Середина ноябрь. Четверг. 7:31
Город Зеркал — Улица фонарей
Утренние улицы были молчаливы и бесстрастны. Редкие люди вокруг Нико спешили на работу, а он медленно брёл по тротуару, смотря на трещины в асфальте. Он, оставив незнакомца отдыхать, решил вернуться к себе домой, раскалывающийся, с совсем разбитыми чувствами. И вина, за измену только, и некоторое остаточное удовольствие от того, что он только уверился в себе, что любит только одного человека. Пусть мерзко было от себя, а жалость к себе перекрывала горло, Нико неохотно понимал, что ещё немного и совсем не будет сожалеть, словно бы терять уже было нечего. Не замечая вокруг себя машин, людей, светофоров и туманных домов, Нико раз и раза прокручивал вариант того, как бы развивался его диалог с Эвансом, а выглядело так, будто они уже говорили. — Да, я обязан, совершенно обязан с ним поговорить. Верю, окончательно верю, что мальчик прав, что у меня ещё есть шанс, — бормотал Нико, не поднимая глаз от асфальта под ногами. — Просто поговорить. Подойти и сказать вполголоса: «Я люблю тебя» Он помотал головой и остановился, смотря на окно своей комнаты и соседнее окно. Там горел свет. Волнение полностью подступило к горлу и крепко сжало его холодными синими руками, заставляя потерять дыхание. Нико всё равно волновался, так сильно волновался, что не мог не задрожать. Бóльшая бледность подступила к его лицу, а кожа изошла крупными прохладными мурашками. — Не могу не думать, о том что произошло. — Нико помотал головой, заходя в подъезд. — А если он откажет? Что если догадается? Нет, как я мог совершить такую глупость. Нико не выдержал и остановился у двери. Знакомый лёгкий запах омеги прикоснулся к коже и дыханию, заставляя на мгновение замереть. Снова этот мальчишка, Юджин, был здесь. И как никогда стало страшно, что у Нико нет даже шанса на любовь Эванса, что сильное сердце уже занято. Титаническим усилием заставив себя войти в собственный дом, альфа притих, вслушиваясь в повисшую тишину. В квартире пахло грозой, кажется, что вот-вот и грянул бы гром. Забыв о уличной обуви, Нико прошёл дальше по коридору, к самой комнате Эванса. Запахи смешивались, уже не различимые, монотонные. Страшно было услышать чужой голос, а ещё хуже нежность и ласку в голосе Эванса. И страх стал реальностью. Нико притих, стоя возле двери и прижимаясь к стене спиной, слушая: — Ой, у тебя родинка на шее, — с лёгким смешком сказал Эванс. — В виде половинки сердечка. Нико готов был поклясться, что представил, как альфа прикасается к родинке пальцами, как нежно и ласков обводит её пальцами, представил, как омега слабо краснеет, нежась под прикосновениями старшего. — Ой, миленькая, да? — Голос омеги, и правда смущённый. — Разумеется. Всё в тебе прекрасно, — прошептал Эванс. И они стали целоваться. Долго, то перешёптываясь изредка, то продолжая, играясь и балуясь. Нико тихо сполз по стене вниз, слушая голоса, стоны, дыхание и разговоры. Как он мог не поверить, что они безнадёжно влюблены и у него самого нет и шанса. В носу защипало и глаза заслезились. — Эв, а как ты смотришь на... кхм, мой переезд к тебе? — Оба альфы замерли. — Переезд? — переспросил Эванс. — Неужели, ты хочешь ко мне переехать? — Нам ведь проще будет. Не придётся мотаться друг к другу. Будем жить вместе, просыпаться вместе и ещё много чего, — продолжал омега. — Я ведь не помешаю? — Конечно, Нико тоже будет рад тебе. Сам Нико в этот момент безвольно смотрел в стену, обнимая свои колени, сжимая их руками, до того даже, что ногти впивались в кожу через ткань. И то ли сердце болело, то ли из тела вырвали все нервные окончания, оставив тряпичную куклу, в которой едва теплились тлеющие эмоции. Альфа медленно поднялся, всё ещё держа себя в руках, всё ещё не срываясь и не давая воли жалости к себе. Конечно, всё время он себя успокаивал, оттягивая неизбежное, отгораживаясь от него. И сейчас оно ударило в виски, сдавило голову и грудь, ломая рёбра. — Фактически, мы будем в гражданском браке? — Вновь голос омеги. — Да, но... может распишемся через какое-то время? Когда я закончу с учёбой и Нико поправится? Слабенькое, потрёпанное сердечко Нико пропустило удар. Сам он пошатнулся, резко опираясь о стену. Картина, которую он задел локтем, слетела с гвоздя и упала на пол. Рама треснула и стекло разбилось. Альфа отринул в другую сторону, прижимаясь к стене, но вновь что-то роняя. В комнате началось волнение и на шум вышел Эванс. С откровенным испугом он посмотрел на Нико. И сейчас только тот заметил, как по его лицу катятся слёзы, крупные и горячие, легко срывающиеся со щёк и разбивающиеся на тысячи осколков. — Нико, — тихо заговорил Эванс, потянув к альфе руку. Но Нико рванулся прочь, убежал так быстро, как только мог, даже не почувствовав, что на мгновение рука альфы коснулась его запястья, что Эванс почти остановил его, почти поймал и заставил одуматься. И улица встретилась Нико заморозками, пустотой. Туман внезапно исчез, рассеялся. Воздух стал прозрачнее стекла, его глубокие ледяные прикосновения тревожили обожжённые слезами щёки. Альфу всего трясло, а он в беспамятстве шёл по улице, отчаянно озираясь вокруг. Глаза болели, царапая плечи через свитер, оставляя синяки, чтобы хоть их боль заменила чувство куда более сильно, но нет. Нико всё ещё слышал голос своего возлюбленного и голос омеги. Вновь и вновь до него доходил смысл их разговора. И, кажется, никогда Нико ещё не испытывал такой глубокой ненависти к человеку. Это чувство срывало кожу. Ощутив себя полностью обнажённым, беззащитным, Нико сильнее сжал свои плечи, стараясь скрыть себя от мира. И он бы подался к своему знакомому незнакомцу, но омегу тоже видеть не хотелось. Если бы не этот мальчишка, то Нико был бы верен своему возлюбленному и этого бы не случилось. — Это наказание, моё наказание, — зашептал Нико и остановился. Ноги не держали. Кажется, что ещё секунда и альфа бы упал, но вдалеке, то ли мерещась, то ли дожидаясь Нико, появился неизвестный, безымянный мальчишка. Сердце трепетно потянулось к нему, заставляя слабо передвигать ноги, тянуться к нему, к человеку, который хочет и готов разделить с Нико его страдания, который готов не осудить за такую грязную жалость к себе. — Постой, подожди меня, — ещё тише сказал альфа. — Я не хотел... Как ребёнок он вытянул руки к омеге. Лицо незнакомца, тихое, бледное личико, преисполненное усталости, но такое чистое и красивое тем только, что испорчено и покорёжено, вдруг изменилось. Незнакомец отвернулся, отринул альфу, не дав даже прикоснуться к себе, отказался от него, не сказав и слова. — Куда ты? — Нико на мгновение замер, остановился, позвал: — Стой. Не оставляй меня, слышишь? Незнакомец обернулся, но только прибавил шагу. Страх сжал запястья альфы, потянул его следом, подталкивая и заставляя идти. Улицы вокруг помутнели. Неумолимо следуя за омегой, то догоняя его, то теряя, Нико словно и сам терялся в этом городе. Свет сменялся бледным мраком, чистые улицы — грязными переулками, и снова, и снова, и снова. Нико рухнул на колени, когда незнакомец вдруг остановился перед подъездом какого-то дома. Взгляд на секунду помутнел от странной усталости. Альфа с силой протёр глаза, оглянулся: омеги не было. Он исчез. Самого Нико морозило, продолжало трясти. Альфа тихо позвал незнакомца, затем ещё, но ему отвечали шумом ветвей и ветра лишь голые кусты и деревья, дребезжащий от ветра шифер. Пахло сыростью, промозглой ветошью, а запах омеги исчез вместе с ним, не оставив даже следа. Нико с трудом поднялся, снова оглядываясь, ища его взглядом, качаясь из стороны в сторону, сжимая свитер на своём животе. И несколько раз оглянувшись только, он понял, что вновь пришёл к своему дому, что это его подъезд, что в окнах его квартиры снова говорит свет. И в своём же окне он увидел человека, которого так искал. Незнакомец молча смотрел на Нико, обнимая себя худенькими руками. Тусклый свет обволакивал его истонченный силуэт, обнажая ещё большую худобу и слабость. При виде того что-то очень болезненно сжалось под рёбрами в груди альфы. Он поднялся к себе на этаж, бездумно заходя в квартиру, не пытаясь даже понять, здесь ли Эванс, здесь ли его возлюбленный. Ноги несли сами. Нико отстранённо переступал через бутылки, через одежду, разбитое стекло, не слышал звуков и не слышал запахов. И замерев на пороге своей комнаты, он встретился взглядом со своим незнакомцем. Они смотрели друг на друга, охладевшие серебряные глаза, как тлеющая звезда, выразили всю усталость, что накопилась под тонкой кожей омеги. Как два человека предстали перед Нико. Омега, который всегда помогал и поддерживал, с котором он лежал под утро в постели, и омега, совершенно разбитый и потерянный, которого нужно было спасти самого. — Не исчезай, — негромко сказал Нико, медленно заходя в комнату и вновь протягивая руку. И незнакомец не исчез. Наоборот, он протянул свою бледную ручку в ответ. Ощутив прикосновение холодных пальцев, Нико притянул омегу к себе, обнимая его и чувствуя объятия в ответ. Глубокая дрожь незнакомца поразила альфу, и в один голос с омегой он прошептал: — Я обязательно буду защищать тебя. Голова вновь заболела. До того сильно, что Нико зажмурился, сжимая куртку на спине омеги. На секунду ощущения пропали, а руки поймали лишь пустоту. Открыв глаза, альфа обнаружил в своих объятиях лишь хладное ничего. Задрожав, понимая, что спит или бредит, Нико резко обернулся, успев лишь испугаться. Эванс схватил его за шею, внезапно прижимая к стене. Оба замерли. Нико едва дышал. Альфа едва ли стоял на ногах, пусть и силы его совсем не покидали. Он был безнадёжно пьян. Боясь сказать и слова, Нико жалобно смотрел в туманные болотные глаза. Сердце билось отрывисто, даже до боли ударяясь о рёбра. — Это всё ты виноват. — Голос Эванса ровный, словно он и не пьян. — Я? — прошептал альфа, но едва не вскрикнул от удара по щеке. — Замолчи. Слёзы предательски выступили на глаза. Вспоминая о прошлом разе, Нико едва сдержался чтобы не всхлипнуть и не спровоцировать альфу. Дрожь не оставляла усталое тело, резко ставшее таким чувствительным. Ненадолго Эванс выпустил альфу, срывая с него одежду и вновь прижимая к стене, кусая в шею. Яркие болезненные отметины отозвались в горле тихим стенанием, а на глазах — вновь слезами. Нико запрокинул голову, закрывая себе рот ладонью. Больно. Снова отвратительно больно. Эванс заставил альфу обернуться, прижимаясь грудью к стене, коленом разводя его ноги. — Пожалуйста, не надо, — тихо прошептал Нико, постаравшись выскользнуть. Только альфа поймал его за волосы и с силой вжал в стену, ударив о неё головой. Нико на мгновение потерял опору под ногами, а всё вокруг помутнело, кажется, кровь из разбитой брови вовсе стала заливать левый глаз. Совсем рухнув в руки Эванса, Нико ощутил себя оторванным от тела, которое ему больше совсем не подчинялось. Оно существовало, всё чувствовало, каждое болезненное прикосновение, удар по щеке, когда Эванс заставил прийти в чувство и толкнул на кровать. Рухнув возле постели, Нико издалека ощутил импульс боли, разошедшийся от разбитых коленей. Он тяжело опёрся на кровать, старясь подняться, но Эванс не ждал его и вновь взял за волосы, рывком заставляя встать. Боль вновь вызвала слезы. Нико схватился за запястье старшего, стараясь подняться на ноги, но они совсем не слушались, а голова болела только сильнее. Оказавшись на постели, на спине, Нико мог только порадоваться, что теперь ему не придётся стоять. Отдышка душила. — Ты жалкий, кто тебя просил приходит? — Голос Эванса всё такой же ровный, словно бы не пьяный в стельку человек говорит, а совсем другой. И слышал его Нико откуда-то совсем с другой стороны, потерянным, туманным взглядом смотря на альфу. За мгновения, пока Эванс стоял просто возле кровати, младший вновь засмотрелся на его страшную красоту, ощутил, как медленно любовь перетекает в подкожный страх, но в кровь уже впивается снова фанатичной любовью. — Нет, определённо, этого человека я уже не люблю, — прошептал Нико, закрывая глаза и надеясь, что сейчас просто отключится и больше не проснется. Но альфа снова ударил его, до того даже, что из носа младшего спустилась тонкая струйка тёмной крови. Нико невольно закашлялся, дёрнулся сесть, но альфа за шею вжал его в кровать. Дыхание пропало. Нико словно бы со стороны увидел себя: слабого глупого мальчишку, доверяющегося себе, с полностью разбитым лицом, в синяках и ссадинах, под жестоким человеком, скрывающимся в таком любимом им альфе, но который его никогда не любил. И всё тоже со стороны наблюдая, как Эванс привязывает к изголовью кровати руки младшего, скованные наручниками, Нико отрешённо понял: есть он и есть его тело, ничем не связанные теперь вещи. Очередной удар по щеке всё же привёл в чувство. Нико глупо потянул на себе руки, заведённые высоко над головой, но запястья были плотно охвачены стальными браслетами. Металл только впился в кожу, пробуждая новую волну страха. Ощущение полной беспомощности скрутило горло. — Прошу тебя, — с дрожью заговорил Нико, но резко затих, как только альфа замахнулся. Удара всё же не последовало. Стараясь не всхлипывать, Нико сжал руки в кулаки и отвернулся, смотря в стену, хотя так только сильнее кровью начало заливать глаза и щипать. Понимая, что снова сам во всём виноват, Нико зажмурился. Неожиданные прикосновения Эванса стали пугать лишь больше. Он раздвинул ноги младшего, беря под колени и садясь между них, сразу примериваясь и входя. Больно. Без подготовки, только со смазкой больно. Нико не выдержал и тихо заплакал, вновь потянув на себя руки, где кольца наручников уже оставили свои синяки. Но Эванс игнорировал его слёзы. Он медленно поддался назад, привыкая к неожиданной тесноте, ведь у Нико очень давно не было секса в роли нижнего, но вскоре взял ровный темп, вжимая альфу в кровать. Боль от каждого движения приходила раскалёнными импульсами, мучая и заставляя вновь и вновь скулить, плакать. Нико не знал, насколько долго это продолжалось, когда боль немного стихла и когда его голос совсем охрип. Оказавшись только на коленях, прижимаясь к постели грудью, он наконец-то смог уткнуться в подушку, которую укусил и вовсе притих. Альфа лишь заскулил, когда Эванс вошёл в него, держа под живот, снова кусая за плечи и шею, которым не досталось ни одного, даже самого грубого и быстрого поцелуя. Только спасительное забытье нахлынуло на альфу, оставляя его в совершенном беспамятстве, пока его разум был где-то очень далеко, а тело лишилось чувства и ощущения. Вернулся Нико от света вечерних фонарей, упавших на его лицо, и тупой боли во всём теле, особенно в пояснице. Взгляд переходил от предмета к предмету совсем медленно. Потянув на себя затёкшие руки, Нико обнаружил, что всё ещё прикован к кровати, полностью обнажённый. Засохшая кровь на его коже лопалась и кристалликами скатывалась на подушку, попадала в глаза, как и слипшиеся от алого волосы. Рядом же спал Эванс. Нико поджал губы, старясь не жалеть себя и не плакать, но ощущения того, что бросили, оставили в беспомощном состоянии, грызло. Нико хотел бы позвать альфу, но голос охрип, а тело едва ли слушалось. Прикрыв глаза и понимая, что ещё и очень боится Эванса, младший чуть приподнялся на кровати, чтобы согнуть руки. — Будешь теперь его ненавидеть? — Голос незнакомца. Нико резко открыл глаза, поднял голову, но сразу же опустил, заскулив от раскалённой боли в висках. Оставалось только лежать, чем дольше, тем лучше, чтобы Эванс хотя бы протрезвел, пусть Нико и не мог сказать, сколько прошло времени. На самом же деле очень много. И, уставший, маленький альфа вновь провалился в сон, пряча разбитое, искорёженное лицо за руками. Проснулся он совсем продрогший и жалкий, но и оттого ещё, что рядом зашевелился Эванс. Стараясь сделать вид, что спит, Нико прикрыл глаза, но крупная дрожь его всё равно выдавала. Старший альфа тяжело сел, протирая глаза руками и сперва даже не понимая где он, почему так ужасно болит голова, почему он голый, с разбитыми руками и спал на постели, заляпанной кровью. — Охренеть, — прошептал он, оборачиваясь и вовсе теряя дар речи. Секунду Эванс сидел без движения, но рывком поднялся, ища ключи от наручников и освобождая альфу. — Боже, Нико, — зашептал он, помогая младшему сесть и крепко обнимая, прижимая к себе. — Что я сделал с тобой? Нико только поморщился, слабо заскулив из-за боли во всём теле. Признаться, выглядел он действительно плачевно, но и чувствовал себя ещё хуже. Глаза открывались тяжело. Альфа просто безвольно уткнулся в плечо Эванса, именно того уже, в которого был горячо влюблён, и на глаза опять навернулись слёзы. — Прости, что помешал вам, — очень тихо сказал Нико. — Я не хотел. Эванс отстранился, беря замученное лицо младшего в ладони, смотря ему в глаза и только пугаясь того, что натворил. — Не правда, Нико, не правда, ты такого не заслужил, — сказал альфа, беря того на руки, чтобы отнести в ванную. В ванной, когда Нико всё же смог умыться с помощью старшего, Эванс вновь испугался того, что сделал. Всё красивое личико теперь было в синяках, бровь и губы разбиты, глаза заплаканные и красные. В синяках же было и усталое жалкое тело, в синяках и укусах, колени сильно разбиты. Нико старался поскорее одеться, спрятать то жалкое и расколотое, что от него осталось, и старался же добиться меньшего прикосновения от альфы. Но только с помощью Эванса он смог добраться до своей комнаты, где лёг в кровать под одеяло, прячась ещё больше. — А ты... в него правда влюблён? — спросил Нико, подняв глаза на старшего. — Я ведь похож на него... Ты уже второй раз так обходишься с ним или со мной? — Второй? — Эванс ошарашено осел на кровать, не отводя взгляда от альфы. Нико слабо кивнул. — Нет, я не мог, ни с кем так не мог, — зашептал старший, но замолчал и сжал смольные волосы в руках. — Как же это... — Ты в него влюблён? — снова повторил Нико. — Я не могу сказать тебе. Всё сложно, — постарался ответить альфа и ещё что-то мямлил, но Нико его не слушал. Он понял, что никакого особенного ответа не добьётся, и сон начал постепенно обволакивать его тело. Нико вновь засыпал, постепенно пряча лицо за руками, пряча синяки и собственные слёзы. Альфа не смог бы сказать, когда он заснул, что говорил Эванс и говорил ли вообще, когда он ушёл, но он точно понял, когда согрелся и совершенно глубокий сон овладел им. Сон, продлившийся достаточно долго, чтобы Нико сам проснулся, отдохнувший. Жмурясь и медленно приоткрывая глаза, он зевнул и слега поёрзал в не очень удобном положении. Руки лежали каждая возле бедра. Потянув руки на себя, Нико с испугом обнаружил себя вновь привязанным к кровати, но теперь вместе стальных наручников были мягкие, белые. Ноги теперь тоже были зафиксированы наручниками. Подняв голову насколько то возможно, альфа быстро огляделся. Он был один в белой палате. — Где я? — тихо прошептал Нико. — Буйный проснулся, — услышал он разговор за стеной. — Буйный? — сам у себя переспросил он. — Этот? А от чего его в одиночку сунули? — Разговор за стеной продолжился. — Он на медбрата кинулся, чуть не задушил. Орал что-то. Нико сжал зубы, стараясь подавить нервную дрожь. Ощущение собственной беспомощности пугало и то, что он ничего не понимает, ещё больше. Но тут в палату вошли двое медбратьев. Они с интересом посмотрели на Нико, переглянулись и один из них стал готовить инъекцию, пока второй подошёл, подготавливая руку альфы. — Что Вы делаете? — спросил Нико. — Не волнуйтесь, это не больно. — Но Вы не ответили вопрос. — Альфа слабо нахмурился. — Почему я здесь? — Вы в своей палате. Нико заволновался, вновь потянул руки на себя, но наручники держали крепко, не впиваясь в руки. Панический страх подступил к горлу, заставил дёрнуться, попросить развязать, но альфу не стали слушаться, ведь он был просто буйным пациентом одной из психиатрических клиник. Нико внезапно проснулся от боли в пояснице, ведь неудачно повернулся во сне. Тяжело приподнимая на кровати и растирая запястья, словно бы они затекли, альфа посмотрел в полумрак. Из приоткрытого окна потягивало холодком, шевелившим шторы, а первые лучи рассвета касались стены напротив. Тихо бормоча что-то себе под нос про отвратительные сны, Нико заставил себя сесть, всё тело так и болело. Прижав руки к себе, он горько улыбнулся, всё ещё ища оправдания для Эванса, но зная, что лучше от этого не станет и болезненная обида никуда не уйдёт. — Почему же он так со мной поступает? Или со своим возлюбленным? — прошептал Нико, ненадолго закрыв глаза. — Если бы я знал, то сказал бы. — Голос знакомого незнакомца. Нико пришлось открыть глаза, смотря на омегу в дверном проёме. Несколько удивившись, альфа слабо улыбнулся и протянул к мальчику руку. Тот, к удивлению, прошёл ближе, касаясь ладони старшего пальцами и садясь рядом, прикасаясь уже и к лицу Нико, к его ужасным синяками. — Болит? — Не сильнее, чем сердце. — Нико тяжело улыбнулся, беря руку незнакомца и медленно оглаживая его пальцы. — Я всё равно люблю его, как бы больно он мне ни сделал.