На ощупь

Тимка отложил смартфон на стол и поёжился. Наверное, он сделал ошибку, повёл себя глупо. Ведь никогда ещё он САМ не звал Витальского. Никогда первым не проявлял инициативы. А сейчас что? Он позвонил и, как последний мудак, сказал Витальскому, что квартира и он сам в его полном распоряжении. Он укутался в плед. Понимал, что нужно заглянуть в душ перед приходом Витальского, но от одной мысли, что ему предстоит стоять под струёй воды, передёргивало, а кожа сильнее покрывалась мурашками. Почему так холодно? Чертовски холодно. И чувство какое-то отвратительное. В голове словно туман. Наверное, из-за этого странного чувства он и сделал подобную глупость. Надо выпить горячего чая, чтобы согреться. Тимка прошёл на кухню, плотно укутавшись в плед. Сделав себе чаю, он уселся на табуретку и уставился на выцветший линолеум на полу. Потёр виски. Только головной боли не хватало! Что с ним? И зачем он сам позвонил Витальскому? Хотя в глубине души он знал ответ на этот вопрос. Он хочет кусочек теплоты. Пусть фальшивой и иллюзорной, пусть мимолётной, но теплоты. Именно в объятиях Витальского он узнал это странное щемящее чувство и теперь стал зависим от него. Ему хотелось больше и больше. То, как Витальский смотрит на него, когда заполняет собой. То, как крепко сжимает его бёдра и ноги в своих руках. То, как начинает двигаться в нём сначала аккуратно и осторожно, а затем всё неистовей и требовательней. То, как касается губами его разгоряченной кожи, словно бы нечаянно и случайно. Но эти мимолётные прикосновения очень чётко отпечатывались на коже Тимохи и в его воспоминаниях оставались навсегда. Хоть эти моменты и длились только до полной разрядки обоих и заканчивались вместе с судорожными стонами, приятная эйфория оставалась с Тимкой ещё очень долго. Он бережно хранил эти моменты в памяти. Тимка порою и сам не понимал, как сильно зависел от этих моментов и как дорожил ими. И поначалу не понимал, почему так сильно ненавидел моменты, которые идут вслед за эйфорией. То как Витальский откатывается в сторону, то как поднимается с постели, то, как идёт в душ, то как быстро одевается и уходит, оставляя Тимоху одного. Внутри становилось холодно и мерзко, но он старался глушить эти чувства, сохраняя лишь те воспоминания, что приносили тепло. И сейчас, именно сейчас он безумно сильно хотел этого тепла. И пусть это тепло закончится слишком быстро и вновь Витальский встанет и побежит в душ после разрядки. Он готов с этим мириться. Кружка горячего чая не помогла согреться. Кажется, что Тимоха замёрз ещё сильнее. Он уселся в кресло, укутавшись в плед, и сам не заметил, как задремал. Снились какие-то безумные, неясные отрывки, состоящие из событий предыдущих дней, но доведённые до абсурда. Вырвал его из этих кошмаров дверной звонок. Тимка не сразу понял что произошло, и поэтому резко соскочил с кресла. В глазах потемнело, и он покачнулся. Видимо, короткий сон сделал только хуже. Если до этого он чувствовал себя плохо, то сейчас это граничит с понятием отвратительно. Озноб усилился, как и головная боль. Пытаясь прийти в себя, он вновь услышал настойчивую трель дверного звонка. Витальский? Так быстро? Откинув плед на кресло и стараясь выглядеть нормально, он пошёл открывать дверь. Витальский стоял на пороге, как всегда довольно ухмыляясь, расслабленно засунув руки в карманы пальто. Он переступил порог квартиры и безапелляционно захлопнул входную дверь. Всегда, когда он так делал, Тимка чувствовал себя мотыльком, попавшим в сети к пауку. Вот и этот плотоядный, жаждущий взгляд в его потемневших глазах. Тимка ненавидел и любил этот взгляд одновременно. — Малыш сам позвонил папочке? Какой хороший мальчик, — послышался его самодовольный голос. Тимке на полном серьёзе хотелось взять табуретку и врезать ему по наглой морде, но силы остались только на то, чтобы сощурить глаза и снисходительно выдохнуть. Он окинул фигуру Витальского взглядом, а затем заметил на его чёрном пальто зацепившийся жёлтый листик, уютно расположившийся на плече. Тимка подошёл ближе, почувствовал знакомый запах парфюма и понял, что нездоровая зависимость от этого человека принимает новые, ужасающие формы. Протянув руку, он взял жёлтый листочек и равнодушно проговорил: — Ты и сам знаешь, что тебе до папочки далеко, как и мне до малыша. Обернувшись и всё так же держа листик в пальцах, он направился вглубь квартиры. — Ты сегодня даже не зубоскалишь, — послышался голос Витальского позади. Очевидно, тот снимал пальто и вешал его на крючок. — Нет сил на бессмысленную болтовню с тобой, — проговорил Тимка, заходя в комнату. Витальский последовал за ним и, как всегда, плотно закрыл дверь и запер замок. Тимка наблюдал за тем, как он стягивает с себя пиджак и аккуратно вешает его на спинку стула. — Соскучился по мне, да, малыш? Кажется, мы поменялись местами, теперь ты голоден, — говорил он, подходя ближе. — Не мог бы ты заткнуться! Давай без этой твоей болтовни! Просто возьми и трахни меня, а затем можешь проваливать, — раздражённо проговорил Тимоха, обхватывая себя руками. В горле саднило, голова раскалывалась, а озноб был такой силы, что его даже немного потряхивало. Кажется, Витальский это заметил. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он небрежно, но в голосе послышались нотки беспокойства. — Отлично, — проговорил Тимка, беря с кресла плед и укутываясь в него. — Выглядишь не очень, — Витальский подошёл ближе. Вновь почувствовав запах его парфюма, Тимка нетерпеливо выдохнул. «Ну же, коснись меня, — билась мысль в голове, — согрей меня, пожалуйста». Когда его рука легла на плечо и тихо провела до локтя, Тимка судорожно вдохнул. Блять! Он уже стал зависим от него! Витальский как будто особый сладкий яд, в котором он утопает всё больше и глубже. — Ты весь дрожишь, — обеспокоенно пробормотал Витальский. Наслаждаясь его прикосновениями, Тима оставил это замечание без ответа. Голова закружилась, а в глазах снова потемнело, хотя он даже не делал никаких резких движений. Почувствовав прохладную ладонь на своём лбу, он даже немного расслабился, хотя до этого был очень напряжён из-за озноба. — Кажется, у тебя жар, — словно сквозь шум донёсся до него голос Витальского. Тимка хотел огрызнуться и сказать, что жар не помеха, чтобы его трахнуть, но не смог раскрыть и рта. Покачнулся в очередной раз, но Витальский удержал его в своих объятиях, мягко опустил на кресло, что-то бормоча при этом, но Тимка не мог разобрать слов. — Тим, где градусник? — наконец он внял словам Витальского. Тимоха открыл глаза, увидел обеспокоенное лицо Макса, склонившееся над ним близко-близко. Некоторое время смотрел на его губы, заметил ресничку на щеке, но поднять руку и убрать её сил не было. Он выдохнул, стараясь привести чувства в порядок. — Единственный градусник, что мне нужен, находится у тебя в штанах, — пробормотал он, слабо улыбнувшись. — Этот градусник я непременно засуну в тебя, как только ты почувствуешь себя лучше, обещаю, — лукаво проговорил Витальский, но лукавость не смогла перекрыть серьёзность и встревоженность в голосе, — так где градусник у вас находится? — В ванной, в аптечке, — раздражённо ответил Тим, откинувшись на спинку кресла. Через некоторое время Витальский явился с градусником, что-то взволнованно бормоча. А когда касался его кожи, Тимке захотелось продлить эти ощущения. Когда градусник был вставлен, пусть и не тот, который хотел Тимка, он обессилено откинулся на спинку кресла. — Слушай, если ты боишься заразиться, я могу надеть маску и вообще не буду дышать в твою сторону, ты всё равно сзади будешь, — попытался проговорить Тимка. — Позы мы обсудим позднее, когда ты выздоровеешь. Хорошо, малыш? Тимка кинул злобный взгляд на Витальского, как он делал всегда, когда тот называл его малышом. Даже нашёл силы, чтобы огрызнуться, но застыл с открытым ртом, когда прохладная рука легла на его лоб. Затем пальцы пробежались по щекам, опустились на шею и проникли под край ворота растянутой футболки. Тимка со стыдом понял, что непроизвольно, почти против воли, подался навстречу этим прикосновениям, зажмурил глаза от удовольствия. — Ты очень горячий, — донёсся до Тимки его обеспокоенный голос. — Да, я очень горяч, — слабо проговорил Тимка. — Но какой от этого толк, если ты меня не хочешь? Прозвучало довольно жалобно, и Тимку передернуло от отвращения к самому себе. Мог ли он когда-нибудь подумать, что будет вот так унизительно умолять Витальского трахнуть его. Рука Витальского перебралась с его плеча на лицо, прохладные пальцы обхватили подбородок, заставив поднять взгляд. — Я хочу тебя. Очень хочу, — проговорил он серьёзно, но в голосе нотки самодовольства, затем продолжил. — Но в таком состоянии ты вряд ли выдержишь мой натиск. — Ты ещё не знаешь, на что я способен, — вяло возразил Тимка. — Не сомневаюсь, что способен ты на многое. Мне ли не знать о твоих возможностях, малыш? Испытаем их, когда ты будешь в состоянии. — Сколько обещаний сегодня! Одни обещания. Где конкретные дела? — Пытаешься брать меня на «слабо»? Я ведь уже вышел из детского возраста, — усмехнулся Витальский. Но Тимка этого уже не слышал. Он, кажется, задремал или выпал из реальности на несколько минут. Из полудрёмы его выдернуло обеспокоенное восклицание Витальского: — Почти тридцать девять! Тимка насилу разлепил глаза. Чувствовал он себя и вправду хреново. Видимо, действительно подхватил этот грипп, которым все вокруг болеют сейчас. Он сразу чувствовал, что было полной бессмысленностью звонить Витальскому. Дрожа всем телом, он укутался в плед и раздражённо проговорил: — Если не собираешься трахнуть меня, то можешь быть свободен. Дверь вон там. — Я собираюсь трахнуть тебя, малыш, но чуть позже, — проговорил он взволнованно, всё также пялясь на градусник. — Серьёзно, Витальский, уходи, пока не заразился. Я понятия не имел, что у меня температура, не нужно было тебе звонить, — с досадой проговорил Тимка, сворачиваясь в клубок прямо в кресле. Он собирался уснуть прямо здесь, потому что двигаться не хотелось вообще. Надеясь на то, что Витальский сам найдёт выход, он уже почти впал в дрёму, как слух разобрал приглушённые слова: — Окей, гугл, что делать, если у твоего парня высокая температура? Сознание зацепилось за слова «твой парень», но мысли Тимки так вяло текли, что он решил, что ему это послышалось. На фоне высокой температуры и не такие глюки бывают. А потом он просто вырубился.

* * *

Тимка не знал, сколько он спал, да и проснуться получилось с трудом. Некоторое время он лежал неподвижно, прислушиваясь к собственным ощущениям. Кажется, озноба больше не было, как и сильной головной боли. Осталась лишь слабость и дикая жажда. Он насилу разлепил глаза, уставившись в силуэт окна, из которого лился оранжевый свет уличной лампы. Видимо, уже наступила ночь или даже раннее утро. Вспомнил, что отец сегодня должен быть на дежурстве, значит, он один. Придётся встать и пойти за водой, пока он не умер от жажды. Но когда он перевернулся, чтобы встать с кровати, взгляд упёрся в стоящий на тумбочке стакан с водой, а рядом валялся блистер с таблетками. К тому же Тимка почувствовал, как со лба сползло влажное полотенце. Он убрал полотенце и в замешательстве сел на кровати. И только тут увидел спящего Витальского. Развалившись в кресле, он сопел с открытым ртом. Это выглядело даже немного забавно. Макс всё так же был в чёрной рубашке и брюках. Бейджик на синей ленте задрался к самой шее. И только тут Тима вспомнил всё. И то, как Витальский, взяв его на руки, перетащил с кресла на кровать. И то, как он уговаривал его принять таблетку. И то, как укладывал на его лоб смоченное в холодной воде полотенце. По коже прошлась целая волна мурашек, когда ему вспомнились прикосновения его прохладных рук, то, как он приближал своё лицо к нему и прикладывался своими губами к его лбу. И только сейчас Тимку осенило. Тот факт, что Витальский спит в его кресле, подарил так необходимое Тимке тепло в куда большем объёме, чем если бы они просто трахнулись. И все прикосновения Макса к Тимке подарили то ощущение, в котором он нуждался, гораздо острее, чем если бы он просто наполнил его собой. И, наконец, понимание прошивает его. Вот оно. То чувство, в котором Тим нуждался больше всего — осознание, что о тебе позаботятся. И не кто-то, а именно он. Тим именно от него жаждал заботы. Тимоха сел, тихо скрипнув кроватью. Футболка и шорты, служившие ему пижамой, неприятно липли к телу. Ему срочно нужно было принять душ. Он неслышно выскользнул из комнаты и уже через некоторое время стоял под тёплой струёй воды, смывая с себя пот от вчерашней температуры. Чувствовал он себя гораздо лучше. Видимо, таблетки, которыми вчера накормил его Витальский, подействовали. У Тимохи до сих пор не укладывалось в голове, что Макс пришёл к нему и… остался с ним. От этой мысли по телу разлилось приятное умиротворяющее тепло. Он помнил, как нежно он касался его лба прохладными руками, как обеспокоенно ловил его взгляд, когда Тимку трясло от озноба. От этих мыслей он даже немного возбудился, но решил не переусердствовать, а быстренько отдёрнул занавеску и осторожно ступил на махровый коврик. Потянувшись за полотенцем, он подскочил, как ужаленный, услышав совсем рядом хриплый спросонья голос Витальского: — Я вижу, тебе лучше. Едва удержавшись от того, чтобы не взвизгнуть, как девчонка, Тим чертыхнулся. А затем, сняв полотенце с крючка, принялся наскоро вытираться им. — Ты напугал, блин! Витальский не ответил, лишь вальяжно прислонившись к косяку двери, с хитрой усмешкой наблюдал за тем, как Тим судорожно обматывает полотенце вокруг бёдер. — Ты помнишь, как вчера умолял меня трахнуть тебя? Тимка поморщился. Вот вредина! Зачем напоминать об этом? Чувствуя, как щёки покрываются румянцем, он пробормотал: — Я вчера был в бреду от температуры. Сейчас же всё, что я хочу, так это кофе. — Уверен, что только кофе хочешь? — усмехнулся Макс, кидая выразительный взгляд на полувставший член, очертания которого были очень заметны даже под полотенцем. — Уверен, — твёрдо проговорил Тимоха, чувствуя, как щёки становятся пунцовыми, затем вскинул смелый взгляд на Макса и сказал, — спасибо. — За что? — удивлённо спросил Витальский. — Эм… за то, что сбил температуру и ну… — промямлил Тимоха, окончательно стушевавшись. — Да, спать в твоём кресле то ещё испытаньице, — проговорил Макс, смущённо потирая рукой затылок. — Тебя никто не просил оставаться на ночь! — возразил Тимка, обходя Витальского. Он выскользнул из ванной в прохладный коридор. — Знаю, но всё равно жду твоей благодарности. Одним спасибо тут не отделаешься! — проговорил Витальский, хитро прищурившись и хватая Тимоху за локоть. Тимка несколько мгновений смотрел на его руку, сжавшую локоть, затем поднял на него взгляд: — И что же тебе нужно? — Тебя. Полностью. Целиком. Тимоха замер, от неожиданности распахнув рот, и в недоумении хлопал глазами. — Пойдём, я покажу тебе, с чего тебе нужно будет начать меня благодарить, когда полностью выздоровеешь, — с усмешкой проговорил Макс, потянув Тимоху за собой в комнату. Заперев дверь на замок, он усадил Тимоху на кровать. Тот, кинув взгляд на чуть светлеющее небо, виднеющееся за неплотно закрытыми шторами, понял, что утро уже наступило. Совсем скоро Макс уйдёт. От этих мыслей внутри тревожно застучало сердце. Он не хотел этого. С тоской посмотрел на Витальского. Когда тот медленно опустился перед ним на колени, обескураженно оторвал спину от стены, на которую наклонился, и чуть приподнялся. — В чём дел… — встревоженно начал он, но Витальский нервно перебил его, попросив помолчать. В этот момент лежащий на столе смартфон Макса завибрировал. Тимка ожидал, что тот поднимется и ответит на звонок. Но вместо этого Витальский резким движением распахнул полотенце, прикрывающее бёдра, и уставился на полувставший член, не обращая никакого внимания на звонок. Тимка непроизвольно вздрогнул, попытался прикрыть рукой то и дело дёргающийся член, но Макс властно убрал его руки. Одним стремительным движением он раздвинул его ноги и приблизил своё лицо, замер. Мелодия прекратилась. В комнате восстановилась тишина. Тимка почувствовал, как тёплое дыхание обжигало его член, который уже успел значительно затвердеть. Не до конца веря в то, что Витальский собирается сделать, он завороженно наблюдал за тем, как ладони легли на его колени. Затем медленно проскользили по коже бёдер до самого паха, мягко прикоснувшись к члену, начав стимулировать его. Тим зажмурил глаза от удовольствия, едва сдержав стон. Но когда почувствовал на своём члене горячие губы, стона уже сдержать не смог. Изумлённо распахнув глаза, он непроизвольно вздрогнул: — Тихо, не дёргайся, — пробормотал он, отнимая губы от члена, — наслаждайся и запоминай. Тимка хотел ответить, но Макс снова припал губами к члену, и тот забыл, что хотел сказать. Он лишь шумно дышал, поджимая пальцы на ногах, когда судорога внизу живота была особенно сильной. Иногда распахивал глаза и любовался еле различимым в тёмной комнате силуэтом Витальского, его ритмично опускающейся головой. Эти звуки, эти требовательные прикосновения, эти движения сводили с ума. Тим не смог сдержать стона, когда почувствовал, как накатывающее на него удовольствие становилось ближе с каждым мгновением. Он начал дышать рваными выдохами, когда понял, что уже близко, сам не заметил, с какой силой сжал покрывало в кулаках, откинув голову назад, он вновь простонал. Движения Витальского стали быстрее, стремительнее. И Тима пытался предупредить его, что он скоро кончит, но слова выходили из его горла лишь обрывками, смешанными со стонами, и получалось лишь невнятное: — Ма-а-а-кс, я… нгх, Ма-а-а-акс… Не сумев договорить, он провалился в волну наслаждения. Замер, напрягшись, и со всхлипом кончил. Эйфория растекалась по телу, словно тёплое молоко, и он без сил распластался на кровати, тяжело дыша. Приоткрыв глаза, увидел поднимающегося Витальского. Тот небрежно вытер губы рукой и склонился над лежащим Тимом. Поймав взгляд тёмно-карих глаз, пристально уставившихся на него, Тимка лишь прерывисто выдохнул. — Мне понравилось, как ты стонал моё имя, — хрипло прошептал Макс, не отрывая долгого взгляда от его глаз. Затем он остановился на губах. «Ну же, поцелуй, хотя бы прикоснись», — вертелись мысли у него в голове, но Витальский отстранился, отводя взгляд. Затем откашлялся, прогоняя хрипотцу в голосе. — Ты всё запомнил? — уточнил он, стоя над ним. Тимка с трудом унял своё сбившееся дыхание и хрипло спросил: — Ты о чём? — Именно такой благодарности я жду от тебя, когда ты выздоровеешь, — хитро усмехнувшись, сказал Витальский. Он беззастенчиво оглядывал обнажённое тело Тимки, задержал долгий непроницаемый взгляд на лице. — Ничего обещать не могу, — рассеянно ответил Тимоха, занятый тем, что оборачивал полотенце вокруг бёдер, — у меня опыта нет в этом, я минеты никому не делал. — Я тоже не делал, но, тем не менее, справился, — сказал Витальский, отходя к стулу и беря свой пиджак. — Ты говорил, что у тебя большой опыт, — с сомнением в голосе напомнил Тимка, складывая руки на груди. — Я всегда был тем, кому их делают, но сам не делал ни разу, — небрежно объяснил Витальский, надевая на себя пиджак. Тимка взволнованно облизал губы и задал волнующий вопрос: — И что же тебя заставило сделать это сейчас? Витальский обернулся, взглянул на Тимку потемневшим взглядом, затем хрипло ответил: — Я же обещал тебя всему научить. Забыл? Тимка лишь молча кивнул. Он запустил руку в волосы, зачёсывая их назад. Так хотелось, чтобы Макс остался ещё ненадолго. Ненавидел себя за подобные мысли, но ничего с собой поделать не мог. Он тонул в нём. Не особо надеясь на положительный ответ, Тимка хотел было предложить чаю, но осёкся, когда Витальский взял со стола вновь вибрирующий смартфон. «Бесполезно. Похоже, сейчас Витальский нужен не только мне. Он нужен всем», — промелькнула горькая мысль в голове. От неё дрожь пронеслась по всему телу, и Тима неосознанно обхватил себя руками. Чёрт! Как же холодно! Раздражённо отвечая "да?" в свой смартфон, Витальский подошёл к нему и обеспокоенно коснулся рукой его лба. Тима судорожно выдохнул, наслаждаясь этими прикосновениями напоследок. — Я же сказал, листовки нужно забрать до девяти! Что неясного в этой фразе?! — вспыльчиво проговорил Витальский в смартфон. Не отнимая руки от Тимкиного лба, он наклонился и прикоснулся к нему губами. Почувствовав мягкое прикосновение сухих, тёплых губ, Тимоха не смог сдержать порывистого выдоха. Мгновение, и он уже отстранился. — Я скоро буду, — раздражённо проговорил он в свой смартфон, затем, отключив его, спрятал в карман брюк. Обеспокоенный взгляд устремился на Тимку: — У тебя снова температура поднимается. Нужно вызвать врача, слышишь, Тим! Тимка, ещё не до конца отошедший от его прикосновений, вникал в смысл сказанных слов очень медленно. — Мне нужно уйти. Обещаешь, что сейчас же позвонишь в больницу? — напряжённо спросил Макс, настойчиво смотря в его глаза. Тимка внял его словам, но ничего ответить был не в силах, лишь согласно кивнул. Витальский удовлетворённо провёл по его лбу рукой, словно случайно запустил пальцы в волосы и, взъерошив его шевелюру, отвернулся и стремительно вышел из комнаты. Тимка стоял на месте, двигаться не было сил. Из коридора вновь донёсся звук звонка и снова раздражённый голос Витальского, но уже чуть более взбешённый, чем раньше. Продолжая разговаривать с кем-то по телефону, он накинул пальто и покинул квартиру, оставляя после себя лишь Тимку, наполненного смятением и всполошившимися насквозь чувствами, а также сумасводящий аромат своего тела. Дрожь накатывала на Тиму всё сильнее. Он вновь обхватил себя руками, пытаясь согреться. Холодно. Почему так холодно? Боже… Он поплёлся к кровати, укутался в плед, ощущая от него сводящий с ума терпкий запах знакомого парфюма, и судорожно выдохнул. «Пожалуйста не надо, прекрати…» — метались отчаянные мысли в голове, но понимал, что слишком поздно. Он уже утонул в нём. Увяз настолько крепко, что не выбраться.

* * *

Больше недели Тимке пришлось пролежать дома на больничном, чтобы выздороветь окончательно. Витальский заглядывал к нему несколько раз, принося фрукты и свежесть осенней погоды. — Хочешь апельсинов? На кассе сказали, что они сладкие, — говорил Макс, выкладывая из полиэтиленового пакета мешочки с яблоками, бананами и апельсинами. — Лучше убей соседей, что мешают спать, — усмехнулся Тимка, беря в руки большой апельсин. — Твоих соседей мы приструним другим способом. Когда ты выздоровеешь, мы сами будем мешать им спать, — улыбаясь, отвечал Макс, не поняв отсылку к Земфире. И в эти моменты Тима почему-то ощущал себя таким счастливым. И каждый раз после ухода Витальского он закрывал дверь и терялся в догадках. Что между ними? Это отношения? Или просто он проверяет, можно уже, наконец, его трахнуть или ещё пока нельзя? Эти мысли постоянно витали у Тимы в голове, хотя он ни за что не осмелился бы заговорить об этом с ним. И что вообще значит слово отношения? Это ведь когда двое встречаются, ходят по кафешкам, в кино и держатся за руку? Это когда занимаются сексом только друг с другом? Это когда они навещают друг друга, когда кто-то заболел? Это когда они поддерживают друг друга даже тогда, когда все остальные отвернутся? Это обозначает отношения? Учитывая то, что оба они изо всех сил пытаются сохранить их связь в тайне, то ни о каких отношениях не может идти и речи. Тимка решительно откидывал подобные мысли, но они упорно лезли ему в голову снова и снова. В таких случаях всегда приходила на помощь музыка и какое-нибудь дело, требующее повышенной концентрации и кропотливости, например, разборка сломанной радиотехники, чтобы выудить оттуда рабочие детали. Руки заняты, мозги заняты, неудобные мысли не лезут в голову, а музыка отлично заполняет пустоту.