<start! ВЫБОР>

«буря началась!» – грабитель на дороге предостерёг меня ~еса бусон~

      — Хён, пипец! Я даже не думал, что ты все песни Clon до сих пор наизусть знаешь! Это же такое старьё!.. — всё никак не может заткнуться Чонин.       Он в который раз принимается пародировать старшего, высрав что-то отдалённо похожее на пение издевательски басовитым голосом, и в который раз смеётся от себя же.       Хосок широко скалится и отвешивает пиздюку крепкий подзатыльник, совсем бросив руль.       Каждый раз! Каждый, блять, раз их походы в караоке (ставшие своего рода традицией) заканчиваются этим!       — Пиздак захлопнул! Clon — это девяностые. Это моя молодость, нахуй! А ты дебил малолетний, сука!..       Хоуп замечает, что впереди ждёт крутой поворот, и всё же отпускает Йену, смещая руки на руль. Спорткар мчит на скорости двести десять километров в час. Ярко-красный Maserati с откидным верхом. У Хосока машин до пизды, но эта — самая любимая. Он берёт её каждый раз, когда у него пиздатое настроение.       А сегодня настроение у него пиздец какое пиздатое!       Прошло уже почти две недели с того момента, как Йену выпустили из больницы. За скромную (по мнению Чона) сумму этот ёбаный доктор Мин показал настоящие, нахуй, врачебные чудеса и каждый день доблестно припёздывал к ним на дом, где пиздюк помчал на поправку со скоростью хоуповского Maserati. Хотя в его годы Хосок и сам от любой хуйни оправлялся за пару дней. Так что, возможно, никакой заслуги не в рот ебись услужливого Юнги тут и не было нихуя.       Ну, на это и похуй! Вообще, пиздатым мужиком оказался этот ёбаный доктор Мин! Уж точно попизже заёбного мудилы Кана. Может, оно и к лучшему, что тот подох в канаве.       — А помнишь ещё?.. — начинает чё-то пиздеть Чонин, но, даже не начав по-нормальному, уже сгибается пополам от хохота.       С каким-то непонятным стоном (то ли от смеха, то ли от боли, то ли от всего сразу) он хватается за бок. Хосок несколько напрягается и ещё раз ебашит ему подзатыльник, чтоб пришёл в чувства.       — Заебал уссываться, швы разойдутся. Говори уже!       — Как мы в зоопарк ходили… — наконец с трудом проговаривает Ян сквозь свой дикий смех.       — Когда?       — Когда нас оттуда выгнали нафиг, — едва произносит Йена и снова заливается хохотом.       Йена помнит какие-то дохуя странные вещи. С какого-то хуя он не помнит, как Хосок возил его на Мальдивы. Зато вот любую хуету, которая, по его долбоёбскому мнению, является угарной и позорной для Хосока — запоминает навсегда!       — К-когда ты распсиховался из-за того, что львы не выходили из своего домика, — кое-как пытается объяснить Ян. — И начал орать и кидаться в них попкорном…       — Ну а нахуя мы туда ехали? На пустые загоны поглазеть, да?!       — А потом нас оштрафовали, да ещё и в чёрный список занесли, блин! Помнишь, хён?..       — Не помню, бля! — резко и злобно прерывает его Чон, отчего пиздюк заходится смехом только сильнее. — У тебя в голове одна хуйня!       Ну, в целом, это довольно смешно. Прокручивая в голове те события сейчас, Хосок громко фыркает. Если пиздюка это так веселит, то оно и не жалко. Хитро прищурившись, Чон скалится и оборачивается на Йену:       — А знаешь, чё я вспомнил?       С туманной улыбкой и всё ещё немного посмеиваясь, Чонин тут же откладывает телефон и живо интересуется:       — Что?       — Когда я тебя с собой взял по делам в Китай. И мы прилетели днём, а улетали вечером, помнишь, да? И мы после встречи попиздовали пожрать в забегаловку. И ты обожрался какой-то хуеты, типа жареной лапши, и разнылся нахуй, как тебе похуёвило. И ты потом весь день до отлёта провалялся в залупанном номере, а я один гулял!       — Ну и что?! — обиженно выпаливает Ян, округлив глаза. — А где бы я ещё китайской лапши поел, если не в Китае?       — А на Пекин тебе вообще похуй, да? — теперь в открытую ржёт над ним Хоуп.       — Ну… я же не знал, что мне так сильно спать захочется! — жалко оправдывается Йена, начиная смеяться сам с себя.       — Хуй я тебя ещё в Китай повезу! — с добрым оскалом подытоживает Чон и треплет мальчишку по его вечно лохматым патлам.       — Хён, я так сильно тебя люблю! — совсем неожиданно выпаливает Чонин.       Хосок от этого плавится, но виду не подаёт. Глядя на уже снова румяное и сияющее ебальце пиздюка, он хлопает его по снова отожранным щекам и чувствует, как в сердце почти нежно щемит.       На секунду зрение (или мозг?) подводит, и перед глазами появляется другое лицо, другого мальчишки.       Тот намного худее, глаза его — тусклые, на щеке — шрам. Откуда тот появился — говорить пиздец стыдно.       Этот мальчишка почти в два раза младше Йены сейчас. Хосок никогда не видел, как тот взрослеет.       Интересно, как братик выглядел в свои пятнадцать лет? А в двадцать? А в двадцать пять?       А он вообще дожил до этих лет?       Горло сводит, и Чону хочется зарычать или заскулить. Груз ноши старшего и груз чужой жизни, ответственности за которую не вынес, уже двадцать лет давят ему на плечи, тянут вниз; но именно сейчас эта тяжесть тащит даже не на дно, а ёбаные недра самой земли, грозясь похоронить вместе с призраком мальчика, которого проебал.       И вместо того, чтобы ответить «я тебя тоже» мальчику, которого ещё не проебал, отвечает лишь:       — Фу бля, ну и пидорас!       Но Чонин и так знает, что хён его любит, потому что всё это написано у него на лице. Если бы у Чонина был хвост, он бы сейчас крутился вертолётом от по-настоящему щенячьего восторга. Любой раз, когда у хёна получается провести время с Йеной, становится для Яна настоящим праздником.       Новое уведомление заставляет мальчика мгновенно схватить телефон в руки. С горящими глазами и всё растущей улыбкой он принимается печатать ответ, что не ускользает от внимания Хосока.       — Кто тебе там написывает весь день, бля? Твоя подружка лучшая?       — Джисон?.. — рассеянно переспрашивает Ян, параллельно набирая сообщение. — А, нет! Это Сумин! Ва-а-у!       — Кто, бля? — на этот раз теряется уже Чон.       — Ну, девочка та… из больницы! — напоминает ему тот.       — А-а, хуйлуша, — наконец вспомнив, тянет мужчина.       — Ты чё, офигел? Она не хуйлуша! — горячо не соглашается младший и вновь поворачивается к хёну, убрав мобильник в карман. — Она… очень крутая! И интересная, и умная, и смешная. Она так много всего знает, мы с ней по сто часов каждый день болтали!..       — Да? — с недоверием и любопытством переспрашивает Хоуп. — И о чём же?       — Да обо всём! — эмоционально всплёскивает руками Ян. — Она со мной почти всё время сидела там… И она про оружие больше нас с тобой знает, представляешь! И ещё, хён, ты щас просто упадёшь!.. Она... тоже играет в PUBG! Мы с ней каждый день играли… И ещё она потом ноут принесла, мы столько всяких фильмов посмотрели!.. Очень прикольных! И ещё мы с ней даже гулять ходили, сначала по больнице, а потом даже во дворе!..       — Ну нихуя себе! — удивляется Чон. — Чё, значит, понравилось тебе с этой хуйлушей время проводить?       — Да не хуйлуша она! — с укором тянет Чонин. — Но да… понравилось, очень!       — Давай тогда её заберём, — великодушно и серьёзно предлагает Хосок.       Самый мечтательный вид на лице Йены сменяется лёгким недопониманием, и он, улыбаясь, склоняет голову к плечу.       — Заберём, хён? Откуда?..       — Да не откуда, бля, а куда! — цокает языком тот. — К себе. Чё, бля: номер, паспорт, адрес — у меня вся эта хуйня записана… где-то там.       — Хён! — Чонин смотрит на него, как на ебанутого: — Ну, она же… ну, не табуретка какая-нибудь!.. Как можно просто взять и забрать человечка?!       — Да а хуле она сделает-то? — не соглашается Чон, пожимая плечами. — Пожалуется плюшевой собаке своей?       — Да хён! Это даже не собака, а лиса!       — Да похуй мне, чё ты так завёлся? Как хочешь, бля!..       Чонин с преувеличенно осуждающим видом качает головой, громко вздыхая, и снова утыкается в телефон. Ещё немного в этом же духе, и Хосок разобьёт нахуй его мобилу! И правда, проще уже перевезти эту хуйлушу сюда, чем терпеть не вылезающего из переписок пиздюка.       Да и в голове быстро появляются нужные мысли. Химики в их деле всегда нужны. А переманивать таковых из этих залупных больниц, где им хуй с маслом вместо зарплаты выдают — говно вопрос.       Спорткар наконец подъезжает к этой блядской кафешке, которую Хосок теперь ненавидит всем сердцем. Свой самый долбоёбский из всех своих долбоёбских проёбов этот ебанутый Бобби совершил тогда, когда позволил своим псам прикоснуться к его Йене.       И за это ебанутый Бобби подохнет самой мучительной из всех возможных мучительных смертей!       Мышцы сразу напрягаются, как перед пизделовкой, а в глазах всё краснеет. Хосок резко трясёт головой, вытряхивая оттуда эти мысли, и сосредотачивается на реальной хуйне.       Сейчас реальная хуйня — это те крысы, которые вот-вот приползут сюда со всем своим свеженьким баблом. И с новостями. Хоуп очень надеется, что с хорошими. Ежемесячный сбор бабла с местячковых дилеров — обычно пиздецки скучная, но и приятная часть его работы.       С ноги он хуярит входную дверь, которая с грохотом ударяется о стену. Но его, блять, даже никто не встречает!       Но сейчас Хосока это беспокоит меньше прочего. Что беспокоит Хосока:       1) Где все, блять;       2) С какого хуя тут так тихо;       3) С какого хуя тут так подозрительно тихо.       Молча Хосок отодвигает пиздюка себе за спину и жестом приказывает ему не пиздеть. Чон быстро осматривает главный зал и убеждается, что нихуя тут никого и нет. А где тогда?..       Кухня? Кладовка? Подсобка?       Ближе всего последняя.       Практически беззвучно мужчина движется туда.       Из-за полуприкрытой двери явно различимы два силуэта.       Хосок прищуривается, подбираясь ещё ближе.       Слышится негромкий смех.       Ага, сука!       — Бу, блять! — резко и оглушительно орёт он и распахивает дверь настежь.       Юнхо едва не роняет своё пиво, а Минги почти давится очередной порцией чипсов и быстрее тянется за пультом.       — Сборище алкашей и пидорасов! — громко провозглашает Хосок.       — Матерь божья! Да ты… вы… ну шеф! — с расстроенным видом причитает Юнхо, вытирая с дивана те капли пива, которые на него всё-таки пролились.       Йена точно веселеет и, явно соскучившись по этим пидорам, втискивается между ними на диван.       — А можно мне тоже? — заискивающе клянчит он, стреляя глазками в юнховскую бутылку Hoegaarden.       — Конечно, малой, — на автомате соглашается Минги.       — А вы чё обосрались-то сразу, а? — ухмыляется Хоуп в лицо совсем растерявшегося Сона. — Расслабьтесь, бля, будто я вам на работе пиво пить запрещаю и дорамы деревенские смотреть! Где тут толчок, скажите мне лучше.       — Да прямо напротив же, — напоминает Юнхо.       Как только Хосок выходит из подсобки, двое переглядываются и прибавляют громкость телека. Чонин, болтая ногами, попеременно смотрит на них обоих и потягивает своё пиво через розовую трубочку.       — А я сегодня опять гулял во сне! — начинает он. — Опять увидел что-то такое странное… Ну что, вам уже интересно?!       — Кто сидушку обоссал?! Это ты, Минги, да? — громко доносится из туалета голос Хосока.       — Нет, — отвечает ему тот. — Я всегда стульчак поднимаю…       — Только ты не поднимаешь, хён! — поддерживает его Чонин. — Всё, заткнись!       И никогда не закрывает за собой дверь. Поэтому во всех беседах продолжает участвовать и из уборной.       — А хуле она мокрая тогда? — недовольно уточняет Чон.       — Не знаю! — раздражённо кричит ему Сон. — Может, вода брызнула, когда руки мыл…       — А ты чё, бля, в унитазе руки моешь?       — Хён, да отвали! — прикрикивает на него Ян. — Сиди там… молча!       — Блять, довыёбываешься, — грозится ему Чон.       — Так вот, — полностью игнорирует его Йена, похлопывая по дивану рядом с собой и намекая, чтобы парни вернулись на места, — про сон. Обычно же я вижу… ну, что-то из своей жизни или, наоборот, что-то совсем дурацкое. А сегодня снилось из жизни, но точно не из моей.       — А что там было? — с интересом спрашивает Юнхо, пока Чонин в задумчивости треплет его за руку.       — В общем, я был на каком-то застолье. Ужин, наверное. Было очень много каких-то людей… не знаю, кто это. Они все разговаривали, и из разговоров было понятно, что они все родственники, представляете, блин? Я офигел! И я как будто бы и сам сидел там, смотрел на всё от первого лица…       — Ну охуеть не встать, Йена! — доносится из туалета.       — …вот, я там сидел рядом с другими детьми. Помню, что ел мороженое, очень вкусное, кстати… Купите мне такое? Ну и вот, я молчал всё время, поэтому так всё было долго! По ощущениям, прямо на всю ночь целиком.       — Может, ты недавно что-то похожее в фильме где-нибудь видел? — предполагает Минги.       — Не-а, — уверенно качает головой Ян. — И знаете ещё, я вот смотрел на свои руки… ну, во сне. И помню, что на правой была небольшая родинка. А у меня вот такой нет! Зато знаете, у кого есть?       — У кого? — в один голос уточняют оба.       — У Сумин! — отвечает Чонин с таким видом, словно выдал самый шокирующий сюжетный поворот. — И вообще, по описанию это похоже на её семью… Вот только она мне ни о каких таких посиделках не рассказывала!       — Знаешь, — вдумчиво начинает Юнхо, — есть такая теория, что человек может получать воспоминания своего донора. После, например, пересадки органов… или переливания крови, как у вас. Теория клеточной памяти, по-моему.       — Да ну нафиг! Реально? Думаешь, это оно? — с горящими глазами цепляется за эту идею Чонин и хватается за руки старшего.       — Знаешь, — снова слышится из уборной вместе со звуком слива бачка, — есть такая теория, что Юнхо долбаёб.       Все трое вновь закатывают глаза.       Хосок, на ходу застёгивая ремень, опять заходит в подсобку и останавливается в дверях, с издёвкой глядя на Йену:       — А тебе, кстати, может, ещё и аутизм твоей хуйлуши случайно в голову попал?       — Хён!       — Шеф!       — Чё, бля? Шуток не понимаете, да? — даже с некой жалостью вскидывает брови он, продолжая шарить рукой в штанах, чтобы поудобнее подтянуть боксеры. — Ну и пиздуйте работать тогда! Распизделись!..       Первым он направляется в зал, где всё уже подготовлено к очередной бизнес-встрече. Троим не остаётся ничего, кроме как последовать за Хоупом.       Тот усаживается за самый дальний стол, напротив входа, спиной к стене.       Впереди, на большом расстоянии от него, стоит лишь ещё один — для Юнхо. Потому что все переговоры — это его ёбаная ответственность! Должна же от его долбаёбской доброты быть хоть какая-то польза, да?       Минги вместе со своей счетоводческой тетрадочкой занимает последний стол, стоящий сбоку ото всех. Провожая Сона весёлым взглядом и ища, к чему бы ещё доебаться, он вдруг вспоминает:       — О, бля! Минги! Открывай свою хуйню! Пиши: аптечные доходы — примерно пол-ляма. Доктор Мин хорошо работает, а!       — Это за сколько? — стараясь даже не смотреть на босса, сухо уточняет парень, внося новый доход в книгу.       — За две недели, блять. Ты тупой, да? Чё, сам догадаться не можешь?       Видя, как Минги снова тяжело вздыхает, отводя застывший взгляд куда-то в сторону, Юнхо громко хлопает в ладоши и переключает всё внимание на себя:       — Так! Сегодня пожелали приехать пока что только трое… Пусан, Ульсан и Андон. Остальные пообещали привезти деньги в течение этой недели…       — Блять, ну они охуели! — восклицает Хосок, закидывая ноги на стол. — Они чё, блять, теперь свои правила устанавливать будут?! Чё, блять, история с Бобби ничему никого не научила, да?!       — Так это всё из-за неё как раз, — с удивлением оборачивается на него Юнхо. — Да весь Сеул на ушах! Удивляешь меня ты сегодня, шеф… Ребятам временно пришлось скрываться, продажи приостановились…       — Ебать они лохи, — подытоживает Чон, сплюнув на пол.       — А можно мне чипсы? — интересуется Йена, всё это время копавшийся за барной стойкой.       — После обеда, — на автомате отвечает ему Юнхо.       Дверь в помещение снова раскрывается, и на пороге оказываются ещё трое парней, которые застывают в глубоком поклоне.       — Хоуп-щи, — произносит один из них, — из Ульсана уже приехали.       — Пускай сюда пиздуют, — машет рукой он, закуривая. — Йена! Хорош копошиться, бля! Сюда сел.       Конвоиры удаляются, чтобы привести сюда гостей. Минги торопится достать из спортивной сумки счётную машинку и весы для товара.       Как же пиздато ощущается, когда всё помещение оцеплено твоими парнями! Сегодня Хосок вызвал целых сорок вооружённых ребят. Чтобы никакой хуйни тут точно больше не повторилось!       Абсолютная расслабленность и уверенность делают приятнее и горькую сигарету, дым которой он сейчас выдыхает в потолок с таким охуенным удовольствием. Чон даже протягивает пачку Йене, и тот, не веря своему сегодняшнему счастью, закуривает вместе с хёном.       — Привет! — с неизменной улыбкой Юнхо подскакивает со своего места, как только парни запускают в зал двоих дилеров.       Он легко кланяется пришедшим, и те копируют его жест.       — Юнхо, Минги, — кивает обоим мужчина.       — Ан Бёнмин, — отвечает на его рукопожатие Юнхо.       — Господин Хоуп, — Бёнмин склоняется в поклоне почти до самого пола, — господин Йена.       — Чё это за хуй там с тобой? — вопросительно кивает Чон головой в сторону второго, который стоит чуть позади со спортивной сумкой, очевидно, полной денег.       — Господин Хоуп, — тут же реагирует тот, кланяясь ещё ниже.       — Это Лим Сухён, — торопливо объясняется Бёнмин, — мой новый помощник, господин. Санчхоля… застрелили.       — Лим Сухён случайно нихуя не забыл, бля? — перебивает его Хоуп, недобро прищуриваясь.       Двое из Ульсана в панике переглядываются между собой, не решаясь издать и звука.       Хосок выжидающе смотрит на нового помощника, стряхивая пепел с сигареты на пол.       — Ты видишь тут только одного господина, да? — наконец произносит он стальным тоном.       Парень испуганно и громко сглатывает, совсем растерявшись под его давлением.       — Да, Лим Сухён?! — вдруг выкрикивает Чон, заставляя двоих гостей вздрогнуть.       Бёнмин толкает напарника в плечо, что-то сбивчиво шепча на ухо, и до того наконец доходит:       — Господин Йена!.. — снова сгибается Сухён в поклоне.       — Мало, — издевательски комментирует Хоуп, уже почти в открытую смеясь. — На колени.       Парень послушно становится на четвереньки, и его макушка касается пола.       — Простите, господин Хоуп… господин Йена, — додумывается сказать Сухён.       — Встань, — машет рукой Хосок. — Встань, блять!       Тот тут же вскакивает на ноги, не придумывая ничего, кроме как поклониться ещё раз.       Юнхо и Чонин наблюдают за всем этим безо всякого интереса, а Минги не наблюдает вообще — только упорно смотрит в другую сторону и в рассеянности щёлкает ручкой. Всё это уже стало настолько привычным, что даже непонятно, почему до сих пор так хорошо срабатывало на остальных.       — Денежки вот туда, — доброжелательным тоном произносит Юнхо в первую же паузу и указывает новенькому на стол Сона. — Ага, спасибо!.. Так что, друг мой Бёнмин! Как дела в Ульсане?       — В этом месяце заработали четыре с половиной, — с готовностью рапортует тот.       — Товара было выдано на три миллиона, — добавляет Сон, уже полностью занятый распаковкой сумки с баблом.       — Значит, полтора… — задумчиво подытоживает Юнхо. — Маловато! Почему так, Бёнмин?       — В Пусане сейчас дела плохи, всё быстро меняется… всё уже изменилось… — нервозно оправдывается дилер, с испугом заглядывая собеседнику в его вечно добрые глаза, — а мы ведь к нему так близко!.. Постоянные рейды, копы караулят!.. Остатки товара пришлось распродать дешевле — лишь бы вообще успеть его распродать, понимаешь?..       — Понимаю, конечно, — успокаивающе кивает ему парень. — А ты понимаешь, что это мы вычтем из вашей выручки?       — Разумеется! Конечно! — спешно соглашается он. — Мы подвели своих господ, и это… этому нет никаких оправданий! Ваше решение — это мягкое наказание за такой проступок!..       — А ты хочешь какое-то другое наказание, Бёнмин? — посмеивается Юнхо, склонив голову немного к плечу и всё так же тепло глядя на мужчину.       Бёнмин осекается на полуслове и на полувздохе. Взгляд его постепенно округляющихся глаз, до этого направленный исключительно в глаза парня напротив, медленно сползает на фигуру Хоупа, что не дающим расслабиться напоминанием расположилась за спиной Юнхо.       — Как… как пожелают господа… — наконец на выдохе произносит дилер, зажмуриваясь.       — Да я шучу! — хлопает его по плечу Юнхо и снова смеётся, вынуждая Бёнмина нервно рассмеяться вслед за собой, а потом резко прекращает: — Ты же помнишь о договоре?       — Продавать вдвое дороже, — испуганно откликается мужчина.       — Да. В следующем месяце ты поднимешь цены и продашь дороже в четыре раза. Нужно закрыть дыру в бюджете после такого неудачного августа. Ты согласен со мной, друг?       — Да! Да! Это… это очень справедливое решение! Благодарю вас, господа!.. Спасибо за… ваше понимание!..       — С деньгами всё верно, — вклинивается Минги в поток его благодарностей. — Вы заберёте себе сто тысяч вон.       Новичок кривится и едва не фыркает вслух от такой смешной суммы. Это же просто мелочь, и господа и сами об этом знают!..       — Ханджон, отвесь им товара на сентябрь! — кричит Юнхо куда-то вглубь помещения и оборачивается к Минги: — На сколько, как думаешь?..       — Можно на четыре, — пожимает плечами Сон.       — Да, пускай на четыре, — соглашается Юнхо. — Ну, смотри, друг! Если в сентябре не привезёшь восемь лямов…       — Привезу! — почти истерично спешит заверить его Бёнмин. — Привезу! Из кожи вон вылезу, но привезу!       — Я тебе верю, — мягким голосом успокаивает его парень. — Можете идти, друзья. Наши ребята загрузят всё вам в фуру.       Судорожно откланявшись ещё с десяток раз, они наконец покидают помещение.       Несколько парней Чона следуют за ними, а Минги откидывается на спинку кресла, продолжая щёлкать ручкой. Повисшую над мужчинами тишину разрезает только один звук.       — Сука! — больше не в силах это терпеть, выкрикивает Хосок и с шумом отлетающего назад стула выскакивает из-за стола. — Я сейчас тебе её в очко засуну, ебанат!       Он угрожающе быстро приближается к Сону и резким движением выхватывает из его руки ёбаную ручку.       В ту же секунду она с треском летит на кафельный пол.       — Пальцем пиши нахуй! Блять!       Минги почти безразлично вздыхает, усталым взглядом обводя прыгающего перед ним Хосока. И достаёт из кармана карандаш. Пальцем он всё-таки писать не сможет.       — Шеф, — обращается к нему Юнхо, подходя немного сзади. — Шеф, сейчас уже придут другие…       Мужчина, тяжело дыша, гневно озирается на Минги и занимает своё место.       — Сука, не беси меня больше так!.. — грозится он указательным пальцем.       Чонин, успев поднять откинутый Хосоком стул, похлопывает Сона по плечу и усаживается рядом с хёном.       Долго ждать не приходится, и скрипучая, сука, дверь снова отворяется. Теперь от всего пробирает до уёбищных, неприятных мурашек.       — Г-господа, — показывается в проходе высокий молодой парень в большой кожаной куртке и очень низко кланяется.       Юнхо сразу замечает, как сильно тот нервничает. Длинные блестящие серёжки трясутся в такт его неровным движениям, как и несчётное количество пирсингов, от которых сверкает на свету электрических ламп и лицо юноши.       — Привет, Джиён, — Чон протягивает ему свою руку и чувствует, насколько вспотели ладони Квона. — Ну что, как дела?       Очевидно, что всё хуёво. И Юнхо уже знает, насколько. Но как помочь — пока неясно.       — Да нормально, — его взгляд беспокойно соскакивает с Юнхо на сидящего позади него Хосока, а губы то и дело искривляются в тревожной улыбке. — Вот деньги.       Он закидывает на стол небольшую чёрную сумку, за которую принимается Минги. Несколько минут ожидания превращаются в вечность. Как для Джиёна, так и для самого Юнхо.       — Тут всего двести тысяч, — отчитывается Сон, непонимающе откидывая последнюю пачку купюр. — А товара было выдано на пятьсот.       — Я, я… — Квон с трудом вытягивает из себя хоть сколько-нибудь внятные звуки, — я задолжал по-крупному… Я всё верну!.. У меня ещё осталось несколько пакетов…       — Джиён… — сочувственно качает головой Чон, — но ведь так не делается.       — Я знаю, — быстро и до усрачки напуганно соглашается с ним парень. — Честное слово, всё будет на месте! Через неделю я верну на сто больше, клянусь…       Хосок заливается громким хохотом, от которого вздрагивает даже Чонин.       — Хорошо, — успокаивает его Юнхо. — Через неделю деньги должны быть здесь, в это же время. Мы ведь уже так долго вместе работаем, да? Не убежишь ведь ты, а?       — Спасибо, господин Чон, — поднимается на ноги Квон, кланяясь ещё ниже, чем прежде. — Я обещаю, просто обстоятельства…       — Подойди сюда, — резко изменив свой тон, подзывает его Хосок.       И тон этот звучит пиздец как серьёзно.       — Наклонись, — приказывает Чон, прожигая юношу беспощадным взглядом, который, несмотря на ощутимую строгость, так явно над ним насмехается. — Ещё, ещё…       Правое ухо Джиёна оказывается практически у носа мужчины.       — Правда обещаешь? — издевательски тихо шепчет он.       И присматривается к висящим перед ним драгоценностям.       — Ебать красивые, ха! — переходит на привычный крик Хосок.       Парень с криком отскакивает от мужчины, хватаясь за мочку. А Чон умилительно рассматривает такую же блестящую, но теперь окровавленную серёжку, оставшуюся в его ладони.       — Вот так даже лучше, — не отрывает он от неё глаз. — А сейчас, сука, пиздуй отсюда! И чтобы через неделю пятьсот тысяч вон лежали на этом столе. Я тебя из-под земли достану, помни об этом, уёбок!       — Я всё понял, — почти падает на колени перед Хосоком Джиён. — Господин, не сомневайтесь…       — Пиздуй, я сказал!       Дверь за парнем захлопывается, и Чон идёт к раковине, чтобы отмыть от крови свои руки.       — Хён, офигеть, это было та-ак круто! — выпаливает Чонин и хлопает в ладоши.       — Нет, Йеночка, это вообще не круто, — будто обращаясь к малому, строго комментирует Юнхо. — Он же сказал, что всё вернёт, и даже больше… Зачем так грубо-то… Так вообще все разбегутся от нас, и что потом делать?..       — Нихуя бы этот мухомор не вернул! — тщательно натирает ладони мылом Хосок, опуская их под горячую воду. — А убивать его пока не хочется…       Он поправляет массивную золотую цепочку, что тяжёлым грузом свисает с его тонкой шеи, и влажными руками проводит по и так зачёсанным волосам, подмигивая своему отражению в зеркале.       Пиздатый!       — Их пахать заставляет только страх за свои никчёмные, обоссанные жизни, — возвращается Чон обратно в зал. — Этот страх за яйца держать надо, блять!       Минги на это только громко вздыхает, теперь уже бездумно постукивая по тетради карандашом, который беспрерывно вертится между его пальцами.       Может быть, в словах Чона есть доля правды, и именно поэтому его бизнес так долго держится на плаву. Ведь угроз бизнесу действительно мало. А с теми, что вдруг возникнут, они без труда справятся. В этом Сон уверен на тысячу процентов.       Уверен же?..       — Шеф, Пусан приехал, — оповещает их Ханджон.       — Опа, впускай, — разводит руками Хосок, закуривая сигарету, и оглядывается на мелкого. — Всё путём?       — Да, — устало отзывается Чонин, подпирая ладонью склонившуюся набок голову.       — Точно? — хочет убедиться Юнхо, заметив грустное выражение Йены.       — Живот болит…       Хосок резким движением задирает его шмотку и почти утыкается лицом в рану Чонина, чтобы убедиться, в порядке ли швы. А Юнхо напуган ещё больше, только думает он не о ранении, а о:       — Йена, — дрожащим голосом начинает он, поднимаясь на ноги, словно во сне, — Йеночка… только не говори, что у тебя гастрит обострился…       — Да вы чего! — сначала пугается, но сразу начинает смеяться Йена. — Я это к тому, что чипсики бы уже не помешали…       — Ты, блять, балбес! — восклицает Чон и отвешивает мальчишке слабый подзатыльник. — Ты же полчаса назад жрал в ресторане!       — И что?.. — бессильно возмущается Чонин. — Я не виноват в том, что у меня аппетит хороший!       Комната наполняется ароматом уёбских, тошнотворных духов. От этого запаха реально выворачивает кишки, и все четверо с отвращением морщатся. Пожаловал Чжи Чанук.       — Ханджон! — задыхаясь, машет помощнику Чон. — Ёбаный рот! Оставь дверь открытой!       — Доброго денёчка! — уверенно приветствует всех только что прибывший низкий мужчина и дружелюбно улыбается во все десять золотых зубов, что у него остались. — Господин Хоуп, господин Йена, Юнхо, Минги! А я не с пустыми руками!       Он закидывает на стол чёрный целлофановый пакет, из которого с ебейшей радостью начинает доставать какое-то дерьмо.       Лицо Хосока перекашивается в злобной ухмылке. Этот карлик что-то скрывает, и уже совсем скоро Чон узнает, что именно.       — Вот это для вас, мой многоуважаемый господин Йена, — дружелюбно, но так фальшиво он протягивает парню шоколадку. — «Уёнка», такие только в Пусане продают!       Чонин сильно радуется такому неожиданному подарку и бросается его распаковывать. Но Юнхо это тут же пресекает, выхватывая из рук Яна долгожданный десерт.       — После обеда, Йена, — строго грозит пальцем Юнхо и обращается уже к гостю: — Так, Чанук…       — Не-не-не! — машет руками тот, затыкая Чона. — Это ещё не всё! Господин Хоуп, для вас особый подарок, — он вытаскивает из пакета железную коробку, — самый вкусный чай, который только можно найти у нас!       — Ну нихуя! — наигранно удивляется Хосок. — Спасибо, ебать. А теперь к делу уже!       — Пусть заносят, — Чжи понуро оборачивается на мужчин, стоящих около дверей.       В помещении показываются двое с одинаковыми чёрными сумками, которые даже так кажутся очень лёгкими. Они молча кланяются и передают принесённое Минги и Юнхо. Расстегнув замки, те взглядывают на Хосока, который без слов всё прекрасно понимает.       — Бобби в Пусане, — заметно погрустнев, начинает Чанук, так и не опускаясь на стул. — Он перехватил все каналы, бля! Дилеры к нему перебегают, у него людей уже охуеть сколько работает…       — Бобби всегда был в Пусане, и что? — возражает Минги. — Тебе это как-то мешало раньше?       — Такого не было никогда! — не соглашается Чжи, чей голос постепенно начинает трястись всё сильнее. — Он всех реально душит, так он ещё не рыпался!..       Хосок громко скрипит зубами, всё крепче сжимая кулаки. Теней в кафе становится больше. Комната начинает выглядеть так, будто каждый плафон каждой лампы замазали плотным слоем красной краски.       — Да похуй мне на Бобби! — не выдерживает он и резко ударяет по столу. — Мне похуй на него! Чё за хуйню ты сюда притащил?! Где мои, сука, деньги?!       — Господин Хоуп, весь ваш товар у меня отобрали, — всё-таки присаживаясь, признаётся мужчина. — Они узнали все мои точки и переловили почти всех моих ребят! Я до сих пор с ними связаться не могу! Я, бля, даже не знаю, живы они ещё или нет уже!..       — Охуевший пидорас! Сын бляди!       Глаза Чона в эту секунду — мощнейшие лазеры, под прицелом которых выстоять практически невозможно. Со всей своей злостью, что вскипает больше и больше, он пристально смотрит на Чжи. И думает о Бобби.       Надо было размозжить его голову ещё тогда. Надо было убить этого уёбка. Но при поддержке кандидата Ли, взявшегося, сука, из ниоткуда, эта тварь будет продолжать. И не остановится, пока Хосок не перегрызёт ему глотку.       — Мы найдём их, — сочувственно отзывается Юнхо. — Это наш товар в сумках?       — Да, остатки, — кивает Чанук, смахивая со лба образовавшиеся от волнения капли пота. — Бобби сейчас торгует новым веществом, какой-то синтетической хуйнёй…       — Дай сюда! — Хосок указывает на пакетик. — Пробуй.       Йена достаёт из кармана маленький складной ножик, который украшает яркая розовая наклейка с единорогом, и осторожно разрезает пачку с белым порошком. Самым остриём он захватывает немного вещества и приближает его ко рту.       — Наш, — тщательно распробовав наркотик, заключает Ян. — Вкусненький!       — Я не смогу больше там работать, — отчаянно заявляет Чанук. — Пусан захвачен, я не знаю, что делать!..       Юнхо опускает голову, совершенно не зная, что ответить. Он то и дело озирается на Минги, но тот занят взвешиванием вернувшихся им обратно прозрачных пакетов с наркотиком.       — Ну а хуле делать? — безразлично пожимает плечами Хосок и достаёт пистолет.       Он с силой отталкивает Чона в сторону, направляя дуло в Чанука.       — Господин Хоуп! — падает на колени Чжи. — Пощадите!       — Шеф!.. — кричит свалившийся на пол Юнхо.       Всё пространство разрезает громкий звук выстрела. Ровно в лоб.       Хосок так же безэмоционально отбрасывает оружие на стол и щёлкает пальцами стоящим у дверям парням.       — Блять, опять со всем этим возиться… — причитает Минги, помогая Юнхо подняться.       Помощники сразу понимают, к чему их призывает хозяин. Они достают большие чёрные мусорные пакеты и раскладывают их около свежего трупа.       — И так, сука, будет с каждым, кто посмеет говорить мне о том, что из-за какого-то невъебенного Бобби не смог продать мой товар, — плюёт в сторону Чжи Хосок. — Никогда не любил этот ёбаный Пусан!..       С этим ебучим, обосранным городом и впрямь связано всего одно приятное воспоминание. За ебучие… сколько там? Да почти двадцать лет, нахуй!       Точнее, даже не воспоминание — человек.       Его братишка.       И Хосок бы вернулся в этот блядский город, от которого у него зубы скрипят и очко сжимается. Вернулся бы, если бы точно знал: братишка ещё там. Маленький, ждёт его. Ждёт его на качелях, на площадке под домом. Он ведь и сам ненавидел находиться в квартире, с родителями — точно так же, как и Хосок.       Ждёт, пока старший брат исполнит своё обещание. Заберёт его оттуда, от них, подарит новую жизнь.       Вот только мысль о том, что братишка — уже не семилетний пиздюк, а взрослый мужчина.       Вот только мысль о том, что он, скорее всего, теперь даже не узнает его в лицо, если встретит на улице.       Выбивает воздух из лёгких и землю из-под ног.       Чон слышит нарастающий шум в ушах и чувствует, как плывёт комната, когда чей-то голос возвращает в реальность:       — Но Чанук же не виноват в том, что ему не дали его продать! — спорит с ним Юнхо. — Ой, мамочки!..       — Шеф, ты сам отказался от встречи с Ли, — припоминает Минги, оттряхивая пыль с мешковатых спортивных штанов. — А Бобби, как видишь, нет. Теперь они будут делать всё, чтобы нас уничтожить.       Как вкопанный, Хосок внимательно их слушает, но не сдерживается и громко смеётся.       Уничтожить его не сможет никто. Только он сам.       — Мне похуй! — понемногу успокаиваясь, говорит Чон.       Хосок направляется к выходу, поправляя спадающие с него огромные чёрные брюки.       — Чё встали, а? — оборачивается он на парней. — Теперь и пообедать можно, хули!       С ноги он опять хуярит дверь, но каким-то образом она не открывается. Хоуп повторяет ещё, и ещё, и, блять, ещё!       — Да чё за хуйня?! — кричит он, ударяя сильнее.       — Хён, блин! — подходит Чонин и тянет дверь на себя, закатывая глаза. — Не в ту сторону вообще-то!