Ноябрь. Среда. 2:41
Город Зеркал — Улица фонарей
Нико разбудил голос альфы. Эванс кричал ему что-то, но Нико не слышал, он только чувствовал на своих плечах руки альфы, ощущал, как его трясут, как мотается собственная голова на худой шее. Слух словно бы отключился, словно бы его не существовало, а некоторые другие ощущения были притуплены, нервные окончания — обрублены. Нико постарался приоткрыть глаза, но веки оказались невозможно тяжёлые. — Что со мной? — Собственный голос доносился издалека. Грубая судорога внезапно привела в чувство. Нико ощутил, как будто его вытаскивают со дна реки. Он на мгновение вынырнул, увидел над собой мост и двоих, сидевших на нём, услышал их разговоры, как они болтают, увидел порванные кеды своего знакомого незнакомца и свои домашние штаны, но секунда и руки Эванса утянули его опять под воду. — Нико! — Голос альфы, такой громкий, что даже больно. Нико снова открыл глаза. Взгляд скользнул по комнате вокруг. Она расплывалась, кружилась и сходилась в одной точке где-то за Нико, а обернуться ему не давал Эванс. С трудом сфокусировав взгляд на его лице, рассматривая каждый изъян ровной, бархатной коже, рассматривая строгие черты альфы и неясные болотные глаза, Нико на мгновение зажмурился. Старший альфа, такой красивый, такой желанный и притягательный, сейчас был так близко, что Нико не хотел слушать его слова. Он только испуганно вздрогнул, когда альфа снова его встряхнул. — Нико, послушай же меня! — Нет, оставь, оставь это, брось! — внезапно для себя же зашептал Нико. Он вскочил, оттолкнул альфу, но споткнулся. Тело отказался слушаться, на мгновение все ощущения вновь покинули Нико. Альфа лишь понял, что плашмя падает, как безвольная кукла. Но внезапно его кто-то подхватил, не дал упасть. Чужие руки болезненно впились в живот, хотя это был лишь жест помощи. Нико скрипнул зубами и встал ровно, вновь оглядываясь. Внезапно вокруг встал кабинет психотерапевта. Стены обступили, потолок надавил, заставляя опуститься в кресло. Незнакомец одёрну мятую рубашку на плечах Нико, смотря ему в глаза и щёлкая перед ним пальцами. Щелчки отозвались громом где-то на краю сознания, Нико дёрнулся, испугался. Сердце билось до того быстро, что показалось, будто трясётся комната, до того сильно, что книги падают с полок безликих шкафов. — На меня смотрите, на меня, — доходчиво, как для умственно отсталого, заговорил психотерапевт, встав перед Нико и отвлекая его. Мир вокруг внезапно остановился. Альфа посмотрел в глаза мужчине потерянным взглядом, постарался подняться, но под руками незнакомца вновь сел, не отрывая взгляда от его глаз. Жилетка терапевта внезапно стала вытягиваться, пока не представилась медицинским халатом, а потом халат вновь уменьшился и превратился в жилетку. — Безумие какое-то, — зашептал Нико, протёр глаза и огляделся. На краю зрения почудились странные тени, а через мгновение одна из них отделилась, приблизилась к альфа, беря его за волосы. Тёмный силуэт стал преображаться, а неразборчивое лицо собралось в знакомые лёгкие черты, ухмылку и серые глаза, взрослую усталую красоту, испорченную и влюблённую. Знакомый незнакомец, от него пахло сигаретами и перегаром, наклонился к Нико, тихо говоря: — Это всё в твоей голове, милый, где же твой стрёмный свитер? — Нико! Смотрите на меня! — Психотерапевт резко одёрнул Нико, схватил его за плечи. — Это всё в Вашей голове. — Вы меня пугаете, — негромко сказал альфа, наклоняясь чуть назад, отстраняясь от незнакомца. — Что происходит, почему я здесь? Снова что-то почудилось, на краю зрения встали силуэты. Обступили Нико, кто-то из них толкнул кресло и оно упало на спинку. Альфа до звона в ушах ударился головой и мир на мгновение отключился, замер. И внезапно снова закружился, как только кто-то рывком вновь поставил кресло нормально. Нико тяжело открыл глаза. Он был дома, но сидел у себя на кровати. Голова безумно болела, но перед альфой медленно раздевался Эванс. Сознание на секунду отключилась, а затылок перестал болеть. Нико очарованно посмотрел на альфу, дыхание встало комом в горле. Старший казался Нико донельзя прекрасным, что тот готов был посчитать себя недостойным такого человека. По одному только слову Эванса, альфа снял футболку, откладывая её в сторону. Обнажённого торса коснулась странная устала прохлада. Плечи показались столь голыми, словно бы с них содрали кожу. Эванс улыбнулся, смотря на слабо подрагивающие руки Нико, на его гладкую кожу, изошедшую мурашками. Эта ласковая, непривычная улыбка напугала, но и набросила пелену приятного успокоения. Старший альфа опустился на постель, заставляя Нико упасть на простыни. Горячие ладони легли на плечи младшего альфы, заставляя вздрогнуть. Смущённая краска прилила к щекам, Нико прикрыл глаза, но и резко распахнул. Эти грубые, ласковые руки сжали горло альфы. Нико вцепился в запястья Эванса, стараясь вырваться. Давление ударило в виски. Голос охрип. Всё тело онемело. Нико отстранённо ощутил, как руки и ноги ему не повинуются, их словно бы отняли. — Ненавижу тебя. — Голос Эванса прозвучал через плотный слой ваты, но ударил в голову так сильно, как сам альфа встряхнул Нико, не выпуская его горло. Сам Нико снова отстранённо ощутил, как его голова безвольно мотнулась на худой шее. Он закрыл глаза, теряя последнюю связь с телом, но внезапно Эванс снова его встряхнул. Ощущения вернулись, переменились, сместились, как сместились руки альфы с шеи Нико на его плечи. — Это всё не реально! Запомни, это всё не реально! — крик такой громкий, что едва ли можно разобрать слова. Нико постарался закрыть уши руками, спрятаться, но мгновенно всё стихло. Ощущения, восприятие вернулись. Альфа словно получил своё тело обратно. Оно, с задержкой, но повиновалось. Оно чувствовалось. Все чувства вновь обострились. Снова открывая глаза, веки тяжёлые, а свет и вовсе слепит до боли, Нико с трудом сел. Его трясло, сам он был бледен. Обоняние наконец-то уловило собственный запах можжевельника. Да, пахло можжевельником и озоном. Взгляд скользнул по привычной угловатой комнате, чисто прибранной. Шторы были задёрнуты неплотно. Почему-то именно они привлекали больше всего внимания, а не Эванс, стоявший подле кровати. Только после его аккуратного оклика, Нико медленно перевёл на альфу взгляд. Эванс внезапно показался таким незнакомым, будто переменилось в нём что-то. Кожа потеряла бледность, к ней даже вернулся здоровый цвет. Болотные глаза приобрели ясность, а взгляд — внимательность. Медленно рассматривая альфу, Нико с задержкой понял, что его сердце не замерло, не разболелось и не заплакало. Ему просто было безразлично. Глубокое желание быть нужным именно этому человеку, потребность в его внимании и любви — всё внезапно отошло на задний план. Низменные желания перестали тревожить, ревность и обида оставили. Кажется, Эванс что-то говорил, но Нико его не слушал. Альфа посмотрел на электронные часы, стоящие на тумбочке подле кровати, на дату. Понимая, что потерялся во времени и во всём мире, Нико тихо улыбнулся и снова лёг в постель. — Прошло полторы недели, а я и не заметил, не смешно ли? Эванс нахмурился, присаживаясь на постель. Для него это были самые сложные полторы недели, за которые ему пришлось осознать, кто создавал хоть какой-то уют в их доме, кто следил за порядком, занимался домашними делами. Всё висело на Нико, а стоило ему вдруг выпасть из мира, запереться в себе и забыть о настоящем, как всё стало рушиться. Эванс и подумать не мог, что он зависим именно от Нико, что без этого альфы его мир разрушиться. И то ли вина сдавила горло Эванса, то ли испуг. Перед собой он увидел не друга детства, а кого-то другого. Этот маленький человек был не похож на Нико. Когда Нико превратился в... такое? Когда его глаза потускнели, а лицо потеряло всякое выражение, словно бы не лицо человека, а настоящая кукла. Что заставило на самом деле сильного альфу бросить всё, но каждый день проводить у себя в комнате, забывать о еде, об учёбе. Тоскливая худоба Нико пугала чуть ли не больше, чем нежелание побыть вместе. Понимая, что теперь уже сам замечает нехватку внимания от такого, казалось бы ненужного атрибута жизни, как заботливый и верный друг, Эванс снова заметил свою беспомощность и слабость. — Нико, вставай, — попросил он, стараясь добиться от альфы хоть какого-нибудь взгляда. Нико не ответил. Альфа постарался до него достучаться, а затем ещё. Пока Нико не сел, поправляя грязную футболку. Пальцы чуть не запутались в полностью растрёпанных, давно не расчёсанных волосах. Но это Нико не волновало. Почти голубые глаза, посеревшие, поднялись к Эвансу, заставляя его вздрогнуть. — Оставь меня. Закажи себе шлюху, купи спиртного, а меня оставь. Мне не хочется тебя развлекать, видеть, — заговорил Нико, а потом поднялся. — Не буду мешать. Идти никуда не хотелось, но всё больше ощущая, что не хочет видеть Эванса, слышать его голос, Нико думал только о том, что лучше будет просто уйти. Лёгкая, слабая мысль, что внутри что-то сломалось, тревожила, но не вызывала ничего, кроме слабой злобы. Остальные мысли же плохо слушались. Пытаясь посмеяться над собой, над жалостью к себе же, Нико не заметил, как Эванс поймал его за руку. Такое желанное прикосновение не дотянулось до сознания, потерявшего всякий интерес к человеку, которому было не нужнó. — Нико, что случилось? Ты на что-то обиделся? — от беспомощности медленно спросил Эванс. — Жалости не надо только. И не говори, что у меня депрессия, я уже того наслушался, от всех, не только от тебя. Что же вы все ко мне привязались? Нико потянул руку на себя, чтобы альфа отпустил, а на лицо внезапна наползла приятная улыбка. Как никогда не хотелось жалости, внимания, чего либо ещё. Осознание, что привязанность ещё хуже приятного одиночества, внезапно оказалось таким приятным, что Нико не хотел с ним расставаться. Кажется, это единственное, что он хотел. — Ты сам на себя не похож. Я не верю, что всё в порядке, — вновь заговорил Эванс, продолжая так же держать альфу за запястье. — Хорошо. — Что значит хорошо? Ты расскажешь, что случилось? — Хорошо, не верь, пожалуйста. Теперь отпусти. Нико вырвал руку, проходя к стулу и стаскивая свитер. Прошло полторы недели, но от него всё ещё пахло жжёной карамелью. Мысль, что и своего знакомого незнакомца Нико тоже не хочет видеть, немного удивила, но с твёрдой уверенностью, что именно сегодня они не встретятся, альфа натянул свитер. Внезапные объятия не позволили вдохнуть. Эванс так крепко обнял Нико, что едва не повалил на пол. Нико оказался ещё более худым, чем могло показаться. — Ты меня пугаешь, Нико. Если такого эффекта ты хотел добиться, то у тебя получилось. Поверь, мне невероятно страшно, потому что я не могу понять, что с тобой происходит, — снова заговорил альфа. — Один день, два дня. Я могу понять, но сейчас мне уже страшно за тебя, что случилось? Что мне сделать, чтобы всё исправить? — Ничего не случилось. Между нами вообще ничего. Спасибо, что перестал таскать в наш дом шлюх, а теперь отпусти. Нико постарался стряхнуть руки альфы, но Эванс держал крепко. И с каждой секундой сердце только сильнее начинало болеть от тёплых прикосновений. Он просыпалось, плакало и опять впадало в сон. Тогда уже обиженный разум брал верх, будил грязную, липкую неприязнь и всячески напоминал, как глубоко Нико должен быть ранен и как сильно должен себя жалеть. Отвращение к себе захлестнуло. Понимая, что всё равно невероятно зол на Эванса, за его непроницательность, за всех тех шлюх, которых он приводил, за наплевательское отношение к себе, Нико согнулся от столкнувшихся в сознании чувств. — Отпусти, я не хочу при тебе показывать, как мне хреново, — негромко сказал он, а почувствовав, что объятия ослабли, обернулся. Эванс вымучено посмотрел на Нико, заглядывая ему в самую душу, что альфа испугался, будто друг может найти там что-то настолько грязное, что откажется, что отстраниться. Но Эванс молча продолжал смотреть в глаза младшего альфы, заставляя обиду вылиться слезами, а тишину стать словом. Нико так хотел себя пожалеть, поплакать, что его мелко трясло и коробило от одной только мысли: он готов признаться, чтобы обрубленное безразличие больше не пыталось заменить любовь. — Я бы очень хотел, наверное, единственное, что я хочу — это побыть сейчас один, — медленно проговорил Нико. — Либо ты уходи, либо я иду на улицу. Эванс медленно приоткрыл рот, опешив от слов друга. Он выпустил Нико, но поймал его лицо в ладони. В контрасте с загорелыми руками кожа альфы показалась ещё более бледный. Сам он показался куда более осунувшимся, а неясные, слабого зелёного цвета глаза совсем омертвевшими. Беспомощный страх пробрал до самой глубины просыпающейся души Эванса. — Не знаю, сколько это продлится, но возвращайся ко мне. Сам скажи мне, что я виноват, что я не замечал тебя, не считался с тобой. Возвращайся, я совершенно отвык от жизни, я не могу. — Тц, где же Эванс и кто человек передо мной? — устало пошутил Нико. Тяжело убирая руки альфы от своего лица, он тихо хмыкнул и закрыл глаза. Наваждения не оставляли его, беспокоили, тревожили, мучили, медленно подползали ближе, держась на самом краю зрения. Казалось даже, что в размытых тенях и лицах, Нико улавливает знакомые черты: худенькое личико знакомого незнакомца, его тонкий носик, бледные, немного неправильной формы губы, его взрослую, замученную красоту. Тени сменялись, черты приобретали строгость и грубость, яркость, пока Нико окончательно не убеждал себя, что видит Эванса: очертания твёрдых губ, примечательный, драконий разрез глаз, мимические морщинки между бровей. Теряясь в собственном бреду, Нико сглотнул. Секунда шла за секундой, а ощущение чужого взгляда на затылке не отпускало. Тяжело приоткрывая глаза, встречаясь взглядом с Эвансом, который так и не хотел отпускать альфу, Нико невольно расплылся в усталой, непроницаемой улыбке. К горлу подступило бессилие, до того горькое, что выступили слёзы. — Меня мучило столько кошмаров. Я так хочу, чтобы это был ещё один, потому что рано или поздно сны заканчиваются, — прошептал Нико. — Я не понимаю, что происходит, Нико... — Тебе и не нужно. Улыбка сошла с губ альфы. Он не выдержал, обнимая старшего и прижимаясь к нему, пряча лицо в его плечо. Глубокий запах озона коснулся языка, напоминая каков воздух после грозы, но как всё перед ней замирает и успокаивается, трепещет. Нико так же притих, замечая только, что нос мерзко защекотала крупная большая слезинка. Тихо смеясь, что всё же расплакался, альфа ещё больше ощутил свою слабость. — Сколько мне человек сказали за эти полторы недели, что у меня депрессия? Все они идиоты, в депрессии не плачут. — Не думай об этом, — негромко сказал Эванс. — У тебя есть выпить? — А что ты хочешь? Нико буркнул, что ему всё равно. Эванс оставил его сидеть на кровати, а сам ушёл за спиртным. Сразу воцарилась пугающая тишина. Нико рывком снял свитер, обнимая его и стараясь понять, почему не ушёл, почему не оттолкнул альфу, но приходя к мысли, что не мог иначе, снова и снова ругал себя. Наваждения скребли по спине, кусали за шею и тянули за волосы, пробуждая головную боль. — Что вам от меня нужно? — низко, до того, что в горле запершило, прошептал Нико. — Что? Но в ответ ему была звенящая тишина, а Эванс всё не приходил. С каждым мгновением становилось всё более душно, а стены давили. Нико рывком поднялся, прошёл к окну и, отдёрнув шторы, настежь открыл окно. Холодный ноябрьский ворвался в комнату, запах тумана ударил в нос. Туман стоял такой густой, будто бы это мутная вода замёрзла в предзимнем холоде, обиженном и разочарованном. Садясь на подоконник, Нико посмотрел на дома напротив. Свет не горел, не было видно и единого силуэта, словно бы город вокруг вымер, словно Нико остался один, как хотел. Это чувство напугало. Не просидев и минуты, продрогнув и побледнев, альфа медленно спустил ноги на пол и резко же отшатнулся, делая несколько отрывистых шагов назад, пока не упёрся в грудь Эванса. — Ты что-то увидел? Нико помотал головой и отошёл к кровати, забираясь на постель с ногами и смотря в свои колени. Эванс сел рядом, предлагая альфе взять стопку, а сам открыл абсент. Нико подумал, что впервые будет пробовать что-то настолько крепкое, но это его не волновало. Первую рюмку распили молча, запив только дешёвой зелёной газировкой, найденной на кухне, как и несколько последующих. Последующие действия Нико помнил совсем слабо, но, кажется, они разговорились, в основном Эванс, под слова которого альфа и заснул, привалившись к его плечу. Но сон продлился недолго. Чудесное забытье, без сновидений, было прервано. Нико проснулся от незнакомого голоса. Не разбирая, что ему говорят, он тяжело сел, сбрасывая одеяло. Ткань, словно сильно накрахмаленная, согнулась под руками, соскальзывая по коже, будто была бумажной. Пахло антисептиком. Жмурясь и протирая глаза руками, Нико скорее посмотрел на того, кто с ним говорил. Человек действительного оказался незнакомым. Всё оказалось незнакомым! Стены, белые, словно бы и их тоже накрахмалили, без полок, картин, без всего. В бок, через промежуток, под окнами без решёток, стояли койки, пустые, рядом с ними тумбочки. Дверь в совершенно противоположенном углу, влево от неё висел телевизор. Встряхнув головой, Нико посмотрел вновь на мужчину рядом. Тот был в халате, застёгнутом на одну пуговицу, с бесстрастным, немного отстранённым выражением на бледноватом узком лице. — Я где? — растеряно спросил Нико. — В больнице? Что произошло? — Каждый день одно и тоже, — вздохнул санитар. — Вы в психбольнице. Время приёма лекарств. — Что? Зачем? Санитар снова вздохнул, словно бы такой разговор повторялся едва ли не каждый день. Не отводя глаз от Нико, он отошёл к двери и приоткрыл её. Сразу заглянул второй санитар. Они о чём-то заговорили, хотя слышно было плохо, но Нико ясно уловил: "Снова у него приступ, думаешь, опять буянить начнёт?" Окончательно потерявшись в происходящем, альфа растеряно опустил глаза, приоткрыв рот и медленно дыша через него. Голова резко разболелась. Нико прижал ладони к вискам и зажмурился, но от собственных мыслей голова болела только сильнее. А сердце под белой пижамой вдруг так забилось, что показалось сейчас и остановиться. Отрывистый испуг подступил к горлу и Нико рывком поднялся, но ногой запутался в одеяле и рухнул, успев только зажмуриться. Прошло мгновение. Потом ещё одно. Удара так и не было. Открыв глаза, Ник обнаружил себя вновь в постели, но в своей постели, с неглаженными простынями, с толстым, пуховым одеялом, а главное: на его животе спал Эванс. Потому было немного тяжело дышать, но тяжесть оказалась столь приятной, что Нико блаженно прикрыл глаза, опустив руку на голову альфы, медленно перебирая его волосы. — Как хорошо, что это просто кошмар.