1935
День, когда Стив бросил подработку, точно мог считаться одним из самых лучших. Он рисовал для газет и детских комиксов с начала ноября, получая за каждую иллюстрацию жалкие пару центов. Когда в середине зимы Стив, поскользнувшись на льду, сломал правую руку — его чуть не уволили. Стив рисовал что-то совсем простое, когда рука уже достаточно зажила, больше не причиняя боли от одного только прикосновения к ней. Ему помогал Баки: чаще приходил в гости, приносил разные вкусности; ругал за неосторожность и невнимательность, но никогда не говорил со злобой. Наоборот старался сделать всё, чтобы Стиву стало хоть немного легче. Возвращался из издательства поздно вечером — на улице уже зажигались жёлтые фонари, бросая свет на тротуары. Стив тогда проводил так мало времени с Баки, с мамой, даже с самим собой. Рано утром шёл в школу, после — сразу на работу. Тёмные круги тенью залегли под глазами на светлой коже, делая и без того худое лицо ещё тоньше, будто острее. Баки иногда проводил по ним тёплыми пальцами, шепча себе под нос, мол, Стиву точно нужно больше спать, а не загонять себя до такого состояния. Впрочем, Стив был согласен с ним. Но продолжал ходить на подработку и, когда понял, что насобирал достаточно денег, с лёгкостью написал заяву, увольняясь. Хотя официально его и не принимали — не дорос до нужного возраста. Март начинался дождливо — на дорогах смешались грязь и остатки снега с зимы, превращаясь в одну целую массу, пачкающую обувь и низ длинных брюк. Постоянно задувал холодный ветер, пробирая до мурашек по коже. Иногда выходило солнце. Меньше, чем через неделю Баки будет восемнадцать. А Стив всё думал, на какой же подарок он так долго зарабатывал? Как всегда сложно выбрать, что подарить — что-то нужное, необычное, то, чего ещё нет. Ходил по улицам, слушая болтовню Баки, и думал. — Какие красивые… — мечтательно протянул Баки, останавливаясь около музыкального магазина. На витрине стояли блестящие гитары, отражаясь бликами в серых глазах. — Ты же не умеешь играть, — Стив проследил за взглядом Баки, понимая, куда тот смотрит. — Была бы у меня, я бы научился, — Баки резко засунул руки в карманы брюк, согревая замерзшие ладони. — Мечтать не вредно, да? Баки посмотрел на Стива и, кивнув головой в сторону, первым сделал шаг. Его волосы трепал колючий ветер, окончательно испортив укладку, над которой Баки старался добрые десять минут. А Стив всё стоял, прожигая взглядом гитары, которые так понравились его другу. И ему в голову пришла идея. — Ты чего застрял? — крикнул Баки, не сразу понимая, что Стива рядом нет. Вздохнув, Стив подбежал к Баки, криво улыбаясь. До дня рождения Баки оставалось пять дней.***
Сколько бы Баки ни задумывался, он не чувствовал себя на свой возраст. Мама с детства относилась к нему как к взрослому, ведь он был самым старшим из детей. На нём всегда лежала большая ответственность, так и научился отвечать за поступки. Ребекка часто спрашивала: каково это, когда тебе почти восемнадцать? А Баки не находил, что ответить. Каково? Можно устроиться на работу, покупать алкоголь и сигареты — будто раньше Баки этого не делал — или просто пожать плечами, отвечая на все расспросы одним жестом. Он ей так и не ответил. Перевёл тему, интересуясь успехами в школе, и рассмеялся её кислому выражению лица. А сам позже сидел на крыше со Стивом, отчаянно пытающимся согреться в своей тонкой куртке, и рассказывал про вопрос сестры, который задел некую струну в душе. — Она у меня спросила, — Баки, сунув сигарету в рот, поджигал её. — Как я себя чувствую почти восемнадцатилетним. — А ты что? — прохрипел Стив — горло всё ещё болело после затяжной ангины, отдавая хрипотой в голосе. — А что я? — Баки хмыкнул, вдыхая свежий воздух. — Ничего не ответил. Не знаю, что и говорить. — Я считаю, что то самое осознание не приходит в один день, — Стив на мгновение задумался. — Ты не станешь завтра мудрее и не пойдёшь учить всех уму-разуму, как взрослый человек. Баки лишь отсалютовал сигаретой в сторону Стива, показывая, что согласен с ним. Невесомый пепел, который он не успел струсить, упал на штаны, пачкая плотную ткань. Баки выругался, но, пытаясь избавиться от грязи, только сильнее её и размазал. И, выругавшись ещё раз, небрежно махнул рукой, делая новую затяжку. Откуда-то снизу доносился звук радио. — Красивая песня, — шепнул Стив, постукивая пальцами в ритм по своему колену. — М? — Песня, — повторил Стив, переводя взгляд на Баки. Его лицо освещало мягкое вечернее солнце, бросая золотистые лучи. — Одна из моих любимых. Баки вслушался, разбирая отдельные слова. Слышно было плохо — мешал шум улицы, сигналы машин. — Если бы я мог быть с тобой, — тихо напевал Стив хриплым голосом. — Всего час этой ночью… Баки почти не слышал певицу, но прекрасно впитывал голос Стива. Повернув к нему голову, скользил взглядом по острым чертам профиля, на который падали тени проводов, натянутых над этой крышей. Стив не пел — он всегда говорил, что не умеет и воет хуже раненого волка — лишь шептал слова себе под нос, давая им плыть по тихой мелодии, сливаясь с негромким голосом исполнителя. Голос у Стива всегда был красивым — Баки любил слушать, как тот ему что-то рассказывает, то взлетая в интонации вверх, то переходя на шёпот. В те редкие дни, когда Баки всё-таки заболевал, Стив сидел рядом, читая вслух незамысловатую книгу. И Баки проваливался в сон под мягкий голос друга, чувствуя тепло чужой ладони совсем рядом со своей. Словно Стив хотел взять его за руку, поддержать и прогнать болезнь прочь, но боялся, только нерешительно касаясь пальцами покрывала. Баки бы и не вспомнил сейчас, в какой момент начал думать о руках Стива на своих, о его прекрасном-распрекрасном голосе и таких красивых глубоких глазах, в которых хотелось тонуть. Это началось так давно, и тогда Баки не придавал особого значения этим мыслям, теша себя лишь тем, что он просто очень любит Стива. И любил же, чёрт возьми. Понял, когда прижал его к себе на маленькой кухне Роджерсов, давая первый урок танцев. Так хотел завершить танец как нужно, наклонившись вперёд, коснуться нежных губ напротив, не убирая руки со спины. Не позволил себе. Отшутился только, принимая чай, заваренный другом. В тот вечер Баки уже знал, что так просто не отделается от этих мыслей, которые, если говорить положа руку на сердце, появились гораздо раньше того сентябрьского вечера. Танец просто стал катализатором. Думал об этом долго, перед сном и в те ничтожно короткие мгновения наедине с собой, когда выходил из дому и просто бесцельно бродил по улицам. В один из таких дней он наткнулся на местную шпану, колотящую паренька в тёмном переулке. И не вмешался, просто прошёл мимо под резкую ругань и редкие, болезненные вздохи парня. Прошёл, чувствуя себя гадко. В голове звучала совесть голосом Стива — Стив никогда не игнорировал такое, всё равно бросился бы защитить невинного. Баки в тот раз не смог — они кричали, пинали ногами. Чаще всего звучало «педик», отдаваясь давними воспоминаниями. Это была одна из самых снежных зим. Дороги замело, на улице стоял мороз, холодящий кожу. Баки обеспокоено пробегал по скользким тротуарам, с замиранием сердца заглядывая в каждый переулок. Стив не пришёл вовремя на место встречи, и Баки, зная его талант попадать в неприятности, решил проверить путь, где должен был проходить друг. — Педик! — Баки услышал чей-то возглас и, ускорившись, завернул за угол. Что было дальше, он не особо помнил — только то, что не погнался за хулиганами, но очень хорошо запомнил их мерзкие лица, впоследствии набив им рожи с компанией других парней, с которыми тогда часто гулял. Со всех ног бросился к Стиву, сидящему у холодной стены. На лице проступали отметины, которые позже станут синяками, из носа текла тонкая струйка крови, стекая к губам. Баки дотащил Стива домой — к Барнсам было ближе — и побежал в ванную за аптечкой. За всю дорогу Стив не произнёс ни слова. Прижимая мокрую вату к разбитой губе, Баки шептал что-то успокаивающее, нежное до ломоты в костях. А потом Стив заговорил, пока Баки обрабатывал ссадины на худых ладонях. — Они назвали меня педиком, — начал Стив, прикрыв глаза. — И я не смог ничего ответить. Я просто не успел, первый ударил в нос и всё. Перед глазами аж звёзды заплясали, — Стив зашипел, когда Баки чересчур сильно притронулся к ранке. — Кто-то из них говорил, что в этот раз никто не защитит меня… да, я не первый раз их видел. Они имели в виду тебя… а ты как всегда появился из ниоткуда. Стив сделал паузу, позволяя Баки ещё раз протереть кожу спиртом. Баки шумно дышал, словно это ему под дых дали, а не Стиву. И не мог сказать ни слова. — Ты всегда приходишь. А я… ввязываюсь в драки, не умея даже драться. Подвергаю тебя опасности, так ты и правда получаешь из-за меня синяки… Не заслужил я тебя, Бак. Баки поднял взгляд на Стива, низко опустившего голову. Он смотрел и словно видел впервые: они ведь так и познакомились, и в первую встречу Баки тоже обрабатывал ссадины нового друга. — Стив, — тихо позвал его Баки, так и не донеся ватку до покрасневшей щеки. — Стив, пожалуйста, посмотри на меня, — и Стив открыл тёмные голубые глаза, в которых плескалась боль. — Ты заслуживаешь гораздо лучшего, чем я. Тебе не нужно что-то заслуживать, ты и так достоин всего. Я… — Баки… Баки договорить не дал — обхватил руками Стива, прижимая к себе. Положил подбородок на чужое плечо, нежно гладя ладонями спину, стараясь не задеть синяки, которых ещё не видел. Стив прижался сильнее, чувствуя, как в горле встал ком, а глаза заполнили слёзы. И тихо, на грани слышимости прошептал простой вопрос в плечо другу: — Баки, можно вопрос? — тихо спросил Стив и, дождавшись кивка, продолжил. — Кто такой педик? «Это я, Стив» ответил бы сейчас Баки. Никогда ничего не стыдящийся, опустил бы взгляд в пол. Он давно знал, кто это такие, почему их бьют, презирают в обществе и укладывают в больницы под видом болезни. Некогда раньше Баки и сам косо поглядывал в их сторону, чувствуя необъяснимое омерзение, подкрадывающееся изнутри. Он чувствовал такое ко всем, но только не к Стиву. Впервые задумавшись, что будет, если поцеловать друга, он не ощутил ничего схожего. Не было ни мерзости, ни мыслей о противоестественности. Только странное покалывание в кончиках пальцев и наступившее позже понимание, о чём он думал. Стив давно стал частью его жизни, стал по-настоящему родным. Стив, с его кривой улыбкой, невероятными глазами, смотрящими так честно и открыто. С россыпью веснушек на светлых щеках и копной пшеничных волос на макушке, которые хотелось постоянно трепать, проводить по мягким прядям пальцами, зарываясь глубже. И сложно сказать, в какой момент Баки понял, что любовь, которую ранее он расценивал как дружескую, оказалась не совсем таковой. Это просто пришло внезапно, как то самое осознание, о котором говорила Бекка, когда спрашивала про возраст. Но оно оказалось другого рода, никак не связанное со скорым взрослением. Решение молчать, держать всё в себе, далось на удивление просто. Баки не стал вести себя как-то иначе, проявлять больше заботы, нет. Иногда смотрел дольше, чем было необходимо, неосознанно задерживал руку на плече Стива. Но ничего лишнего не позволял, зарубив желания на корню, заперев где-то глубоко в себе. Всё так же ходил на свидания с прекрасными девушками, нередко таскал туда же Стива, у которого больше не работала отмазка «я не умею танцевать, Баки». Прошлой осенью он обо всём позаботился, научив Стива в танцах всему, что знал и умел сам. И вскоре сам понял, что танцевать со Стивом на уютной кухне было намного лучше, чем кружить девушек, имена которых он бессовестно забывал на следующий день. «И правда, — подумал тогда Баки и, встав, протянул руку Стиву, — песня красивая». Спустившись по лестнице, Баки ногой отодвинул кирпич, доставая из-под него маленький ключ. Он стал класть его туда после случая, когда тот однажды выпал из кармана, потерявшись на земле. Отец, помнил Баки, ругался, называя сына крайне безответственным, с чем Баки был согласен. — Ты сможешь завтра прийти ко мне? — спросил Стив, заходя в дом Барнсов. — День рождения у меня, а ходить по гостям должен я, — наигранно возмутился Баки, снимая куртку. — Зайду, куда я денусь. А Стив тихонько ликовал: он мог принести подарок и к Баки, но не хотел портить весь сюрприз с порога. А дома есть масса мест и тёмных углов, где презент останется незамеченным хотя бы первые десять минут. Этим же вечером они с Сарой пекли любимый пирог Баки, который так хорошо получался у Роджерсов. Даже миссис Барнс как-то попросила рецепт у Сары, но Баки всё равно сказал, что у неё не такой вкусный получился. За что потом чуть не отхватил полотенцем, сбегая в свою комнату. И Стив постоянно спрашивал у мамы, хороший ли подарок он купил, понравится ли, будет полезным или нет. И Сара смотрела на него мягко, улыбалась искренне и говорила, что всё будет хорошо. Учитывая недавние слова Баки, не понравиться он просто не мог. Уже лёжа в холодной постели, Стив думал. Обо всём на свете, прокручивая в голове события сегодняшнего дня и представляя завтрашний. О том, как хорошо было бы иметь приспособление, позволяющее позвонить или написать письмо в любой момент, ведь с его помощью можно было поздравлять точно в двенадцать, ни минутой позже. Жизнь тогда явно стала бы проще. И надеялся, что в будущем — том далёком будущем, о котором он даже и не задумывался никогда, — такое будет. И засыпал с улыбкой на сухих губах.***
Когда в дверь постучали, Стив ещё раз бросил взгляд на подарок, стоящий за шкафом на кухне. На пороге стоял Баки, приглаживая растрепавшиеся от ветра волосы. И улыбнулся так ярко, когда увидел Стива, поздравляющего его. В доме пахло выпечкой и кофе, который заварила Сара перед тем, как уйти на работу. Стив поставил чайник на плиту за несколько минут до прихода Баки, и он всё ещё не нагрелся, но пускал пар, оседавший влагой в воздухе. Баки выложил на стол сигареты и зажигалку, которая по размеру была почти как половина пачки. На донышке красовалась надпись «Zippo». Стив наклонился ближе, рассматривая её, словно не мог поверить своим глазам. — Баки, откуда… — Бекка подарила, — он пожал плечами. — Работала несколько месяцев в пекарне недалеко от дома, отмазываясь, что просто хочет подзаработать себе на новое платье. — Ты знал, что она знает? — спросил Стив, отодвигая стул. — Знал, конечно, — Баки покрутил в пальцах зажигалку, кладя её обратно на стол. — Воровала у меня, зараза, сигареты. Думала, что не замечу. — А ты заметил, — хмыкнув, заключил Стив. — А я заметил. Чайник закипел, пронизывающе засвистев. Стив вздрогнул, будто забыв о нём. В воздухе слабо чувствовался запах чёрного чая вперемешку с кофе. Чай тогда пили все без разбора. Какой-то был лучше, какой-то хуже. Но оставался таким же крепким, бодрящим не хуже кофе, вкус которого был ужасен. — Кстати о подарках, — начал Стив, направляясь к шкафу. Протянув руку в угол, схватил тонкий гриф, осторожно вытаскивая гитару. — Ты говорил, что научился бы играть? — Стив… — С днём рождения, Бак, — Стив протянул увесистую гитару другу, улыбаясь при виде ошарашенных глаз. — Не такая, как ты видел в магазине, но тоже очень хорошая. Я в них вообще не разбираюсь, так что… Последние слова Стив договаривал уже куда-то в плечо Баки, обнявшего его со всей силы. Он прижал его так близко, что ещё немного и точно задушил бы. А Стив, облегченно выдохнув, обхватил крепкую спину свободной рукой, похлопывая. — Это… Господи, Стив, — Баки бережно забрал гитару из рук Стива, осматривая её как самое большое сокровище. — Я не знаю, как благодарить, это просто невероятно! — Сыграешь мне на день рождения, так и отблагодаришь, — усмехнулся Стив, нежно смотря на Баки, восторженно держащего подарок. — Хотя не нужно, Баки, у тебя же праздник сегодня. — Ты ради этого всю зиму торчал в издательстве? — тихо спросил Баки. — Ради тебя всё что угодно, — в тон ему ответил Стив, мягко улыбаясь. — Ставь свою ненаглядную, будем пирог пробовать. — Тот самый? — Тот самый, — Стив достал из ящика нож, разрезая сладость на ровные кусочки. — Я тебе говорил, что ты идеален? — Баки забрал чашки с чаем, перенося те на стол. — Только жениться на мне не надо, — хмыкнул Стив. — Пирог больше мамина заслуга, но я ей помогал. До тех пор, пока она не сказала не мешать. — Вот именно поэтому тебя к плите лучше не подпускать, — заметил Баки, откусывая первый кусок. — Кто бы говорил, — ехидно пробормотал Стив. За окном светило солнце, проникая лучами сквозь зашторенное окно. И Баки, пряча тёплую улыбку за чашкой, завороженно смотрел на Стива, на лице которого играли отблески от зажигалки, на которую тоже падали яркие лучи. По радио вновь звучала любимая песня Стива, та, что он вчера напевал на крыше, будто забыв обо всём. И Баки вслушивался в слова, запоминая их, откладывая где-то в памяти. Рут Эттинг всё пела, то затягивая высокие ноты, то спускаясь вниз. И этот день Баки запомнил как один из лучших.***
Впервые Баки сыграл Стиву на его день рождения, как тот и просил. Усердно учился, сидя по вечерам в своей комнате, уча новые переборы и аккорды. В первое время пальцы прошивало болью, струны казались лезвиями, о которые можно было порезаться. Часто нервничал, если что-то не получалось — вспыльчивый по натуре, Баки всегда бурно реагировал на неудачи. Но быстро приходил в себя, понимая, что сразу всё и не получится. Спустя несколько месяцев, когда подушечки пальцев загрубели от струн, а аккорды ложились один на другой без пауз, он завербовал Бекку в свои слушатели. Играл сестре популярные песни, просил честно оценивать и не льстить, если льстить было нечему. Даже выучил для неё одну мелодию, без слов, опираясь только на то, как Бекка её напела. Раз в три недели ездил на занятия к знакомому мамы, с которым та договорилась по просьбе Баки. Учитель давал задание на последующее время, показывал что-то новое и проверял, чему научился Баки за это время. Он завёл даже отдельную тетрадь для нот и аккордов — ноты очень не любил, считая, что это слишком сложно, но добросовестно записывал на слух, как говорил ему учитель. И рассказывал об успехах Стиву, хвастаясь тем, что выучил что-то новое, или как его похвалили на занятиях. Стив просил сыграть и ему, строя глазки, которые когда-то давно и подействовали бы на Баки. Но сейчас он держался стеной: сказал, что сыграет всё, что Стив захочет, четвёртого июля, как часть от подарка. Стив расстраивался, хмурился, но в конце концов соглашался, надеясь, что терпения ему хватит. И хватило же. Время пролетело так быстро, что Стив не успел понять, как уже заканчивался июнь. Утомляли перепады погоды — то дождь и ветер, то лучистое солнце, от которого хотелось спрятаться в тени и не выходить оттуда до конца дня. Вечера были прохладными — выходя днём, приходилось брать с собой одежду потеплее, кутаясь в неё с наступлением темноты. Весна в этом году оказалась затяжной: в мае только начали расцветать вишни и абрикосы, а в начале июня и яблони. По вечерам можно было увидеть майских жуков, от которых Баки шарахался, заставляя Стива смеяться. Однажды тот поймал такого жука на руку, чувствуя цепкие лапки на пальце, и поднёс к Баки, предлагая побороть свой страх. Баки, ошеломлённо замерев на месте и собрав волю в кулак, чтобы не заверещать, как девчонка, стряхнул насекомое со Стива ловким движением пальцев. А Стив вновь рассмеялся, ещё долго припоминая другу его боязнь таких безобидных жуков, как эти. Накануне четвёртого числа Стив умудрился простыть и теперь говорил в нос, изредка покашливая. В тот вечер было особенно холодно, дул сильный ветер, и Баки, видя, что Стиву некомфортно в тонкой рубашке, предложил свою куртку, которую взял с собой. Стив предсказуемо отказался. И сейчас гнусавил, опять же говоря, что всё в порядке. — Когда-то наступит момент и ты научишься принимать чужую помощь, — Баки добродушно улыбнулся, сидя на стуле. Он старался не двигаться, ведь Стив решил его нарисовать, но вдруг то нога зачешется, то шея затечёт. — Но это будет не скоро. — Ты когда разговариваешь — шевелишься, — буркнул Стив. — Так сложно посидеть спокойно? Баки закатил глаза и замер. Каждый раз, когда Стив просил его позировать, превращался в изысканную пытку — и без того неусидчивый Баки постоянно хотел повернуться, размяться или вообще встать и поесть. Со временем он нашёл плюсы: можно было смотреть на сосредоточенного Стива во все глаза, обводя знакомые черты задумчивым взглядом. Умиляясь тому, насколько Стив был занят и не обращал внимания ни на что, кроме рисования и неподвижности Баки. Он скользил по тонким ключицам, спускаясь ниже к пальцам, уверенно держащим карандаш, делая точные штрихи. Впиваясь взглядом в губы, которые Стив прикусывал от усердия, придавая им красный оттенок, от которого невозможно было отвести глаза. — Всё, двигайся, — разрешил Стив спустя, как показалось Баки, вечность. — Тебе бы подошла акварель, только качественная. Можно было бы поиграть с насыщенностью и оттенком кожи… Стив всё бубнил себе под нос, явно разговаривая сам с собой, пока Баки разминался, похрустывая костями. Слушал краем уха слова друга и слабо улыбался, зная, что в его сумке лежала целая упаковка красок, дожидаясь завтрашнего дня. И когда покупал, знал, что Стив давно мечтал о хорошей акварели, которую не мог позволить себе по первому желанию. Отдавать рисунок Баки Стив отказался — сказал, что пока не закончит полностью, не отдаст ни за какие просьбы. А Баки не стал настаивать, знал ведь, если Стив упёрся, его уже не переубедить. Решил, что лучше и правда подождать, пока тот останется доволен результатом и тогда уже забрать. Стив вообще редко отдавал рисунки Баки ему самому. Где у себя хранил, неизвестно — впоследствии Баки ни разу их не видел. Разрешал забрать только те, инициатором для которых стал сам Баки, предложив нарисовать его. Вечер наступал не спеша — небо порозовело, отражаясь в глади луж на дорогах от вчерашнего дождя. Баки остался у Стива до прихода миссис Роджерс, чтобы заранее поздравить ту с именинником. И, уже ступая за порог, вдруг остановился, разворачиваясь к Стиву. — Зайдёшь завтра вечером? Отпразднуем, — тихо сказал Баки, чувствуя покалывание в пальцах. Ему предстояло ещё несколько раз отыграть то, что завтра услышит Стив, чтобы нигде не налажать. — День рождения у меня, а по гостям должен ходить я, — вернул Стив Баки его же фразу, сказанную ещё в начале марта. Баки лишь прыснул со смеху, лучисто щурясь. — Приду я, конечно, приду. — В семь. И не смей опаздывать, — заключил Баки и, коротко обняв Стива, спустился по лестнице, скрываясь за поворотом. А Стив ещё несколько минут стоял на пороге, глупо улыбаясь. Этим же вечером Баки играл для сестры, даже тихо пел, так, чтобы не мешать маме отдыхать после работы. Бекка внимательно слушала, постукивая пальцем по колену в ритм. — Это очень красиво, — сказала Ребекка после финального аккорда. — И песня такая… почему именно она? — Стив не раз упоминал, что это его любимая, — Баки поставил гитару в угол. — Её часто весной по радио крутили, вот и запомнил слова. — И всё же звучит не так, как в оригинале, — заметила она, скрещивая ноги на кровати. — В этом и суть, — Баки сел рядом, подвинув сестру. — Это не должно звучать точь в точь. Я добавил чего-то от себя, подстроил мелодию под свой голос. И вот что вышло. — Но мне нравится, — спешно сказала Ребекка. — Я уверена, Стиву тоже понравится. Хотя песня, по мне, чересчур романтична. — Такие вот он песни любит, — Баки усмехнулся уголками губ, понимая, что правды в его словах почти нет. Да, Стиву нравилась эта песня, а также многие другие. Но Баки выбрал именно её, долго уговаривая себя на это. И решил дать себе волю высказать то, что просто так не скажешь. Даже если Стив не поймёт — хотя Баки не знал, чего ему хотелось больше: чтобы тот понял или нет — можно будет свести это к простому желанию сделать приятно, если есть возможность. А Бекка смотрела на Баки, заглядывая тому в глаза, и не понимала, действительно ли Баки пытается её провести. Но говорить не стала, только пожала плечами, многозначительно подмигивая брату. Главное, что она правду знает, пусть и никогда не слышала её от Баки. Когда он решится рассказать — её уже не беспокоило. Давить она не станет.***
Стив собирался, как на свидание — он запретил себе думать о возможном свидании с Баки, тем более когда просто шёл праздновать свой день рождения. Мама перед уходом нежно поцеловала его в лоб, желая приятно провести время. Сама же пошла собираться на ночную смену. — Ты там на ночь останешься? — спросила Сара, когда Стив уже шагнул за порог. — Думаю, да, — ответил Стив, помолчав несколько секунд. — И то правильно, — она улыбнулась, в последний раз пригладив светлую льняную рубашку маленькими ладонями. — Давай, а-то опоздаешь. И Стив, кивнув, шагнул вперёд. Дорогу до дома Баки он, казалось, мог найти и с закрытыми глазами. Стив в одно лето бывал там чаще, чем у себя, оставался на ночёвки и просто заглядывал с Баки по вечерам, когда они гуляли. Часто помогал Баки с уроками, если учителя жаловались на неуспеваемость. Он-то всегда старался хорошо учиться. А Баки привередничал, не хотел решать примеры по математике, говоря, что они ему в жизни не понадобятся. Впрочем, Стив был согласен с ним, но продолжал безжалостно выписывать новые из учебника и сидеть рядом, пока Баки их не решит. А Баки в тёплые летние вечера вытаскивал Стива на пробежки, пытаясь укрепить его здоровье. Бегать приходилось медленно — как только Стив пытался набрать темп, лёгкие сжимались в новом приступе астмы, заставляя согнуться пополам. Так что начинали с малого. Подходя к порогу, Стив увидел в окно Баки и Ребекку, которые явно о чём-то спорили. Сестра напирала на Баки, тыкая в него пальцем, а тот лишь отходил назад, ища лазейку, чтобы сбежать. И Стив постучал, спасая друга. — Стив! — запыхавшийся Баки с размаху открыл дверь, пропуская гостя. И рассыпался в поздравлениях, сильно обнимая Стива, чуть ли над полом не поднимая. — Теперь ты не сможешь говорить, что я ответственный взрослый, а ты нет. — Я никогда не говорил, что ты ответственный, — Стив лукаво улыбнулся, проходя прямо по коридору в столовую, объединённую с кухней. — С днём рождения, Стив! — из комнаты выбежала Ребекка, бросаясь на Стива с объятиями. — Спасибо, Бекка, — мягко поблагодарил её Стив. — У меня переизбыток обнимашек. — Ты погоди, — Баки, проходя рядом, мимолётно хлопнул его по плечу и скрылся за дверью своей комнаты, — это ещё мама с папой не пришли. Задушат. Баки вышел, держа руки за спиной хитро поглядывая на Бекку, столбом стоящую за спиной Стива. — Бекка долго не могла решить, что подарить тебе, — начал Баки, подходя ближе. — И в один день попросила помощи у лучшего брата на свете, — на этих словах девушка фыркнула, закатывая глаза. — Поэтому этот подарок от нас двоих. — Но идея его, — добавила Ребекка, пока Баки протягивал свёрток Стиву. — Надеемся, тебе это пригодится в творчестве. Стив развернул простые газеты, перевязанные бечёвкой, и застыл, не в силах сделать даже вдох. Он держал в руках те акварельные краски, на которые так часто смотрел в художественном магазине, но не мог купить. — Это… Боже, спасибо вам! — Стив поочерёдно обнял их, широко улыбаясь, так, что чуть не сводило щёки. — Это те, которые я хотел, — Баки красноречиво подмигнул Бекке, мол, я же говорил. — Они не размываются на листе, наслаиваются красиво и вообще… Это просто вау. Я нарисую вас ими и подарю. — Так вот оно как? — Баки насмешливо поднял бровь. — Стоило просто подарить тебе краски, и ты уже согласен отдать свои рисунки? Что же ты молчал столько лет! Все трое звонко рассмеялись и не услышали, как открылась входная дверь. У порога стояли родители Баки с сумками в руках. Миссис Барнс держала в свободной руке торт, такой, который продавали только в пекарне на углу соседней улицы. От улыбки болели скулы, но Стив продолжал радостно благодарить всех за поздравления и подарки. Вечер в семье, которая за годы дружбы с Баки стала такой родной, казался правильным, будто Стиву здесь самое место. Обычно хмурый мистер Барнс сейчас шутил и смеялся, рассказывая анекдоты, от которых краснели уши Стива. Говорил, что Стив теперь-то мальчик взрослый, чего стесняться. За окном гремели салюты — все отмечали День Независимости, и только узкий круг людей сидел дома, празднуя день рождения Стива, которому посчастливилось родиться в этот день. Баки сидел напротив Стива, раздражающе толкая его ногу своей, получая нешуточную отдачу. Успокоила их Ребекка, растолкав друзей босыми ступнями. Баки поглядывал в сторону своей комнаты, после переводил взгляд на Стива. Его руки слегка подрагивали от предвкушения, он волновался, что может напортачить, или всё-таки Ребекка права и песню он выбрал слишком романтичную, несмотря на то, что она любимая у Стива. Он тихо постукивал пальцем по столу, словно пытаясь унять дрожь в руках. И Ребекка накрыла его руку своей, прерывая непрекращающийся стук, и посмотрела в глаза, едва заметно кивая. Баки не истолковал её взгляд так, как это было нужно ей, но понял для себя всё, что было необходимо. Она одними губами пожелала удачи. — Идите уже, — махнула рукой миссис Барнс, видя, что Баки не сидится на месте. — Далеко не ходить, много не пить, в неприятности не ввязываться. — Так точно, мам! — Баки шутливо отдал ей честь, поднимаясь с места. Стив помог отнести тарелки к раковине, хотя Баки просил остаться на месте и не влезать. Можно подумать, Стив бы послушал. Гитара одиноко стояла в углу, скрытая тонкой тканью чехла — после того, как Баки пришлось таскать её на занятия просто в руках, мама сшила чехол, предварительно сняв мерки. Он не мог защитить ни от влаги, ни от ударов. Просто скрывал её от глаз, позволяя удобно носить на плечах подобно рюкзаку. Стив первый вылез по пожарной лестнице на крышу и, сев на любимое место, облокотился спиной о кирпичный выступ. Спустя всего несколько минут услышал тяжёлые шаги на железных ступеньках и тихую ругань Баки. С трудом поднявшись, он снял гитару с плеч и поставил тарелку с кусочками торта, падая рядом. На небе сверкали яркие салюты. — Неужели мне выпала честь услышать, как ты играешь? — лукаво спросил Стив, смотря на Баки, лицо которого освещали вспышки салютов. — Я же обещал, — тихо ответил Баки. — Надеюсь, будешь мне подпевать. — Если узнаю песню — буду, — пообещал Стив, устраиваясь удобнее. — Не боишься, что испорчу всё своим голосом? Никогда не умел петь, в отличие от тебя. — Вообще не испортишь, — заверил его Баки, доставая гитару. Проверив настройки, Баки взял первые аккорды, трогая струны самыми кончиками пальцев, нарушая тишину началом мелодии. И запел, перекатывая желанные слова на языке, слова, которые хотелось сказать без всей этой атрибутики, без предлога песни под гитару. — Если бы я был с тобой, я бы так сильно любил тебя, — высоко пел Баки, прикрыв глаза. Стив задержал дыхание, не в силах сделать и вдох. — Если бы я был с тобой, любил бы вечность, — прошептал Стив в унисон, чувствуя ком в горле. — Я хочу знать, что ты не уйдёшь, пока я не скажу, как я люблю тебя, — Баки через силу открыл глаза, смотря на Стива. Руки словно сами продолжали играть отработанную мелодию, пока мыслями Баки был так близко, но так далеко отсюда. Проигрыш не мог длиться вечно. — Если бы я мог быть с тобой всего час этой ночью и не бояться делать то, что так хочу. — И честно говорю тебе, ты бы не грустил, если бы я был с тобой, — вместе с Баки закончил Стив, наконец делая вдох, чувствуя, как сухой воздух проникает в лёгкие, наполняя их теплом. Финальный аккорд усилил новый взрыв салюта, от которого они оба вздрогнули, засмотревшись друг на друга. — У меня нет слов, — признался Стив, бегая взглядом по лицу Баки, пытаясь уловить хотя бы намёк на то, что понял. Он хотел, чтобы его догадка оказалась правдой. — Сочту за комплимент, — светло улыбнулся Баки, ловким движением руки убирая волосы со лба. — Я не был уверен насчёт песни, но ты вроде бы говорил, что это твоя любимая… — Да! — чересчур резко воскликнул Стив и чуть стушевался от собственного напора. — Я имел в виду, да, я её очень люблю, она такая… красивая, правда? — «И так подходит для признания в любви», — добавил Стив про себя, не смея произнести вслух. — За время, пока я её репетировал, Бекка была главным слушателем, — прошептал Баки, сам не понимая, почему перешёл на шёпот. — Я её замучил, можешь сам спросить. — Но это стоило того, — Стив кивнул, всё ещё не в силах отвести взгляд. — Спасибо. Нет, правда спасибо, мне очень понравилось. Баки только мягко улыбнулся и почесал бровь. Он своё дело сделал, если Стив и догадался о чём-то — что маловероятно, уж очень беззаботно тот выглядел, — то теперь у него есть пища для размышлений. Когда-нибудь Баки наберётся сил для честного и открытого разговора. А может, к тому времени уже и перегорит. Не перегорит, вкрадчиво твердил какой-то внутренний голос. И он был с этим отчасти согласен. Лишь отчасти. — По торту и гулять? — спросил Баки, хотя и так знал ответ — Стив согласится на всё. Всегда соглашался. — Одни, по ночному городу. Может, дойдём до моста, как тебе идея? Если захочешь, где-нибудь присядем, я ещё тебе сыграю. Что-нибудь другое, а нет, могу и это же. — Встретим рассвет и по домам? — Отсыпаться, да, — кивнул Баки. — Имениннику самый большой, — он потянул кусок торта на тарелке Стиву — их нужно будет занести домой. А Стив вдруг понял, что торт кажется ему пресным. Всё словно потеряло сладость после этой песни, которую ему пел Баки, говоря будто обо всём и ни о чём. Те слова были слаще мёда, и Стив отдал бы всё, чтобы услышать их снова. Начиналась долгая ночь, принадлежащая только им двоим.