They say, «pray it away» I swear, that I′ll never be a saint, no way
«Алекситимия.» Так называют психологическое состояние личности, при котором человек, потеряв способность к определению и проявлению собственных эмоций, вынужден стараться выглядеть нормальным в глазах других. Может сопровождаться патологической депрессией и склонностью к подражанию другим, скрывая индивидуальность. Виктор осмотрел справку, полученную от психиатра, раздумывая о том, чтобы смять её и закинуть куда-нибудь подальше. Он не был согласен с диагнозом. Этот навязанный родителями приём вышел слишком дорого, он забрал аванс на месяц вперёд со стажировки, чтобы оплатить его. Это определённо не стоило таких денег. Эмоции — тупость, а разбираться в них лишь бесполезная трата времени. И, как оказалось, денег. Нет, диагноз тупой, такой же тупой, как и эмоции. Врач получил ворох симптомов, предоставленный родителями Виктора, потому что сам Виктор не собирался ничего рассказывать ни при подаче документов на приём, ни во время самого приёма. Среди них были в основном жалобы на безэмоциональность сына, желание скрывать внешность посредством ношения многих слоёв одежды, на запирание в собственной комнате и работе при тусклом свете в течение многих часов, скрывание лица на публике, избегание людей и шумных мероприятий, отсутствие друзей и тому подобное. Психиатр вытаскивал из Виктора слова чуть ли не клещами. Пытался выяснить, чувствует ли Вик неприязнь к своему внешнему виду, комплексует ли он насчёт хоть чего-нибудь, будь то наличие родинок на лице или необычный цвет глаз, или же дистрофичное телосложение. На всё психиатр получил почти отрицательный ответ. Виктора не посещали мысли об уродстве. Разве что слабость тела регулярно напоминала о собственном… несовершенстве. Желание изменить себя было, но он не мог объяснить его привычными нормами морали, облачёнными в слова. Он хотел… Эволюционировать. Избавить себя от зависимости поддерживать тело в норме при помощи приёмов пищи и физических упражнений. Избежать этой траты времени и сил. Тогда он смог бы больше времени уделять исследованиям, работе, помощи другим людям в трущобах. Если бы он мог только автоматизировать своё тело, избавив от чувств и эмоций, от хворей и патологий, от всех человеческих факторов, не чувствовать ничего, абсолютно ни о чём не страдать… Виктор вовремя заткнулся, поняв, что ещё слово и ему впаяют диагноз склонности к самоповреждениям и закроют в лечебнице. Родители так боялись, что их сын увлечётся наркотиками и пропадёт для них навсегда, а в итоге ему прописали антидепрессанты. Врач сказал, чтобы почувствовать себя лучше, нужно принимать их больше месяца. Виктор не принял ни одной таблетки, ведь считал, что то, что не работает сразу — бесполезно. Итак, идя на стажировку, он думал где спрятать эту справку, ведь с него спросят. Так уж вышло, что начальству стало известно о его походе к психиатру. Ради собственной репутации в обществе они не могут позволить себе держать психически нездоровых людей, вне зависимости от диагноза. Поэтому, если в справке Виктора будет написано что угодно, кроме «здоров», то его выгонят. Неприятная перспектива и совершенно несправедливая. Первым, кто поприветствовал его, была Скай. Он вежливо улыбнулся ей, доставая пропуск и отмечаясь. — Вас ждут, — девушка с сочуствием сказала всего лишь два слова, но Виктор уже знал, что они значат. — Они уточнили время? — Нет. Просто просили передать Вам, чтобы Вы к ним зашли. Совет директоров сегодня в полном составе. Виктор вскинул бровь. — Ох, они собрались ради меня одного? Как это мило. Что ж, если будут спрашивать, скажи, что я зайду в течение дня. — Н-но их нельзя заставлять ждать… Виктор уже развернулся и отправился по лестнице на свой этаж. Не оборачиваясь, он махнул ей рукой. — В отличие от них, я работаю! Так им и передай! Он не собирался прятаться от неизбежного, просто ему нужно было немного времени, чтобы подкорректировать свою судьбу.***
A chair in the corner is my place I stay I shake, and I think about the powers it play, the powers it play
— Сказали, что эти коробки нужно отнести на седьмой этаж и разобрать. — Это личная неприязнь к нашей группе или обыкновенное издевательство? Мы не грузчики, — возмутился Виктор. Высокий широкоплечий парень, идеально красивый, словно статуя, скрестил руки на груди и склонился над Виктором. — Мы стажёры. Для тебя это, быть может, и издевательство, — он окинул взглядом тело Виктора, всматриваясь в худые косточки от шеи до пят, — но ни для кого больше. Для всех остальных это — обычная просьба, которую можно доверить стажёру. Виктор нахмурился. Этот, аргх… Этот Талис явно намекал на его телосложение. Но вообще-то Виктор поступал сюда, как стажёр умственной деятельности, а не физической! Они должны помогать передовым учёным в лаборатории, а не коробки таскать. Талис выпрямился и с минуту смотрел на Виктора. Последнему стало даже неуютно, его будто пожирали глазами. Потом его нагло погладили по голове. — Ла-адно, так и быть, я отнесу всё сам. Тебе всё равно сегодня придётся не гладко. Виктор скинул широкую ладонь под чужой смех, выругавшись себе под нос. Неужели все знали о его походе к психиатру?! Не то, чтобы сами сотрудники относились к подобному предвзято, но все знали, как к этому относится начальство. Ему не нужна была жалость, особенно от кого-то вроде Талиса, но сейчас выкроить себе крупицу свободного времени было полезно.***
And the kids in the dark that were doomed from the start The child in the basement, face to the pavement
Пока Виктор шёл до выделенного стажёрам маленького кабинета, он думал о том, как к нему относится его напарник. Он состоял в одной группе стажёров с Джейсом Талисом. В отличие от Джейса, в документах Виктора не было фамилии. Когда новые родители взяли его к себе в дом, он отказался брать их фамилию. Его настоящие родители не смогли оставить ему ничего, кроме худого лица с необычными глазами и отличных мозгов. Удивительно, что у этого Джейса глаза были не янтарными, но очень близкими к этому. Это позволяло Виктору думать, что они похожи. Виктор не мог назвать красивым себя, не потому, что считал уродливым, а потому, что ему в принципе трудно было давать характеристику самому себе. Он не знал, добрый ли он, хороший ли он, красивый ли он. Как люди скажут, пусть так и будет. Зато он мог назвать красивым Джейса. Ему он об этом, конечно, никогда не скажет, нет, не скажет. В груди поселился страх, что, как только он произнесёт эти слова вслух, то будет высмеян. Этот страх был иррационален, он исходил из того, что Виктору доводилось слышать в приюте, потому что сам Джейс никогда не проявлял открытой враждебности к юноше. Да, он бывал наглым и нахальным, мог вступить в спор с Виктором по теме их работы, но он всегда относился к нему… по-особенному. Остальные стажёры его на дух не переносят, никто не может с ним сработаться, никто не выдерживает его критики и споров. А Виктор выдерживает. И даже даёт ему соответствующий отпор. И, кажется, именно этим он начал вызывать у Джейса чувство уважения. Да что уж там, Виктор постоянно, находясь на одном этаже с Талисом, чувствует на себе его пожирающий взгляд, вне зависимости от того, что это может значить. Правда, он не смел надеяться на что-то большее, даже на дружбу, ведь за всё время их стажировки Джейс даже имени его не спросил. Они просто… стажируются вместе. Джейс Талис просто местная яркая звёздочка, а Виктор просто никто. Просто человек, которого сегодня могут уволить.***
Oh, what a statement, love is embracement Love is a constant, love is a basis
Он подделал справку, сделав новую, точно такую же, где написал себе, что здоров. Виктор не впервые подделывал какие-то документы. В первый раз он сделал это, находясь в детдоме. О-о-ох, это была его лучшая афера! Он бы сказал, что ему стыдно, если бы его научили такому понятию, как стыд. К ним заезжала представительница дорогого пансионата. Это такой же детдом, только богатый. Там у детей в большинстве случаев есть родители, просто им не хватает на своих детей времени. Или просто плевать? Виктор не мог сказать, у него родители впервые появились в пятнадцать лет, так что он понятия не имел, как эти люди работают. У него даже плана толком не было. В пансионат должны были забрать двух детей из их заведения. Все документы и форменная одежда были готовы, лежали в кабинете. Виктор долго не думал — зашёл, украл одежду, какая ему больше подходила, сменил один из документов на своё имя. Глупо? Наверное. Зато он получил целых три месяца жизни в роскошной комнате, доступ к книгам и образованию и, конечно же, полноценному питанию, пока его аферу не раскрыли. Тогда его вернули с позором в детдом, а когда шумиха улеглась, воспитательница детдома выкинула его на улицу. Он прожил на улице в трущобах неделю, но Виктор не был бы собой, если бы не нашёл себе другой приют! Воспитатели там были хорошие, а вот дети не очень. Много молодых пар приходило посмотреть на сирот, но никто не смотрел на Виктора, ведь каждый ребёнок тут же начинал кричать: «А этого мальчика выловили в трущобах! А этот мальчик ел крыс! Наверное, он заразный и опасный!» Спасибо, блять, услужили. Никто не хотел брать Виктора к себе после такого, тем более, что он оказался болен. Пищеварение действительно пострадало, ровно как и лёгкие, а тут ещё и проблемы с позвоночником намечались. К пятнадцати годам Виктор прекратил мечтать о родительской любви и ласке, ему просто нужны были два ходячих кошелька, чтобы получить доступ к лечению и образованию. Поэтому он снова подделал документы, на этот раз забрав чужое место в семье. Это была подходящая ситуация, так как тогда богатая пара сказала, что возьмёт любого ребёнка, но это должен быть мальчик. Они даже не приходили смотреть детей. Кто-то составил документ на усыновление, не успев ещё уведомить остальных о личности ребёнка, так что Виктор оперативно прокрался ночью и поменял имя на своё. На следующий день он уже был в богатом доме, не особо слушая, как много денег придётся тратить на его лечение, ведь его внимание поглотила огромная библиотека. Стоит ли говорить, что и этот обман вскрылся? Да, одной вещи Виктор так и не научился — каждая его афера, какой бы удачной она ни была поначалу, всё равно пойдёт прахом. Вторая семья, которая осмелилась взять к себе Виктора буквально «за красивые глаза», вскоре отказалась от него, не выдержав расходов на лечение. После этого он перестал верить комплиментам. В семнадцать лет его взяла третья семья, но на этот раз Виктор не стал брать их фамилию. Прошло два года, а они до сих пор живут вместе. Виктор, похоже, побил свой личный рекорд.***
He cannot be, she cannot be, they cannot be chained But keep on praying
Совет директоров принял его справку, даже похвалил за успешное сохранение психического здоровья. (За что тут хвалить, правда?) Сегодня его не уволят, аллилуйя! Как только он вышел из кабинета, к нему подлетел Джейс Талис, чуть не сбив с ног. Стоило Виктору поднять свой взгляд на него, как парень скрестил руки, стараясь не выглядеть взволнованным. — Так, кхм… Как всё прошло? Они… Что они сказали? Виктор молча пронзал его взглядом, не понимая, откуда такой интерес. Талис же всё больше нервничал. —…Ты остаёшься? Виктор слегка кивнул самому себе. — Нет. — Нет?! — голос Джейса слегка дрогнул. — Выгнали. С концами. Глаза парня забегали, он раскрыл рот, не зная, что сказать, затем выдал: — Я поговорю с ними, они послушают меня, они не могут так… — Эй, эй, тихо, сорвиголова, я пошутил. Джейс, готовый штурмовать кабинет совета директоров, обернулся. — Пошутил? Это шутка? — в его голосе прозвучала надежда. Виктор закатил глаза и развел руками. — Конечно! Кто ж меня выгонит. Не понимаю только, какое тебе до этого дело, — с этими словами он развернулся и ушёл. И Талис позволил ему уйти на этот раз. Однако после этого они стали… ближе. Сначала Талис просто продолжал крутиться рядом, по возможности забирая у Виктора всю тяжёлую физическую работу, но теперь он вёл себя более приветливо, меньше ехидничал. Джейс стал чаще говорить с ним. Чем больше, тем лучше, даже, если тема была абсолютно глупой. И Виктору это даже… Нравилось? Кажется, это характеризуется именно так. По-крайней мере, его терапевт говорит так. Виктор чувствовал себя свободно в компании Талиса, непринуждённо. Как там сказал врач? «— Кажется, твой коллега симпатизирует тебе и это взаимно.» На терапии он выучил, что значит симпатия и как она проявляется, и он определённо… симпатизировал такой трактовке эмоций. Не безумная любовь, но достаточно, чтобы определить своё положительное отношение к чему-то или кому-то. Да, Талис, как и другие, знал о посещении Виктором психотерапевта и даже поддержал это. Сказал, что следить за своим состоянием важно, а если на это не хватает времени, то нужен кто-то, кто будет делать это за тебя. С такой перспективы Виктор на это не смотрел, и такое мышление ему нравилось больше, потому что выходило так, что это не он тратит своё время на глупую возню с эмоциями, а кто-то другой. Джейс заставлял Виктора смеяться и улыбаться, и врач сказал, что это признак дружеских отношений. За девятнадцать лет у Виктора ещё не было друзей, и, ох, он бы не осмелился назвать кого-то своим другом без учёта мнения второй стороны. Безответная любовь, конечно, грустна и печальна, но даже она не вызывает такого воющего отчаяния, как безответная дружба. Виктору хорошо знакомо чувство отвергнутости, поэтому он прекратил искать намёки на что-то тёплое в поведении других людей, и, ради себя же, прекратил считать друзьями вообще всех. Не враги и на том спасибо. Однако Талис… был настойчив. Он был как-то странно привязан к Виктору, и последний не мог трактовать, чем вызвано такое поведение. Он привык, что люди всегда хотят воспользоваться им, что им не нравится он… как он. Им нужно то, что он мог бы сделать, или то, кем он мог бы стать. Все приёмные родители и воспитатели видели в Викторе только собственные ожидания. Джейс же поощрял всё, что Виктор делал. Любой проект, даже, если он казался немного опасным для окружающих, встречался восхищением и воодушевлением. Но только три процента из огромного количества идей выходили способными к расчёту на бумаге, и только один процент выходил способным к осуществлению, и только меньше одного процента удавалось создать совместным трудом. Виктор стрессовал и нервничал при каждой неудаче, он хмурился и совершал ошибки, когда его отвлекали, а если почти готовый проект приходилось отодвинуть или выкинуть из-за приоритетности проектам компании, юноша впадал в депрессивное состояние. Талис в такие моменты приносил чай им в их стажёрскую каморку, садился напротив пялящегося в потолок Виктора и ждал, пока тот захочет говорить. Виктор благодарен за то, что Джейс молчал вместе с ним в такие моменты. Терапевт называл такое поведение относительно нормальным. Нормальность была в том, что Виктор реагировал на негативные события негативными эмоциями, то есть в этом нарушений не было. Как он сказал: «Негатив, боль и неудачи— часть нашей жизни и нужно научиться проживать их, не убегая от реальности.» Относительность была в том, что негативные реакции Виктора были чересчур сильными и могли вызвать длительную депрессию. На это врач сказал: «В реальности мы чувствуем, будь то любовь, радость или печаль. Но реальность не должна заменяться ни иллюзорным счастьем, ни перманентной болью.» Если бы он только понимал до конца, что Виктор не может определить ни первого, ни второго, следовательно не осознаёт ни своего счастья, ни своего горя. Как наивно и невинно. Спустя ещё некоторое время тесного общения, Виктор решил сделать то, чего не делал никогда в жизни — он решил довериться Джейсу Талису. Доверие такая хрупкая вещь на самом деле. Но юноша подумал, что Джейс… заслуживает этого. Виктору хорошо с ним. Так почему бы не попробовать? Он заслужил немного того, что люди зовут счастьем, даже если его счастье — это восемь часов в одном здании с заботливым человеком. Без тайн и секретов. Поэтому он рассказал ему о настоящей справке, показал её. А Джейс пообещал хранить его маленькую интригу в секрете. Это, кстати, за недолгое время их тесного общения был первый раз, когда Виктор показал кому-то своё имя в официальном документе. И это был первый раз, когда с уст Талиса слетело его имя. — Виктор, значит, хах? Мне нравится. Красивое имя… Такое останется в памяти надолго. И Виктор правда обещал себе больше не верить и не вестись на комплименты, но…! От других людей было легко их игнорировать, потому что их почти не поступало, но когда это сказал Джейс, к которому Виктор вроде как относился положительно? Резкое тёплое чувство в груди так напугало юношу, что он только и смог выдавить из себя сконфуженную улыбку. Поменьше говорите Виктору такие вещи, иначе наш парень точно скоропостижнется. И всё же Джейс оказался удивлён диагнозом Виктора. — Так ты получается… Ничего не чувствуешь? Типа, ни чувств ни эмоций? — в голосе парня было скрытое разочарование. — А это не одно и то же? — с искренним отчаянием ответил вопросом на вопрос Вик. — Вообще-то вроде бы нет? — с таким же отчаянием вопросил Джейс. — Я… чувствую. Что-то. Может, не всё, только что-то базовое? Я не уверен. Я чувствую что-то, что чувствует большинство, это точно, но не знаю, что именно, не могу охарактеризовать и объяснить. Боже, я только недавно выучил, что такое симпатия, не дави на меня! — Виктор с отчаянием уткнулся лицом в ладони. Талис слегка рассмеялся и похлопал коллегу по спине. — Я не давлю, просто спрашиваю. Не торопись с этим, используй столько времени, сколько нужно. Хотя я действительно не понимаю, как так с тобой получилось. Вик пожал плечами. — Терапевт сказал, что причиной этому стало то, что родители не показывали и не объясняли мне, что такое эмоции и чувства, а это, типа… Их обязанность? — Это же неотъемлемая часть жизни, — удивился Джейс, — прости, но чем вообще занимались твои родители? — Ха, какие из? — с лёгкой горечью в голосе ответил юноша. — Погоди, что… Стой. Ох, я понял. Я не знал, прости… — За что? Я не говорил, потому что это не было важно. Я их даже не знал никогда, а те пары, которые у меня были, мне всё равно не нравились. Не извиняйся. Они проговорили весь перерыв, переходя от одной праздной темы к другой, много смеясь и шутя. Ещё ни с кем Вик не чувствовал себя так хорошо, и он никогда не забудет этого приятного ощущения. Он не мог сказать, если ему нравились парни, потому что, когда твоя жизнь крутится вокруг выживания, ты не особо задумываешься о таких вещах. Но он точно мог сказать, что испытывал к Джейсу Талису безоговорочную симпатию. Знал бы Виктор тогда, что воспылает лютой ненавистью к Талису буквально через две недели, ха. Хотя ненависть — это сильное слово, но Джейс Виктору действительно сильно не нравится сейчас. Джейс поделился с Виктором своими записями буквально на следующий день. Ох, это было потрясающе, Виктор не мог не признать этого! Этот… Хекстек Талиса имел потенциал изменить очень многое в науке! Более того, он мог перевернуть политику крупных городов с их Боевыми Академиями, сделать их бесполезными, так как хекстек — это буквально магия, резонирующая и подконтрольная науке. Ей не нужно обучаться, она делает только то, на что рассчитана, и при должной шлифовке могла бы стать безопасной. (Потому что кристаллы, показанные Джейсом, выглядели немного… опасно.) А Виктор очень хотел бы избавиться от Боевых Академий, ведь они рассадник тотального контроля над гениями и магами, рассадник насилия. И потом, он слышал, что магия способна исцелять даже самые запущенные случаи болезни… Он не сказал Джейсу, что его организм постепенно отказывает ему. Джейс видел, что Вик постоянно кашляет, но не знал, насколько там всё серьёзно. Виктор не знал, ради чего будет жить, когда спасёт свою шкуру, ведь до сих пор он жил только мыслью о поиске лекарств. Ему нравится заниматься наукой, он мог бы многое привнести, многим помочь… Мог бы даже усилить курсы терапии, возможно, стал бы принимать антидепрессанты. Это ведь не так плохо на самом деле. Звучит, как неплохой план на жизнь. Он мог бы стать ещё ближе с Джейсом? Звучит, как то, чего Виктор хотел бы. Его не отпускала мысль, что он хотел, действительно хотел использовать это изобретение в первую очередь для себя. И всё же… Он не стал этого делать. Не сейчас, слишком рано. У него есть ещё время, сначала он должен помочь Джейсу стабилизировать кристаллы, а потом… Потом он попросит его о помощи. Да, именно так. Он не будет делать это в одиночку. Итак, у них ушла неделя на то, чтобы стабилизировать хекстек. Компания ещё не знала об этом проекте, поэтому юных стажёров никто не торопил. В работе без спешки их ждал триумф. Триумф Талиса был ярким равносильно отбрасываемой тени, в которой остался Виктор. Продолжай молчать, дурак, и может однажды твоё молчание услышат. Виктор старался не обращать на это внимания, ведь всё-таки именно Талис породил саму идею хекстека и проделал огромную исследовательскую работу. Эту славу он заслужил. Было некомфортно от сложившейся ситуации, но Виктор может пережить это. Вторую неделю Виктор провёл полностью погрузившись в исследования. На вопросы Джейса он отвечал, что ему просто хотелось знать, на что способен хекстек. Но правда была в том, что Виктора интересовала только медицинская область. «— Ты вообще уходил домой? — Сегодня? Нет, вроде бы. — Ты знаешь хоть, какой сегодня день? — Среда-а-а? — Пятница, Виктор. Иди домой, тебе нужен отдых. — Я просто хочу изучить наши возможности, понимаешь? — Хм, и какие у нас возможности? — Пока выглядит так, что… Безграничные. Буду удивлён, если этот камешек чего-то не сможет. И было бы лучше, если бы ты помогал мне, Хекс-мальчик. — Эй, не называй меня так! — Тебя ещё долго будут так называть, так что привыкай.» К несчастью, хекстек не был способен вылечить его. Ему было подвластно регенерировать клетки, но в небольшом количестве. К примеру, его излучение было способно исцелять небольшие порезы, синяки и ушибы, но при бóльшем воздействии живой организм начинал вести себя странно и в итоге умирал. Нет судьбы печальнее на свете, чем судьба человека, который умрёт слишком рано, а если таковая есть, Виктор хотел бы о ней узнать, чтобы собственная не казалась такой хуёвой. Оказавшись в тупике, он решил проложить себе дорогу в жизнь иным способом, более радикальным. Как сказал однажды один из детей в приюте: Если у тебя болит голова —отрежь её. Виктор просто перекроит себя изнутри, и, возможно, снаружи. Вырежет всё, что плохо работает и заменит тем, что создаст сам. Он давно подумывал об этом, но никак не решался провести такую операцию, лелея надежду найти компромиссное лечение. Однако, если даже магия, скрещенная с наукой не может ему помочь… Тогда он обратится к инженерии, ведь она никогда его не подводила. «— Что делаешь на этот раз? — А? Да так, безделушки всякие, чтобы руки не забывали, как работать… — Так вот как ты стал лучшим человеком, способным работать с мелкими деталями, я понял. — Ха-ха, Джейс, очень смешно. — Может ты ещё и с часами умеешь работать? — Нет, слишком сложно для меня… Если у тебя что-то сломалось, отнеси на этаж выше к тому парнишке Экко, потому что я сейчас занят. — Айа-а, ну ты и затворник, конечно. Ладно, тогда увидимся на перерыве. — Эй, Джейс, погоди. — М? Теперь ты настроен на разговоры? — И как я спелся с такой язвой… Слушай, а ты… Никогда не думал о протезировании? — Себя? — Да. — М-м-м… Нет, а зачем? Хотя, если бы я что-то потерял, руку там или ногу… Я бы недельку погоревал об этом, конечно, но потом да — я бы задумался о протезировании. — А о замене того, что всё ещё есть? — Если у меня есть рука, то зачем мне её менять? Звучит опасно. — А внутренние органы? Если что-то работает неправильно, или не работает вовсе, ты бы решился заменить их на протез? — Хм, такой протез ещё поди создай… Слушай, Вик, у меня всё работает, так что я даже не думаю о таких вещах. И вообще, не знаю… Мне даже жутко представить себе такое. Что-то вырезать, работать с внутренностями, бр-р… — Ты бы не смог стать врачом, Джейс. — Да, это точно.» Виктор надеялся, что Джейс поймёт его, но в глубине души знал, что этого не будет. Джейс не заперт в слабом умирающем теле, как он может понять? Поэтому Виктор не стал говорить ему о том, что собирался делать. Но он всё равно узнал. Джейс поощрял всё, что Виктор делал. Любой проект, даже, если он казался немного опасным для окружающих, встречался восхищением и воодушевлением. Кроме этого. «— Виктор, это, блять, опасно! Ты погубишь себя таким образом! Ты вообще в своём уме?! — Это поможет мне! — ЭТО УБЬЁТ ТЕБЯ! — Неужели ты не понимаешь, что я итак умираю, Джейс? Лучше я попробую спасти себя, чем прекращу пытаться и выплюну свои же лёгкие! — Я не позволю тебе сделать хоть одну из этих операций. — Какое тебе вообще дело?! Знаешь что? Сломаешь хоть что-то, я сделаю снова. И буду делать, пока ещё дышу. — Тогда об этом узнает совет директоров. — Мне не нужно их разрешение. — О, правда? Посмотрим, когда они перекроют тебе финансирование. —…Ты не сделаешь этого. — Вперёд, останови меня! — Джейс, прошу!.. Я умираю, я болен! Я всю жизнь ищу способ лечения, но его нет, мой случай запущенный и безнадёжный! Даже твой хекстек не может помочь мне, я проверял. — Наш хекстек… — Нет, твой. Я всего лишь твоя блеклая тень, которая скоро исчезнет насовсем. — Без тебя бы у меня ничего не вышло, Виктор… —…И так ты хочешь отплатить мне? Сдать меня совету? Отличный способ перекрыть мне кислород, Джейс. — Должен быть иной способ, Виктор! Я не хочу видеть тебя… таким. — А каким ты хочешь меня видеть, прости?! Мёртвым?! — То, что ты собираешься делать — не этично. И запрещено. — Джейс. Джейс, стой! Прошу, не надо! — Твои расчёты… Виктор, они же даже не совершенны!.. Ты не можешь быть уверен, что хоть один из этих механизмов приживётся в твоём организме! Нет, я не могу позволить тебе сделать это. — Джейс!» Из всех вариантов, которые Талис мог выбрать, он выбрал самый неприятный: он не сказал, что Виктор собирался сделать, но он сдал настоящую справку от психотерапевта совету директоров. Виктор был со скандалом уволен, что означало конец финансирования и закрытие доступа к передовой лаборатории. Совет также не хотел, чтобы репутация хекстека пострадала из-за психически нездорового со-создателя, поэтому имя Виктора было вычеркнуто насовсем из любого документа на патент. Пути Виктора и Джейса после этого не пересекались. А падение Виктора на этом не закончилось. Его приёмные родители не могли тянуть расходы на сына, поэтому между ними была договорённость, что Виктор должен будет работать. Это было не первое место, откуда его выкинули, но для его опекунов стало последним. «— Куда я пойду? — Ты совершеннолетний, так что это уже не наша забота. Не маленький, не пропадёшь.» Итак, он снова на улице. Добро пожаловать домой, Виктор. Из последних моральных сил он дошел до своего психотерапевта и в кратце объяснил ситуацию. Спросил, не знает ли тот, где Виктор мог бы пожить, и терапевт рассказал о знакомом учёном, живущем в трущобах. Мужчина жил один и давно искал себе компанию, а схожий род деятельности Виктора помог бы им ужиться вместе. Поблагодарив его, Вик уже собирался уходить, но врач окликнул его: — Виктор, ко мне заходил юноша примерно Вашего возраста. Спрашивал про Вас. Я не сказал ему ничего, исходя из врачебной тайны, но он оставил свои контакты. — Ох, кажется, я знаю, о ком речь. Спасибо, что ничего ему не сказали. И нет, его контакты мне не нужны, я не желаю ни видеть ни слышать его. — И ещё, Виктор… — Да? — Наши сеансы. Пока не встанете на ноги, я могу заниматься с Вами бесплатно. Вам это нужно. Юноша усмехнулся с ноткой отчаяния, провёл ладонью по лицу и кивнул. Поблагодарив мужчину, он покинул его кабинет. Ему пора возвращаться туда, откуда он выполз.Goodbye… Oh, the misery!