Абсолютно честная ложь

Светло все ещё периодически ругается вслух на Мирона под уставшим взглядом Евстигнеева. Ну а что Ванечка сделает? Пьяное сознание ой как сложно успокоить! — Ну слушай, Вань, не всем же быть такими гениальными как ты. — Вздыхает Вано, не без доли иронии, которую бухущий Светло не выкупает. — А я и не говорил, что Мирон тупой! Он умный, просто ленится строить логические цепочки, а ещё верит на слово. Да и вообще он слишком ранимый! — Ворчит Ванечка, наконец успокаиваясь и садясь на стул. Ему точно хватит сегодня, а желательно и вовсе ближайший месяц не пить. — Погоди, ты щас реально сказал, что Мирон умный? — Не совсем верит услышанному Охра. — Ну да. — Серьезно? — Да! Че ты приебался-то? — Ты до этого недели две говорил, что он идиот и скоро сдохнет! — С чувством говорит Евстигнеев. — Ну я так и про Славу говорю, но я ж не считаю его тупым! Мирон твой меня бесит просто, вот и всё. Но да, он умный. Не туда мозги просто тратит, мне кажется, если бы я ему начал затирать про аннунаков, он бы поверил. — Фыркает Ванечка, открывая форточку и закуривая. — Да ну тебя. — Хмурится Вано, вроде похвалил Мирона, а вроде обосрал — в этом весь Ваня. Евстигнеев заглядывается на Светло, который пафосно выпускает клубы дыма изо рта, будто курит кальян, а не вонючие дедовские сигареты. На самом деле он ими уже так пропах, что Охра даже не замечает особо этого запаха, он даже чем-то похож на самого Ванечку. Возможно тем, что Светло тоже похож на ебаного деда: вечно ворчит, всем недоволен, всех материт и любит приглушить водочки. — Я кароче музыку хочу писать. — Нежданно-негаданно говорит Светло с лицом великого мыслителя. — Музыку? — Музыку. — На что ты писаться будешь? — Не я, а мы. — Что блять? — Я не хочу этим заниматься один. Славу подтяну, Пашку, Андрюху, Егорюню, может там Мишу. — Рассуждает вслух Светло. — Назовемся Ежемесячные! — Бля, кто эти люди? Я кроме Замая и Машнова никого не знаю. — Честно сказать, Охра вобще думал, что у Вани кроме Славы друзей нет. — Ну Замая тож можно позвать, но я про Бабачка Андрея. — Шмыгает Ванечка. — Паша, который битарь, ну Млечный сок который. Чуприянов кароч, из десятого. Егорик это Лучник, из параллели, он ананас ещё в писсуар закинул. Ну и Миша Джиглпуфф. — Пытается объяснить Светло. — Вообще лучше не стало. Ни разу. Только Лучника твоего признал. — Вздыхает Охра, тоже доставая пачку сигарет из кармана. — А как ты там собрался называться? — Ежемесячные, я ж сказал! — Искренне возмущается Ванечка. — Дебил ты блять, я не про название коллектива. — Сам иди нахуй. — Фыркает Светло, всерьез задумываясь над чужим вопросом. — Ну наверное так и буду: Ваня Светло. — Да ну. — Хмурится Охра, делая тяжку и задумчиво смотря в даль. — Ну а как? — Вскидывает брови Ванька, недовольно косясь на своего парня. Тот молчит, очевидно пребывая в мире размышлений, судя по лицу, ну очень серьёзных. Евстигнеев-то сам не особо трезвый, пускай и получше чем второй будет. Неожиданно улыбка налезает на лицо дылды, и он довольно поворачивается на Светло. — Уже боюсь. — Фаллен. — Че блять? — Фаллен Эмси. У тебя на кепочке твоей ебучей, которой ты учителей бесишь, написано Фаллен. Так что будешь Фалленом. — Ввергает палец к небу Охра и расплывается уже в зубастой улыбке. — Бля, Вань, ты гений! — Искренне восхищается Светло. — Фа-ллен. — Растягивает слоги Ванечка, будто пробуя на вкус новое погоняло. — Я кормил кашалота с первого лота, аукцион это икота. — Охра бы подумал, что Светло ебанулся наглухо, и это белая горячка, но рифмованные фразы выходят с таким важным еблетом, что он решает не делать резких движений. — Че блять? — Уточняет, что имел ввиду в потоке сознания Фаллен. — Это будут строчки первого трека! — Ваня, это идиотизм нахуй. — ЭТО ПОСТИРОНИЯ, НЕГРАМОТНЫЙ ТЫ ЧУХАН! — Орёт Ванечка, на что тут же получает в ответ крик португальца из туалета. — Если ты не перестанешь, то я заблюю тут всё. Это отвратно. — Порчи демонстративно кашляет, а Светло обиженно надувается. — Ну и идите нахуй, уроды блять. У вас нет сердца. Так и назову песню. — Фаллен нахмуривается, поджимает ноги и уже молча курит. Молчание конечно золото, но Евстигнеев предпочёл бы серебро. Ему даже стыдно становится, что он вот так загнобил начинания своего парня, но ведь правда бредятина! Однако тишина сталью царапает душу и хочется извиниться, только вот не успевает — отчетливо слышатся стоны. Ванечка с Вано переглядываются с легким ахуем на лице, после заходясь хохотом одновременно. — Бля, быстрее чем мы! — Всплескивает руками Фаллен, на что получает многозначительный взгляд Евстигнеева. Чужие стоны, конечно, смешно, но Вано делает шаг вперед, слегка разворачивает Светло к себе за талию, после глубоко целуя. Всё медленно, чтобы если Фаллен не в настроении, мог отшутиться или пиздануть, но он лишь забвенно следит за чужими движениями и подаётся в ответ. Поцелуй сразу прыгает на уровень жадной страсти, как никак Охра очень хотел этого, ещё часов пять назад, сейчас же и вовсе потихоньку свинчивает крыша. Да и они пьяные — самое время делать то, что обычно страшно или некогда. Ванечка закидывает руку с сигаретой на чужое плечо и думает о том, что всë это ужасно романтично. Дымящиеся сигареты, алкогольное опьянение и тусклый жëлтый свет единственной кухонной лампочки. Возможно у него и больное представление о романтике, но его оно устраивает. Евстигнеев отстраняется и не успевает Фаллен возмутиться, как Охра просит. — Свитер свой дедовский сними нахуй. — Дядя, а что вы будете со мной делать? — Ржет Ванечка, туша хабарик вслед за своим парнем и послушно стягивая одежду. Татуированный закатывает глаза, вновь прислушиваясь к звукам из спальни и слыша, что банкет у тех продолжается, беззлобно улыбается. — Ничего мальчик, только маме не говори. — Щёлкает по чужому носу Евстигнеев, оставляя большой влажный засос на чужой груди. Приятные ощущения тут же широкой волной расходятся по телу, всё начинает невыносимо зудеть, требовать прикосновений чужого влажного рта, а щëки красятся в цвет свеклы. — Блять, ты че творишь, дядь? — Сквозь рваный вдох интересуется Светло. — Сам ты блядь, а я тебя помечаю, что ты — мое. — Как-то слишком по-собственнически рычит Охра, что Фаллен даже смущается. — Да кому я нужен? — Сглатывает Ванечка, закусывая губу от второго засоса, который образуется в опасной близости от соска. Хочется большего, больше прикосновений, ниже, хочется Охру внутри, ближе и глубже. — Ну как же? Ты у меня такой хороший мальчик, такой умный, такой красивый, позарится какая-нибудь сука на тебя, я её убью нахуй. — Шутливо мурчит Вано, сжимая чужую талию большой рукой до покраснения. Получив на это еле слышный стон, Евстигнеев продолжает экзекуцию засосами. — Блять, Вань. — Хнычет Светло, запуская руку в чужие волосы и слегка сжимая её. Перед глазами плывет, нельзя было столько всего мешать, ноги держат на божьем слове, а голова невыносимо тяжелая. — Да-да? — Издевательски переспрашивает Охра, присасываясь к чувствительному животу Фаллена. Тот сразу же дёргается от прилива чувств, закусывая губу до крови. Губки у Ванечки тонкие, прокусить легко. Неожиданно раздается громкое «ЕБАНЫЙ В РОТ» и Евстигнеев тут же поворачивает голову в сторону голоса. Это оказывается несчастный Порчи, который уже зажмурил глаза. — ЭТИ ТАМ ЕБУТСЯ И СТОНУТ ВО ВСЮ, ТУТ ВЫ ОБЖИМАЕТЕСЬ, ДА НУ ВАС НАХУЙ. — С чувством заявляет португалец вновь удаляясь в туалет с многозначительными звуками. Ванечка хохочет, не замечая струйки крови текущей вниз, а Охра закатывает глаза, слизывая алую жидкость с чужого лица. За этим следует еще один влажный поцелуй, лапанье за задницу, а после Вано как ни в чем не бывало отстраняется и закуривает. — Э блять, и все? — Возмущается Фаллен с бугорком на штанах. — И все. Нечем тебя ебать, Ванечка, ни презиков, ни смазки, ни места. Если бы была хотя бы смазка, ещё можно бы было, но так нет. — Довольный собой мурчит Охра, а Светло так и хочется дать ему по роже. Ванечка злобно выдыхает, натягивает свитер и важно фыркнув куда-то уходит. Евстигнеев провожает его взглядом, после слыша отчётливое «голубки ебаные». Фаллен заходит в комнату, заставая нежащихся Славу и Мирона, театрально кривя ебалом, под смешок Машнова. Стоять на ногах ему сложновато, две мдмашки и куча алкоголя это не резиновая жопа. — Раскладушку дай. — Вежливо просит Ванечка у друга, очевидно пребывая в опущенном состоянии духа. — Спать хочешь? — Уточняет слегка устало Карелин. — Да. — Кивает Фаллен, глядя за рукой Славы. Она указывает на шкаф. Светло туда заглядывает, берет заветную горизонтальную поверхность и еле держась на ногах выходит в коридор, ставя место будущего сна на пол и выдыхая. Раскладушка еще никогда не казалась такой тяжелой. Охра тяжко вздыхает, видя и слыша страдания Светло, сооружает держатель для сигареты из вилки и спешит на помощь к пьяному долбоебу. Он молча берёт раскладушку и доносит её до кухни, пока Ванечка ругается и говорит, что сам бы справился. — Хуявился. Вань, ты бы стену быстрее разъебал, чем её донес. Не выёбывайся и ложись. — Закатывает глаза Евстигнеев, разглядывая чужие, блуждающие по кухне глаза. Устал видимо, столько-то пить! — Подушку принеси. И ко мне ложись. — Фырчит Фаллен, оценивая держатель никотиновой зависимости и беря в руку сижку. Вано конечно недовольно цокает, но мысленно радуется, что Ванечка всë-таки успокоился и идёт спать. Заходя в комнату к все также сидящим на подоконнике Славе и Мирону, он учтиво интересуется. — Подушку где взять можно? — С кровати бери, можешь и одеяло забрать. — Бурчит Машнов, не отпуская из сцепленных рук уже-лысого еврея — Я надеюсь вы там ни на что не накапали. — Подъебывает Охра, подхватывая и подушку и одеяльце с кровати. Слыша напоследок хмык от Яновича, он возвращается на кухню, к Ваньке, который уже сидит на раскладушке. — Всё, давай баюбай. — Констатирует Евстигнеев, кидая подушку Светло и плюхаясь рядом с ним. Раскладушка очень маленькая, но всё лучшем чем ничего, и Вано укладывается, притягивая на свой грудак уже сонного малолетнего алкоголика.