кулак и не повернул ему голову. — Знаешь, а у твоего братца красивое лицо. Такое выразительное... Он так на меня смотрит, даже забавно. Интересно, а какое у него лицо будет с членом во рту? Лин задохнулся, запрокинул голову, силясь вырвать волосы из чужих пальцев. Запястья обожгла веревка, когда он попытался дернуть руками. — Ты обещал отпустить Линаня! — Голос брата звучал глухо. Лин краем глаза увидел, как под его руками прозрачные стены яйца становятся красными. — Ну, ты просил, чтобы я его не убивал. — Лениво возразил аннерг. Лин не увидел движения, лишь удар от пощечины, что обжег лицо. — Не дергайся, а то получится, что твой брат зря умолял оставить тебе жизнь. — У него еще третья линька не прошла! Он еще ребенок! Аннерг, не выпуская волосы Лина, второй рукой вцепился ему в подбородок. Развернул силой к себе, отворачивая от стеклянной машины. Не позволяя увидеть брата. — Почти оперился, так что сойдет. И потом, у тех же людей семнадцать – это уже давно взрослые. Давайте заканчивать, а то голова уже болит. — Белокрылый еще сильнее вывернул ему шею, наклонился к самому лицу. Лин ощутил чужое дыхание на щеке, горячее, яблочное. Брат кричал, кричал, а потом вдруг замолчал. Вот его голос, глухой из-за стекла, бьется в ушах, а вот его уже нет. Только шелест, будто песок сыпется в стеклянной посудине. Шелест был оглушающим. — Учись стоять на коленях. Ты же не хочешь, чтобы брат умер зря? — Он отвел взгляд куда-то Лину за спину. На помятые крылья. — Эту пакость нужно будет убрать. По цвету на плесень похожа. ...Кажется, тогда Лин и закричал – боль расколола его, разбила, как флейту, что упала с высоты на острые камни.