— Вот же крепкий сукин сын.
Алекс бросает дрова и широко улыбается, смотря сквозь забор во внутренний двор тюрьмы. Из здания вышел высокий седой мужчина на костылях, у него не было правой ноги, впереди него шла девушка среднего роста, её волосы были собраны в низкий хвост. Она поглаживала себя по животу и что-то приговаривала мужчине, как будто наставляя его. Рядом с ней шёл мальчик — на вид лет одиннадцати, может двенадцати, сразу видно, что это сын. На нём была коричневая шляпа шерифа, которая досталась ему от отца, теперь он её не снимает, это его личный символ гордости. Позади мужчины шла ещё одна невысокая девушка, её волосы вились, были собраны в высокий хвост, а сама она старалась придерживать старшего. Мужчина и девушка были похожи, отец и дочь, по их поведению друг с другом это было понятно — хотя, можно сказать уже пожилой, мужчина тут был добр со всеми.
Александр помахал рукой вышедшей группе и прикрикнул, переглянувшись с рядом стоящим Лафайетом, который тоже был удивлен появлению старика без ноги.
— Привет, Филип! — Гамильтон слабо улыбнулся, но на него тихо шикнули, указывая на лес за ограждением.
— Радуйся потише, — Лаф кивнул в сторону приближающихся мертвецов из леса, которые нарушили прекрасную атмосферу, образовавшуюся в данный момент.
Казалось бы, вся воцарившая ситуация была безумной. Их большая компания пытается свести концы с концами в тюрьме. Гражданские сами пришли в тюрьму, хотя кто бы мог вообще о таком подумать. Мало им было этого. Это словно страшный сон, который никак не закончится. Они радуются тому, что у них есть крыша над головой, что Филип смог встать на ноги после ампутации от укуса. Он выжил. Он явно был сильнее их всех. И умнее, очевидно. Но что теперь? Их радости доступен лишь очень краткий миг. Теперь они все должны снова быть начеку и ждать угрозы.
Александр всё ещё наблюдал за происходящим во внутреннем дворе. Из двух машин вышли две девушки. Одна из них, Анжелика, широко улыбнулась своему отцу и младшей сестре Пегги. Наверное, невероятно приятно видеть своего отца практически полностью оправившимся от случившегося. Второй была Мария. Спустя время, которое она провела с группой, Рейнольдс расцвела, теперь, даже несмотря на потери, она улыбается, её глаза, как казалось, теперь всё-таки способны сверкать. Рядом с ними встал Джордж, который помогал в вывозке тел с внутренней территории двора. Все трое радостно посмотрели на Филипа старшего.
Мужчина оглядывался по сторонам и лишь удивленно охал, смотря сколько работы было проделано всеми, для очистки их нового дома.
Тюрьмы. Как не странно, это место самое благоприятное из всех, что они могли найти.
— Может пойдём на перегонки, Филип? — предложил мальчик своему старшему тёзке. Всему семейству Скайлеров: и Филипу, и дочкам нравился мальчик Гамильтонов. Сын Элайзы и Александра иногда мог быть грубым, но в основном он лишь всегда хотел помочь тем, кто нуждался в помощи, в мальчишке была видна жажда к героизму, разве в их условиях за это можно осудить?
— Через пару дней ты позади меня ползти будешь, — усмехнулся Скайлер и посмотрел сквозь забор на Алекса и Лафайета в проходах между ограждениями. Те лишь помахали компании, уже собираясь забирать дрова и возвращаться ко всем остальным.
На улице довольно тихо, лишь редкое рычание за забором заставляло вздрогнуть и вспомнить, где ты, и в каком мире находишься. Но даже к этому отдаленному рычанию и мычанию ты привыкаешь. Это становится неким неотъемлемым фактором твоей жизни. И лишь когда звук касается твоего слуха близко… Ты сразу готов схватиться за оружие, чтобы защитить себя и близких. Филип Гамильтон сложил руки на груди, наблюдая за действиями отца за их внутренним ограждением. Он бы тоже хотел помогать ему, хотел бы вместе с ним ходить за какими-нибудь припасами. Просто хотел быть полезным, потому что он может! Но не сейчас. Сейчас Филип резко оборачивается назад и громко кричит.
—
Ходячие! Осторожно!
Внутренний двор внезапно заполонили ходячие трупы. Дверь из ограждения другого блока была раскрыта, а ходячие так и норовили протиснуться сквозь неё, чтобы пробраться к выжившим. Младшая из сестер Скайлер закричала, испуганно смотря на прорывающуюся толпу. К отцу и сестре тут же кинулась Анжелика, а за ней поспевали и остальные. Элизабет взялась за пистолет и направила его в сторону мертвецов, хладнокровно нажимая на курок раз за разом.
Находящиеся дальше всех Алекс и Лафайет сорвались с места, направляясь сквозь проходы ограждения к главному входу. Сердце сжалось в груди от осознания опасности всей ситуации. Семья там одна. Элайза защищает себя сама. Она защищает себя и
ребёнка.
Ребёнка внутри себя. Такого быть никак не должно было. Это должно было быть безопасное место, это было
самое безопасное место.
— Нет! — закричал Гамильтон, опережая Лафайета и бегом направляясь к воротам, — Уходи оттуда! Элайза! — продолжал кричать он, пока во дворе раздавались выстрелы.
Один за другим выстрелы производили почти каждый из выживших. Филип младший сжал руками пистолет и нажал на курок, попадая ходячему прямо в голову, он нажимает ещё, убивая приближающихся мертвяков к нему. Страшно. Позади он слышит крик отца, просящего прийти к нему. Но сдвинуться с места всё тяжелее, ведь сейчас именно он должен помогать семье, он сейчас может это сделать.
Пегги бежит по лестнице, открывая дверь ведущую к входу в один из карцеров. Позади неё, придерживаясь за перила, поднимается старший Скайлер. Девушка кричит, смотря отцу за спину и тычет туда пальцем.
— Папа! Сзади! — едва успевает крикнуть она, а отец поворачивается и бьет мертвеца костылем, скидывая его с лестницы. Девушка помогает отцу подняться, и они подпирают ограждение одним из костылей, преграждая путь к себе для ходячих.
Внутри двора продолжаются выстрелы. Громкие, почти непрерывные. Слышен голос Вашингтона предупреждающего о том, что ворота другого блока открыты. Выстрелы продолжаются, пока Алекс вместе с Лафом открывают замок, чтобы попасть во двор. Внутри Элайза слышит голос Анжелики, зовущий её в здание. Девушка срывается с места, хватая сына за руку, и бежит к Скайлер. Они закрывают вход в блок и скрываются в здании, где они наконец могут быть в безопасности, хотя бы на какое-то время. Анжи бежит вперёд к камерам, но почти сразу же разворачивается и кричит, подталкивая друзей идти в другую сторону.
— Сюда! — девушка указывает на дверь ведущую в другое крыло, и ведёт за собой Элизабет, пока Филип бежит впереди. В здании звуки будто ещё громче, чем снаружи. Шаги раздаются по зданию эхом, а грохот от резкого закрывания двери почти оглушает в этой панике.
На улице всё ещё звучат выстрелы, неизвестно, смогли ли закрыть ворота Мария с Джорджем, смогли ли вернуться Алекс с Лафайетом. Элайза уже не знала. Они шли по темному коридору, проверяя каждый поворот в ожидании ходячих. Резко по зданию раздалась сигнализация. Беспрерывная, громкая, пугающая и вводящая в ещё большую панику. Анжелика шла впереди. Она держала пистолет наготове, чтобы в любой момент быть готовой защитить беременную и ребёнка. Сзади она слышит хлопок ладоней по стене и оборачивается вместе с Филипом.
Элизабет опирается о стену, тяжело дыша. Кажется, что вот-вот и с ног свалится, едва стоит, пот течет градом. Скайлер, обнимает сзади девушку и взволнованно осматривает её.
— Что такое? Идти можешь?
— Что-то не так, — заикаясь ответила Лиззи, поворачиваясь спиной к стене и спускаясь по ней на пол.
— Укусили? — сразу предрекая самое страшное, спрашивает Анжи.
— Нет, кажется… Кажется, я рожаю.
— Мам? — испуганно подает голос Филип, замечая, что впереди уже виднеются приближающиеся тени мертвецов. Не теряя времени, Анжелика подхватывает под руку Элизабет и ведёт её назад.
— У нас нет времени…
Возвращаться назад нельзя, приближающиеся тени идут и оттуда, они уже за поворотом. Филип поворачивает в один из закутков и проверяет местность. Дверей почти нет, он бежит к одной из немногих и открывает её, видит просторное помещение, в котором они точно могут укрыться. Хотя бы сейчас!
— Сюда! — зовёт он, пропуская мать вместе с подругой внутрь. Мальчик пытается захлопнуть дверь несколько раз и резко тянет на себя, в конечном итоге отходя подальше от неё.
Котельная. По ней всё так же громко раздаётся гул сигнализации. В помещении душно, то ли это от побега, то ли от резкого скачка температуры тела. Элизабет снова прислоняется телом к стене, старается ухватиться руками за что-нибудь, за любой предмет, который мог бы находиться под рукой. Её дыхание всё ещё сбитое, такое тяжёлое, женщине не хватает воздуха, сделать глубокий вдох как будто не выдаётся возможности.
— Что за дурацкий звук? — сквозь зубы прошипела Элайза, проходя дальше по котельной и хватаясь за трубы на пути.
— Не думай о нём, тебе нужно лечь, — ответила Анжелика, следуя за спутницей. Филип шёл рядом, сжимая в руках пистолет. Он выглядел напугано и встревоженно, когда смотрел в сторону матери, что не было так уж удивительно. Элизабет едва могла устоять на ногах без поддержки, она побледнела, всё её тело приняло болезненный вид. Мальчик испугано шепчет о том, что им нужна помощь. Им нужно вернуться к Старшему Скайлеру, пока не стало слишком поздно.
Но уже поздно.
— Нет, это опасно. Элайза, тебе придётся рожать здесь, — заикнувшись, произнесла последние слова Анжи и погладила женщину сзади по плечам.
— Класс, — смогла прошептать мисс Гамильтон, а затем уткнулась лбом в холодную стену.
Звук в ушах начинал уже троиться, он ударял по перепонкам, казалось, что скоро кровь польётся из них, словно скоро тебя окончательно оглушит, так, что тебе уже никто не поможет. И этот страшный кошмар только начинается. В глазах начинает темнеть, сжимаешь руки сильнее, что костяшки пальцев белеют. Внутри словно всё переворачивается, кажется, что умереть будет намного быстрее, да и лучше, чем терпеть все эти страдания непонятно ещё сколько времени. Для тебя всё тянется нескончаемо долго.
— Всё хорошо, давай я помогу тебе снять штаны, — Скайлер гладит по плечу, а затем помогает опуститься на пол. Глаза Филипа округляются от ужаса, когда мать начинает раздеваться ниже пояса, — Ты поможешь мне принять роды, слышишь? — слова Анжелики звучат резко, настойчиво. Младший Гамильтон вздрагивает и кивает, отворачиваясь в сторону.
— Ты умеешь? — неуверенно спросил он, поджимая губы.
Скайлер раздвигает ноги Элизабет и гладит её колени, глубоко вздыхая. Им всем троим сейчас нелегко.
Никому сейчас не было легко.
— Отец научил меня, но всё делаю в первый раз, — проговорила девушка и приложила руку ко лбу, — Я не знаю…
— Я тужусь, — выдала из себя Элайза, начиная приподниматься с пола. Её осторожно подхватывают под руку и помогают находиться на ногах. Женщина снова хватается за трубы и вскрикивает, зовя о помощи. По её щекам текут слёзы, когда одну её руку крепко сжимают. Она мотает головой и жадно хватает ртом воздух.
— Хорошо, молодец, — быстро шепчет Анжелика, стоя позади Элайзы, — Тело знает, что делать, продолжай, — едва заканчивает говорить, как по котельной раздаётся крик.
Филип слегка пятится назад, смотря то на мать, то на их подругу. Голова начинает идти кругом от непрекращающихся громких звуков, повторяющихся, страшных звуков. Гамильтон младший ещё сильнее сжимает пистолет перед собой, когда он видит, что после тяжелых потугов матери, Анжелика нервно начинает сжимать её плечо.
— Нет, Лиззи, стой! Что-то не так, — девушка поднимает свою окровавленную руку, нервно сглатывает, а затем жмурится. За ней повторяет и Филип, потому что по помещению раздаётся громкий и пронзительный вопль. Теперь страх начинал править всеми тремя одновременно, они боялись одного и того же, думали об одном и том же.
А ещё страшнее было представлять себе решение этой ситуации.
— Нам нужно вернуться! Филип должен помочь! — младший Гамильтон кидается из стороны в сторону, боясь даже посмотреть на истощенную мать, которую Анжелика поддерживала под руки.
Они вдвоём укладывают Элизабет на бетонный пол. Оба держат её за руки, пытаются привести в чувства. Взгляд женщины усталый, потерянный. Звук сигнализации как раз замолкает, но от этого лучше не становится. Гул в ушах медленно пропадает, но головокружение усиливается, ноги расслабляются, их уже совсем не чувствуешь. Ничего, кроме боли внутри. Элайза слабо сжимает руку сына в ответ, когда тот поглаживает её ладонь и прижимает к себе.
— Мама, посмотри на меня. Открой глаза, — просит Филип и гладит мать по щеке.
— Уже поздно, — шепчет женщина, из последних сил выдавливая из себя слова.
— Лиззи, у тебя идёт кровь, а матка ещё не раскрыта. Никакие потуги тут не помогут! — Скайлер произносит дрожащим голосом, опуская ноги подруги на пол. Она смотрит на Элизабет, ей страшно. Они такие беспомощные во всём этом. Это закон подлости, который каждый раз играет с ними и не даёт спокойно выдохнуть и расслабиться. Каждый раз думая, что всё налаживается, ты готов рыдать от того, что всё идёт наперекосяк.
— Я знаю, что это… Не хочу терять ребёнка, — слова звучат слишком тихо, но услышав их, хочется просто представить, что тебе всё послышалось, — Тебе придётся резать.
Испуг. Руки заметно зачинают дёргаться, ты дрожишь от страха за чужую жизнь, ты понимаешь, что эта жизнь лишь в твоих руках, сейчас судьба другого человека зависит от твоего решения, и лишь ты сейчас делаешь шаг, который может спасти, а может и погубить.
Анжелика мотает головой и слегка отсаживается назад, отказываясь делать что-либо. Но отказ означает потерю сразу двух жизней. Разве так она не отправляет Элизабет на верную смерть?
— У нас нет выбора, — продолжает Элайза и укладывает руки на животе.
— Я приведу помощь! — Филип вскакивает со своего места и бежит к двери.
— Нет! — голос матери снова звучит громко. Её зов отчаянный, это последняя мольба, которую она способна сделать. И младший Гамильтон замирает на месте.
— Послушай, Мария это умеет, а меня отец не успел научить. У нас нет анестезии, инструментов… — Анжи гладит девушку по согнутым коленям, потупив взгляд. Нет, не такого конца они хотели. Не для этого Алекс искал это место. Не для этого они все хотели найти безопасное место, место, где им точно никто не будет угрожать. Не для того, чтобы всё кончилось так…
— У Филипа нож, — выдохнула Элайза, — Ребёнок должен жить.
— Лиззи… Ты погибнешь.
— Прошу, ребёнок… Ребёнок превыше всего. Прошу, Анжи…
В помещении тихо. Тишину нарушает лишь общее сбитое дыхание. В руках у Анжелики нож. Лезвие поблескивает, когда она подносит его к чужому животу. Руки берет тремор, но дрожь проходится вообще по всему телу, тебя с ног до головы охватывает паника. Филип сжимает в своих ладонях материнскую руку и едва сдерживает поток слёз, сидя рядом с ней на коленях. Элайза не открывает глаз, она практически всё время беспорядочно что-то шепчет, по лбу стекают капельки пота, всё её тело будто сгорает.
Женщина поворачивает голову в сторону сына и глубоко вздыхает.
— Филип, — тихо начинает она, — Сынок, не нужно бояться. Я так решила, потому что это правильно, — Элизабет раскрывает глаза и смотрит на сына устало и сочувственно. Она тянется рукой к его щеке и осторожно поглаживает, пока младший Гамильтон поджимает губы. — Позаботься о папе, ладно? Люби братика или сестрёнку…
— Не надо так делать! — взмолился мальчик, опуская голову и утыкаясь ей в плечо матери. По его щекам градом скатываются слёзы, с его головы спадает шляпа, и он чувствует лёгкий поцелуй на своей голове.
— Всё будет хорошо. Я знаю, что ты станешь лидером. Ты такой умный, сильный, ты такой храбрый! — Лиззи закашливается и сама всхлипывает, не отпуская сына от себя, — Я так люблю тебя.
— И я люблю тебя, мам…
— Обещай, что будешь поступать правильно… В этом мире так легко ошибиться. Не давай этому миру себя испортить, прошу. Ты лучшее в моей жизни, я люблю тебя, — женщина крепко прижимает к себе ребёнка и плачет вместе с ним. Филип не желает отдаляться, он хватается за одежду Элизабет, хочет продлить этот момент хотя бы ещё на немного. Хочет просто остаться так ещё чуть-чуть.
Скайлер прижимается спиной к стене и прикусывает свою руку, смотря на настоящее прощание матери и сына. Они все знали. Знали, что это будут последние слова, что они скажут друг другу. Это невозможно прерывать, это не хочется делать, хочется, чтобы мир застыл в этом моменте. Чтобы всё остальное исчезло, чтобы мир не разделял их. Хочется, чтобы семья просто была вместе. Разве этого было бы недостаточно?
— Я готова, Анжи, — почти сорвавшимся голосом прохрипела Элайза, нарушив свой собственный момент. Филип отползает от неё буквально на шаг, но всё ещё не сводит глаз. Девушки обменялись взглядами, и Элайза снова говорит, — После всего… Это должна будешь сделать ты. Не Алекс, пожалуйста…
Анжелика сжимает в руке нож и кивает, хотя сама сомневается в том, что способна на подобное. Она не убийца. Она не готова, никто из них не был бы готов. Но сейчас им некогда было думать о том, что будет после. Сейчас перед ними была лишь одна задача:
ребёнок.
Элизабет шепчет последние слова, глядя в потолок комнаты. «Пока, милый», — она совсем теряется в том, что теперь происходит вокруг неё. Тяжело было понять, о чём она думала перед этим всем. Может она вспоминала своё детство, может быть свою первую влюблённость? Может свадьбу, на которой она была самой счастливой. А может быть рождение своего первого малыша, Филипа. Может быть перед ней снова предстал Александр на больничной койке, а после этого кошмар, который закончится вот так? Перед ней взрыв в Атланте, а после этого побег с другими людьми за город, где они ждали помощи? Может быть это был просто Гамильтон, держащий её за руку. Он молод и красив, когда они только встретились, когда он только завоевал её сердце. Они оба были окрылены любовью. Может быть именно это было в её мыслях?
Анжи просит прощения и разрезает кожу ножом, пуская кровь течь по женскому телу. Из Элизабет вырывается истошный крик, гримаса боли на её лице, она плачет, сжимая руку сына, который тоже кричит вместе с ней, прося прекратить это. Она дрожит, её всю трясёт, пока Скайлер пытается справиться с ребёнком, который сейчас приносил столько мучений своей матери. Но всему приходит свой конец.
Элайза роняет голову на пол и закрывает глаза. Она тяжело дышит, но больше не издаёт ни звука. Филип не может оторвать глаз от неё, он ошарашенно всматривается, надеясь всё ещё увидеть признаки жизни. Он отвлекается на секунды, чтобы помочь Анжелике. Он прикасается к разрезанной плоти и задерживает дыхание, снова переводя взгляд на лицо мамы. Она лежит, не двигаясь. Комнату наполняет хлопающий звук крови, пока Скайлер пытается достать ребёнка. Счёт времени потерялся. Это вовсе и не было важно. Младший Гамильтон сводит взгляд с матери на младенца на руках у их подруги. Он не издает ни звука, неужели они потеряли и его сейчас? Анжелика осторожно хлопает ребёнка по груди, переворачивает и прихлопывает по спине, и… Раздаётся плач. Филип дёргается и снимает свою куртку, протягивая её девушке, та укутывает младенца и поднимается с пола.
— Нам нужно идти…
— Но как же мама! — Филип подскакивает на ноги и указывает на тело лежащее на полу котельной, — Она ведь превратится.
Анжелика молчит секунду и осторожно достаёт пистолет.
— Нет!
— Филип…
— Она
моя мать, — шепчет мальчик и сжимает свой пистолет в своей руке. Анжелика поджимает губы и всхлипывает, отворачиваясь к выходу из помещения. Она медленно идёт к двери, когда слышит звук предохранителя.
Филип знал, что смерть неизбежна. Она в любом случае когда-то всех настигает. Так говорил ему отец. Все умирают. Филип взрослый, он знает это.
Все умирают. Отец умрёт, мама… И нельзя быть к этому готовым. Это будет тяжело, но даже после этого остаётся что-то «после». Жизнь продолжится. Нужно лишь это понять. Жизнь станет другой, но она продолжится…
Выстрел.
***
— Может хоть кто-то выжил! Мы вернёмся! — крикнул Алекс и замер в исступлении. Послышался звук открывающейся решетки во двор и детский плач. Все поворачиваются посмотреть и видят идущих к ним Филипа и Анжелику, на руках которой был младенец.
Гамильтон делает шаг к ним и роняет из рук топор. Он отрицательно мотает головой, а в ответ Скайлер лишь испуганно трясётся, прижимая к себе ребёнка ещё сильнее. Тишина. Лишь шаги из стороны в сторону. Алекс качает головой, не веря своим глазам.
— Где?… Где она?
— Нет… — Анжелика проглатывает ком в горле, а через секунду уже тянет руку к Гамильтону, пытаясь удержать его, — Нет, Алекс.. Нет!
Он останавливается. Не может пойти обратно в здание. Он глядит на Филипа, который смотрит в землю, его глаза красные, но он уже не плачет. Алекс мотает головой, наклонившись к сыну, рядом слышит плач Анжелики, и Алекс плачет с ней в унисон.
— О нет… Нет! — кричит он, смотря на сына, — О боже мой… — он падает на землю и закрывает голову руками, — Ну, нет!
Он уже ничего не слышит. Вокруг словно никого и нет. Силуэты расплываются перед глазами. Алекс снова смотрит на ребёнка, а в ушах словно звон.
«Она умерла»
Отрывками фраз понимает, что вокруг силуэты говорят что-то про смесь. Эти пятна куда идут, они все размыты, но из них всех взгляд цепляется только на чёткий образ топора на земле. Он подскакивает и хватает топор, направляясь обратно в блок C, откуда только что вынесли его ребёнка.
— Алекс, стой! — он слышит, как Анжелика его зовёт, но он уже находится в здании и захлопывает за собой дверь.
В помещении как будто наступает сумасшествие. Алекс слышит рычание и двигается на него. С ноги открывает дверь и проходит вперёд, замахиваясь над первым ходячим и кричит. На звук идут остальные, но это и неважно. Алекс бьёт ещё. Ещё, и ещё. Это повторяется снова и снова.
«Она умерла тут»
***
— У неё есть имя? — Лафайет держит новорожденную девочку на руках и кормит её из бутылочки.
Александр всё ещё не вернулся. Вокруг тишина, один Филип смотрит на сестру без улыбки, лишь… Опечалено? Он садится рядом с Мари и крутит в своих руках пистолет, а в голове как будто всё ещё звучит этот громкий и оглушающий выстрел. Прямо в…
— Ещё нет… Я думал.. Может мы могли бы назвать её… Сьюзан, — начал мальчик, принявшись осматривать вокруг всех присутствующих, — Или может Мария, может Кэтрин… Или…
Элизабет.
Все вокруг посмотрели на младшего Гамильтона обеспокоено.
Имена. Имена мёртвых. Всех тех, кто их покинул. Смерть всегда идёт прямо за ними. Не отпускает ни на шаг. Они никогда не смеют расслабляться ныне.
Лафайет сглотнул и посмотрел на девочку, слабо улыбнувшись ей.
— А тебе нравится? — мужчина усмехнулся и покачал её на руках, —
Мелкая поганка. Да? Хорошее имя, да?
Компания заулыбалась. Такие мелочи могли хотя бы на короткий миг успокоить их души. Устроить маленькое затишье.
— Мелкая поганка, тебе нравится? Как ты малышка…
***
Звонок.
Как возможно то, что тут всё ещё работает телефон? Почему он всё ещё находится в котельной? Это люди из другой группы? Они могут помочь. Они хотят помочь! Гамильтон трясущимися руками прижимает трубку к уху и слушает каждое слово, что ему говорит девушка на другом конце. Она уверяет, что у них есть всё. А после говорит, что у них не было убийств, не было нападений, никто не был укушен, заражен. Они все там живые. Это идеальное место для семьи. Для всех них.
—
Вы убивали?
— Я… Да, когда угрожали мне или группе, — шепчет Алекс и сглатывает ком в горле.
—
Скольких вы убили?
Ал колеблется. Вопрос, который может стоить жизни его семьи, всех людей, которые на него положились.
— Пятерых?… Двое напали на меня и моих людей ранее, а один угрожал нам.. Ещё двое пытались меня убить…
—
Как умерла ваша жена?
— К-как вы узнали, что я был женат?…
—
Вы сказали у вас дети. И младенец. Так как умерла ваша жена?
— Я не хочу об этом говорить…
—
Будет лучше, если ты нам скажешь, Алекс.
— Как вы узнали моё…
Сбросили.
Последний шанс был потерян. Едва ли эта группа решит связываться с теми, кто не может уверенно рассказать о том, скольких людей они убили. Да и вообще связывать с теми, кто убивал людей. А что насчет секретов? Если даже такую незначительную вещь, как смерть жены, ты не можешь поведать, так что ты хочешь…
Но они перезвонили. Они не отпускали. А Алекс ждал. Он надеялся услышать звонок, поэтому не покидал котельную.
—
Мы знаем тебя, Алекс, — говорит другой женский голос на том конце. Он такой мягкий. Он успокаивает все волнения на душе Алекса. Но почему тогда по щекам так текут слёзы?
— Откуда?…
—
И ты нас знаешь. Те, с кем ты сегодня говорил — это Джейн, Кэтрин… — перечисление мёртвых прекращает Александр, понимая с кем теперь говорит.
—
Бетси?… — на том конце ни звука. Гамильтон трёт переносицу и стискивает зубы, — Бетси…
—
Что с тобой, Алекс? Что с тобой, милый?
— Я любил тебя, Бетси… Я хотел всё исправить. Я хотел, чтобы всё изменилось, чтобы у нас всё было хорошо. Мы бы жили, как в самом начале. Я, ты, Филип… И теперь наш ребёнок, я бы сделал всё для нас. Я собирался защитить вас, но… Но я не смог исправить ничего… Я так тебя любил. Я люблю тебя, Бетси…
—
Алекс… — голос на том конце звучит уже не так мягко, помехи не дают разобрать хотя бы ещё пары слов. Голова кружится, Ал опирается о стену и зажмуривается, —
Алекс, Алекс…
Голос сливается со звуком гудков. Никто не сбрасывал. Но никто и не поднимал трубки. Никто не звонил.
Никто не звонил… Она не звонила. Она всё ещё была
мертва.
«Никто не звонил…»
