Покорить себя

Кто придумал такие низкие двери? Цукишима едва ли не прикладывается лбом о железный корпус, но вовремя пригибается, устало зажмурив глаза. Толпа просто невозможная. Этим страдают все мегаполисы, но Токио – настоящий мрак. Сколько здесь население? Тринадцать миллионов? Создавалось ощущение, будто на вокзале собралась ровно половина, если не больше. Рост, конечно, знатно выделял его из толпы, но по ногам все ещё наступали чужие каблуки, а солнце светило точно в глаза – видимо, чтобы не расслаблялся. А Кей и так не мог. Да, признание Куроо сделало его ношу чуть легче, но это не исправляло их сложную ситуацию. Вот встретятся они сейчас и что дальше? Что изменится? Пускай они и будут ближе, это, наоборот, вероятнее станет инициативой к новым ссорам, после которых в итоге произойдёт очевидное и крайне удручающее событие. Ведь сколько Цукишима не противился вслух, в мыслях он ценил возникшие давно чувства и не мог от них отделаться, сколько бы не пытался. А он правда пытался. И вот эти детали, вроде отсутствия уточнения по поводу конкретного кофе, моментальная реакция и все-таки произошедший звонок с сонным «Доброе утро, Цукки» – тяжело представить момент, когда в одно самое обычное утро станет ясно – Куроо больше не позвонит, уже поздно что-то менять. — Цукишима! Голос звучит откуда-то с боку, и Кей ищет глазами тёмные волосы в причудливой причёске, проталкиваясь сквозь толпу. А тот стоит как ни в чем не бывало: ухмыляется точь-в-точь, как когда они виделись в последний раз, держит обещанный стаканчик с кофе да ненавязчиво поглаживает мятую толстовку, что по знанию выдавало нервозность. Нервничает, значит? Как будто это Тецуро перечеркнул свою жизнь одним только решением. И Цукишима справедливо отдаётся пессимизму, потому что чертовски устал и хочет спать, а не вот это все. Кей делает несколько неуверенных шагов вперёд, но этого оказывается достаточно – медленно расходящаяся по своим углам толпа подталкивает его ближе. Чемодан неприятно трещит, вероятно, все-таки где-то треснул пластик, а ручка чуть ли не выпадает из рук из-за вспотевших ладоней. И это, блять, так глупо. Они просто смотрят друг на друга, как два идиота – они и есть два идиота – среди удушающих звуков и натурального человеческого давления, в ожидании, пока кто-нибудь заговорит первым. Дети и то активнее будут – прорвутся к социализации, не боясь последствий. — Зачем приехал? — шум вокзала поглощает любое сказанное слово, но Куроо будто заранее знал его вопрос – моргнувшие в такт глаза бесстыдно насмехаются над его предсказумостью. — Я же сказал, что привезу кофе, — говорит так – так – очевидно, протягивая упомянутый стаканчик, — Латте маккиато с четырьмя ложками сахара. И тон у него такой будничный, и говорит как ни в чем не бывало, и смотрит ровно вперёд, не задевая чужих глаз – Куроо весь, как на иголках, едва не трясётся, переминаясь с ноги на ногу. Цукишима долго молчит, зарывая как можно глубже свое трусливое желание сбежать обратно, и даже оборачивается – поезд только что отошёл от станции. Встретиться лицом к лицу оказалось намного страшнее, чем рисовал себе мозг, а Кей никогда не считал себя трусом. До сегодняшнего дня. — Он стоил мне сорока минут в очереди, просто возьми и идём, — Тецуро не выдерживает затянувшейся паузы и подходит ближе. Длинные пальцы неуверенно вклинивают стаканчик в чужие руки, практически незаметно оглаживая бледную грубую кожу, а после тянутся перехватить чемодан. Цукишима реагирует первым и сразу идёт – срывается – на выход, точно зная каждый уголок вокзала. Куроо чертыхается где-то сзади и спешит нагнать парня, устраиваясь рядом. Расстояние точь-в-точь метр, не меньше, но они все также далеки друг от друга. Несколько минут тишины напрягают сознание. Они просто идут по заполненным улицам, не зная точки окончания маршрута, и каждый думает будто о своём. Кей медленно пьёт кофе, мысленно надеясь, что оно поможет ему проснуться и выдержать остаток дня, а Куроо.. Кто его знает? Его взгляд не выражал ничего, хотя скрывал за собой страшно много. Сомнения редко когда вырывались наружу, каждый был словно у себя на уме – говорить все и одновременно ничего так странно, когда отношениям уже не первый год, а они все оставались на несчастной первой стадии. Тёмный переулок встречает неожиданно: Тецуро резко хватает юношу за запястье и заводит за угол. Чемодан едва поспевает за резвым темпом, натыкается на мелкие камни, а кофе выплескивается на руку – Цукишима недовольно шипит сквозь зубы: — Да стой, пока я не вылил его на тебя. Слова срабатывают моментально – Куроо останавливается, удивлённо оборачивается на него, видимо, совсем забыв про стаканчик. Они смотрят друг на друга с минуту, забывшись в блесте радужки глаз, пока Тецуро не срывается в обманчиво спокойном тоне: — Ты мог бы сказать. «Шпарит не кофе» – резко понимает Цукишима, отпуская ручку чемодана. Это все совесть. Ничтожно глупая совесть. — Я не хотел давать пустую надежду. Вероятность того, что меня приняли, была слишком мала. Я не.. — Ну да, конечно. Ты издеваешься? Для поступления в другой город нужно сделать столько всего, это не решение трех минут! И ты, блять, просто молчал. Сколько это длилось? Месяц? Два? Год? Просто.. — Куроо замолкает, вплескивая руками, потому что тон хрипло скачет то туда, то сюда, — Скажи мне правду. Или для тебя и это много? — Какого черта ты выставляешь меня виноватым? — чужие слова задевают, кулаки невольно сжимаются в гневном порыве, — Я собирался сказать, но знаешь что? «У меня скоро семинар, буду готовиться, давай в следующий раз», «ой, я забыл, что ты собирался приехать и договорился встретиться с другом», «меня позвали глянуть матч нынешнего состава некомы, не хочу пропустить, приеду позже»! Сначала ты открыто говоришь мне, что встреча с каким-то там другом тебе важнее, чем увидеться со мной, а сейчас возмущаешься? Серьёзно? — Конечно, а что мне оставалось делать? — делает шаг вперёд, тыча пальцем юноше в грудь, — Я.. Я не хотел тебе мешать, у тебя ведь экзамены! Ты хотел поступать в сендайский и заниматься своим любимым делом, какое я вообще имел право появляться тебе на глаза? Цукишима удивлённо смотрит на Куроо, недопонимая сути сказанного. Как будто они играют в глупую игру, где нельзя определённо сказать, одна ли у них мысль или разная. — Что ты вообще несёшь? Причём тут моё поступление и твои отговорки? — Да как ты не понимаешь! — Куроо заметно повышает голос, притягивая Кея за грудки пальто, — Я хочу, чтобы мы были рядом! Хочу просыпаться вместе по утрам, пить этот твой отвратительно сладкий кофе, завести кота, делать домашку, играть в волейбол, проводить ночи кино, дарить тебе шоколад на четырнадцатое февраля, точно зная, что ты будешь ругать меня весь остаток дня, но на белый день все равно подаришь ответный. И это будет самый вкусный шоколад в моей жизни! Но тут.. Ты говоришь, что собираешься остаться в Сендае, и все мои планы рушатся. Все становится бессмысленным. Я думал, что со дня на день мы расстанемся, а сейчас берёшь и приезжаешь! Ты, блять, просто.. Поцелуй – что-то странное. Грубый, смазанный, резкий – все чувства, скопленные чередой недосказанностей, рвутся наружу через язык тела. Они стоят посреди какого-то незнакомого закоулка абсолютно одни, кусают друг друга, разрывая губы клыками, и кричат. Кричат от безысходности и усталости.