Грифон и терновник

Глава 6. Василиск и феникс

После происшествия в Дуэльном клубе вся школа окончательно уверилась в том, что Гарри Поттер и есть наследник Слизерина. От него стали шарахаться, как от прокаженного, его обсуждали, на него пялились. А к всеобщей панике перед самым Рождеством произошло еще одно нападение – в этот раз окаменевшей статуей в больничное крыло попал Джастин Финч-Флетчли из Пуффендуя, а кроме него пострадал еще и Почти Безголовый Ник. Теперь уже никто не хотел оставаться в замке на рождественские каникулы, и Хогвартс опустел. Поговорить с Киараном после того вечера в Дуэльном клубе мне так и не удалось. Его постоянно окружали слизеринцы, а он сам даже не смотрел в мою сторону. Бросит иногда странный задумчивый взгляд и снова отворачивается. Я подозревал, что это из-за моего превращения в Нору в тот вечер. Возможно, в моем лице он видел ее черты, ведь мы были похожи, и вряд ли юноша испытывал приятные эмоции, глядя в лицо лжеца. Хотя, много раз прокрутив в голове события того вечера, я понял, что превращения в Нору можно было избежать. Киаран мог сразу сказать Люку, что Нора перевелась в Шармбатон, и разговор на этом закончился бы. И все-таки Киаран выбрал иной путь. Почему? Может, он и сам хотел еще раз увидеть Нору? Это не давало мне покоя. Меня терзало еще и то, что я не мог к нему приблизиться, когда поддержка была мне так нужна, особенно после нападения на Джастина и Ника. Раньше я не задумывался и не понимал, а теперь вдруг четко осознал, что в опасности любой и каждый маглорожденный – ведь если у преступника поднялась рука на Ника, бедное привидение, которое уже мертво, тут никакая невидимость не спасет. Рождественское утро я провел, ворочаясь в постели и пытаясь избавиться от навязчивых мыслей. Ночью мне снились змеи и пауки, и я чувствовал, что упускаю что-то еще, не менее важное, чем Киаран и моя личная безопасность. Но кусочки головоломки все не складывались, поэтому я откинул одеяло в сторону, оделся и поплелся в кухню, чтобы попросить у домовиков что-нибудь пожевать, поскольку завтрак я пропустил. Когда я выбрался из прохода с фруктовым натюрмортом, медленно жуя тост, и побрел по гулким пустым коридорам, снаружи начался снегопад. Мои шаги раскатисто отражались от стен и будили эхо. Меня пробрал озноб, и я невольно огляделся по сторонам. Пусть студенты разъехались, но чудовище-то осталось… И тут я вновь уцепился взглядом за какое-то шевеление на полу. Посмотрел вниз и увидел вереницу пауков, спешившую мимо меня к ближайшему окну. Я присел на корточки, внимательно наблюдая за крошечными существами и пытаясь проследить направление их движения, и понял, что они уползают в щель между каменными плитами. Снова бегущие в панике пауки. Я вдруг резко встал, так что даже голова закружилась и перед глазами поплыли разноцветные круги. Пронзившая меня догадка была настолько ошеломительной, что я не мог ждать, когда головокружение пройдет, и помчался в библиотеку, лишь чудом не врезаясь в стены. Найдя в библиотеке нужную секцию, я стал спешно обшаривать полки в поисках. Бегущие пауки, мертвые петухи, окаменевшие жертвы… Как я раньше не понял! Вот оно! Я снял с полки древний толстый фолиант в черном переплете. Страницы приходилось перелистывать осторожно, потому что они были очень старыми и могли легко порваться. Добравшись, наконец, до нужной главы, я пробежал ее глазами и увидел то, что искал – и боялся найти. «…из многих чудищ и монстров, коих в наших землях встретить можно, не сыскать таинственней и смертоносней Василиска, также именуемого Король Змей. Сей гад может достигать размеров воистину гигантских, а срок жизни его – многие столетия. На свет он рождается из куриного яйца, жабой высиженного. Смерть же несет путем диковинным, небывалым, ибо, кроме клыков ужасных и ядовитых, даден ему взгляд убийственный, так что ежели кто с ним очами встретится, тотчас примет кончину скорую и в муках великих. Особливо боятся Василиска пауки, сторонятся елико возможно, ибо он есть враг их смертельный; сам оный Василиск страшится лишь пения петушиного, ибо гибельно оно для него…» Головоломка сложилась. Все встало на свои места. Салазар Слизерин был змееустом, поэтому на его гербе змея, так что логично предположить, что чудище – тоже змея. Кто-то душит школьных петухов – вероятно, наследник Слизерина, открывший Тайную комнату и выпустивший василиска, который боится только петушиного пения. И пауки, панически бегущие из замка всеми доступными путями. Кто еще может быть чудовищем из Тайной комнаты, как не василиск? «Но ведь никто не умер, а в книге написано, что взгляд василиска смертелен», – пропищал в моей голове мерзкий возражающий голосок. Я задумался. Что же не так? Что не сходится? Я огляделся по сторонам, вернул книгу на место и перешел в другую секцию, чтобы найти отчеты о прошлом инциденте с Тайной комнатой. Несколько лет назад, наткнувшись на легенду о ней в «Истории Хогвартса», я, помнится, пытался отыскать еще какую-нибудь информацию и откопал газетные вырезки полувековой давности, сообщавшие о том, что кто-то открыл Тайную комнату в то время. Я около получаса перебирал папки с подшивками «Ежедневного пророка», пока не нашел подборку за нужные года, и уселся перелистывать их в попытках найти те репортажи. За окнами уже стало темнеть, когда я все-таки отыскал нужную вырезку – в ней сообщалось о том, что в результате нападения в туалете погибла девушка. Значит, кто-то все же погиб. В чем же тогда сейчас дело? Почему теперь все жертвы всего лишь заколдованы? Я вызвал в памяти все, что знал о нынешних нападениях. В больнице находились трое, если не считать Почти Безголового Ника: первой заколдовали миссис Норрис, затем Колина и последним на данный момент – Джастина. Мой мозг сразу зацепился за Колина – что с ним не так? Я перевел задумчивый взгляд на свое бледное отражение в окне и тут вдруг вспомнил – фотокамера! Колин ведь всегда носил с собой фотоаппарат. Наверное, он видел василиска через объектив. А что же остальные? Вместе с Джастином в ту ночь пострадал Почти Безголовый Ник – привидение, которое не может повторно умереть. Возможно, Джастин посмотрел на василиска сквозь Ника, который принял заряд смертельной магии змеиных глаз на себя? Прекрасно, Ноа, пока все сходится. Но что же миссис Норрис? У кошки не было фотокамеры, а все привидения в Хэллоуин находились в Большом зале. Большой зал… Я начал собирать папки с газетными подшивками и убирать их на места, все думая о том, как могла выжить миссис Норрис. – Миртл снова затопила туалет, и там повсюду была вода, и вообще жуть! – вспомнился мне возбужденный шепот третьекурсников, обсуждавших произошедшее за завтраком на следующее утро после Хэллоуина. Вот оно! Вода – миссис Норрис видела отражение в воде. Получается, василиск может убить взглядом только через прямой контакт? Это немного успокаивало, но не делало ситуацию менее опасной. У василиска ведь есть еще ядовитые клыки. Стоп! Василиск же громадная змея – как он передвигается по замку незамеченным? Задаваясь этим вопросом, я покинул библиотеку и побрел по коридорам, не разбирая дороги. На третьем этаже мне вдруг чуть не заехал дверью по носу Пивз, внезапно вылетевший непонятно откуда, и, изображая ртом непристойные звуки, удалился куда-то готовить очередную пакость. Он напугал меня и сбил с мысли, поэтому я с минуту стоял, растерянно озираясь вокруг и пытаясь понять, куда меня занесло. Зашел в туалет, из которого вылетел Пивз, и приблизился к раковине. Лицо горело от волнения, и я, включив холодную воду, быстро умылся. Повернул кран, перекрывая воду, и тут мой взгляд уперся в канализационные трубы, вившиеся по стенам и уходившие в пол и потолок. Трубы… А ведь точно. Василиск мог передвигаться по канализационным трубам в стенах замка, и никто его не увидел бы. Я выскочил из туалета и захлопнул за собой дверь, хотя она бы меня и не спасла, реши василиск вылезти на меня прямо из унитаза. Немного отдышавшись, я попытался вновь привести мысли в порядок. Судя по тому, что я откопал, чудовищем Тайной комнаты был именно василиск: огромная змея, ползавшая по трубам, способная убить взглядом, но в этом году пока никого не убившая, потому что никто не смотрел ей прямо в глаза; василиск боится петушиного пения, поэтому были перебиты школьные петухи; в свою очередь, страшащиеся василиска пауки бегут из замка; а управлять василиском может только наследник Слизерина, потому что он наверняка змееуст. Когда я собрал картинку воедино, был ошеломлен тем, что никто, кроме меня, еще до этого не додумался. Ведь в замке были люди и поумнее меня – Дамблдор, МакГонагалл, Флитвик, Снегг, да хотя бы отличница Гермиона Грейнджер или кто угодно с факультета Когтевран. Должен ли я рассказать о своем открытии? Наверняка должен, но поверят ли мне… Я вернулся в башню Гриффиндора, все еще размышляя. Я чувствовал, что обязан рассказать МакГонагалл или хоть кому-то из преподавателей, но боялся подходить к учителям со столь смелой идеей. «Школу уже не раз обыскивали, мистер Торн, и уж кто-нибудь наверняка должен был заметить такую большую змею! Не сейте панику, лучше уделите побольше внимания урокам», – мне представилось строгое лицо декана Гриффиндора со сжатыми в ниточку губами. «Мой мальчик, вы перевираете факты и преувеличиваете! Если в замке обитает василиск, то почему никто не умер? Ведь его взгляд смертелен!» – обрамленное пушистыми бакенбардами лицо малыша Флитвика со снисходительной улыбкой проплыло перед моим внутренним взором. Нет, я должен сначала обсудить это с Киараном. Он подскажет, что делать, а в случае чего поможет мне отстоять гипотезу перед преподавателями – уж ему-то, блестящему ученику, должен поверить хотя бы его декан. Остаток каникул я провел, вертя в уме свою теорию так и этак. И как бы я ее ни крутил, по всему выходило, что моя догадка верна. А если я прав, у руководства школы было два варианта: найти василиска и обезвредить его, что не представлялось возможным, поскольку никто не знал, где находится Тайная комната, в которой тварь обитала все эти столетия; либо найти наследника Слизерина и навсегда запечатать комнату. Могло показаться, что второй вариант гораздо проще, но как найти наследника, если Слизерин жил тысячу лет назад? Все думали на Поттера, но лично я сомневался. Сколько я ни наблюдал за ним, мальчик не внушал мне ни малейшего страха, и вряд ли он мог бы ступить на сторону Темных сил после того, что Тот-Кого-Нельзя-Называть сделал с его родителями. Гарри был змееустом, и это видело полшколы, но разве это могло объясняться только лишь родством со Слизерином? Разве Салазар Слизерин и его потомки единственные, кто когда-либо владел даром говорить со змеями? Например, в прошлый раз после изучения легенды о Тайной комнате и сводок о ее открытии пятидесятилетней давности я стал копать информацию про змееустов и в сборнике кратких биографий древнегреческих магов наткнулся на имя Герпия Злостного, который был змееустом, а кроме того, считался первым, кто вырастил василиска и создал крестражи. А ведь Герпий жил в Древней Греции за сотни лет до Слизерина – вряд ли они были родственниками. В совпадения я не верил, но мне все равно казалось, что Гарри Поттер не может быть наследником Слизерина. В конце концов, маглорожденная Гермиона Грейнджер была его близкой подругой, а наследник, кажется, должен уничтожать маглорожденных. Почему же Гермиона еще жива и здорова? Все эти мысли прокручивались в моей голове снова и снова. Я пытался отвлечься – делать домашние задания, читать что-то постороннее, даже пару раз выбирался в Запретный лес и подумывал вернуться к опытам со своими зельями, но мысли о василиске, Слизерине и его наследнике возвращались. Потому я испытал огромное облегчение, когда замок вновь наполнился студентами и шумом. Это означало, что Киаран тоже вернулся и можно обсудить с ним мои догадки. Но, как выяснилось, расслабился я рано – после каникул оказалось, что Гермиона Грейнджер в больничном крыле. Меня прошиб холодный пот, когда я услышал сплетни за завтраком в первый учебный день. Неужели я все-таки ошибался насчет Гарри Поттера? Но чуть позже – тоже из сплетен – я узнал, что Гермиона не подвергалась нападению василиска, а выпила неправильное зелье и теперь с помощью мадам Помфри пыталась справиться с последствиями. Я был так измотан своими страхами и гипотезами, что хотел одного – поскорее поговорить с Киараном. Но через несколько дней после начала семестра понял, что он избегает меня – намеренно. В Большом зале юноша обретался теперь исключительно за столом Слизерина, даже не глядя в мою сторону. На уроках заклинаний больше не подсаживался ко мне, так что я оказался не у дел и во время уроков снова сидел в своем углу в одиночестве, наблюдая, как остальные отрабатывают заклятия. В попытках подловить Киарана и поговорить, потому что мой мозг теперь терзала еще и его отстраненность, я начал исподтишка следить за ним и порой из-за этого даже опаздывал на уроки. Я смотрел, как Киаран в окружении слизеринцев ходит из класса в класс. Они то дружно смеялись над какой-то, видимо, очень смешной шуткой, то обсуждали что-то с мрачными лицами. С опушки Запретного леса я наблюдал, как Киаран тренировался со сборной Слизерина по квиддичу, и его расплывчатая зеленая фигурка носилась по полю с такой скоростью, что я не успевал за ней взглядом. Выглядывая из-за углов, я видел, как Киаран сидел где-нибудь с незнакомой мне девушкой на коленях, и они целовались. Я смотрел, как прикрывались его глаза, как его руки скользили по спине и волосам девушки, а их рты соприкасались. Судя по всему, я был ему больше не нужен. И все равно продолжал издали наблюдать. Как будто это делало меня сопричастным, оставляло меня в его жизни, пусть и всего лишь жалкой тенью. Каждый раз, когда очередная девушка смущенно хихикала от шуток или комплиментов Киарана, а он улыбался ей своей немного наглой улыбкой, мою грудь будто сжимала невидимая ледяная рука. В глазах темнело, и становилось трудно дышать. Я тоже хотел шутить и вместе с ним смеяться! Я тоже хотел обсуждать с ним сплетни и делиться страхами! Я тоже хотел проводить с ним время… Я не хотел быть один. Где-то между Рождеством и Днем Святого Валентина я понял, что больше не выдержу царящего в связи с нападениями в замке напряжения и хаоса в собственной голове. Я понимал, что поступал отвратительно, буквально преследуя друга, и теперь был словно натянутая струна, готовая в любой момент лопнуть. Я вздрагивал от каждого шороха, боясь то ли нос к носу столкнуться с василиском, то ли того, что Киаран узнает, что я слежу за ним. Аппетит совсем пропал, и я чувствовал постоянную слабость, как будто готов был разболеться. Сам я не до конца верил, что наследнику Слизерина может понадобиться такой ничтожный человек, как я, вряд ли он вообще меня заметит, даже если столкнется со мной в коридоре, но подспудное ощущение дамоклова меча над головой преследовало меня даже во сне. Мне снова начали сниться авария, в которой погибла Лив, пьяный отец, бивший копытами в пол, раздиравший мне лицо когтистыми лапами и вопивший: «Это ты виноват, мелкий ублюдок! Если бы не ты, Лив была бы жива! Если бы не ты, Киаран все еще был бы рядом! Если бы не ты, василиск не вылез бы!» – и еще целая вереница бессвязных тревожных снов, от которых я просыпался в холодном поту. Возможно, я даже кричал во сне, но сокурсники, к счастью, этого не слышали – просыпался я всегда в кромешной тьме и тишине. Чтобы немного отвлечься от мрачных событий, происходивших в замке и в моей собственной голове, я решил выбраться в Запретный лес, подышать свежим воздухом и побыть наедине с собой, не слушая постоянные шепотки и пересуды, из-за которых липкие мурашки щекотали мне между лопаток, и отрезав себе возможность следить за Киараном. Я сидел на своей поляне с дубом и кормил фестралов, стянувшихся ко мне на запах сырой говядины, когда вдруг услышал жалобный писк. Оставив фестралов – в этот раз их было трое – заканчивать обед, я отправился на поиски источника звука, пробираясь сквозь заснеженный лес и проваливаясь в сугробы по колено. Наконец, спустя около получаса поисков я обнаружил неподалеку под деревом нечто ярко-оранжевое, похожее на пламя, горевшее прямо в снегу. Осторожно подойдя поближе, я с изумлением понял, что это был птенец феникса! Маленькая птичка лежала на боку, тяжело дыша и неестественно подвернув под себя хилое крыло, и истошно пищала. – Откуда ты тут взялся, малыш? – я присел рядом с ним, пока только осматривая и боясь притронуться, чтобы не навредить, очевидно, раненому птенцу еще больше. Кажется, у него было сломано крыло. Птенец в ответ лишь заверещал еще громче. – Ну-ну, давай-ка мы тебя поднимем с холодного снега… Я со всей осторожностью, на которую были способны мои огромные по сравнению с птенцом лапищи, поднял феникса с земли и прижал к груди, аккуратно прикрыв мантией. Птенца била дрожь, которую я чувствовал даже сквозь толстый вязаный свитер, и все-таки его маленькое тельце было сродни огоньку на моей груди. Придерживая птенца за пазухой, я поспешил в сторону замка, пытаясь сообразить, как лучше поступить. Отнести феникса к преподавателю ухода за магическими существами – профессору Кеттлберну? Или к Хагриду? Или, может быть, к Дамблдору – у того, по слухам, был собственный ручной феникс, уж он-то точно должен знать, как о них заботиться. И откуда вообще этот птенец тут взялся? Фениксы ведь гнездятся в высокогорьях Китая, Индии и Египта, а тут Англия и не сказать, что горы. Когда по сугробам, спотыкаясь о спрятавшиеся под снегом корни и кусты и постоянно проверяя, не раздавил ли я птенца, весь мокрый от пота и снега и продрогший, я добрался до хижины Хагрида, уже начало потихоньку смеркаться. Я совсем выбился из сил и не был уверен, что смогу донести птенца до замка, не причинив ему еще большего вреда, а потому постучался в дверь к лесничему. По ту сторону громко залаял Клык, и я невольно отступил назад, боясь, как бы пес не вырвал птенца у меня из рук. – Фу, Клык! Лежать! – дверь распахнулась, и на пороге появился Хагрид. – Ноа! Чевой-то ты так поздно тут бродишь, в такое-то время? Чтой-то случилось? Вид у тебя озабоченный. Хагрид скрылся в хижине, пропуская меня, но в дверях тут же возник Клык, явно готовясь к прыжку. – Хагрид! Убери Клыка! У меня тут раненый феникс! – только и смог выкрикнуть я прежде, чем был сбит с ног громадным псом и провалился в сугроб под стеной хижины. От удара о землю у меня вышибло дух, сугроб обвалился мне на голову, но я не выпустил из рук птенца, снова истошно запищавшего, и попытался защитить его от слюнявой пасти волкодава. – Клык! Непослушная ты псина, назад! – Хагрид выскочил на улицу, перехватил Клыка поперек туловища и буквально зашвырнул в дом. Я услышал, как пес жалобно заскулил, скребя когтями по полу. Схватив руку Хагрида, я выбрался из снега и тяжело поднялся, а потом осторожно разжал пальцы, показывая лесничему свою находку, похожую на костерок в ладонях. – Вишь ты! И правда феникс! – глаза Хагрида расширились от удивления, и он поспешно повел меня в дом и плотно прикрыл за нами дверь. – Где ты его нашел, Ноа? Лесничий забрал у меня птенца и посадил на стол, а потом повернулся ко мне. Убедившись, что я сам не ранен, он заставил меня снять пропитавшуюся снегом мантию и повесил ее сушиться над камином, после усадил меня в огромное мягкое кресло, которое подвинул поближе к огню, накинул на плечи лоскутное одеяло со своей кровати – я и сам не заметил, что меня била крупная дрожь – и принялся возиться у очага. Похоже, великан подогревал воду. – В Запретном лесу, – проговорил я, стуча зубами. – Я ж говорил тебе не шастать там! Тем более когда в замке такое творится! – Хагрид посмотрел на меня, сдвинув свои кустистые брови. – Прости, Хагрид, мне нужно было пройтись… В замке все слишком напряжены, – начал я оправдываться, но великан лишь махнул рукой. – Что с тобой поделать… Осторожней только будь, малец. Неровен час в передрягу попасть, фестралы с кентаврами сейчас тоже неспокойны – беду чуют, вестимо. Тем временем лесничий переключился на птенца, который уже перестал вопить, вполне пригрелся на столе и, казалось, задремал. Я даже удивился, с какой нежностью Хагрид обращался со столь крошечным созданием – птенец был размером не больше мизинца великана – и смог перенести того на пушистое полотенце, даже не разбудив. После этого Хагрид снова отвлекся, чтобы заварить чай, в который плеснул добрую порцию какого-то пойла коричневато-красного цвета из пыльной бутылки, стоявшей в буфете, и вручил кружку мне. – На вот, пей пока, а то еще простудишься – вон как тебя колотит, – буркнул великан и переключился обратно на птенца, который сидел на полотенце, свесив головку и только что не храпя. Я даже невольно улыбнулся – маленький феникс был до смешного несуразен со своей головой одного размера с туловищем и растрепанными тонкими перышками. Пока я медленно прихлебывал обжигавший горло чай, Хагрид внимательно осмотрел птенца и заключил, что у того сломано крыло, пара несерьезных ссадин и выдранных перьев, но ничего опасного для жизни. – Эт хорошо, что ты его нашел, Ноа, – объяснял Хагрид, осторожно опуская птенца в тазик с горячей водой, чтобы как следует согреть и отмыть от грязи. Я снова поразился, с какой точностью и аккуратностью он все это проделывал. – Ежели б не ты, птенчик совсем закоченел бы, да раны загноились, тогда б не жилец он был. «Или его кто-нибудь сожрал бы», – мысленно добавил я. Пока лесничий накладывал маленькому фениксу крошечную повязку на крыло и обрабатывал содранный бок, в хижине было тихо: слышалось только потрескивание поленьев в камине, нудный скулеж обиженного Клыка из угла да мои прихлебывания. – Ну вот, жить будет, – заключил Хагрид, укладывая вновь заснувшего птенца в импровизированное гнездышко, сооруженное из полотенца. – Надо бы его профессору Кеттлберну показать али Дамблдору, они чай разберутся, что с ним делать… – Хагрид, а… а я могу оставить его себе? – осторожно поинтересовался я, нервно крутя в руках пустую кружку. Голова немного кружилась – нет, лесничий явно плеснул мне туда что-то алкогольное. Пока великан возился с птенцом, мне внезапно подумалось, что за те полтора года, что мы знакомы, Киаран уже не раз дарил мне (скорее Норе, но это неважно) подарки, а вот я ответил ему лишь раз и то безделушкой. Было бы неплохо подарить ему такую редкую и благородную птицу, которая могла бы стать его верным и преданным товарищем практически на всю жизнь… Впрочем, будем честны: я искал любой повод, чтобы просто заговорить с ним, а из-за чувства вины испытывал потребность прийти не с пустыми руками. – Думаю, можешь, а на кой он тебе? У тебя ведь уже есть сова, – Хагрид грузно опустился на стул и посмотрел на меня. Мне даже показалось, что его глаза-бусинки лукаво заблестели из-под косматых бровей. – Ну, я… э-э-э… подумал подарить его своему другу… – промямлил я неуверенно. – Эвона как! Ну, тогда, думается мне, ты можешь этого цыпленка выходить и подарить. Тот друг для тебя очень важен, вестимо, раз ты ему такие подарки делаешь, – Хагрид хохотнул, взял оставленное на табурете вязание ядовито-зеленого цвета, напоминавшее что-то вроде шапки размером с большой котел для зелий, и принялся за работу, так что только отблески от спиц мелькали в моих глазах. – Очень, – я кивнул, облегченно выдохнув. – Расскажешь, может, о нем? Я замялся, не уверенный, что Хагриду стоит знать о Киаране. Лесничий всегда недолюбливал слизеринцев, а особенно чистокровных, и это было взаимно. К тому же не стоило ему знать и о том, что друга я почти потерял. – Ну… он из древней семьи волшебников и учится в Слизерине, – тихо произнес я наконец. Хагрид посмотрел на меня исподлобья и цокнул языком. – Чевой-то тебя угораздило с чистокровным слизеринцем связаться? – голос его звучал недовольно. – Он не такой, как Малфои и прочие! Он похож скорее на… на Уизли. Например, он знает, что я из семьи маглов, но все же общается со мной и помогает… – тут меня кольнула совесть, потому что уже месяц как мы и словом не обмолвились с Киараном, и вот теперь я вру не только себе, Киарану и Люку, но еще и Хагриду. Никогда не думал, что стану таким подлецом. – Он хороший человек, – тихо добавил я и опустил взгляд на свои руки, все еще сжимавшие пустую кружку. – Ну, коли так, то я спокоен за тебя, парень. Редкого зверя ты откопал, и это я, вишь, не о фениксе, – Хагрид глухо рассмеялся. Мы еще немного поболтали, пока я окончательно не согрелся и голова не перестала кружиться после хагридова чая. Перед уходом я попросил лесничего позаботиться о птенце, пока я не найду что-нибудь вроде клетки, где его можно будет держать.