Грифон и терновник

Глава 2. Воспоминания о лете

«Хогвартс-Экспресс» неспешно прорезал полог промозглого тумана и дождя. В купе было прохладно и горели лампы, а я удобно устроился, вытянув ноги на сиденье и закутавшись в мантию, и размышлял, глядя в седую хмарь за окнами. Прошедшее лето я мог бы назвать, пожалуй, самым лучшим с момента смерти Лив. Дружба с Энни, визит Киарана, мама, которая будто начала вдруг вспоминать, что у нее есть сын… И если Киаран и мама проявляли инициативу сами, то с Энни вначале все было по-другому, и это, честно признаться, вызывало у меня некое подобие чувства гордости за себя. В позапрошлом году мама, как бы невзначай вдруг осознав, что у нее есть 15-летний сын, пыталась познакомить нас с Энни, но тогда я был еще таким жалким и никчемным, что сам свел знакомство на нет. Летом перед шестым курсом мы как-то случайно столкнулись в магазине, но близкого общения тоже не завязалось – только иногда болтали через забор. Этим же летом я неожиданно для самого себя рискнул, увидев как-то днем в начале июня Энни поливающей розовые кусты на лужайке перед их домом. В тот день стояла душная жара, Энни была в коротких джинсовых шортах и голубом купальном бюстгальтере, пушистые рыжие волосы выбивались из-под нелепой соломенной шляпы с огромными подсолнухами на тулье, а я наблюдал за ней из окна своей комнаты. А потом вдруг решил спуститься и поздороваться. Завязалась непринужденная беседа, и вот мы уже договорились, что вечером вместе сходим на озеро, с ней и ее младшим братиком. Тем вечером мы пришли на пляж, и хотя я не планировал купаться, все равно пришлось раздеться, потому что Эдди – пятилетний кучерявый хулиган, брат Энни, ну очень хотел, чтобы я помог ему заплыть на глубину. Видимо, Эдди считал, что из-за высокого роста я и плавать могу дальше. Раздеваться было неловко, потому что я боялся, если Энни увидит мои шрамы, начнет задавать вопросы. Однако девушка меня удивила. Когда я стянул футболку, она подошла ко мне и бесцеремонно ущипнула за бок. – Ты вообще хоть что-нибудь ешь? Выглядишь как ходячий скелет, – сердито поинтересовалась она. Потирая бок, я начал что-то неловко бормотать в свое оправдание, но она в ответ лишь топнула ногой и строго посмотрела на меня. – Знаешь, пусть мы только начали ближе знакомиться, но ты классный, и я не хочу, чтоб ты помер через месяц от недоедания и слабости. Поэтому с сегодняшнего дня будем поправлять твое здоровье! – категорично заявила девушка и, не дав мне ответить, указала на Эдди, который уже плескался на мелководье и нетерпеливо зазывал меня к себе. Я хотел было сказать, что мне неплохо живется и с моими торчащими ребрами, и все с моим здоровьем в порядке, и ничего я не помру через месяц, но тут Эдди подбежал к нам и, схватив меня за руку, потащил к воде. В тот вечер мы больше не возвращались к этой теме, но я порой ловил на себе укоризненные взгляды Энни и прямо видел по ее сосредоточенному лицу, что она уже чуть ли не составляет в уме план тренировок и диету для меня. Поначалу я удивлялся, с чего вдруг ее так интересует мое состояние, но потом вспомнил, что она еще прошлым летом говорила мне, что хочет стать врачом. Видимо, это уже какая-то профдеформация, с улыбкой думал я, как у меня, когда я вижу какой-нибудь кулинарный ингредиент или просто незнакомое растение и сразу начинаю размышлять, где его можно применить в зельеварении. После того вечера на озере мы с Энни стали общаться почти каждый день. Она постоянно вытаскивала меня гулять, а иногда настойчиво звала на обед или ужин, чтобы, по ее словам, я не питался подножным кормом и набирался сил. Именно с легкой руки Энни я немного проникся готовкой и неплохо поднаторел в ней за лето. А в середине июня, всего лишь через несколько дней после начала нашей дружбы, Энни настояла на том, чтобы я постригся, и я нехотя подчинился, в душе надеясь, что волосы быстро отрастут, потому что ходить с открытым лицом было жутко непривычно. Хотя Энни тогда сказала, что со стрижкой мне идет больше, чем с растрепанными патлами. Все это меня дико смущало, но в глубине души было приятно, что обо мне кто-то заботится, пусть и в такой своеобразной манере. И потому я смирился с ее идеей сделать из меня здорового человека и в благодарность частенько присматривал за Эдди или чинил что-нибудь в их доме. Родители Энни и Эдди были в разводе, и жили они с мамой, так что моим рукам там работы хватало – то миксер забарахлит, то выключатель в гостиной перестанет работать, то раковина забьется. А однажды, незадолго до визита Киарана, Энни пришла ко мне в слезах. Не зная, что в таких случаях делать, и не понимая, как поступить, я заварил ей чашку чая с мятой и отвел в свою комнату, чтобы нас не видел мой отец. Девушка около часа, обнимая меня как плюшевого мишку, рассказывала о том, что рассталась со своим парнем. Из ее сбивчивых объяснений я понял только то, что он придурок и целовался с какой-то Марго, хотя они встречались уже два года и даже планировали вместе снимать квартиру, когда поступят в колледж. Я понятия не имел, как мне реагировать на все ее излияния, и потому просто крепко обнимал подругу, гладил по волосам и неуклюже поддакивал, пока она не выплеснула весь свой гнев и обиду и не притихла в моих руках. Когда Энни, наконец, успокоилась и отстранилась от меня, вытирая лицо, выглядела она немного растрепанной, но уже не такой расстроенной. Убрав пушистые волосы в хвост, она взяла в руки чашку с уже остывшим чаем и вдруг спросила: – А у тебя когда-нибудь была девушка? Я смущенно потер затылок, вдруг вспомнив тот год, когда мы только познакомились с Киараном и я был Норой. Не думаю, что это можно назвать «встречались», но тот формат общения был наиболее близким к тому, что люди подразумевают под «встречаться с кем-то», особенно если вспомнить, что мы как-то раз даже целовались. Однако я решил, что Энни не стоит такое рассказывать, и только покачал головой в ответ на ее вопрос. – Нет. Я вообще мало с кем общаюсь. – Почему? Я пожал плечами. – Так вышло, – я посмотрел в бледное и слегка припухшее от слез лицо Энни и неожиданно для самого себя добавил: – Когда мне было шесть лет, умерла моя старшая сестра, и с тех пор я стал замкнутым. После этого я стал рассказывать Энни о своей жизни, опуская, разумеется, некоторые подробности (а так хотелось поведать ей о Хогвартсе и волшебном мире!). Энни в ответ рассказала о разводе родителей, какой это был болезненный процесс и как она переживала, пытаясь защитить Эдди от ссор и разбирательств. А потом мы стали обсуждать все подряд – от книг и видеоигр до астрономии и психологии. Я, как мог, сдерживался от того, чтобы не брякнуть, что я волшебник, но и без того мы проговорили всю ночь. Энни задремала, лежа на моей груди, ближе к рассвету. Я же, привыкший к бессонницам и возбужденный после долгого разговора по душам, спать совсем не хотел. Некоторое время, пока дыхание девушки не выровнялось, я лежал неподвижно, легко поглаживая ее по плечу и волосам, а потом осторожно, стараясь не разбудить, выбрался из объятий Энни и сел на полу рисовать, подвинув к себе настольную лампу. Та ночь стала, пожалуй, моментом нашего сближения. Был еще эпизод в конце июля, когда после очередного похода на озеро Энни предложила остаться у нее с ночевкой и посмотреть кино. Мисс Блоуболл – мать Энни и Эдди, миловидная пухленькая женщина, достававшая макушкой мне только до груди, с такими же пушистыми рыжими волосами, как у ее детей, накормила нас ужином, все время поглядывая на нас с Энни как благодушная лиса, и, уложив Эдди спать, с какой-то странной улыбочкой наказала нам долго не засиживаться. Потом, пожелав спокойной ночи, ушла к себе. – Энни, а мне точно можно остаться? – озадаченно спросил я, по своей давней привычке устраиваясь на полу возле дивана, пока Энни перебирала кассеты. – Точно. Хватит переживать из-за всего на свете и давай просто смотреть кино, – девушка беспечно махнула рукой, подползла ко мне на четвереньках и устроилась под боком, положив голову на мое плечо. На середине фильма Энни уснула, а я еще долго сидел и сквозь накатывавшую сонливость пытался досмотреть кино, пока дрема не одолела и меня. Но особенно мне почему-то запомнился случай, когда в середине августа мисс Блоуболл, рассыпаясь в извинениях и благодарностях, попросила посмотреть, что не так с ее машиной – она почему-то не заводилась. В починке автомобилей я понимал гораздо меньше, чем в микросхемах и прочистке труб, но все же рискнул (подумав, что в случае чего попрошу помощи у отца, хотя энтузиазма эта мысль и не внушала). Я открыл капот автомобиля и попросил мисс Блоуболл попробовать его завести. Машина издала негромкий кряхтящий звук и замолкла. «Если тачка не заводится, первое, что нужно проверить, сынок, – масло и свечи», – вспомнил я наставления отца из моего детства, в котором он иногда брал меня к себе в мастерскую. Подумав, что заменить свечи мне вполне по силам, я выкрутил одну и внимательно осмотрел. Точно, вот и она – жирная желто-коричневая жижа на тепловом корпусе – отложение свинца. Выкрутив все остальные свечи, я проверил и их. – Мисс Блоуболл, у Вас свечи полетели, – я показал ей испорченные детали. – Их нужно заменить. По лицу женщины было видно, что после моего заявления она уже напридумывала себе дорогостоящий техосмотр и ремонт и расстроилась, но я поспешил ее успокоить. – Не волнуйтесь, я схожу в магазин за новыми и заменю их сам, это несложно. Мисс Блоуболл сразу же просияла и вручила мне свой бумажник. Я даже смутился такому искреннему доверию и помчался в магазин автозапчастей в соседнем квартале. Вернувшись, я скинул футболку, чтобы не запачкать, убрал уже отросшие волосы в неаккуратный хвост на затылке и принялся за работу. Когда новые свечи были успешно поставлены, перед тем, как закончить, я решил все-таки проверить еще и масло – на всякий случай. Уровень оказался недостаточный, и я пошел к мисс Блоуболл, чтобы узнать, есть ли у нее запас для долива. – Мама! – услышал я укоризненный возглас Энни из-за двери. Когда я зашел в кухню, вытирая руки рабочей тряпкой, с черными масляными пятнами на лице, Энни стояла посреди комнаты напротив матери и, раскрасневшись, гневно взирала на нее. Мисс Блоуболл выглядела одновременно довольной и смущенной, стоя у плиты с лопаткой в руках. Войдя в такой момент в помещение, я сразу понял, что прервал какой-то их спор, почувствовал себя неловко и хотел было уйти, но мисс Блоуболл уже подскочила ко мне. – Ноа, дорогой, ты уже закончил? Все в порядке? – ласково поинтересовалась она. – Э-э-э… – я смущенно посмотрел на Энни. Девушка тряхнула волосами и с сердитым видом вышла вон. – Простите, мисс Блоуболл, я не хотел мешать… – Да что ты, милый, все в порядке. Ты голодный? – Эм… нет. Мисс Блоуболл, я хотел спросить, у Вас есть машинное масло? – О, дорогой, я в этом совсем ничего не понимаю… Но раньше нам помогал с машиной мистер Свитуотер из дома напротив, пока они с семьей не переехали. Возможно, он оставлял что-то, посмотри в гараже. Мисс Блоуболл мягко коснулась моего плеча и повернулась обратно к шипящей сковородке с гамбургерами. Я вернулся в гараж и стал искать на полках канистру с маслом, надеясь, что не придется все же говорить этой милой женщине о необходимости везти машину в мастерскую. В углу за ящиком с инструментами я нашел полупустую канистру и принялся медленно, постоянно проверяя уровень, заливать масло в бак. Когда я уже почти закончил и хотел позвать мисс Блоуболл, чтобы проверить машину, в гараж вдруг влетел Эдди, таща за собой велосипед и громко хныча. – Ноа-а-а-а-а! – проревел он, шмыгая носом. – Что такое, веснушка? – я присел на корточки возле мальчика. – У меня висипед поломался! – Эдди продолжал реветь и растирать сопли по лицу. Я заметил, что его шорты в следах травы и земли, а на колене красуется свежая ссадина. – Какая досада. Знаешь, Эдди, давай я посмотрю твой велосипед, а ты иди к маме, обработай коленку и умойся, хорошо? – Плавда? – мальчишка смотрел на меня такими огромными глазами, полными надежды и обожания, что я в любом случае не смог бы ему отказать. – Ты плавда-плавда его починишь? – Я очень постараюсь, – я улыбнулся и для пущего эффекта кивнул. Когда мальчик убежал в дом, я осмотрел его велосипед. Видимо, Эдди упал с него: руль был повернут относительно оси, в переднем колесе пара спиц выскочили из пазов и еще слетела цепь. Более серьезных повреждений я не обнаружил. Быстро расправившись с починкой, я смазал и повесил на место цепь и прокрутил педали, чтобы проверить, все ли в порядке. Удовлетворенный результатами своей работы, я прислонил велосипед к стене гаража, где он обычно и стоял, потом вернулся к машине мисс Блоуболл, еще раз все осмотрел, чтобы убедиться, все ли видимые неполадки я устранил, и закрыл капот. Затем прибрался в гараже и вернулся в дом, забросив футболку на плечо. Эдди уже сидел за столом в кухне в чистых шортах, на его левой коленке красовался пластырь, а сам он с аппетитом уплетал домашний гамбургер. Видимо, действительно отделался только испугом и царапиной. Увидев меня, мальчик бросил надкусанный бургер на тарелку, рассыпав по столешнице салат и заляпав ее соусом, и подбежал ко мне. Краем глаза я заметил, как мисс Блоуболл сердито уперла руки в бока и уже готова была устроить сыну нагоняй. – Ну фто, ну фто? Ты починил его, починил? – Эдди нетерпеливо подпрыгивал на месте, хватаясь руками за мои шорты. Я улыбнулся и кивнул, пытаясь быстро сообразить, как свести на нет гнев матери мальчика. – Все в порядке, Эдди, сможешь гонять на нем хоть до третьего класса. – Вау-у-у-у! – широкая улыбка озарила лицо Эдди. – Ты такой клуто-о-ой! – Наверное, – я смущенно улыбнулся, наклонился к нему и понизил голос. – Но знаешь что, веснушка? – Фто? – Чтобы быть крутым, нужно уважать других людей. Посмотри-ка, мама приготовила тебе ужин, а ты бросил его на стол и все заляпал. Разве это круто? Эдди обернулся и глянул на учиненный им бардак. Потом с виноватым видом повернулся ко мне, шмыгнул носом и покачал головой. – Тогда ты ведь знаешь, что нужно сделать, да? – я серьезно посмотрел на мальчика и ободряюще улыбнулся. Эдди кивнул и подлетел к матери, которая все это время наблюдала за нами, рассеянно протирая тарелку. Мальчик схватил с мойки тряпку и на удивление чисто убрал со стола, а потом с гордым видом уселся на свое место и снова принялся за еду. Я наблюдал за ним с легкой улыбкой, а потом обратился к его матери. – Мисс Блоуболл, я закончил, но автомобиль нужно будет проверить перед тем, как куда-то ехать. Я заменил свечи, залил масло и все прибрал, но если возникнут еще проблемы, лучше отвезти машину к мастеру. – Я… да… Спасибо, Ноа! Мне так неловко… – мисс Блоуболл внезапно залилась краской и покачала головой. – Ты у нас весь дом перечинил задарма, и с Эдди возишься постоянно, да и Энни к тебе очень привязалась. Уж и не знаю, как мы без тебя раньше жили! Я почувствовал, как загорелись уши, и виновато опустил глаза. Было ощущение, что похвалу я не заслужил. – Все в порядке, мисс Блоуболл, мне несложно, – только и смог я пробормотать. – Ну не знаю, это все равно как-то… – женщина нервно кусала губы. – Мне хочется тебя отблагодарить. Вот что, сходи умыться – у тебя все лицо в масле! – а потом поужинаешь с нами. Идет? – Хорошо. Спасибо, мисс Блоуболл! – я кивнул и направился в ванную. В коридоре я столкнулся с Энни, которая, увидев меня, густо покраснела и, ничего не сказав, умчалась в кухню и громко хлопнула дверью. Так и не поняв, что это было, я быстро ополоснул лицо, шею и руки в раковине, надел свою футболку, и после мы вчетвером прекрасно поужинали за милой беседой. Помимо того, что я занимался мелким ремонтом дома Блоуболлов, Энни настойчиво прививала мне привычку к спорту. Поначалу, когда она вытаскивала меня на пробежки или дальние велосипедные прогулки, да даже поплавать на озере, я был в ужасе: легкие молили о пощаде, мышцы болели, икры нещадно сводило, а все кости (особенно спина и сломанные Киараном ребра) скрипели как у дряхлого старика. Но к концу лета я и сам удивился, насколько окреп. Я уже мог подняться по лестнице, не выплевывая легкие и не пытаясь удержать сердце в грудной клетке; утренние пробежки постепенно перестали приносить страдания – я даже сам по утрам начал делать упражнения дома, чтобы размяться и не ударить перед девушкой в грязь лицом; а на велосипеде или пешком я теперь мог отмахать несколько километров, не умерев от одышки и отказа ног. Руки и плечи тоже стали сильнее – я мог без труда катать Эдди на закорках и носить его или Энни на руках, и даже обозначился пресс. Осанка немного выровнялась и ушли привычные периодические боли в пояснице. Правда, от привычки сутулиться не избавили даже постоянные поколачивания Энни мне промеж лопаток. Возможно, дело было в том, что, выпрямись я рядом с девушкой во весь рост, я стал бы возвышаться над ней на полторы головы, и это заставляло меня чувствовать себя некомфортно. Само общение с Энни тоже определенно шло мне на пользу – я стал гораздо меньше робеть и больше говорить сам, чаще проявлять эмоции, пусть мысленно все еще и ругал себя за какие-то «не те» слова или глупые действия. Впрочем, к этому приложило руку все семейство Блоуболлов, которое в то лето наполнило мою жизнь смехом, добротой и заботой, так что места на самокопания в моей голове почти не осталось. Правда, возвращаясь домой или в дни, когда Блоуболлы занимались своими делами, я окунался в состояние, близкое к апатии, но научился с ним справляться, вновь увлекшись паянием, чтением и задачками по химии. Помогали и регулярные письма Киарана. Не могу сказать, как общение со мной повлияло на саму Энни или ее мать, но маленький Эдди точно ко мне привязался. Когда в день перед отъездом в Хогвартс я с грустной улыбкой сообщил ему, что уезжаю на весь учебный год и мы не сможем играть, мальчик вцепился в мою ногу и часа два ее не отпускал. Энни шутила, что малыш решил напоследок устроить мне тренировку с нагрузкой, чтоб я не расслаблялся. А вечером того же дня, когда я собирал чемодан, Энни заглянула ко мне домой и, краснея, сказала, что будет скучать, а потом чмокнула в щеку. Я снова задумался о том, не прислать ли ей из Хогвартса сову, чтобы мы могли переписываться, пока я в школе, но отмел эту идею – и без того она считала меня странноватым из-за моего увлечения химией и пайкой микросхем. Начиная постепенно обретать душевное равновесие – во многом (а пожалуй, даже во всем) благодаря Киарану и Энни с семьей, я впервые в жизни задумался над тем, чем хочу заниматься после школы, тем более что этот год – мой последний в Хогвартсе. Раньше я не придавал значения будущему, полагая, что надо сначала окончить школу, оглядеться, узнать, чем занимаются волшебники (хотя, честно говоря, я почему-то не думал, что вообще доживу до выпуска). Но теперь я четко осознал, что хочу заниматься зельями и помогать людям. Я начал обретать некое подобие уверенности в себе и своих силах, но она была все еще слишком хрупка, чтобы я решился на что-то вроде преподавания, да и не похоже было, чтобы Снегг собирался покидать Хогвартс. А потому я подумывал о том, чтобы углубиться в магическую фармацевтику и создавать лекарства или даже открыть в Косом переулке лавку.