Середина ноябрь. Среда. 13:27
Город Зеркал — Сторонняя улица
Снега всё ещё не было. Уже неделю лежал туман, словно бы проглатывающий капля дождя, чтобы они не успели превратиться в снежинки, которые укроют землю, остудят и успокоят, отправляя на заслуженный отдых и покой. Крупные и зернистые, словно пенопластовые, дневные тучи зависли над городом, дожидаясь, пока туман отступит, но этого всё не происходила. Осень не оставляла город, не пускала в него зиму, пусть и ледяное дыхание давно уже заморозило деревья и дома, улочки, каждый уголочек города Зеркал. Ожидая снега, словно бы отмашки наконец-то всё бросить, Нико сидел на мосту, спустив с него ноги и медленно ими болтая. Он не думал, что кроссовок с развязавшимися шнурками может упасть в воду, а думал о чём-то куда более далёком. Всё сознание Нико было где-то очень далеко. Сжимая между пальцев свитер крупной вязки, альфа медленно выдохнул. Его немного морозило, но бледное, отрешённое выражение не покидало лица альфы. Как он был оторван сейчас от мира, так и внешне выглядел таковым. Один на мосту, пустом, по которому и в хорошую погоду не пройдёт и единый прохожий, словно бы место проклятое, он сидел, тяжело вспоминая, что произошло за последнее время. Наконец-то получилось побыть одному, сбежать от Эванса, который так тщательно опекал и заботился о Нико, старался уделить ему внимание, чтобы маленький альфа не чувствовал себя одиноко. Почему-то общество Эванса теперь только тяготило и мучило, из-за него словно бы депрессия только больше обгладывала Нико, отщипывала от него по кусочку. Каждый день видя альфу, его добреющую красоту, каждый раз встречая его постепенно совсем проясняющийся, ласковый взгляд, слыша его голос, понимая смысл слов, сказанных им, какие они вновь стали заботливые, замечая, как сам альфа меняется, Нико с тем же прогрессом понимал, что Эванс меняется не для него, не из-за него, а для совсем другого человека. Человека, который так похож на Нико. Нет, на которого Нико похож. Снова и снова слыша от старшего альфы чужой запах, снова и снова видя, как он прикрывает случайные засосы воротником, снова и снова замечая, как Эванс реагирует на пришедшее сообщение, снова и снова понимая, что только мешает, Нико повторял слабые, мучительные попытки оттолкнуть от себя альфу. И сейчас, наконец-то от него сбежав, Нико остался в топящей тишине, невольно думая, как сейчас развиваются отношения Эванса и того самого омеги. Его звали Юджин. Нико ощущал, что до боли завидует ему. Если бы Нико был омегой, то всё сложилось бы по-другому, обязательно бы сложилось... Нико одёрнул себя, понимая, что если между друзьями появляется любовь, то когда-нибудь между ними ничего не останется. Кажется, что теперь всё и держалось на платонических чувствах выгоды и на чахоточных, умирающих чувствах. Нико усмехнулся, наклоняясь немного вперёд и смотря в воду. Он словно уже тонул, как маленькая надоедливая птичка, которая случайно сорвалась с ветки и не успела вовремя раскрыть крылья. — Я снова себя жалею? — спросил Нико, а в ответ ему была молчаливая тишина. — Страх ли это за себя или просто чёртова жалость? Он недолго помолчал, смотря в даль. Туман был таким густым, что он едва ли видел вперёд на несколько метров. Из густой сырой седины вытягивались ветви деревьев, выскакивали перила моста, толстые троса, на котором он висел. Из тумана же медленно выползал шум машин, но какой-то искажённый, словно с помехами. — Кажется мне, что город изменился. Он резко опустел? Да, наконец-то я заметил, что город опустел, — негромко сказал альфа, опуская взгляд и вновь смотря на реку. Из-за тумана река не переливалась, а её поверхность была столь гладкой, несмотря на течение, что создавалось зеркало и разница между водой и туманом почти терялась. Всё растворялось в пористой серой мгле. Завораживающая, зловещая красота погоды отвлекала Нико, не давала ему сосредоточиться, заволакивала слух, дурманила обоняние и зрения. Все чувства медленно отключались, словно бы Нико постепенно засыпал. И он готов был заснуть, но: — Хоп-хэй, кто пришёл. Сколько тебя не было, две недели, три? Я думал, что у вас там всё наладилось, хотя, как после такого наладиться. — Незнакомец усмехнулся и присел рядом, обняв пакет с каким-то барахлом. Он был в одном сером топике на тонких лямках, без куртки. Наблюдая за его изящной, лёгкой худобой, Нико тихо выдохнул и стянул свитер, протягивая незнакомцу. Он молча взял свитер, надел и посмотрел вниз на воду, медленно болтая ногами. Шнурки у него тоже были развязаны и кеды грозились свалиться в реку. Они ещё недолго посидели без движения, но вскоре омега вытащил почти пустую пачку когда-то влажных салфеток, начиная протирать лицо и, оказывается, что он стирал макияж. С его длинных ресниц слезла тушь, оголилась приятная бледная кожа с естественным румянцем, брови стали чуть более раскосыми, а губы маленькими и аккуратными. Естественная красота омега была куда лучше, чем стёртая, искусственная, хотя красился он очень неплохо. — Почему сегодня с макияжем? — натянуто спросил Нико, стараясь задать разговору нужное русло. — Да, клиентик важный, хотелось бы, чтобы он ко мне ещё разочек зашёл, — сказал незнакомец. — Красивый мужик и трахается классно, прям выделяется. Я б женился. — Может вышел замуж? — Кристаллически похуй. Нико даже смутился, отводя глаза и обнимая себя за плечи. Кожа уже пошла продрогшими мурашками. Альфа даже быстро растёр её. Незнакомец посмотрел на него, но промолчал, просто продолжив стирать макияж. После убрав использованные салфетки в пакет, он вытащил по бутылке пива. Нико с некой неприязнью посмотрел на спиртное, но бутылку взял, открыл о перила. — Так нахрена ты припёрся снова? Не приходил столько времени, а тут пришёл, — заговорил омега, смотря, как Нико невольно съёживается, стараясь сделаться меньше и незаметнее. — Хандра замучила. — И? Снова замолчали, Нико постарался собраться с мыслями и точно сказать, что его беспокоит, но не смог. — Рожай, твою-то душу. — Да не знаю я. Хреново всё, буквально! — воскликнул альфа. — Всё хреново! Я сам себя мучаю, сам! Эванс перестал пить, перестал водить шлюх, почти не курит. Он заботится обо мне, всячески проводит со мной время, потому что у меня чёртова депрессия! Но я понимаю, что это всё не для меня, не потому что я уже готов на себя руки наложить, а потому что у него есть омега, для которого он должен быть примерным альфой. Мне до ужаса больно, что я просто промежуточный шаг для Эванса, что он на мне всё пробует, проверяет, как лучше улыбнуться, посмотреть. — Херню несёшь, мальчик, херню. Незнакомец засмеялся, пока Нико ошарашенно смотрел на него. На глаза наворачивались слёзы. Человек, который всегда понимал, или Нико казалось, что понимал, вдруг откровенно высмеял его проблемы, не пожалел. И то ли обида ударила в голову, то ли злоба. Нет, просто разочарование. Нос снова защекотала мерзкая горячая слезинка. — Тебе смешно, я понимаю. Для тебя любовь ничего не значит, а для меня это всё. Я живу этим с самого детства и не умею жить по-другому. — Я смеюсь не над этим, а над тем, какой ты всё-таки дурак. А если не ты похож на этого омегу, а он похож на тебя? Ты ведь так и не спросил, любит тебя твой мужик или нет. — Незнакомец пожал плечами, сделал глоток пива и посмотрел в туман. — Ты не можешь ничего судить. Секс — случайность. Это не показатель, любит человек или нет. Это желание. Ты думаешь, что меня любят мои клиенты? Если да, то ты просто идиот. Нико сглотнул и отвёл взгляд, ничего не говоря. — Бля, тебе нужны какие-то доказательства? — спросил омега, но в ответ опять молчание. — Хорошо. Пойдём со мной. — Зачем? — На чай. Нико снова замер с приоткрытым ртом. — Буду лечить твою депрессию хвалёную, — сказал омега, смотря прямо в глаза альфе. — Нет. Я не хочу ему изменять, я только сильнее в себе закопаюсь. Я виноват во всём этом. Мне не нужно ещё большей вины, прошу. — Я тебе докажу, что не виноват. Нико вновь не ответил. Он чувствовал, что колеблется, что ему нужно подумать о чём угодно, но только не о том, с кем сейчас Эванс и о ком он сейчас вспоминает. При подобном осознании стало до того больно, что к горлу подступило тошнота. Нико понял, что ему хочется сделать это испытанием для себя, для свой любви, но и до того это было мерзко, неправильно, что один из кусочков любви — верность — неумолимо откалывался. Как Нико, столько твердивший о своей фанатичной любви, может вдруг взять и разбить её. Альфа отвернулся, смотря вновь на воду. Душный, пропитанный раздумьями воздух осел на плечах, вцепился в них, но соскальзывал и царапал кожу, словно бы на альфы не было никакой одежды. Ища оправдания своему испытанию, Нико задрожал, сжался. Мурашки покрыли каждый миллиметр его кожи, впились в неё. Позволить себе сравнение? Да, сравнить и разочароваться. Сравнить и проклясть себя окончательно! — Почему Вы это делаете? — медленно спросил Нико. — Зачем уговариваете? Мне нечего дать Вам, ни сейчас, ни вообще. — Ты уже дал мне всё. Незнакомец поднял руки и разнеженно потянулся. Его взрослые изящество и красота проглянули сквозь крупную вязку свитера, но тот час же спрятались там, словно остепенились. Она снова слабенько поразила Нико, заставила его ощутить глупую беспомощность. — Я не хочу, так не хочу испытывать себя на прочность, так не хочу себя сравнивать! — воскликнул Нико, но очень тихо закончил под взглядом цвета звезды: — Я так говорю о своей любви, а теперь задумываюсь над тем, чтобы изменить... Немой укор и молчаливое сожаление медленно сдавили его горло. Альфа не смог смотреть в глаза человека, который глядит на него с таким строгим, но по-своему ласковым добром. Мурашки стали лишь крупнее, а дыхание реже. Незнакомец молча поднялся, обнимая себя руками. Нико оглядел его тонкие изгибы тела, снова удивляясь, как не заметил ещё одну сторону мальчика, который так и не сказал своё имя. Омега молча качнул головой и подал альфе руку. Они больше не говорили. Нико поднялся, даже послушно следуя за незнакомцем, и город расступился перед ним. Туман поглотил деревья и улицы, собрал в ладони лужи на тротуаре, мелкие трещинки, сложил в карманы гул машин и людей. Всё вокруг показалось эфемерным и несуществующим, очертания домов стали иллюзией, истончившееся, тускнеющее солнце медленно задыхалось в тучах. Остался только омега, рядом с которым шёл Нико. Он слышал дыхание незнакомца, шуршание его одежды, его шаги. Кажется, что только незнакомца туман не мог поглотить. Он медленно облизывал лодыжки Нико, запястья, а незнакомца не трогал. И расступился он лишь для того, чтобы пропустить двух безразличных друг другу людей в один из таких же безразличных домов, в таком же безразличном городе, укрытом плачущей белой пеленой. Квартира встретила Нико резким запахом духов, словно бы их пролили на ковёр. Пахло и чем-то жжёным. Альфа закрыл глаза и вдохнул глубже. Сладость жжёной карамели ударила в голову, прикоснулась к волосам и пепельным снегом спала вниз. Некая пыльная чистота, словно бы не жил никто в доме, будто владельцы навели идеальный порядок и навсегда покинули квартиру, под естественным, туманным светом нагоняла мёртвенной бледности на стены. Боязно стало прикоснуться к вешалке, к тумбочке и комоду у стены. Незнакомец потерянно молчал, наблюдая за впечатлениями Нико. Омега включил свет, и Нико вздрогнул. Бледность схлынула с голубеньких нежных обоев, пыль расползлась по тёмным уголкам и спрятался. Альфа всё же снял обувь и, не найдя обувницы, поставил подле комода, куда и незнакомец поставил свои рваные кеды. Омега пробубнил невнятно, что у него немного пустенько и одиноко в его однокомнатной квартире, и побрёл по коридору. Внимание глаз цвета звезды привлекли картины в тонких рамках на стенах коридор, которые Нико даже не заметил. Незнакомец привычно отнёсся к пустой отстранённости своей квартиры, её обособленной деревянной мебели в ушедшем стиле и её староватому духу. — У Вас... всё такое непривычное, — прошептал Нико, когда его привели в спальню. Комната была сильно вытянутая. Занимая всё место под широким подоконником, стояла низкая кровать, просторная, охраняемая ловцом снов. Вытянутые подушки-цилиндры, полосатые, лежали у изголовья, поверх них — неаккуратно сложенные покрывала из мягкой ласковой шерсти. Далее у стен стояли открытые шкаф с книгами и мелкими безделушками, искусственными растениями. Нико понял, с какими усилиями, неумелыми и усталыми усилиями, незнакомец пытался создать в своём доме особенный уют. Омега всей своей душой хотел отделить себя от мира, который так его испытывал. И пыльный мир был действительно где-то очень далеко, за тонким оконным стеклом и волей усталого человека. — Ну и рожа у тебя. Думал, что я конченный алкаш и у меня не дом, а свалка? — Незнакомец смеётся. — Скажи "да", скажи "да". Я же знаю, что ты так думал. Нико молча покачал головой, продолжая осматриваться. Он готов был и вовсе забыть зачем он сюда пришёл, но прикосновение к руке заставило проснуться. Омега более не смеялся, а безмолвно смотрел на Нико. Секунду они стояли без движения. Оба боялись, себя то ли, то ли друг друга. Но и мгновения не прошло, как незнакомец оказался прижат к стене. Они целовались грубо, долго, лишаясь чувств, одежды, кожи. Прикосновения срывали ткань, под которой буквально горело трепетное тело. Принимая неопытные, смущённые поцелуи, омега невольно задумался, что это самые приятные касания за такое долгое время, что он так много испробовал на себе, но именно неопытный альфа вызывал ощущения приятного трепета. На кровати оказались уже без одежды. Нико чувствовал, как горят его уши, щёки, как стыдно ему смотреть на полностью обнажённого омегу, совсем того не стесняющегося. Хрупкое худенькое тело нравилось, как нравились прикосновения к плавным изгибам, коже и как нравилось слегка смущённое личико, на котором легко читалось удовольствие. От чего-то зная, что именно сейчас омега не обманывает и не притворяется, Нико вновь припал к покрасневшим нежным губам. Они снова целовались. Двое, такие незнакомые, они прикасались к друг другу. Альфа собственными руками ощутил, какой незнакомец хрупкий, как легко на нём оставить синяк, царапину, рану. И сердцем — как не хочется сделать больно. И куда более яркое смущение прильнуло к щекам, стоило омеге шутливо подбодрить Нико, медленно разводя перед ним тонкие ноги, упираясь даже прохладными пальцами в плечо альфы. Последняя нерешительность оставила Нико. Он отчётливо ясно запомнил, как прижал податливое тёплое тело к себе и как приятно было войти в него, ощущая горячую трепетную тесноту. Тихие стенания у самого уха отпечатались в памяти, слегка сдержанные, не наигранные, настоящие, вздрагивающие от каждого движения. Так вздрагивали руки, ощущаемые на плечах. Нико с волнением чувствовал, как трепетно незнакомец обнимает его и прижимается, как едва контролирует себя, чтобы не исцарапать спину альфы и не заплакать от удовольствия. И лишь утреннее солнце застало их в пустенькой молчаливой квартире, обнажённых и усталых. Оба ещё не спали, лежа на шерстяном покрывале, что покусывало остывающую, покрасневшую кожу. Альфа потерянно обнимал такого маленького, слабенького незнакомца, что лежал головой на левой половине его груди, тяжело дыша и изредка приоткрывая заплаканные глаза. — Замучал, — прошептал он. — Даже матернуться сил нет. — Прости. — Нико приподнялся, но всё равно лёг обратно. Сил действительно совсем не было. — Болит что-нибудь? — Поясница. Незнакомец фыркнул, неуютно ёрзая по жёсткому покрывалу, пока не нашёл удобное положение. — Ещё бы помыться, — добавил он и снова закрыл глаза. — Но так хочется спать. — А мне... — Совсем не хочется? Нико кивнул. Мысль, что они сейчас занимались сексом, когда дома его, наверняка, ждёт Эванс, пусть и из каких-то своих побуждений, не оставляла. Вина оказалась куда более горькой, перечной, чем Нико ожидал. И думая, что винить он будет только себя, альфа глубоко ошибался. Неприязнь к себе, собственному телу, мальчишке, что отдыхал на его груди и ворчал, потихоньку обгладывала и истончала. — Очень сожалеешь? — вновь спросил незнакомец. Нико вновь молча кивнул. — А стоит? Не думаешь, что если у тебя так болит сердце, то ты его всё равно любишь? — Парадокс какой-то. — Я... не про это? Альфа приподнял голову, с заметным неодобрением смотря на незнакомца, но вновь тот осадил Нико лёгким серебряным взглядом. — Вот подумай: спит твой мужик с кем-то другим. Он его сто процентов любит? — Не нравится мне этот разговор. — Отвечай. — Не знаю я! Незнакомец посмеялся, медленно проводя пальцами по груди альфы и смотря на засос, который там случайно оставил. — Думаешь, что у меня есть шанс? — тихо спросил Нико, посмотрев в потолок. — Поговори с ним. Разве мысль, что есть человек, которому ты не безразличен, не будет успокаивать тебя? — Мне безумно страшно, что я как раз и буду ему безразличен. — Тупенький ты. — Незнакомец вздохнул. — Просто поговори с ним. Сейчас, кроме чувства вины, что ещё ты испытываешь? Ты теперь привязан ко мне, как предан своему мужику? Случайно секс убил твои чувства, лишил их чего-то? Нико некоторое время не отвечал. — Я слишком люблю Эванса, а из-за этой случайности любить его ещё больнее.