1939
После смерти Сары Стиву казалось, что время словно замерло на месте, как остановившиеся часы на кухне, где раньше мама бывала так часто. Стив будто не жил, изо дня в день не замечая, что шли дни и недели. Рутинная жизнь вошла в привычку — ранний подъём, дорога до университета, учёба до вечера и, когда на улице уже темнело, путь домой. Везло, если Стив не попадал в очередные неприятности. Баки приходил часто, но почти незаметно, не навязываясь. Он прекрасно понимал, что Стиву сложно, невыносимо больно от потери любимого родного человека. Порой ему казалось, что он чувствовал те отголоски боли в своей груди, когда в очередной раз видел Стива: похудевшего ещё больше, с тёмными кругами под глазами и неестественно белой кожей, которая выглядела почти фарфоровой. Он оставался надолго, не раз предлагал свою компанию на постоянной основе, намекая на переезд к Стиву — всё равно возвращался домой поздно, после смены в доках, и уходил рано утром на завод. Работа забирала почти всё свободное время, остаток которого Баки тратил на Стива и свою сестру — ей тоже приходилось тяжело. Она говорила, лёжа на полу их с Баки комнаты, что он в последнее время стал будто тенью прежнего себя, после трагической новости, изменился, загрубел. Ребекка заходила к Стиву, если этого не мог сделать Баки, и сидела рядом на кухне, помешивая ложкой горячий чай. И так напоминала Стиву Баки — они были чертовски похожи, словно не просто брат и сестра, а близнецы. Но она молчала. Уходя, говорила лишь спасибо и крепко обнимала напоследок, обещая, что Баки тоже придёт, как будет время. Понимала, что слова Стиву не нужны — он их уже так наслушался, что хотел простой тишины. Тишины, которая не будет давить, словно тяжёлый камень, той, что поможет свободно дышать, не заставляя говорить, через силу выдавливая из себя слова. Стив же не хотел никакой компании. Так или иначе, он привык справляться сам — да, почти всегда рядом были мама и Баки, но очень многое Стив переживал сам. Не говорил обо всех проблемах, не хотел навязывать их другим. И Стив думал, что и сейчас справится сам. В силу своего характера и чрезмерного упрямства он правда полагал, что недели через две ни Баки, ни Ребекка не будут заходить к нему так часто, словно не замечая попыток отдалиться. Не учёл только, что Баки был упрям не меньше, чем сам Стив. И ранним субботним утром, когда в дверь раздался настойчивый стук, а на пороге стоял Баки с небольшой сумкой, Стив понял, что не сможет прогнать, не сможет промолчать, как привык это делать. Баки окинул Стива взглядом и зашёл в квартиру, поставив сумку у самого порога. — Ну и зачем? — тихо спросил Стив, скрещивая на груди тонкие, хрупкие руки. — Я устал мотаться из своего дома к тебе, — Баки по-хозяйски прошёл в сторону кухни, ставя чайник на плиту. — Так будет проще. — Ты не спросил, хочу ли я, — Стив выделил последнее слово, так и оставаясь стоять посреди коридора. — Как будто ты бы сказал, чего хочешь на самом деле, — Баки пожал плечами. — Стив, — он внимательно посмотрел на друга, пытаясь понять, как пробить стену, которая выстроилась между ними, — пожалуйста, не закрывайся. — Не понимаю, о чём ты, — Стив покачал головой, садясь напротив Баки. — Конечно, — фыркнул Баки. — Впрочем, хочешь не хочешь, я теперь живу с тобой. А Стив, закрыв глаза всего на мгновение, понял, что это то, чего он хотел. Уже давно, когда Баки часто оставался на ночь, Стив мечтал, как чудесно было бы жить с лучшим другом. Он не думал, что это случится при таких обстоятельствах. И сейчас, чувствуя на себе нежный взгляд Баки, Стив просто не мог сказать «нет». Только постарался выдавить из себя улыбку. — Буду следить за твоим питанием, режимом сна и прочим, — строго сказал Баки, снимая чайник с плиты. — Не забывай напоминать мне чистить зубы утром и вечером, — Стив снисходительно усмехнулся, понимая, что пора прощаться с печалью. Рядом с Баки ей просто не место. — А как же! Так и повелось. Стив отвыкал от горького одиночества, которое долгое время витало в квартире, словно невидимой пылью оседая в воздухе. Теперь дома его ждал Баки или наоборот, если тот задерживался на работе в порту. Баки всегда что-то готовил, строго-настрого запрещая Стиву подходить к плите, сомневаясь в его умениях. Иногда в отсутствие Баки заглядывала Ребекка и мягко улыбалась, когда видела Стива — повеселевшего, больше не напоминающего лишь тень, отголосок прежнего себя. Порывалась приготовить что-то вкусное, порадовать и Стива, и брата — и ей удавалось уговаривать Стива уступить. Он принципиально не хотел, чтобы Ребекка готовила у них, ей и дома хватает. Стив нашёл подработку в весьма известном издательстве — рисовал для них, и платили ему больше, чем в том, когда он копил на подарок Баки ещё в тридцать пятом. Работал неполные смены, оставляя время для выполнения заданий в университет и ещё немного на сон. Баки настаивал, чтобы всё было с точностью наоборот, и Стив больше спал. Но если бы Стив послушал и не делал по-своему — это был бы уже не Стив. В особенно холодные дни осени спать приходилось вместе. И зимой, когда в щели задувал ветер, а одеяло не помогало. Стив дрожал, безуспешно пытаясь согреться, а Баки, не выдержав дробного стука зубов из соседней комнаты, притащил своё одеяло с подушкой, ложась рядом. Кровать была большой — при желании и третий бы влез, Сара когда-то упоминала, что та досталась от прошлых домовладельцев. И чувствуя тепло чужого тела рядом, Стив словно оттаивал, спокойно засыпал. А Баки был только рад, что может помочь ещё чем-то, раз уже живёт здесь.***
Решение переехать к Стиву Баки далось нелегко. Он почти не думал о возможном нарушении личных границ — за всё время дружбы их почти не осталось. Часто, лёжа вечером в тёплой постели, Баки думал, как всё будет — откажется ли Стив, сказав твёрдое «нет», и закроет перед лицом дверь? Или просто не откроет, поймёт, насколько ему осточертели постоянные визиты друга. Баки всегда делал всё возможное для всех. Он не мог бросить что-то на полпути, не договорить важную вещь или уйти, оставив разбираться со своими проблемами наедине. Баки готов был из кожи вон вылезти, лишь бы довести всё до конца. И злился почти до дрожи в руках, когда ничего не получалось. Винил себя в том, чего не сумел сделать. Когда умерла Сара, Баки чувствовал, что потерял нечто дорогое, важное ему. Миссис Роджерс была как добрая крестная, которой у него никогда не было. Она и пирогом накормит, и на свидание поможет собраться, пока родители на работе. Она стала для него такой же неотъемлемой частью жизни, как и Стив. Баки часто приходил к Стиву, пока тот был на учёбе или подработках, и дожидался его, болтая с Сарой обо всём. Он мог не стесняясь попросить совета или пожаловаться на Стива, который упрямо не хотел носить новую тёплую куртку зимой, говоря, мол, не хочу сразу портить такую вещь, Бак. Иногда по вечерам, когда Стив болел, а Баки оставался в их доме на ночь, присматривая за другом, Сара учила его французскому, который знала так хорошо, что могла бы сойти за настоящую француженку. Так они коротали ночи, периодически заходили к Стиву, проверяя, не повысилась ли температура. После таких посиделок ни Баки, ни Сара не высыпались, но и отдыхать не шли, считая своим долгом посменно приходить к Стиву. Сара на правах матери, Баки — как лучший друг. Баки не помнил, но, кажется, плакал на похоронах. Низкое серое небо давило, осыпало холодным дождём землю и каменное надгробие, гремело раскатами грома. Баки раскрыл зонт лишь для Стива, который от дождя и ветра мог слечь с простудой на несколько недель. Даже когда все разошлись, они остались стоять рядом, не в силах сдвинуться с места. — Au revoir, Sarah. Et… — Баки сморгнул слёзы, — merci pour tout. Pour Steve. Je vais m’occuper de lui pour qu’il ne fasse rien de stupide. Домой шли молча — Баки не решался нарушить тишину, а Стив был за это благодарен. Он не хотел слышать банальности типа: «мне так жаль» и «прими мои соболезнования». Это по новой открывало рану в груди, заставляя задыхаться в приступе, но далеко не астмы. Ему просто было чертовски больно. Баки ничего не говорил. Он только шёл рядом, неустанно держал маленький чёрный зонт над Стивом, промокая сам. Остаток дня прошёл, как в тумане: Стив решил прибраться в квартире, теперь кажущейся такой серой и пустой. Будто всё тепло и уют, копившиеся годами, вмиг исчезли вместе с Сарой. Он механически протирал тряпкой пыль на полках, подметал, пока Баки готовил простой ужин. И в один момент осел на пол, держа в руках фоторамку со снимком мамы. Слёзы против воли текли по горячим щекам, капали на чистое стекло в руках Стива. Он держался долго, не позволил себе на похоронах, когда это было нужно. Сдержался, заходя домой, где всё так напоминало о ней. Фото стало последней каплей. Стив не хотел рыдать Баки в плечо. Он так часто слышал, что слёзы у мужчин считаются признаком слабости. Стив никогда не плакал, даже после драки, когда Баки обрабатывал его раны и ушибы. Но сейчас… Стив чувствовал, что его разрывает изнутри, что держать всё в себе сил больше не осталось. Баки выглянул из кухни, как только услышал что-то похожее на всхлип. И в один момент оказался рядом, садясь на холодный деревянный пол, притягивая несопротивляющегося Стива к себе. Нежно гладил по напряжённой спине, понимал, что от слёз Стива намокает рубашка. Шептал тихо, что всё хорошо, сглатывал проклятый ком в горле, не позволяющий говорить. И так хотел что-то изменить, исправить, лишь бы не видеть слёзы в этих прекрасных глазах. Поднял лицо Стива, стирая солёные дорожки на щеках, чувствуя, как у самого глаза становятся влажными. На кухне кипела вода, разбивая тишину мерным стуком крышки кастрюли, но Баки не отстранился — продолжил сидеть рядом. За ужином они почти не говорили. Еда не лезла в горло, хотелось отодвинуть тарелку подальше, но Стив знал, что поесть нужно. Картошка переварилась, и Баки, вздохнув, сделал пюре, не жалея молока. Стив заставил себя помыть посуду, не слушая отговорки Баки, что тот мог бы и сам. И, пожелав другу доброй ночи, ушёл спать. Баки пришёл чуть позже, скрипнув дверью. Стив не открыл глаза, не пошевелился, притворяясь спящим. Но знал ведь, что Баки всё видит и понимает, ещё только переступив порог комнаты. В окно задувал противный ветер, колыша шторы и разгоняя мурашки по коже. Стив чуть поёжился, когда Баки приподнял одеяло, ложась рядом. — Извини, что так глупо разревелся, я… — Даже не смей, — прервал Баки, поворачиваясь лицом к Стиву. — Тебе не нужно извиняться за слёзы, Стив. Ты слишком долго держишь всё в себе, — он нащупал под одеялом холодную руку Стива, накрывая своей. — Эмоции — это нормально и… ты не должен стыдиться этого. Это не показатель слабости, я знаю, о чём ты думаешь. Это проявление человечности. Стив, почувствовав тепло на своей ладони, едва заметно кивнул. И медленно закрыл подрагивающие веки, проваливаясь в сон.***
Со временем стало легче. Стив отошёл от потери, отдавая всего себя учёбе и Баки, который теперь постоянно был рядом. Он часто читал вслух по вечерам, когда Баки просил. Не сразу согласился, считая, что его голос не подходит для такого, но Баки всегда умел убеждать. Читал, когда они сидели на полу их крошечной гостиной, соединённой с кухней, укрывшись одним одеялом. В один день Баки принёс гитару, с которой не расставался ни на миг все эти годы. Стив порой задерживал взгляд на Баки, увлечённом процессом, дольше, чем было необходимо. И мягко улыбался, если Баки этот взгляд замечал, но не мог повлиять на щёки, что часто при этом краснели. Баки играл ему, тихо напевая знакомые мотивы, и в эти моменты Стив понимал, что больше не один. Что его затяжная тоска после похорон и попытка отдалиться от Баки, такого доброго, прекрасного Баки, была ошибкой. Но и винить себя Стив не мог — тогда ему не хотелось ничего, он жил словно по чётко написанному алгоритму. И всегда отовсюду его вытаскивал Баки — из самобичевания или драки, особо разницы нет. После закрытия в университете долгов, которые набрались за долгое время, Стив позволил себе расслабиться. Он давно не рисовал просто для себя, не выполняя работу в издательстве и не делая очередной проект по учёбе. И темой для нового рисунка вновь стал Баки — не хватит никакого времени, чтобы сосчитать, сколько раз Стив рисовал его. Сонного утром, когда тот вылезал из постели жарким летом в одной майке и трусах, стараясь не попадаться на глаза Саре. Задумчивого, когда Баки пытался разобраться с новыми аккордами, хаотично переставляя пальцы по грифу, ища то самое звучание; освещённого лучами заходящего солнца, которое светило в окно, окрашивая стены в желтоватый цвет. Однажды Стив решил, что если будет меньше рисовать Баки, то и в мыслях он будет появляться реже. Было это давно, несколько лет назад, но впоследствии Стив понял лишь одну вещь: чтобы он ни делал — Баки никогда не выйдет из его головы, останется хоть тенью, но не уйдёт. Дорога от корпуса университета до дома не занимала много времени — Стив часто ходил пешком, проводя время наедине с собой и своими мыслями, давая им волю. Шёл по тёмным улицам, изредка сокращал расстояние, пробегая через переулки. И, на удивление, стал реже попадать в неприятности. Понял, что просто давно не лез на рожон и старался обходить подворотни, предпочитая шумные улицы одиноким дворам. Он задумался о своём — даже не о чём-то существенном, так, простые мысли, мелькавшие в голове и сменявшие одна другую. И пришёл в себя в тот момент, как услышал мерзкий смех, а сам очутился в слабоосвещённом переулке, в том, который так старательно обходил стороной. Вдалеке Стив, прищурившись, увидел знакомый пиджак. И ускорился, понимая, что снова будут побои и недовольство в глазах Баки. Местная шпана пинала ногами его однокурсника — Микки, — про которого часто ходили… нелестные слухи. На курсе с ним почти никто не общался, впрочем, как и со Стивом. Только второй сам не искал компании, чего было не сказать про Микки. — Эй! Прекратите сейчас же! — как можно громче крикнул Стив, незаметно бросая сумку около кирпичной стены. В ответ он услышал лишь смешки и что-то про нежелательных свидетелей. Стив успел только подойти ближе, как почувствовал тяжёлый удар в челюсть, выбивающий из равновесия. И всё как по накатанному сценарию, повторяющемуся из раза в раз. Только в этот раз никто не появился, как по волшебству. Не пришёл Баки, ведь тот спокойно отрабатывал смену в порту, не беспокоясь ни о чём. Стив не знал, что послужило рычагом давления на хулиганов, но в какой-то момент всё прекратилось. Они быстрым шагом удалялись по улице, пока Стив через силу вставал на ноги, стряхивая грязь с брюк. Он бросил короткий взгляд на сумку, которая по-прежнему лежала на земле, и облегчённо выдохнул. Хоть что-то сегодня было хорошо. — Ну и зачем ты полез? — спросил Микки, утирая кровь из-под носа рукавом рубашки. — Где я найду такого натурщика, как ты? Который ещё и готов позировать сверхурочно… — Стив, — прервал тот. — Не морочь голову. Зачем ты вступился? — Я не мог пройти мимо, — Стив развёл руками, поднимая с земли чуть запылившуюся сумку. — Такой вот я. — За меня никто не заступался раньше, — тихо проговорил парень, проводя рукой по взъерошенным волосам. — Я просто шёл домой, решил сократить и… — И влез, куда не нужно, — Стиву показалось, что в голосе появились интонации, с которыми всего отчитывал его Баки после очередной драки. — За что побили хоть? Микки первым двинулся вперёд, и Стив догнал, поравнявшись с ним. Он тяжело вздохнул, словно пытаясь подобрать правильные слова — Стив не торопил, по себе зная, как сложно порой о чём-то рассказывать. — За то, какой я есть, — просто ответил он, пожимая плечами. — Ты же слышал, что обо мне говорят? — Слышал, — Стив кивнул, тяжело вздыхая. — Ты не подтверждаешь это, но и не пытаешься опровергнуть. — Нет смысла опровергать правду. — Да ну? — Стив посмотрел на него и поправил ремешок на плече. — Значит, всё же правда? — Теперь мне тоже нос сломаешь? Или будешь вопить на весь район, что Микки с тридцать седьмой улицы педик? — он сбавил шаг. — Дурного же ты мнения обо мне, — Стив задумчиво смотрел себе под ноги около минуты, считая количество ямок на тротуаре. — Мне абсолютно плевать, кто кого любит и кто… — он выдержал паузу, думая, что сказать дальше, — с кем спит. Честно, это не моё дело. Микки остановился, вперившись в Стива взглядом. Он не был настолько высок, как Баки, чтобы Стив смотрел снизу вверх, но сейчас разница в несколько сантиметров почему-то казалась огромной. — Ты первый, кто так сказал, — серьёзно прошептал он, кусая щёки изнутри. — Спасибо… правда, это… — Тебе не за что благодарить, — Стив снисходительно улыбнулся, похлопав Микки по плечу. — Только не распространяйся об этом каждому встречному. — О чём именно? — Да обо всём сразу. И, сделав неопределённый жест рукой, Стив пошёл дальше по улице, не спеша, так, чтобы Микки мог его догнать. Он не знал, что говорить в таких случаях и что делать. Ему самому нередко перепадало за упрямство, желание защитить других — не изменилось это и сегодня. Бывали редкие случаи, когда Стив мог пройти мимо, стыдливо опустив голову. Он не настолько святой, чтобы каждый раз прыгать грудью на амбразуру за незнакомых людей. Но это… Он не сразу подружился с Микки, считая, что даже в университете ему не нужна была никакая компания. Тот оказался на удивление прилипчивым, старался подружиться со Стивом, который чаще всего наслаждался гордым одиночеством. Тогда-то Стив, по правде, понял, что кроме Баки у него нет никого — Баки будто заменял собой всех, хотя и говорил Стиву, что пора заводить новые знакомства. И со дня, когда Микки был добровольным натурщиком, Стив решил для себя, что новые друзья в месте, где планируешь провести несколько лет жизни, не помешают. Так и повелось. Когда Микки свернул на свою улицу, Стив лишь мягко посмотрел ему вслед. До дома оставалось ещё несколько кварталов. Только сейчас он заметил, как неприятно ныла челюсть и больно было разговаривать. А кожа на ладонях была содрана, едва пульсируя неровными краями ссадин. Стив знал, что завтра будет хуже. Всегда становилось паршивее на следующий день после драки. В квартире горел свет — Стив заметил ещё на углу, только-только найдя взглядом окно кухни, которое выходило на оживлённую часть улицы. Значит, Баки дома и в этот раз скрыть побои не выйдет. Стив лишь обречённо вздохнул, сам себе пожал плечами и направился к порогу.***
— Ну, Стиви, что я могу сказать, — Баки вышел из ванной с полотенцем в руках и пытался по-быстрому высушить волосы. — Первый раз за два месяца, это рекорд. — Да иди ты, — фыркнул Стив, выкладывая тетради и листы из сумки. — Не я был затейщиком. Баки развесил светлое полотенце на спинке стула и внимательно посмотрел на Стива, опытным взглядом оценивая все возможные травмы. Он видел, что Стив говорил с трудом, периодически хватаясь рукой за челюсть. А на носу виднелась царапина, аккурат поперёк переносицы. Аптечка с недавних пор находилась на кухне, в крайнем ящике тумбы — Баки часто халатно относился к готовке, особенно к обращению с острыми или горячими предметами, и вечно то палец порежет, то обожжётся. И сам же сказал, что бегать в ванную каждый раз не очень удобно. — Ты же знаешь Микки? Я, кажется, рассказывал про него, это одногруппник, — сдался Стив под тяжёлым взглядом Баки. — Тот натурщик? — Баки подвинул стул ближе и намочил ватку перекисью. — Ага, — ответил Стив и зашипел, когда Баки неожиданно прикоснулся к ссадинам на ладонях. — Я мог бы и сам, знаешь? — Знаю, — Баки мягко посмотрел на Стива, склонив голову в сторону. — Но я хочу помочь. — Ты всегда так говоришь. — А ты съезжаешь с темы. Стив помолчал, закусив губу. Он чувствовал лёгкое пощипывание на руках, даже не боль, нет. Он настолько привык к боли, что она имела смысл, только если было что-то серьёзное, как перелом или ангина, когда адски горело горло. — Я свернул не туда, — продолжил Стив, неотрывно смотря на уверенные движения Баки, точно и быстро обрабатывающего его ранки. — И увидел, как Микки избивают, пинают ногами и… он мой друг, Баки. Я не мог пройти мимо. — За что били хоть? Сам нарвался? Стив сделал глубокий вдох, чувствуя, как болит что-то за рёбрами. Об этом он Баки не сказал. — За то, что он любит так, как нельзя, — тихо ответил Стив. Баки замер, не донеся руку до второй ладони Стива. — Ты разве не слышал, что о нём говорят? — Я думал, тебе плевать на сплетни, — медленно произнёс Баки. — А тебе? Он поджал губы и дотронулся ссадины на носу. Баки давно выстроил определённое мнение насчёт подобного, но… пытаясь усидеть на двух стульях, понял, что рано или поздно свалится с обоих. — Знаешь, — начал Баки, — лучше бы ты не вмешивался сегодня. — Что? — Стив чуть дёрнулся от резкого прикосновения ваты. — Как ты можешь так говорить… Ты… ты тоже думаешь, что это ненормально, да? — В каком смысле «тоже», Стив? — Баки всё ещё держал ватку на носу Стива. — Ты хочешь сказать, что это норма? — он не ответил, но Баки и это принял за ответ. — Брось, ты не понимаешь, о чём говоришь, — Баки оторвался от своего занятия, всё же решительно поднимая взгляд серых глаз. — Как раз наоборот, — Стив сжал зубы и тут же болезненно нахмурился. — Я никогда не считал подобное чем-то странным. Разве… — Нет, — прервал его Баки. — Любить нужно девушек, а с парнями дружить. Так, чтобы и поговорить можно, и подраться вместе. Когда-нибудь ты встретишь ту, которая станет твоей миссис Роджерс, и поймёшь это всё. Но об этом, — Баки сделал акцент на последнем слове, — просто забудь. Выбрось из головы, пока не разошлось по людям. — Но почему?! Мне кто-нибудь может дать внятный ответ, почему именно так должно быть? — Стив почти не заметил, как повысил голос. — Потому что так устроен чёртов мир, Стив! — рявкнул Баки, хотя и понимал, что аргумент привёл хреновее некуда. Баки никогда не думал, что будет обсуждать это со Стивом. Говорить о ненормальности подобной любви и самому изнывать от этого чувства к лучшему другу. Но он не мог иначе, словно давно установил какие-то границы внутри себя, не позволяющие даже думать о том, что это приемлемо. Просто Баки понимал, что не хочет быть «нормальным», когда во снах целовал Стива, зарываясь рукой в светлые волосы. — Так не должно быть, как ты не понимаешь? Всё в этом говорит о противоестественности! — Если люди любят друг друга, никто не должен этому мешать, — Стив неотрывно смотрел в холодные глаза напротив, чувствуя, как мелко колотится сердце. — Говорить, что это осквернение любви или чего-то подобного! Любить это прекрасно, это так нежно. Когда, — он сделал глубокий вдох, взмахивая руками, — когда абсолютно плевать на правила и мнение остальных. Разве не так ты жил раньше? — Ты говоришь так, будто влюблён, — Баки нахмурился. — Будто знаешь, каково это. — Думаешь, я не могу любить? — Стив выдыхает так, словно его ударили в грудь. — Так ты думаешь? — Я такого не говорил. — Подтекст очевиден, Баки, — Стив едва сдерживал себя, чтобы не вскочить с места. — Почему ты говоришь обо всём этом, как все? — Может, если большинство думают одинаково, правда на их стороне? — едко заметил Баки, комкая в пальцах вату. — Или это просто эффект стада, когда один сказал, а остальные поверили, — Стив скрестил руки на груди, убирая их подальше от Баки. Баки резко откинулся назад, рвано выдыхая. Он перевёл взгляд в окно, словно стараясь найти там ответы и нужные слова. Отчасти Баки говорил правду — он считал подобные отношения безобразными, недопустимыми. И отчасти понимал тех, кто пытался это лечить, хотя прекрасно знал, что это не болезнь. Но смотря на Стива, у Баки язык не поворачивался назвать его подобными словами, когда представлял, каково это — быть с ним. Баки чувствовал только странное тепло, разливающееся в груди, и неизмеримое желание воплотить все мечты в реальность. Не понимал лишь почему, почему не может определиться со стороной, стоя где-то посередине. — И что будет, если я вдруг влюблюсь в кого-то, кто не будет девушкой? — Стив вздёрнул подбородок, выжидающе смотря на Баки. Тот медленно повернул голову, окидывая Стива взглядом, который тот не смог распознать. — Лучше бы тебе не проверять, — только и выдавил из себя Баки и, быстро встав со стула, направился в спальню. — Спокойной ночи, Стив. И… — он всего на секунду обернулся, понимая, что не мог больше говорить на эту тему, — подумай над моими словами, сделай правильные выводы. Я хочу для тебя только лучшего, понимаешь? И, захлопнув дверь, прижался к ней спиной, зажмурившись до ярких пятен перед глазами. Он сам загнал себя в эту ловушку, сначала позволив себе чувства, после — разрушая всё вдребезги этим разговором. На улице начинался дождь, равномерно стуча по крышам домов. Баки, выругавшись так тихо, чтобы услышал только он один, открыл окно, впуская в комнату свежий воздух. Взгляд зацепился за пачку сигарет на комоде. Сейчас хотелось выкурить всю, так, чтобы до противного привкуса во рту и въедливого запаха, остающегося на пальцах. Но не стал. Знал ведь, что Стив будет кашлять всю ночь, если сейчас поддаться слабости. Хватит на сегодня поводов для ссор и проявлений этих самых слабостей, которые, как Баки и ожидал, приведут именно к такому результату. Он больше склонялся к тому, что он сам идиот и не стоило вести себя так резко. Только вот после слов Стива о любви, глаза словно мутная пелена застелила. Он говорил об этом так, будто чувствовал это, точно знал, о чём говорил. Насколько Баки знал — а знал он всегда всё — никого у Стива сейчас не было. И… появилось такое необъяснимое желание показать, что такое настоящая любовь. Не та, что описана в бульварных романах, которые Баки и сам изредка читал, нет. Хотелось сделать всё, чтобы Стив и правда говорил о любви как знаток. Только прочувствовав это с Баки, а не с кем-то другим. О других думать не хотелось. И в такие моменты Баки ощущал себя эгоистом, который пошёл на поводу у эмоций и чувств. Так хотел вернуться обратно на кухню, извинившись сесть рядом и рассказать обо всём ещё раз — только не так. В то же время так хотелось высказать все чувства, вывалить на Стива всё, что копилось внутри долгие годы, даже не надеясь получить что-то похожее на взаимность. И тогда Баки понял, что это своего рода мазохизм. Причиняя боль Стиву гневными словами, он делал больно себе. Говоря о противоестественности подобных чувств — рвал душу на куски, истекая кровью где-то в глубине. Баки думал, что, может, в будущем — том далёком будущем, о котором он даже не смел думать и мечтать, — всё будет проще. И если да, то он абсолютно точно завидовал людям, которые будут жить тогда. О произошедшем они не поговорили ни наутро, ни после. Это стало табу для них, та самая запретная тема, которую никто не решался затронуть вновь. Стив не хотел больше чувствовать на себе взгляд ледяных глаз, а Баки — в который раз разбивать себе и Стиву сердце.***
Через день Баки стоял на пороге дома, ведь ещё неделю назад обещал Ребекке заглянуть. От самой двери доносился приятный запах какой-то выпечки с пряностями. Баки тихо прикрыл дверь, которая могла захлопнуться от сквозняка резче, чем было нужно. На кухне оказалась Ребекка — она, пританцовывая и фальшиво подпевая песне, доставала из духовки печенье, запах которого Баки как раз и почувствовал в прихожей. Судя по тишине в остальных комнатах, дома никого, кроме неё, не было. Она, увлёкшись процессом, даже не заметила брата, стоящего в проходе. — Верхние ноты не дотягиваешь, — Баки выдал своё присутствие, проходя на кухню. Ребекка вздрогнула и замерла на месте с противнем в руках. — У тебя забыла спросить, что дотягиваю, а что нет, — она сморщила нос, аккуратно снимая тёмное печенье с противня. Запах усилился. — Я ждала тебя неделю назад. — В отличие от тебя, я работаю, — Баки отодвинул стул и, повернув его, сел, сложив руки на деревянной спинке. — Но я пришёл вовремя. — Вообще-то это не для тебя, — Ребекка фыркнула, увидев, как Баки стащил печенье с тарелки и тут же бросил обратно, драматично размахивая рукой. — А, да, точно. Свежая выпечка обычно горячая. — В каком смысле не для меня? — удивился Баки, буравя сладости взглядом. — Я жду к обеду родителей и их друзей. — Бекка, — обманчиво мягко начал Баки, строя самое невинное выражение лица, на которое только был способен. — Ты считаешь меня своим другом? — Я думаю, что ты засранец, Баки, — честно ответила она, складывая руки на груди. — И мог бы помыть руки, перед тем как хватать еду. Тебя Стив вообще не кормит? — Кто кого ещё кормит, — буркнул Баки и скрылся за дверью ванной. Послышался шум воды. Ребекка поставила чайник на плиту, насыпая в чашки по ложке горького кофе. Она не хотела обманывать себя, утверждая, что не скучала по Баки всё это время. Он так редко появлялся дома, уделяя всё время работе и Стиву, с которым жил уже несколько месяцев. Она прекрасно помнила, как в один вечер он вышел из своей комнаты с сумкой наперевес и сказал, что переезжает. Впрочем, никто и слова не сказал, все лишь пожали плечами, но попросили остаться до утра, чтобы не ходить в ночь. — Всё, чисто, — Баки демонстративно показал сестре руки, покрутив ими перед её лицом. — Теперь можно? — Можно, — разрешила Ребекка. По дому разносился аромат кофе, смешиваясь со сладким запахом выпечки, и Баки, замерев на секунду, подумал, что это напоминает ему детство. Когда папа каждое утро заваривал себе чашку кофе перед работой, а мама пекла детям сладости, которые теперь печёт Бекка, сменившая её за этим делом. За всё время, проведённое на работе, Баки и забыл, как хорошо, оказывается, просто сидеть и беззаботно болтать с сестрой, слушая её рассказы об учёбе и новых кавалерах, от которых теперь отбоя нет. И Баки, на правах старшего брата, настоял, что обязан познакомится с тем самым пареньком, проверить, что её никто не обижает. Ребекка лишь рассмеялась. Когда она спросила про новости последних дней, Баки завис, не зная, что и рассказать. В голове предательски всплывали обрывки недавнего разговора со Стивом, который закончился не так хорошо, как мог бы. Мог, если бы Баки сумел удержать себя в руках и не наговорить Стиву того, о чём сейчас жалел. — Чего такой кислый? — Ребекка слегка толкнула его ногой под столом. — Задумался, — бросил Баки, уминая ещё одно печенье. Тарелка стремительно пустела. — Ничего особенного в последнее время не происходило, не о чем рассказывать. Тебя слушать интереснее. — Когда ты тараторишь, тебе явно есть о чём сказать, — заметила она и вмиг посерьёзнела. — Расскажи мне, я же твоя сестра. — В том и проблема, — пробормотал Баки, отпивая кофе из чашки. — Не поняла сейчас, — Ребекка нахмурилась, пытаясь узнать, что недоговаривает Баки. — Неужели ты убил кого-то? Ну ничего… нет, это, конечно, не совсем ничего, но тоже решим… — Нет, нет, — Баки прервал её, качая головой. — Про это я рассказал бы тебе первой, у тебя хорошие навыки, чтобы прятать разные вещи. Трупы, думаю, тоже. — Так что случилось? — она сделала глубокий вдох, ожидая, когда Баки начнёт говорить. Но тот молчал, обдумывая, что сказать. И стоит ли вообще начинать. — Это… связано со Стивом? Ребекка лишь предположила, зная, что причиной плохого настроения или кислой мины брата может стать Стив, который в очередной раз влез в неприятности или чего похуже. Она никогда не забудет, каким был Баки после смерти Сары Роджерс, и как он пытался пробиться к Стиву, который не желал никого видеть. Баки не ответил. — Значит, со Стивом, — проговорила Ребекка, принимая молчание за ответ. — Что он натворил? — Скорее я, — Баки постукивал пальцем по чашке, стараясь унять волнение. — Мы… неприятно поговорили из-за драки, в которую влез Стив. — Ты же его знаешь, — мягко сказала она, снисходительно смотря на Баки. — Он полезет куда угодно, только бы защитить невиновных. И Баки, сдавшись, рассказал ей всё. Это обрушилось на Ребекку, словно лавина, но она сидела и слушала, не перебивала. Видела, что Баки сложно об этом говорить, что он не хотел вообще поднимать эту тему. Но где-то в глубине души она ликовала, знала ведь, что после этого Баки станет легче. — Не об этом я должен рассказывать своей сестре, — Баки уставился пустым взглядом в стол, поняв, что чашка в руках стала холодной. Кофе остыл. — Не о том, как я люблю лучшего друга. — А по мне, именно о таком и нужно говорить, Баки, — она накрыла его руку своей, чуть перегнувшись через стол. — Я ждала, пока ты скажешь. — Что? — Баки выдохнул так резко, словно его ударили в грудь. — В отличие от тебя, я не слепая и всё вижу, — Ребекка откинулась назад, не отводя взгляда от Баки. — И… как давно ты?.. — Ну, — она выдержала паузу, вспоминая, когда догадалась, — наверное после той песни на день рождения Стива. То, как ты её пел… Никогда не умел держать лицо. — И ни слова мне не сказала? — Баки нахмурился, сжимая губы. — Ты серьёзно? — Я правда ждала, пока ты сам мне расскажешь, — мягко повторила Ребекка. — Как ты себе это вообще представляешь? Привет, Баки, я знаю, что ты любишь Стива так, как нельзя, и не спрашивай, откуда я знаю, — быстро протараторила она. — Нет, так это не делается. Баки закусил губу, переваривая всё в голове. Он не представлял, что простой разговор о недавних новостях приведёт… к тому, к чему привёл. Баки никогда не думал рассказывать о своей слабости Ребекке, пусть та была одной из тех, кому он мог доверить самые тёмные секреты. Она всегда была той, что поняла и приняла бы его любым. — Не думай, что это какой-то недостаток, — она прервала его мысли. — Ты наговорил Стиву достаточно, чтобы загнать себя в угол. Скажи честно — стало легче после того разговора? — Стало хуже, — честно ответил Баки. — Я думал… думал, если скажу всё так… ну, как сказал тогда, это чувство пройдёт. Самоубеждение, которое ни хрена не сработало. — Пока ты не примешь то, что чувствуешь, это будет грызть тебя изнутри, — спокойно сказала Ребекка. — Баки, — она встала с места и подошла к брату, обнимая того со спины, — любовь это не стыдно. Какой бы она ни была. — Говоришь, как Стив тогда. — Может, поэтому он и прав? — тихо спросила она. — Я очень рада, что ты открылся мне, что настолько доверяешь. Я понимаю, что ты ему не скажешь и… да, на это есть ряд причин. Но тебе не стоило столько лет держать это в себе. — Я же не знал, вдруг ты или мама сдадите меня в психушку, — буркнул Баки. — Я бы никогда! — вскрикнула Ребекка. — Если я готова с тобой трупы прятать, то это — мелочи. Просто многие люди слепы. — Ты так уверена в своих словах… — Я всегда говорю только о том, о чём знаю. И Баки, встав со стула, притянул её в крепкие объятья, думая, что с сестрой ему очень повезло. Рассказав ей, Баки почувствовал, как с души словно камень упал, разбился на земле и больше не тянул вниз. По щеке потекла одинокая слеза, которую он не решился смахнуть. — Спасибо тебе, — тихо, почти на грани слышимости прошептал Баки в каштановую макушку сестры. — Я… Бекка, правда, спасибо. Она лишь усмехнулась куда-то в грудь Баки и, чуть извернувшись, ущипнула его за рёбра, чтобы не расслаблялся. Сейчас Баки понял, что наконец-то может дышать свободно, что ничего больше не гложет.***
А всего через год Баки пришла повестка, разделившая жизнь на до и после.