<start! ВЫБОР>

будто в руки взял молнию, когда во мраке ты зажёг свечу ~мацуо басё~

      MAC, Dior, Chanel. Дорогая косметика постепенно заполняет усталое лицо со следами вечной бессонницы; преображает это лицо, делая его снова красивым.       Однажды, почти сто лет назад, Джисон застукал его за этим. Тогда он ещё ничего не знал. Не знал, что каждый раз, когда уезжает из дома вместе с Хеджин, Минхо красится её косметикой. Тогда Минхо ничего не сказал, и Джисон — тоже.       Но уже на следующий день курьер вдруг привёз огромный, почти пожизненный запас косметики, которая теперь принадлежит только Минхо. Тогда, принимая этот подарок, Ли почувствовал себя так, как почувствовал бы себя любой другой ебанутый извращенец, чьи ебанутые извращения вдруг решили поощрить. Тогда Минхо выдавил из себя униженное «спасибо», и Джисон просто сказал, что ему идёт макияж.       Мягкой кисточкой Минхо наносит контур так увлечённо и страстно, будто он — настоящий художник; будто он — своё главное творение. Несколько капель хайлайтера на скулах словно подсвечивают лицо, делая его снова живым.       Однажды, почти тысячу лет назад, он правда был живым. Когда у него была своя секретная страница, где он постил собственные фотографии и показывал секретного (-настоящего) себя. Тогда он получал деньги, регулярные предложения поебаться и комплименты. Интересно ему было только последнее. Ему всего лишь хотелось, чтобы хоть кто-то (пусть даже старые, замшелые извраты — но всё же люди) видел его таким, каким он видит себя.       Красный. Красный карандаш и красные тени. Не яркие, но скорее благородные. На таком фоне глаза становятся совсем чёрными, а ужасные мешки под ними похоронены под слоем консилера тональника и пудры. Читать по ним панихиду Минхо не собирается — они вернутся уже завтра и будут выглядеть ещё хуже.       Настоящий, но искусственный.       Прекрасный, но отвратительный.       Гордый, но униженный.       Счастливый, но несчастный почти до смерти.       Однажды, почти миллион лет назад, его увидели таким. Когда он был ещё совсем ребёнком, должен был пойти в первый класс через пару месяцев. Тогда он снова стащил чужую одежду и косметику (на тот раз — мамину). Всё свели в шутку и невинную детскую шалость, но это не было ни шуткой, ни шалостью. Минхо помнит, как вечером после застолья родители долго и встревоженно объясняли ему, что это: глупо, неправильно, противно, стыдно. Минхо понял, что это нужно прятать ото всех.       И он начал прятать.       История забылась почти мгновенно. Никто не мог даже подумать о том, что серьёзный и сдержанный молчун Ли Минхо любит представлять себя женщиной.       И с тех пор его (настоящего) не видел никто. Видели только случайные, безымянные люди в интернете. Но и для них он был только случайным, безымянным человеком в интернете. Скорее — телом. И это безымянное тело стало для него дороже всего.       Пока не появился Джисон. Для Джисона безымянное тело стало человеком.       Минхо туго затягивает чёрный кожаный корсет, надетый поверх тонкой и обтягивающей чёрной водолазки. Он почти ничего не подчёркивает, потому что широкая талия ничуть не сужается, но выглядит всё равно красиво. Чёрные тяжёлые башмаки на высокой подошве и чёрные облегающие штаны. А вот они очень чётко очерчивают его массивные, сильные бёдра.       В последний раз придирчиво, но удовлетворённо оглядев себя в зеркале, Минхо идёт на первый этаж. И по пути взгляд натыкается на Хеджин. Что же с ней, блять, не так?..       Давно не мытые волосы, завязанные в какое-то подобие пучка, растянутая и заляпанная майка, под которой нет лифчика, мужские шорты почти до колена, давно не бритые ноги и банка пива в руке. Хеджин сидит, развалившись на диване, и лениво смотрит очередной матч UFC по телевизору.       От одного взгляда на такой натюрморт Минхо привычно передёргивает. И это бесит. Каждый божий день бесит, почти до трясучки.       — Ебать не встать, Хо! — его появление выдаёт протяжное мяуканье Дори, и Хеджин восклицает: — Вот это ты принарядился!       Ли молча присаживается на подлокотник кресла, где в уединении дремлет Дуни, и лишь надеется, что ей хватит ума отъебаться. Но нет:       — Прикольно, особенно укладка. Слушай, а как ты такую сделал? Дай посмотрю…       Она тянется своей рукой к его волосам. Минхо с видимой брезгливостью перехватывает запястье Хеджин, с силой отводя от себя её руку.       Повисает некомфортная пауза, нарушаемая только звуками рекламы из телевизора.       — Плойкой и лаком, — сухо отвечает Ли. — Не надо трогать, лак ещё не высох.       — Да я даже не дотронулась, — невозмутимо отвечает женщина и отстраняется, оглядываясь на экран: — Ладно. Пойду покурю.       От хлопка двери просыпается Дуни, начиная сонно вынюхивать что-то на рукаве Минхо. Он почёсывает кота по рыжим ушам, постепенно отпуская своё раздражение.       — Ему нравится Gucci, — комментирует Джисон, наблюдая за уткнувшимся в запястье носом питомца.       Минхо усмехается. Хан подходит ближе, устраиваясь между бёдер Ли, и кладёт ладони на перетянутую корсетом талию, медленно обводя линии тела. Из длинных рукавов безразмерной и бесформенной толстовки видно только самые кончики пальцев. Ли запускает руки под его худи и сцепляет их в замок на пояснице Джисона, прижимая его к себе ближе и наблюдая за тем любопытным восторженным взглядом, которым Хан изучает его тело.       — А тебе что нравится, м? — мягким, но хитрым тоном интересуется Ли.       — Ты, — он как-то быстро и неловко утыкается в шею Минхо, слегка оттягивая ворот свитера вниз.       — Можешь по-нормальному поцеловать, знаешь же? — посмеивается Ли, поглаживая его по волосам.       — А вдруг я что-нибудь испорчу… — сложив брови домиком, начинает оправдываться Хан.       — Ты не можешь ничего испортить, — с нажимом на первое слово отвечает Минхо.       Он целует Джисона и чувствует привычный вкус мяты, ромашки и мёда — какой-то херни, которую Хан хлещет литрами почти круглосуточно. Сам по себе этот вкус Минхо не нравится, но вот на губах Джисона — совсем другое дело.       — Уже придумал, что с Йеной будете делать? — интересуется Ли и тут же замечает, как мрачнеет Хан.       — Надеюсь, поскорее спать ляжем, — вымученно улыбается он и снова падает в объятия мужчины.       В любое другое время Хан бы, как и всегда, был просто счастлив приезду Чонина — ведь он его самый лучший друг, да и других друзей не было и не предвиделось. В любое другое, кроме этого. Не сейчас, когда сил совсем не было даже на какие-то бытовые активности. Этим утром Джисон почти пять часов пытался заставить себя принять душ.       Но больше всего Джисону хочется, чтобы Минхо никуда не ехал. Тем более — с Хосоком. Конечно, за последние пару недель произошло слишком много дерьма, и Ли точно нуждается в глотке свежего воздуха… Но глотком свежего воздуха или отдыхом назвать их тусовки трудно.       — Опять не хочешь ни с кем видеться? — осторожно и очевидно расстроенно уточняет Ли.       — Да нет, — неуверенно пожимает плечами он. — Я по нему очень соскучился, но… просто устал немного.       — Если что, просто подсунь ему свои транквилизаторы, — ласково ухмыляется Минхо. — Он хоть Дуни сожрёт, и то не заметит.       Хан смеётся, ярко представляя себе, как подсыпает другу в еду таблетки, и чувствует себя легче.       — Хуле расселись, педики?! — громко раздаётся со входа в гостиную.       Джисон испуганно дёргается и едва не падает, но вскоре падает окончательно, когда нечто налетает на него с протяжным писком:       — Джи-и-сон-и! — Чонин, повалившись вместе с ним на пол и распугав всех кошек, обнимает друга всеми своими конечностями, счастливо прижимаясь своей щекой к щеке Хана.       — Ты меня задушишь!.. — сдавленно стонет Джисон.       — Долбоёбки! — дёргает головой Хосок.       Он выставляет на столик пару бутылок МОЁТ и оглядывается на Минхо:       — Ну нихуя ты… напидорился!.. Я буквально позавчера какую-то такую же хуйню ебал, это случайно не ты был?       — Не припомню, чтобы я позавчера на помойке был, — со скучающим видом отвечает Ли. — Ты, наверное, меня со своей универской любовью перепутал.       Хосок прищуривается, буквально прожигая его своими глазами. Минхо тихо смеётся, потому что знает — ляпни такую хуйню кто угодно другой (кроме, возможно, Йены) — уже схлопотал бы себе пулю в голову. Но это был Лино, поэтому схлопотал он только пульт, яростно запущенный в него Хоупом.       — Да иди ты на хуй!       — Смотри, что у меня есть! Щас… просто офигеешь!.. — с буквально горящими глазами трепетно восклицает Чонин, пока копается в сумке: — Энергетики! Целых двадцать пять видов, разных, прикинь, да?! Я спать всю ночь не буду, нафиг!       На этих словах Хан чувствует, как его глаза заволакивает слезами. Он обречённо косится на Минхо, который лишь ехидно, но и немного обнадёживающе кивает ему в ответ и одними губами произносит:       — Транквилизаторы.       В дом возвращается Хеджин, а вместе с ней — Юнхо и Минги, наконец закончившие свой приветственный перекур. Парни здороваются с хозяевами дома, после чего Чон спрашивает:       — Ну что… как у вас дела, ну… со всем этим?       Минхо не успевает даже открыть рот, чтобы ответить что-нибудь максимально короткое и обтекаемое, как Хосок уже перебивает его:       — А нехуй было выёбываться! — ехидно скалится он, попутно выравнивая на столешнице белоснежные дорожки. — Чем, блять, надо думать, чтобы сначала копам позвонить, а не мне?! Я бы за одну ночь этого в жопу недоёбанного террориста б нашёл и вам привёз!       Шумно вдыхая, он втягивает в себя длинную дорогу кокаина и, болезненно щурясь, откидывается на спинку дивана, быстро растирая нос.       — Тебя это так задело? — с наигранной участливостью интересуется Ли.       — Да мы даже Бобби найти не можем, шеф! — с удивлением смотрит на него Минги. — Какие ещё террористы…       — А ты хуле тут умничаешь? — явно не ожидавший такой ремарки Хосок разводит руками. — Хуй ты в клуб с нами поедешь, понял?! Бесите все, суки!       Чон, окончательно расстроенный, ждёт, пока подействует кокаин, и одним жестом руки подзывает Минхо к столу, намекая, что и ему пора принять свою дозу.       — Хотя нет, давай лучше у Сатоши Кона всё посмотрим! — мечтательно восклицает Чонин, не переставая в задумчивости мотать его руку из стороны в сторону. — Но я ещё хотел в Sims поиграть! Но ещё и погулять надо, и поесть… я хотел приготовить моти! Давай?..       Джисон едва слушает Яна, который продолжает болтать, и вообще не слушает остальных. Все его мысли и усилия сосредоточились на том, чтобы заставить себя развеселиться.       — Алё, блять! Я твою тачку возьму, — уже, видимо, не в первый раз повторяет свой вопрос Хоуп, внезапно нарисовавшийся перед самым носом Хана.       — Б-бери?.. — растерянно отвечает тот.       — Да всё, хён, отвали! Ехай отсюдова уже, бо-оже! — вклинивается Ян, подпинывая Хосока ногой, чтобы тот отошёл подальше.       — А может, я Хана с собой заберу, — весело скалится мужчина и отпивает ещё шампанского из горла бутылки. — Тебе же понравилось, как мы с тобой тогда пиздато покатались, да?       У Хосока зрачки расползлись до самых краёв радужки. Так он выглядит ещё страшнее. Глаза как будто выкололи гвоздями или ещё чем, оставив в глазных яблоках лишь две сквозные дыры, ведущие прямиком в непроглядную темноту его головы.       Джисон быстро вспоминает… как будто бы, блять, он вообще хоть раз забывал! О том, как Хосоку что-то вдарило в его больной мозг в тот раз, когда он буквально силой потащил Хана с ними. О тех временах, когда Минхо ещё не мог откровенно послать Хоупа на хуй. О том, как одно лишь «Ты чё, сука, хочешь со мной поссориться?» от Хосока оставило Минхо без аргументов.       Чонин снова пинает хёна, случайно или специально зарядив ему прямо по яйцам. Хосок шумно выдыхает, неловко замерев от боли, а пиздюк тоже сжимается в ожидании расправы.       — Я тебя, блять, убью нахуй! — орёт Хоуп и хватает тапок, угрожая им пиздюку.       Минхо всего происходящего даже не замечает, продолжая жадно снюхивать со стола все последние крохи кокаина, а вот Минги натурально задыхается от беззвучного смеха, на всякий случай уткнувшись лицом в подушку.       — Шеф, — осторожно начинает Юнхо, но голос подводит его, выдавая слишком заметный смешок, — ну что, шеф, живой?       — Поехали отсюда нахуй, — наконец сдавленным и печальным голосом произносит Хоуп.       Чонин, истерично подхихикивая, несётся за ним и обнимает за руку, почти повиснув:       — Ну сори, хён!..       — Я тебя, блять, сдам в детдом! — прерывает его старший, отмахиваясь.       — Не горячись так. Своих детей у тебя теперь точно не будет, — спокойным тоном добавляет Хеджин.       Все невольно замирают. Непонятно, какой реакции можно ожидать от Хоупа — ведь, по его мнению, шутить можно и нужно надо всем, кроме него самого. Какое-то время Чон прожигает её ничего не выражающим взглядом, а потом вдруг громко смеётся.       — Считай, что нуна тебя спасла, пиздюк! — весело подытоживает Хоуп и, как всегда, с силой треплет мальчишку по волосам, этим же жестом отпихивая от себя подальше.

///

      Минхо выходит во двор первым, и лёгкое дуновение ночного ветра прогоняет по его телу целую волну мурашек, заставляя каждую мышцу вздрогнуть. Где-то в отдалении Хосок громко откупоривает следующую бутылку МОЁТа, и Ли вспоминает про свою недопитую, как по сигналу прикладываясь к её горлу.       Шампанское прохладное и сладкое. Оно идеально. Минхо идеален.       Он хочет ещё.       — Моя милая, прекрасная, драгоценная девочка, — ласково воркует Хосок, обходя вокруг излюбленной им машины.       Koenigsegg Jesko Absolut, нежно-голубая, как морская волна. Самая быстрая машина в мире. Никогда такая не оказалась бы в гараже Джисона по его воле: досталась в наследство от родителей, а им — в подарок от президента. Минхо негромко фыркает и снимает с сигнализации привычный ему серебристый Porsche. Только напоследок опустошает бутылку.       Ему кажется, что вся его кровь сейчас — прохладное, искрящееся шампанское; оно подсвечивает каждую его артерию, вену, сосуд и мельчайший капилляр, заставляя буквально сиять изнутри. Он проводит рукой, чтобы прикоснуться к лицу, и чувствует, как при движении ветер целует и ласкает его пальцы, будто самый преданный и подобострастный слуга; прикосновение электризует.       — Поехали, — почти молит Лино.       Две машины почти одномоментно срываются с мест.       Загородная дорога. Пустая трасса. Звёздное небо.       Свобода.       Дорога прямая. Трасса ведёт наверх. Небо яркое.       Свобода!       Минхо сразу вжимает педаль в пол. Будто сам Господь Бог дал им это место, и эти ночи, и эту идею: никто, кроме них, не ездит здесь. Не по этой трассе, зачем-то огибающей несколько гор, прежде чем вывернуть в сторону города.       Двести километров в час. Хосок немного впереди, но Лино его догонит.       Он видит, как Чон снова переливает в себя шампанское из бутылки, и решает сделать то же самое. Кажется, что если Бог щёлкнет пальцами и машина сейчас же исчезнет, то Минхо всё равно продолжит лететь — не знает куда, но вперёд; быстро, легко, вперёд.       Двести пятьдесят километров в час. Мотор начинает рычать, потому что дорога понемногу поднимается вверх.       Громкий и протяжный вопль Хоупа пролетает мимо далёким эхом, отправляясь нестись назад по дороге, в сторону потерявшего всякий смысл дома. Хоуп поднимает руки высоко в воздух. Он отпускает руль. Минхо делает то же самое.       Триста километров в час. Какая-то неведомая сила вжимает Минхо в спинку его кресла. Он понимает, что они заехали уже высоко в гору. Скоро поворот.       Это игра. Игра, понятная и доступная только им двоим: разогнаться так, чтобы стрелка спидометра ни на миг не отклеилась от своей верхней границы. И отпустить руль.       Это игра, в которой ты одновременно и жив, и мёртв. Для того, кто первый схватится за руль и за свою уебанскую жизнь, предусмотрено наказание — сегодня ты платишь за всех. Хосоку от этого каждый раз было весело, как в первый. Как будто весь смысл игры заключается только в проигравшем.       Минхо видит, как дорожный тупик стремительно летит в его лобовое стекло. Чтобы вместо тупика появилась дорога, нужно всего лишь взять в руки руль. И он всегда берёт. Всегда сдаётся первым. Минхо не может позволить себе не вернуться.       Машина Хоупа с отвратительным скрежетом цепляет бампером и боком хлипкое ограждение. Иногда Минхо кажется, что Хоуп всерьёз бы хотел не войти в поворот.       Хосок отмечает очередную свою победу шампанским, и уже через пару секунд бутылка разбивается о дорогу перед Минхо, вынуждая его судорожно вильнуть. Но ему плевать, и он тоже пьёт за очередное своё поражение.       Дальше дорога пойдёт спокойно. И быстро. Останется лишь спуститься с горы и вырулить на трассу, что ведёт к другому закулисью Сеула.       Hellfire.       Закрытый клуб, попасть в который можно только по приглашению. Сосредоточение всей теневой жизни столицы. Откуда он взялся — Минхо даже не интересовался. Ощущение, что появился он сам собой, вместе с криминалом в стране.       Кто был владельцем клуба и кто его содержал, Лино тоже был не в курсе. Периодически завсегдатаи этого местечка (люди исключительно богатые) закупали туда что-нибудь или размещали там свой товар на продажу. Новые посетители появляются в нём так же часто, как пропадают без вести старые. Но место само притягивает к себе нужных людей, которые обеспечат его всем необходимым.       Кажется, что Hellfire переживёт их всех.       Ли паркуется и сразу замечает знакомую BMW, а рядом с ней — знакомый силуэт. Юнхо. Только вот дожидается их Чон не в одиночестве.       Машина Хосока останавливается с крутым разворотом под агонический визг колёс. Из-под дымящихся шин повсюду разлетается фейерверк земли и пыли вперемешку с искрами. Ли неприязненно морщится от запаха жжёной резины.       — Господи, шеф!.. — причитает Юнхо и активно машет рукой перед носом.       — Чё тебе? — весело спрашивает Чон, выпрыгивая из авто. — Пошлите уже, хуле тут торчите?       Он требовательно нажимает на дверной звонок. Минхо неприязненно осматривает смутно знакомого ему мужчину, что так и трётся рядом с Юнхо, озираясь вокруг.       Заслон резво съезжает с небольшого окошка в железной двери, и за пуленепробиваемым стеклом появляются глаза охранника, всматривающиеся в них с подозрением.       — Господин Хоуп, — приглушённый, смутно доносится голос. — Лино, Юнхо, и…       — Этот мой! — нетерпеливо прерывает его Хосок, чуть ли не перепрыгивая с ноги на ногу. — Доктор Мин. Давай, бля, открывай уже!..       — А чё, пакеты опять в моде? — неожиданно перебивает Лино, всовывая между ними свой длинный нос.       Хоуп кривится и сбивается с мысли, на которых ему и так пиздецки трудно сосредотачиваться! Какие ещё, нахуй, блять, пакеты?!.       Его взгляд невъебически быстрыми рывками скачет по окружающей обстановке и останавливается на новой игрушке. Доктор Мин. Лихо зачёсанные волосы, открывающие невысокий лоб, безупречно белый, явно новый костюм, лоснящаяся чёрная рубашка, толстый ремень с массивной блестящей пряжкой, остроносые деловые туфли и, блять… в натуре — пакет!       — Н-не знаю, — явно теряется и смущается Юнги.       — Нет, ну в принципе-то классно, — продолжает доёбываться Ли, рассматривая новинку со всех ракурсов. — Я уже забыл, как они выглядят…       Хоуп игнорирует его. Он накручивает чёрные волнистые волосы доктора себе на пальцы и с силой оттягивает, тем самым вынуждая Юнги наклониться ближе к нему — так, что они почти соприкасаются носами.       — Минхо, ради бога, не гони пургу! — включается в разговор Юнхо и оттаскивает развеселившегося Лино в сторону. — Смущаешь человека же!       — Это так заебато, — всё ещё перебирая прядь между подушечек пальцев, шёпотом произносит Хоуп и своим горячим дыханием опаляет губы Мина. — Мне так вкатывает, что я, бля, тебе любую хуйню за это спустить готов. Даже, блять, пакет.       Доктор громко сглатывает, а его глаза самопроизвольно расширяются. Но не успевает мужчина даже пошевелиться, как Хосок начинает бешено барабанить кулаком по двери, вновь обращаясь к охраннику:       — Господин Хоуп, Лино, Юнхо и доктор Мин, нахуй! Всё слышал?!       Тяжёлая дверь покорно отъезжает в сторону с механическим скрежетом. Тишину и темноту улицы наполняют музыка и свет, разом вырвавшиеся из помещения наружу.       — Добро пожаловать, господа, — охранник склоняется перед ними в глубоком поклоне.       Хосок немедля прорывается внутрь, и Мин осторожно, будто уличный кот, впервые заходящий в свой новый дом, следует за ним. Лино переглядывается с Юнхо, который его по-прежнему немножко осуждает.       — Это тот, из больницы? — уточняет он у Чона, заходя вместе с ним.       — Да, — кивает Юнхо. — Хороший паренёк, только тут он точно будет не в своей тарелке. И за каким хреном шеф его так рано сюда потащил?..       — Так а чё у него в пакете? — больше не слушая собеседника, говорит Ли. — Вдруг прослушка?       — Да Минхо, сколько можно про этот пакет?! И какая вообще прослушка?! Он же обычный врач!.. — уже слегка злится Юнхо, но быстро берёт себя в руки: — Возьмёшь мне соджу с пивом? Пойду присмотрю за нашим доктором… А то шеф, кажется, про него уже и забыл.       — Да, — явно обидевшись, соглашается Лино и убегает прямиком к бару. Юнхо, кажется, не понимает, насколько это может быть опасно.       Юнги стоит один в центре совершенно нового ему помещения. В центре совершенно нового ему мира. Громко играет музыка, а приглушённый красный неон делает всё место каким-то призрачным, нереальным.       Блестящая барная стойка, кажущаяся бесконечной, как и количество разнородных бутылок алкоголя над ней, на которых известные, но прежде недосягаемые этикетки знаменитых брендов превращают бар в художественную выставку — это настоящее искусство капитализма.       Несколько широких лестниц, ведущих на второй этаж. Слишком темно, чтобы рассмотреть его как следует. Кажется, там комнаты. Много комнат. Некоторые из них плотно зашторены, а некоторые открыты.       — Там вип-зона, — Мин дёргается, когда Юнхо неожиданно оказывается у него за спиной. — Для всяких приватных встреч. Нам как раз туда. Только перед этим нужно ещё кое-кого найти.       Юнги несколько рассеяно кивает.

///

о, проснись, проснись! стань товарищем моим, спящий мотылёк! ~мацуо басё~

      Несмотря на то, что у него уже затекли и ноги, и руки, Чонин продолжает всё крепче сжимать в объятиях тонкое тело Джисона. Парень пытается вежливо выбраться, но старания его безуспешны. И так каждый раз — даже если виделись они всего пару дней назад.       — Я так скучал, мой родной! — кричит младший и с улыбкой до ушей машет головой, потираясь щекой о плечо Хана.       — И-и я по тебе, — без возможности нормально дышать выжимает из себя собеседник.       — Давай почаще встречаться! — умоляет Ян. — Я себя так одиноко чувствую… ты ещё и на сообщения мои редко отвечаешь, блин! Блин, Джисон, ты что, меня вообще не любишь?!.       — Л-люблю, конечно, — с великим трудом Джисон захватывает ртом хоть немного воздуха. — Т-ты же знаешь, что переписываться мне не нравится…       — Хоть реакции ставь! — совсем слегка отстраняется от него мальчишка.       — Х-хорошо…       Воздух в груди Джисона уже почти заканчивается, поэтому приходится сильно думать о том, чем бы таким хоть на секунду переключить внимание гиперактивного друга, чтобы выбраться. На ум не приходит ничего умнее, чем:       — Может, чай хочешь?..       — А может, лучше кококолу?!       — Может, — кивает Хан. — Сейчас принесу, подожди здесь.       Но Чонин ждать не собирается и срывается за ним, то и дело хватаясь за руку друга. Прямо на входе они почти сбивают с ног Хеджин.       — Да чё за ёбен бобен?! — недоумевает Минги, показывающийся из-за спины женщины. — Опа!       В руках он держит целый ящик пива, сверху заваленный пачками чипсов и сухариков. Некоторые из них при столкновении падают на пол и за ними тут же тянется Чонин, на момент отлипая от Джисона.       — Мы пошли UFC смотреть, — оповещает Ан, быстро обходя Хана. — Поэтому, если что, будем в гостиной. Кстати, Дона же ужин приготовила, никто его так и не поел. Давайте, мальчики, налетайте!       Прежде чем уйти с Хеджин, Минги обращается к Чонину и забирает поднятую им пачку чипсов:       — Слышал, что нуна сказала? Поужинай сначала, а потом сможешь за этим прийти.       — Предатель! — раздражённо кричит ему в спину Ян. — Боже!.. Мне жизнь была дана для того, чтобы у меня отбирали чипсы?!       — Ну, сорян, — оборачивается на него Сон. — Мне тоже жизнь не для того дана, чтоб на меня Юнхо орал.       Джисону становится даже жалко своего маленького друга.       — Ты же с собой энергетиков столько привёз, — примирительно предлагает он и открывает холодильник. — Хочешь вместе выпьем?       Джисон разливает по бокалам открытую баночку энергетика и опускается рядом с ним. Чонин принимается за еду, и над обоими повисает молчание. Но с Яном такое долго продолжаться не может.       — Господи-и-и! — внезапно восклицает он, пугая Хана и снова хватаясь за его руку. — Меня же Минни позвала на вечеринку! Как я мог забыть тебе об этом рассказать!..       — Какая Минни?.. — переспрашивает собеседник.       — Как какая?! — возмущённо восклицает Чонин. — Ну ты, нафиг, блин, вообще мои смски не читаешь что ли?! Я же тебе сто-о-лько про неё рассказал! Моя Сумин, точнее — моя Минни, её так семья называет, прикали, прикольно, да? Вот, моя Минни, с которой мы встретились в больнице!       — А-а, прости, я имя не запомнил, — спешит оправдаться Джисон, который на самом деле ничего не читал. — Так, позвала она тебя на вечеринку, и что?       — И то, блин! — всё ещё немного злится Ян. — Нам нужно срочно выбрать, в чём я туда пойду. У меня было кое-что на примете, но я пока не знаю, достаточно ли это стильно. Блин, тупо так, что я совсем не в курсе, что Минни нравится… Вдруг я надену какой-то такой цвет, от которого её тошнит вообще? Ой, ну почему всё так сложно!..       — А кто там будет? — интересуется Джисон, разбавляя свою порцию энергетика водой.       — Брат Минни, Ёнжук, — на секунду задумывается Чонин, но об этом размышлять ему сейчас совершенно не хочется. — Это вроде в честь его дня рождения.       — А такое имя вообще существует?..       — Ну, видимо да, лол! Я-то откуда знаю? Не придумал же я его!       Джисон замолкает и задумывается. Нет, такого имени всё-таки не существует… А вот Ёнджун, да к тому же и брат Сумин, которая работает в больнице, — да. Их обоих он знает с самого детства.       — Как ты думаешь, может, мне наркотики с собой взять? — вдруг предлагает Чонин.       — Я думаю, что это лишнее, — спешит отойти от такой идеи испуганный Джисон. — Если об этом узнает Намджун… ну, отец Ёнджуна, то… будет не очень хорошо.       — Ага, хах! Хён любого Намжука об колено сломает быстрее, чем тот мне слово скажет… Пипец, так странно щас стало — а что вообще за семья жуков? А это специально так, типа традиционное что-то? Или случайно? Блин, если так, то вообще прикольно!..       — Чонин, — начинает Хан и как-то осуждающе машет головой на размышления о жуках, хотя внезапность такой идеи смешит и его, — не всё в жизни таким образом решается. Ломать людей о колено — это неправильно… и не круто, и не классно.       На секунду кажется, что Чонин задумывается. И поэтому Джисон надеется, что хоть какие-то его слова дойдут до мальчика. Но это вряд ли. Тот залпом допивает свой энергетик, наливает себе новую порцию и переводит тему:       — Слушай, а у тебя вообще есть какие-нибудь советы, как в себя Минни точно влюбить? Вот ты в себя свою Минни влюбил, а?! Ну, я имею в виду Минхо, ха-ха!.. Смешно, правда? Блин, а мы ведь так похожи!..       Несколько секунд он копается в памяти и пытается выловить в ней хоть какую-то историю, которой мог бы поделиться с Чонином. Но всё это безуспешно. На лице лишь появляется мечтательная улыбка.       — Никак, — честно признаётся Джисон.       Их историю любви Чонин слышал уже, нафиг, сто раз! И ещё столько же послушает! Она — его любимая. Это правда очень-очень романтично и красиво! Вот, слушайте тоже:       Одним тёмным зимним вечером Джисон ехал домой с урока рисования. А на обочине вдруг увидел покорёженную тачку. В аварии Минхо был виноват сам, но Джисону его всё равно стало жалко. Он уговорил водителя отвезти еле живого незнакомца в больницу, а потом оплатил всё его долгое и дорогое лечение. Пока незнакомец был без сознания, Джисон сидел с ним сутки напролёт — рассказывал вслух истории своего сочинения, в которых главным героем вдруг начал становиться загадочный хваран. И, конечно, ждал, когда этот хваран откроет глаза и сам расскажет Джисону всё, что тот так пытался про него придумать.       И когда настал тот долгожданный момент, реальность впервые оказалась лучше, чем все его фантазии. Джисон не сразу узнал, чем занимается Минхо. Да и вообще: порой его охватывает ужасное ощущение того, что об этом человеке он знает слишком мало. Минхо — закрытая на ключ книга. И даже если заветный ключ найти удастся, внутри обнаружишь только следы вырезанных страниц, которые спрятаны в месте, о котором никто и никогда на свете не слышал.       — Был, конечно, момент, когда я окончательно понял, что влюбился, — после паузы заговаривает парень. — Когда Минхо выписали из больницы, я приехал попрощаться, ну и предложил подвезти. Он долго отказывался, но в итоге согласился. Попросил подбросить его до какого-то магазинчика, который находился недалеко от его квартиры. Минхо вышел оттуда и сел на ступеньки. К нему сразу же подбежали коты — наши Суни, Дуни и Дори. Меня это… меня это так сильно тронуло…       Он отводит взгляд куда-то в пол. Глаза начинает щипать. А вот Чонин уже давно плачет, и сейчас прыгает в объятия дорогого друга:       — Это прекрасно! — кричит он ему прямо в ухо. — А что ты про котов никогда раньше не рассказывал?! Это же самое лучшее тут, я так люблю котиков, мя-яу!.. Господи, как прекрасно, как прекрасно и романтично! Знаешь, со мной тоже такое было, когда я за Минни ещё в больнице наблюдал. Она тоже просто сидела и я понял — любовь заволакивает мою душу!       В ответ на это Джисон лишь тихо посмеивается, снимая с себя младшего. Каким же он будет, когда испытает настоящее чувство любви? Хочется верить, что Чонин станет ещё счастливее. И что никто и никогда не разобьёт ему сердце.       — Слушай, — младший придвигается ближе и говорит почти шёпотом, — а советы… по сексу у тебя есть?       Улыбка исчезает с лица Хана, и прежде повеселевшее выражение сменяется лёгким недоумением. Он округляет глаза и совсем не моргает, таращась на Чонина и надеясь на то, что всё это ему причудилось.       — Да нет… — неловко отвечает Джисон и пожимает плечами.       — Как нет?! — удивляется Ян, выпуская из руки ладонь друга. — Вы что, с сексом не трахаетесь?       — Да… — чешет затылок парень, опять не понимая, почему это может казаться кому-то странным, — нет.       От такого откровения парень хватается за голову и подскакивает на ноги. Хён часто говорит про секс, во всех самых прикольных подробностях, и никого не стесняется. Поэтому для Чонина такая тема тоже уже стала обычным делом, но обсуждать её с хёном ему не хотелось. Советы хёна на Минни вряд ли сработают. Ведь она другая, особенная! Ведь между ними любовь, а не… ну, не какая-то там фигня!.. Но тот факт, что совета не было даже у Джисона и Минхо, младшего абсолютно ошарашил.       — Ка-а-ак?! — не успокаивается он. — Вы же уже столько долго вместе! А голыми друг друга вы видели?!       — Чонин, — отмахивается от него Хан. — Да зачем тебе это?..       — Я подсказку прошу, — объясняет тот, активно жестикулируя. — Я не знаю, как Минни соблазнить… Думал, ты мне подскажешь, потому что мы так похожи! И даже там… ну, прям там не трогали? Я имею в виду, за хуй…       — Чонин! — смущённо вскрикивает Джисон.       Они действительно никогда этого не делали. И даже не пытались. Джисону секс всегда был не только неинтересен, а даже немного пугал. Что касается Минхо… ему такое тоже совсем безразлично. По крайней мере, по его словам.       — Пойдём лучше в комп поиграем? — всё ещё немного растерянно переводит тему Хан.       — Ура, давай! Давай, ура! — от такого предложения Чонин, кажется, напрочь забывает про секс. — Щас, я только чипсики выберу!..       Он несётся к шкафчику, в котором спрятаны все его любимые закуски. И их так много, что можно просто сойти с ума!.. Младший хватает сразу пять пачек, но, немного подумав…       — По гастриту соскучился, я погляжу?! Йена, ну не трогай ты чипсы эти свои, ради бога. А то щас полотенцем по жопе как дам!..       — Что-о?! Юнхо?! — Чонин взвизгивает, подпрыгивает на месте и роняет все пачки, бешено оглядываясь по сторонам.       И только спустя полминуты понимает, что всё это было лишь у него в голове. Но менее страшно от этого не становится, поэтому Чонин с тоненьким протяжным писком уносится вслед за Джисоном.

///

      Випка звенит нескончаемыми разговорами и смехом. Всеобщего веселья не разделяет только Юнги, как-то тревожно и расстроенно покручивающий в руке стакан с дорогим коньяком. Он думал, что Хоуп — скорее исключение из правил. Ведь чтобы разбогатеть, да ещё и в таком ремесле, ты должен быть серьёзным, собранным, жёстким. А на деле… всё тут совсем по-другому. Совсем.       Прежде идеальная картинка в голове покрывается трещинами.       — Нашёл, бля!.. — чуть запыхавшись, оповещает парень и резво падает на диван вместе со своей раздутой спортивной сумкой.       Короткие волосы, побитое лицо, спортивный костюм. Блу больше похож на шпану из бедных районов, чем на крупнейшего торговца оружием.       — Скока нахуй? — сразу оживляется Хоуп.       — Пять кесов. В долларах, ясен хуй, — Блу откапывает в сумке нужную упаковку и вручает новому владельцу. — У тебя дочь, что ли, есть, или чё? Впервые такую хуйню… ой, такую модель у меня заказывают.       — Ага, — вклинивается Минхо, проговаривая на тех же неебических скоростях, на которых он гнал в этот клуб: — Малышка уже подросла, решила стать шиноби. Дзюцу у неё не оказалось, поэтому придётся довольствоваться пушкой…       — Нихуя не понял! — признаётся Блу.       Под аккомпанемент ехидного смеха Лино Хосок с ахуевшим лицом вертит в руках новенький пистолет. Розово-фиолетовый, рукоятку которого с обеих сторон украсили любимые чониновские персонажки из «Наруто» — Цунаде и Хината.       — Да всё, завали свой ебасос ебаный, ты, блять, мразь ебучая, блять!.. — прикрикивает Хоуп на Лино, а после обращается к Блу, с силой вжимая в его ладонь пачку денег: — Он бредит уже, бля… Это сыну.       — Жесть… — округляет глаза тот, стараясь не выдать никакой оскорбительной реакции, а потому спешит перевести тему: — У меня, кстати, тут одна лишняя хуйня завалялась… ой, да на самом деле совсем и не хуйня, а настоящая реликвия! Заказчик сдох, не надо никому? За десятку отдам.       Блу выкладывает на стол чёрный короб с золотым гербом. Хосок нетерпеливо открывает ящик и с неким ахуем берёт в руки оружие. Довольно старомодный на вид ствол с выделанной под дерево рукоятью, серебряной гравировкой и золотыми вставками.       — Ебать!.. — поддерживает Хоуп, уже в открытую угорая: — Откуда у тебя эта хуйня?!       — Из магазина приколов, — отвечает вперёд Блу Лино и снова хихикает над своим же высером.       — Нет, не из приколов… А хуле смешного-то вообще?! — уже раздражённо всплёскивает руками парень.       — Слышь, доктор… — с гоготом Хосок пихает мужчину в плечо, — купи себе, будешь самый пиздатый!       С немалой долей скепсиса Юнги присматривается к пистолету. Ладно, он выглядит как пиздец. С этим смириться ещё можно, если Хоупу это кажется таким смешным. Но, блять, десять тысяч долларов?.. Мин не был готов тратить такие охуевшие суммы на позолоченные пушки. Да он ведь даже стрелять не умеет!..       А ответа от него явно ждут. И пока Юнги потирает вдруг вспотевшие ладони и думает, как бы поделикатнее свинтить с темы, то неожиданно оказывается спасён:       — Ты угораешь? Десятку вот за эту хуйню? — искренне смеётся Лино, состроив самое сардоническое выражение на своём угашенном еблете. — Заказчик твой там не от старости помер? А то выглядит так, будто оно для престарелых… К такой хуете бы ещё трость с ебучим алмазом на всю рукоятку!       Юнхо коротко переглядывается с шефом. Лино уже поплыл. Блу же смотрит на товарища с открытым ртом, так и застыв на месте.       — Ты чё… ебанутый? — уточняет он. — Это пэктусан, нахуй! Наградная оружка КНР! Её Ким Чен Ын лично генералам своим вручал два года назад! Ты… пиздец бобёр, у меня слов нет!..       — А если бы он им говно с позолотой вручил, ты бы и его сюда притащил? А, стой. Ты же и так его притащил, — всё так же весело и всё с той же охуевшей скоростью, как из пулемёта, продолжает накидывать Ли.       — Лино, блять, ты чё?.. Охуел слегка?       — Да он шутит! — непонятно к кому из них обращаясь, восклицает Юнхо.       — Нихуя он не шутит! — подливает масла в огонь Хоуп. — А хуле, терпеть, что ли, такое, а?!       Юнги не без страха наблюдает за разгоревшейся на, блять, совершенно ровном месте перепалкой. Но хотя бы про него теперь точно все забыли — за это можно и спасибо сказать.       Блу уже подскакивает с места, всё не выпуская из рук этот злоебучий пистолет, которым сейчас угрожающе размахивает. Заряжен тот или нет — неизвестно; но то, что даже незаряженным он готов ёбнуть Лино по голове, — очевидно.       Юнхо старается изо всех сил, но даже его богатырского роста оказывается недостаточно, чтобы утихомирить оскорблённого барыгу.       Сам же виновник происшествия продолжает уссываться и попивать свой абсент, пока Хосок продолжает подначивать:       — Чё ты, блять?! Этой суке всё спустишь, да?! Я хуею!       Блу удачно вырывается и за секунду огибает стол. С безумной улыбкой Лино выхватывает из-за пазухи тонкий выкидной ножик, когда рукоятка ебучего пистолета начинает стремительно приближаться к его лицу, а Юнхо уже не успевает остановить…       — Привет, мальчики.       Неожиданно нападавший останавливается и, не опуская занесённую для удара руку, оборачивается.       Роскошная женщина в обтягивающем красном платье на бретельках, так хорошо демонстрирующем её пышную и красивую грудь, заходит в комнату. Она кладёт белые ладони на разгорячённые щёки парня, поглаживая.       — Что с лицом, малыш? Опять с кем-то подрался?       Блу рассеянно трогает свою распоротую и припухшую губу, слегка встряхивая головой.       — Да, бля… это у меня ашкудишка прям во рту взорвалась, — признаётся он. — Пиздец, скажи?       — Бедный малыш! — почти мурчит она и аккуратно целует парня, чем, видимо, окончательно его успокаивает.       Юнхо с громким вздохом облегчения падает на диван рядом с Юнги, тесня того ближе к Хосоку.       — Ох и повезло ему!.. Это Сиэль, — как ни в чём не бывало поясняет Чон, залпом допивая свой поктанджу. — Она сутенёрша, у неё бордели по всей стране.       — П-понял… — в прострации отзывается Мин, подрагивающими руками подливая себе ещё коньяка.       — Ну ты и долбоёбка, блять! — Хосок весело и сильно пихает друга локтем в бок, пока тот счастливо чокается рюмками с Яном, уже и позабыв о ссоре.       Сиэль тем временем усаживает своего парня на диван, подальше от его нового неприятеля. Девушка что-то шепчет ему на ухо, после чего тот закатывает глаза, ёрзает, фыркает, матерится, но потом прокашливается и всё-таки говорит, обращаясь уже к Юнги:       — Ну так чё… брать будешь?       — Да будет, ясен хуй! — отвечает за доктора Хоуп.       Мин прикрывает глаза и неслышно шипит сквозь зубы. Блять, ну зачем они вспомнили?! Он расстроенно шуршит пакетом, а спустя пару секунд без слов кладёт на стол пачку денег. Блу так же молча кидает ему коробку с оружием.       — Ну, молодцы! — с явным неудовольствием Хосок оглушительно ставит свой стакан рома на стол. — Лино! Ебашься теперь с доктором!       — Не, нахуй надо, — отмахивается от него тот, передвигаясь поближе к соблазнительно приоткрытому зиплоку с кристально-чистой начинкой.       Чон продолжает возмущённо причитать и попутно сооружает им новые пути кокаина — может, хоть те приведут к чему-нибудь поинтереснее.       — Я отправлю к вам своих девочек, хорошо? — заговаривает Сиэль, закуривая сигарету и поправляя свои густые серебристо-серые, как лёгкая табачная дымка, волосы. — Хватит вам драться, пора отвлечься. Занимайтесь любовью, а не войной…       — Ебашь! — моментально соглашается Хосок, стрелой выпрямляясь и подскакивая на месте: то ли от такого предложения, то ли от только что снюханного кокаина. — Хочу, я хочу, бля!..       Хоуп чуть ли не с отвращением наблюдает, как ужратый Лино пытается попасть трубочкой на старт дороги.       У Лино реальные проблемы и с бухлом, и с наркотой. Насколько Чон в курсе, сейчас Ли юзает редко — только тогда, когда они выбираются погулять, вот как сейчас. Зато Лино каждый раз уёбывается до состояния овоща, и его коматозную облёваную тушу приходится тащить до дома, где еблан потом сутки дрыхнет под детокс-капельницей и просыпается чуть раньше второго пришествия.       Прикол этот Хоуп так и не просёк, но ему было и похуй. Лино вообще довольно припизднутый парень, и тихая ебанца его была заметна ещё в каменном веке — когда Хосок только подобрал этого еблана, предварительно чуть не уебав. Ебанутый, непонятный и потерянный — таким его встретил Хоуп. Встретил, когда решил лично распрощаться с уёбком, который убил четверых его парней и спиздил товара на приличную сумму.       При первой встрече Лино умудрился ёбнуть ещё двоих, безоружный, и попытался ёбнуть даже самого Хоупа. Тогда Хоуп проникся к охуевшему незнакомцу таким уважением и интересом, что не смог его ни убить, ни отпустить. И та парочка лет, что Лино работал на него — выслеживал крыс, должников и прочих прихуевших коллег, доставая их как из-под ёбаной земли, — была наипиздатейшей для Хосока и наихуёвейшей для Минхо.       Хоуп крепко берёт его за загривок (Лино уже даже не мычит нихуя по поводу своей пидорской укладки) и придерживает трубочку, чтобы долбоёб наконец занюхал пороху. Лино молча кивает в знак благодарности и прикрывает глаза; сквозь тонкие, покрытые уже подстёршимися тенями веки охуенно видно, как бешено пляшут из стороны в сторону глаза.       Интересно, что он видит?       Интересно, что он видел в ту ночь, когда разъебался на машине. Тогда Лино юзал в десять, в сто, в ебучую тысячу раз больше — всё подряд, каждый день! Хоуп был слишком мягок с этим торчем — не надо было никуда пускать его в одиночку. Но Лино так хотел работать один, а Хоуп так не хотел его терять, что позволял всё.       И в итоге чуть не потерял.       Хосок судорожно трясёт башкой, отгоняя от себя эти хуеватые эпизоды. Он физически ощущает, как его гипервозбуждённый мозг плавает в темноте черепной коробки и бьётся о её стенки, и это невъебенно бодрит. Он наконец начинает слышать весь пиздёж вокруг, что заполнил их просторную випку, обходя стороной только их двоих, сидящих в самом центре круглого столика.       Вот уже под чарами Сиэль и распизделись друг с другом, как лучшие, нахуй, подружки, Блу и попущенный докторишка; даже дрочер Ян отлип от своего компа, а у Юнхо в целом пасть не закрывается в любой ситуации.       — Господь прости!.. А тебе кошмары не снятся потом?..       — Да нет, нихуя! Это же наоборот — ну, во благо!.. — душевно вещает подвыпивший пидорасик Блу. — Сейчас же без пушки ходить — вообще гнилая тема!.. Ян, вот даже у тебя есть, да же? Хотя ты ни с кем особо не контачишь…       — Есть, конечно, — без особого интереса к беседе подтверждает Кристиан. — Мне же время от времени приходится видеться с заказчиками. Но и просто так без пистолета я из дома не выхожу…       — Вот! — хлопает в ладоши Блу, выдерживая многозначительную паузу и тыкая пальцем в собеседника. — Об этом я и говорю. Люди не дураки — чувствуют же, что назревает хуйня какая-то. Я раньше только… с определёнными слоями общества дела мутил, а теперь: уже и тупо гражданские, простые работяги, у меня закупаются!       Доктор Мин, с виду разомлевший и расслабившийся со своего коньячка, пока лишь внимательно вслушивается в их разговор, не спеша присоединиться. Однако присоединиться, видимо, придётся. Ведь Хоуп привёл его сюда, чтобы понаблюдать. И Мин понимает, что лучше ему не разочаровывать Хоупа. Напрягшись, доктор осторожно включается в беседу:       — Не с-согласен. Я про оружие.       — Почему? — почти в один голос интересуются Юнхо и Блу.       — Люди — с-слабаки, — Юнги обводит собеседников боязливым взглядом, затерявшимся на безразличном с виду лице. — И никакое оружие их сильными н-не сделает. Если человек д-думает, что от какого-то решительного п-поступка его останавливает только отсутствие п-пистолета — значит, он в п-принципе ни на какой поступок и не способен…       — Братан, блять! — Блу сильнее наклоняется к столу, приближаясь к говорившему. — Я знаю дохуища людей, которые изменили дохуищу вещей, как только вооружились пиздатой пушкой!       Хосок с лёгким интересом смотрит на докторишку, и на губах помимо воли расцветает язвительная усмешка. Если следовать логике Мина, то Мин и сам относится к породе ебучих слабаков. Хоуп уверен на тысячу процентов, что стоит лишь легонько надавить на этого слабозадого долбоёба — и тот обосрётся. И Хоуп действительно хочет это сделать. Возможно, не сейчас; возможно, чуть позже. Это будет так охуенно весело, что в предвкушении пиздатого смеха уже сводит горло.       — Хуйня это всё! — вдруг присоединяется к разговору Хосок, прерывая чью-то реплику и обращая всё внимание на себя. — Последняя ёбаная тварь с нормальной пушкой может ёбнуть короля. Если твари повезёт, а королю — нет. Без удачи в жизни нихуя не бывает! Деритесь за неё, как за свою жизнь, платите за неё, как за себя, и ебите её, как жён своих врагов! Пьём, блять!       Опустошив свой стакан, Хоуп вдруг видит, что Ли не среагировал на тост. Он уже заебато знает, чё будет дальше, и трясёт долбоёбку за плечо:       — Алё, блять, Лино! Ты чё, пить не будешь? Чё, уже приплыли, да?       Минхо заставляет себя встрепенуться, но в его сонном, отупевшем взгляде уже не видно ни капли смысла и понимания происходящего. Хоуп закатывает глаза. Как же заебал!.. Он толкает Юнги в плечо и щёлкает пальцами, выразительно указывая на Лино:       — Своди эту ебланку умыться и воздухом подышать. Мне никакие передозы тут нахуй не нужны!..       — А к-куда… — почти подпрыгнув от удивления, растерянно реагирует Мин: — к-куда идти тут?..       Чон вздёргивает брови, и его взгляд тяжелеет ещё. Прежде уютный полумрак комнаты наполняется назойливыми тенями, которые липнут к доктору, окружая его.       — Я провожу, — Юнхо уже подскакивает с места.       — Я приказал ему, а не тебе. Если он не наглухо конченный ебанат, то дорогу до сральника и сам найдёт. Да? — размеренно отвечает Хоуп безо всякой эмоции, всё так же глядя на доктора.       Повисает сконфуженная пауза, и Хосок ловит на себе настороженный взгляд Юнхо, который уже готов снова разнимать драку; Хосоку хочется прихлопнуть этот взгляд как доёбистую муху.       Юнги молча встаёт со своего места, не забыв за каким-то хуем прихватить свой тупорылый пакет, и подходит к Ли, перекидывая его руку через свои плечи. Хоуп, не моргая, следит за каждым его движением и выражением лица. Юнхо беззвучно выдыхает и спешит заткнуть напряжённость очередной беседой:       — Ян, — буднично-весёлым тоном обращается он, — расскажешь, что тебе удалось накопать?       Кристиан с лёгким недопониманием поглядывает на немаленькое количество здесь посторонних личностей и, пожав плечами, переводит взгляд на Хосока:       — Если заказчик не против.       — Заказчику похуй, — скалится ему в ответ тот, подливая себе ещё рома.

///

      Юнги тащит на себе полубессознательное тело куда-то вдаль по коридору. Это явно не то, чем он хотел бы заниматься в свой первый выход в этот новый свет. Наверное, нужно просто перетерпеть всё это. Наверное, Хоуп скоро привыкнет к нему. Должен привыкнуть.       Только вот Мин уже сомневается, что его собственное терпение окажется прочнее терпения Хоупа. Всё здесь оказалось отвратительным до тошноты, и кажется, что никакое количество денег не сгладит этот неожиданный побочный эффект.       В молчании он доводит Ли до туалета, который, к огромному сожалению доктора, не пустует. Несколько незнакомых ему мужчин, вяло переговариваясь, курят незнакомый ему наркотик в приоткрытое окно. Из-за этого в помещении холодно, но вонь едкого, желтоватого и лёгкого дыма, сгустившегося под потолком, заставляет в очередной раз скривиться.       Всё так же безмолвно Юнги подводит Минхо по направлению к умывальникам.       — Помощь не н-нужна? — уточняет он, намётанным взглядом оценивая состояние пациента. — Воды, м-может?       Ли молча хватается за раковину обеими руками, с очевидным трудом держась на ногах, и опирается на керамический выступ всем своим весом. На какое-то время он тупо зависает в таком положении, стеклянным взглядом уткнувшись в слив раковины, но потом всё же отрицательно машет головой. Хотя бы на вопросы пока реагирует. И то неплохо.       Компания не без любопытства наблюдает за новопришедшими, о чём-то вполголоса общаясь между собой.       Юнги бы сейчас просто хотел уйти, но нет. Вряд ли Хоуп скажет Мину спасибо, если с его любимым другом что-то случится.       — Давайте хоть дымить тут не будем, — вдруг заговаривает один из компании. — Ему и так хуевато, я посмотрю… бля, да он вообще весь белый!       Краем глаза Юнги видит, как трое наскоро вытряхивают и убирают свои странные стеклянные трубки. Они без промедлений выдвигаются к выходу, на ходу раздавая свои непрошенные комментарии:       — Ты это, уж пригляди за ним! Хоуп-щи с тебя шкуру сдерёт за него!..       — З-знаю, — шипит доктор, поджав губы.       Двое уходят, уже беззаботно беседуя о чём-то своём, но один остаётся. Тихо прикрыв за товарищами дверь, он приваливается спиной к стене у самого выхода, продолжая молча наблюдать за оставшимися в помещении мужчинами. Мин прекрасно видит его в зеркале и тихо бесится с этого. Возможно, это кто-то ещё из людей Хоупа.       Он распахивает окно настежь, активно выгоняя остатки химозной дымки прочь. За спиной слышится шум включившейся воды. Доктор оборачивается и видит, что Лино предпринимает слабые попытки умыться самостоятельно.       — Сам справишься с этим? — в который раз уточняет доктор и снова получает в ответ лишь молчаливый жест — кивок.       — Вы давно знакомы? — вдруг вклинивается в беседу чужой голос.       Юнги резко переводит глаза на его обладателя. Парень медленной, неспешной походкой подходит к ним ближе. Держит руки в карманах. Словно на ватных ногах, доктор делает несколько шагов вперёд, вставая между ним и Лино. Возможно, тут бы и пригодился ёбаный пэктусан. Вот только патронов к нему Блу не продал.       — Относительно, — наконец отвечает Мин тяжёлым, подрагивающим тоном и склоняет голову набок.       Он с подозрением всматривается в ухмылку на лице напротив, обрамлённом кислотно-зелёными волосами.       — Не парься ты так! — смеясь, незнакомец в примирительном жесте достаёт пустые руки из карманов. — Я ж вижу, что ты тут новенький! Познакомиться хотел, вот и всё.       На это Юнги ничего не отвечает. Возможно, парня не смущает присутствие здесь набуханного в говно слушателя, но вот доктора очень даже смущает. Не самое лучшее место и время для знакомств.       — Ты же на Хоупа работаешь? — сам продолжает разговор тот, выразительно махнув головой в сторону Лино.       — Д-да, — шипит Мин.       — Хах, не повезло!.. — с сочувственной улыбкой цокает языком собеседник, расслабленно приваливаясь плечом к стене.       Доктор смотрит на него с каменным ебалом, слыша лишь напрягающий шум воды и частое пыхтение Ли у себя за спиной.       — Это ещё п-почему? — нехотя и недружелюбно интересуется он наконец.       — Да он же жмотяра тот ещё! — громкий смешок парня эхом отлетает от кафельных стен промёрзшей насквозь уборной. — Он своим людям самые маленькие проценты башляет. Я думал, это всем уже известно… Ты тачку Юнхо вообще видел?! Корыто на колёсах, бля!.. А Юнхо ведь ему как правая рука, уже лет десять за ним говно подтирает!..       Не десять, а максимум шесть — они пришли почти одновременно. И вообще, Юнхо обожает такой ретро стиль — так-то и у него бабла хоть жопой жуй. Хотел бы сказать Лино, но у него нахуй так сводит челюсть, что он вообще не может её разжать. Минхо шумно вдыхает и выдыхает, похлопывая себя по щекам будто деревянными пальцами. При движении всю левую руку нихуёво простреливает, и Ли непроизвольно дёргается.       — Я сам в этой сфере кручусь, — слова всё ещё отдалённо слышны, но они потеряли всякий смысл; на каком языке он разговаривает? Лино нихуя не понимает. — Когда освоишься тут, увидишь, что есть ещё очень много дилеров... Я сам работаю на очень хорошего босса, за пару месяцев заработал себе на пиздатую квартирку!..       Странно больно в груди, где-то глубоко внутри. Сильно больно. Сердце как в железных тисках, но колотится, блять, как ебанутое. Минхо чувствует что-то горячее и мокрое у себя под носом. Стекает на губы. Солёное.       Сердце сходит с ума. Становится страшно. Сильно страшно. Это то, что чувствует Хани? Каждый ёбаный день чувствует, по сотне раз. Страшно. В глазах темно.       Он не может не вернуться к Хани. Минхо пытается хотя бы промычать, но из горла выходит только сиплый выдох.       — Так что, как надоест — пиши, звони. Ты боссу понравишься. И гонять по хуйне он, в отличие от некоторых, не будет! Вот, возьми визитку…       Как ёбаный отлив перед цунами, вся боль сначала стекается в левое плечо, а потом волной ебашит в шею и затылок, вдруг делая его таким тяжёлым, что его вес клонит Минхо назад, заставляя упасть на задницу.       — Б-блять!.. — доктор падает на колени рядом с ним. — Блять, Лино!       Мин сразу забивает на этого пацана и несётся к Минхо. Он прикладывает два пальца к вене, что так ебануто пульсирует на шее Лино, выпирая. ЧСС ёбнутая, за двести. Скорее всего, АД тоже. Ничего другого Юнги и не ожидал.       — Я т-тебя умоляю, т-только не сдохни!..       Но Лино уже в отключке. Да даже если бы и не был, всё равно не послушался бы.       Пакет. Юнги наконец вспоминает. Рывком он бросается за ним и рывком ссыпает на пол всё его содержимое. Образцы товара на продажу. Ну, мало ли. Прихватил всего, даже что попроще. Нитроглицерин. Аспирин. Доктор засовывает обе таблетки прямо в пасть Лино, и тот вообще не сопротивляется. Ебейшая тахикардия. Дай бог, если синусовая. Но скорее, блять, вентрикулярная.       Налицо картина инфаркта. Кокаиновый инфаркт его ещё называют. Остаётся только ждать.       Хоуп его, блять, на месте убьёт!.. Доктор в отчаянии запускает пальцы в свои длинные волосы. Расфокусированный взгляд останавливается на распахнутом окне. Сильно ли он пострадает, если сбежит через него? Сможет добраться до машины и доехать до дома?       — Бля-ять, ну очнись т-ты!..       Хотя нет, домой нельзя. Там его быстро найдут. В больницу?.. Блять, ещё хуже! Если сдохнет Лино — последует за ним и Юнги. Правила игры те же, что и в начале — с тем мелким.       Лино резко распахивает глаза и хватает ртом воздух так, словно его несколько минут продержали под водой. Он подскакивает с места и панически быстро, на четвереньках, подползает к стене, поскальзываясь на мелких лужицах натёкшей с него и из раковины воды.       — Б-блять, с-сука!..       Минхо всё никак не может надышаться, с видом ебанутого зачёрпывая каждый вздох так же жадно, как до этого кокаин.       — Д-дышать можешь? С-сердце болит? С-слышишь меня вообще? — снова кидается к нему Мин, проверяя пульс.       — Не говори… — сквозь одышку выдавливает из себя тот.       — Не г-говорить? П-почему? — так же торопливо повторяет доктор. — С-скажи мне, что с-сейчас болит…       — Не говори Хани, — завершает мысль Минхо, широко раскрытыми глазами глядя прямо в перепуганные глаза мужчины, и хватает его руку, что всё ещё прижата к шее Ли: — Только не говори Хани… И Хоупу.

///

      — Блять, как меня заебала эта ёбаная Америка!.. — Хоуп бьёт кулаком по столу, и все подпрыгнувшие от этого бутылки и стаканы отвечают ему стройным согласным звоном.       — Да, — быстро соглашается и Ян, продолжая со скоростью света переключать какие-то файлы на своём ноутбуке. — Он там жил и работал минимум шесть лет, завёл знакомства со многими видными политиками… Вот даже.       Кристиан разворачивает экран, и Чон пиздец как ржёт, когда видит совместную фотографию Ли Донука… и Барака Обамы!       — Ошалеть! — качает головой Юнхо, выписывая себе всё новые и новые факты про потенциального президента их страны.       Ну, теперь хотя бы понятно, откуда вылезла эта падла! Теперь понятно, откуда у него столько бабла на такую заёбистую пиар-компанию и даже на прикорм каких-то бесполезных подсосок… например, этого охеревшего Бобби! Только вот нихуя это понимание особо не меняет. Тупые долбаёбы вокруг и так дрочат на Америку и готовы вылизать ей жопу, так что такой занимательный факт про нового кандидата их скорее обрадует.       — Откуда он, блять, вообще взялся в этих Штатах?! — нервно и громко постукивает ногой по полу Хосок.       — На международника отучился, Ян же говорил, — с укоризной и этим своим блокнотиком, как самый, блять, прилежный ученик, оборачивается на него Юнхо.       — Да, — соглашается Кристиан. — Сначала был секретарём при сеульском посольстве, потом ассистентом, потом заместителем, потом ездил в Штаты в составе дипмиссии, со временем дослужился до посла и был командирован…       — Ой, блять! — машет на него рукой Хоуп. — Всё, хватит!.. Ты бы мне ещё его школьный дневник нарыл! Нахуя оно мне надо, а?!       — Я нарыл, кстати, — невозмутимо пожимает плечами Ян. — Там одни A.       — Шеф, это так-то важно, — замечает Юнхо. — Ты же сам хотел узнать, кто ему помог продвигаться…       — Я думал, там что-то нормальное будет! — продолжает капризничать тот, всё больше закипая от скуки. — А это, сука… да мне до пизды, где он там учился, кому он там сосал, где он там работал и всё такое!.. Хотя если он в натуре кому-то сосал, то это уже интересно.       Юнхо молчаливо переглядывается с Кристианом, и в неожиданной тишине Блу и Сиэль впервые обращают внимание на соседей по столику.       — Чё, Ли Донук сосал? — уточняет уже изрядно набуханный Блу. — Это тот, который недавно по телеку чё-то пиздел?       — Его чё, уже и по телеку показывали? — ловит не меньший ахуй Хоуп.       Юнхо закрывает лицо ладонью, медленно покачивая головой. И как шеф планирует пошатнуть планы Ли, если буквально ничего про него не знает, да и знать не хочет?! Хоть Кристиан никогда не подводит, но в их случае затея с хакерским взломом изначально провальная. Во-первых, за неё пришлось отвалить ого-го какую сумму денег (а их в этом месяце и так стало сильно меньше, на что шефу, простите, до фонаря!); во-вторых, теперь шеф даже не слушает то, за что заплатил!       — Про его личную жизнь известно немного… и вообще он, кажется, почти всё о себе затёр, — поднимает другую тему Кристиан. — В молодости была подруга…       — Да а у кого их, бля, не было? — опять перебивает Хоуп.       — После отношений с ней у него появился первый сын, — на полтона повышает голос хакер, — Кан Ёсан. Сейчас ему должно быть двадцать с небольшим. Фамилия, видимо, матери. Официально он ни в каких документах, связанных с Ли, не упомянут.       — Ну, Обаминой подсоске, видно, на этого Сосана и похуй! — подытоживает Чон. — Почему мне не должно быть, а?!       — Шеф, господи, да ты можешь хоть что-то послушать?! — уже не выдерживает Юнхо. — Это же всё важно!..       — То, чем теперь пестрит вся пресса. Его нынешняя жена, Ёнсон… — Ян, порядком заебавшись, открывает новое фото.       — Долбоёбка!       — Да шеф! Как не стыдно?! — вдруг оборачивается на него Юнхо. — Она же беременная!..       — Да, у них скоро должен родиться сын, — невозмутимо продолжает хакер. — С женой Ли посещает все крутые мероприятия. Но вот что интересно: вне мероприятий её уже нигде не видно. Вместо Ёнсон стабильно появляется другой человек.       Он открывает следующую фотографию, сделанную в таком качестве, которое вынуждает зрителей-слушателей прилипнуть к экрану. На фото пиздюк, похожий на бабу. Хосоку даже требуется пара минут, чтобы понять, что это в натуре пацанчик. Ёбаный Дилданук жмякает эту соску ваще как хочет!       — Он чё, — в глазах Хоупа наконец-то разгорается азарт, — нет, бля, хах! Погоди! Пидор, что ли, этот ваш Дилданук?!       — Предположительно, — уклончиво отвечает Ян и посмеивается. — Это Ли Ёнбок, по документам он секретарь… Дилданука. Только в офисе его не видели ни разу. Появляется наш Ёнбок исключительно на афтепати…       Пока он говорит, Сиэль, нахмурившись, разворачивает экран ноутбука к себе. И спустя всего несколько секунд на её идеально-красных губах расцветает заинтересованная усмешка.       — Где же ему ещё появляться, — хмыкает она. — Всё-таки смог устроиться по профессии, мой мальчик...       — Ты его знаешь? — тут же спрашивает Юнхо, держа ручку наготове.       — Конечно! — мурлычет женщина, всё не сводя глаз с фото. — Это же мой Феликс… ну как его забыть?       Видя, что взгляды всех четырёх мужчин требовательно сошлись на ней, Сиэль со смехом откидывает волосы назад и объясняет:       — Работал у меня… долго, хорошо работал. Малыш Феликс всегда пользовался спросом вот таких богатых и не первой свежести извращенцев… Поэтому и сбежал, наверное. Года три назад, или четыре…       — Так давно? — продолжает своё допрос Юнхо, записывая каждое прозвучавшее слово. — Сколько ему?       — Когда только попал ко мне, было пятнадцать. А сейчас… — она задумчиво поднимает взгляд, прикидывая: — сейчас должно быть около двадцати.       Хоуп оглушительно хлопает в ладоши, заставляя всех вздрогнуть, и начинает ржать.       — Пидорас и педофил! Охуенно! — он обхватывает Кристиана за плечи, от переизбытка радости тряся из стороны в сторону. — Вот это уже охуенно! Заебись, Ян! Ты мне эти фотки в Kakao вышли…       Хакер неловко посмеивается, тут же пряча ухмылку.       — Не надо такое в простых мессенджерах пересылать, — с удивлением и даже лёгкой жалостью смотрит он на собеседника. — Взломают все, кому не лень… Всё будет на флешке.       Обрадованный Хоуп даже не начинает спорить, а лишь звонко расцеловывает Кристиана в обе щёки. Хакер, уже явно учуявший запашок премии от довольного заказчика, тоже слегка веселеет.       — Вы с ним, к слову, примерно в одно время в Сеульском Национальном учились. Память поднапряги, может, вспомнишь его.       — Э-э, — чешет в затылке Чон, — а эта ебланка на каком училась?       — Да на Международных отношениях же, шеф! — громко цокает языком Юнхо.       — Кстати, не знал, что ты учился на Художественном, — продолжает Ян, вместе с Блу разливая по стаканам остатки виски. — Весьма неожиданный выбор для тебя.       — Ну, бля, как сказать учился, — добродушно посмеивается Хосок. — Я там года полтора-два пропердел, а потом… потом, блять, в тюрьме зато почти десятку, нахуй! И хуле это неожиданно? Я пишу до сих пор, ты не знаешь, да?       — Теперь знаю, — и виновато, и весело усмехается Кристиан. — Кандидат Ли, знаешь, тоже о тебе думает. Обиделся, должно быть, что ты с ним на переговоры не пошёл. Так что я и ему на тебя инфу собираю.       Юнхо в ужасе округляет глаза, глядя на, как ему казалось, друга, который теперь так легко и обыденно говорит о таком. Хотя стоило ещё давно усвоить, что Ян — никому не друг и не враг. Он — блестящий нейтралитет, вольный хакер. Чон с опаской косится на притихшего шефа, который в странной задумчивости смотрит на Кристиана, мёртвой хваткой сжимая его плечо.       — Ха, ебать! — наконец произносит он. — Ну, расскажи ему, во сколько я срал вчера… мне не жалко, нахуй! А чё, сколько эта манда платит-то хоть?       — Конфиденциальная информация, — бесстрашно отмалчивается хакер.       — Ну, бля… наверно, меньше, чем я! — успокаивает себя этой мыслью Чон.       Как заведённый, он теперь думает о том, что бы ещё ему сделать, чтобы подпортить ёбаному кандидату Ли его наверняка пиздатенькое настроение! И подходящая идея быстро приходит в голову.       — Дай-ка… разблокируй! — Хоуп тянется к телефону Яна, и на сей раз тот покорно выполняет просьбу.       Включив камеру, Хосок передаёт мобилу в руки Юнхо, а сам демонстративно придвигается к Кристиану ещё ближе, снова обнимая его за плечи так, будто они — самые не в рот ебись закадычные друзья, нахуй.       — Видео записывай, нахуй! — торопливо командует он парню и поправляет волосы. — Так, бля… Записываешь? Так… Хочу, блять, сказать этому ёбаному Дилдануку, нахуй! Ёб… ебоманный ты козёл, нахуй! Американский, блять! Хуль ты сюда лезешь?! К… корейцам, нахуй! Запомни, у меня есть, блять, хороший человек. Я ему, суке, блять, отдам деньги, чтоб тебе эта сука в мозгу въебал пулю, нахуй, и чтобы ты закрылся нахуй и никогда сюда не лез… Понял?! Быдло ты ебаное, блять!       Высказавшись, Хосок довольно откидывается на спинку дивана, и Юнхо выключает запись, в диком стыде возвращая смартфон в руки владельцу. Тот, видимо, уже привыкнув к любым людским странностям, берёт его с таким видом, будто ничего и не произошло.       — Вот это ему покажи, — Хоуп выразительно стучит по мобильнику. — Ха, нахуй! Пиздато сказал, да?       — Господи, шеф… — похоронным тоном выдыхает парень. — Тебе бы в дурдом!..

///

      — О-ой, блин! Как я устал-то! — стонет Чонин и жёстко трёт глаза руками. — Уже башка взрывается от этого Sims!.. Может, погулять теперь сходим, давай?       — Ну-у, — как-то уж очень нехотя тянет Хан, гладя пушистый живот валяющегося у него на коленях Суни.       Наверняка на улице опять сыро и холодно. Покидать тёплый, уютный дом совсем не хочется, но спорить с Чонином всё равно бесполезно.       — Нужно потеплее одеться, — говорит Хан и вдруг загорается гениальной идеей: может, Чонин залипнет на вещи (ведь ему нужен наряд для праздника) и гулять даже не придётся. — Пойдём в гардероб, найдём тебе что-нибудь…       Эта идея Чонину сразу и очень сильно нравится, ва-ау! Да, у хёна вещей тоже дофига, но для Чонина все они слишком одинаковые. А вот у Джисона и Минхо уже ситуация получше, хе-хе…       — Ва-ау, как классно! — восклицает Ян, с ходу бросившийся к красивенькой рубашечке. — Это что-то новенькое?!       — Да, — отвечает Джисон и опускается на пуфик. — Минхо недавно купил…       — А можно он мне это подарит? — как хитрая лисичка, выпрашивает Ян, и крутится в той самой рубашке перед зеркалом. — Ему же такое даже не подойдёт… Блин, я прям уже щас вот его представляю и не понимаю, как он вдруг такое решил купить?.. Ну, правда странно, блин…       — А что странного? — вскидывает брови Хан.       — Такая рубашка лёгкая и свободная лучше на худеньких сидит, а Минхо… блин, прости, конечно, Джисон, но Минхо какой-то жирный стал… — шёпотом, как будто по секрету, говорит Чонин. — Ну а вообще, ничего! Самое главное, что он добрый… хотя нет, он же не очень добрый… но всё равно, да, главное, что вы друг друга любите и так далее!..       Парень в ответ на это лишь громко вздыхает. Сколько бы он ни объяснял Яну, что называть людей какими-то не такими, — неправильно, до него всё равно не доходит. Поэтому он предлагает:       — Возьми вот тот свитер с полки и куртку и пойдём уже, а то там ещё холоднее станет.       Краем глаза Джисон замечает, как Чонин скидывает несколько вещей в один и тот же угол. Наверное, для того, чтобы ночью, когда все лягут спать, прийти и забрать их себе. Хан и так бы отдал всё, что понравилось Яну, но ему предложения явно не нужны.       — Побежали скорее, а то я прям тут сгорю в этом свитере! — кричит парню уже нарядившийся друг.       В первые минуты прохладный сырой воздух вызывает противные мурашки по всему телу, но одновременно бодрит. Джисон делает глубокий вдох и прислушивается к ночной тишине, нарушаемой шелестом листьев. В эту минуту он кажется загадочной, но такой спокойной мелодией.       Они преодолевают хорошо освещённый внутренний дворик, проходя мимо бассейна и сада Хеджин, и оказываются перед лесной чащей. Таинственной и совсем тёмной. Хан закрывает за собой калитку, отделяющую пока не до конца изведанные им территории, около которых он живёт большую часть своей жизни, и вслед за Чонином достаёт из кармана дождевика фонарик. В одиночку он сюда никогда не выходит, да и с Яном пока исследовать удалось далеко не всё.       — Слышишь, как громко поют лягушки? Офигеть просто!.. — шёпотом произносит мальчишка, в чьих глазах так ярко отражается свет фонарика.       Джисон любит всё неизведанное. Любит о нём мечтать. Но когда дело действительно доходит до простого (наверное) для него выбора: шагнуть в неизвестность или остаться дома, выбирает он чаще всего второе.       — А ты слышал про духов деревьев? — заговаривает Чонин, который, видимо, решил попугать Джисона страшилками.       Ян останавливается — так, что Джисон в него почти врезается. Он поднимает ладони обеих рук ко рту, образовывая ими небольшой тоннель, через который резко кричит:       — Ко-да-ма! — крик его проносится эхом вдоль высоких деревьев, которые их окружают.       — Что ты делаешь?!. — в панике обращается к Чонину парень.       — Блин, — недовольно поджимает губы тот, оглядывая деревья. — Когда эхо немного с задержкой раздаётся, значит, что Кодама тут.       — Кто такой Кодама?! — тревожно дёргает его за рукав Хан.       — Ну, дух деревьев! — объясняет мальчишка. — Не нужно его бояться, он — защитник леса. Раньше люди верили, что деревья, в которых живёт дух, делают почву вокруг лучше. А ещё, блин, ты знал, что если оставить на одном из таких зарубку, то из него польётся настоящая кровь?! Я когда узнал, так офигел! Это мне Юнхо рассказал, он вообще огонь! Так много всего знает! Блин, мне бы та-ак хотелось найти такую деревяшку, но не для того, чтобы срубить, а так, посмотреть… Ну, и сфоткаться ещё!       С небольшой долей облегчения Джисон всё-таки выдыхает — до последних слов Чонина делать ему это было слишком трудно. Они выходят к большой поляне. По крайней мере, так кажется в темноте. Может, это вообще какое-то болото. Ян резко останавливается и пристально смотрит в расстилающийся перед глазами мрак. Словно что-то вспоминает.       — Пипец, знаешь, мне недавно, когда я ещё в больнице лежал, сон снился… — заговаривает он, и Джисон выдыхает. — Щас лес напомнил! В общем, у меня в нём была собачка по имени Снежок. Мы с ним так хорошо гуляли по лесу, но на нас напала Ямауба! Боже, я чуть не описался от страха, ты не воображаешь! Она хотела забрать меня с собой, но откуда-то взялся дяденька и спас меня. Он сказал, что мне нужно проснуться, ну я потом проснулся. Офигеть, да?!       — Хорошо, что дяденька там был и тебе помог, — комментирует Хан, на самом деле мечтая о тёплом пледе и горячем чае с мёдом.       — И щас ты вообще упадёшь: того дядьку я вижу не в первый раз! — на удивление Чонин сейчас звучит даже напугано. — Он уже мне снился, но тогда мы были на каком-то огромном поле с макаками… ой, с маками во время урагана. И во сне с макаками… да блин, с маками! В том сне я не мог пошевелиться, просто вот стоял и смотрел, а двигаться никак не мог!       — Может, ты случайно попал в чужой сон? — предполагает Джисон, согревая руки дыханием. — Ну, в сон этого дяденьки.       — Ой, не знаю, — пожимает плечами Ян. — Юнхо вот всегда говорит: не зарекайся! Правда я до сих пор не понял, что это вообще значит… Но почему этот дяденька в моём сне двигаться мог, а я в его — нет? Не может же кто-то в моём сне быть круче, чем я, лол!..       — Вдруг он просто более продвинутый путешественник, — успокаивает его Хан. — Спроси в следующий раз, в чём его секрет. Если он с тобой разговаривает, то, может, и расскажет.       — Вот это идея, ва-ау! Спасибо, я так и сделаю обязательно!       Темнота потихоньку растворяется в свете восходящего над горизонтом солнца. Оно ещё далеко, но непроглядная чернота неба уже сменяется на темновато-синий оттенок, который с каждой минутой становится лишь нежнее и ярче. Наблюдать за рассветом через окно — не так приятно, как вот так — вживую. Сейчас Джисон чувствует, как просыпается природа. Чувствует себя частью окружающего мира.       Чувствует, как кружится голова. Чувствует, как земля уходит из-под ног.       Он опускается, нащупывая пальцами сырую траву, и присаживается.       — Джисон?! О боже мой! — оборачивается завороженный видом рассвета Чонин и бросается к другу. — Ты живой?! Почему ты упал?! Из-за сна моего, что ли? Я ведь это так, в шутку сказал, блин!       Хан ему не отвечает. Дышать трудно. Почему же это бьёт так внезапно?..       Ян приближается к Хану и присаживается рядом, прикладывая руку к его плечу. Долго понимать, что такое с ним происходит, Чонину не приходится. Йена знает, что иногда Джисону бывает плохо и что контролировать это сам он не может. Поэтому Джисон пьёт таблетки, и поэтому младший никогда на него не обижается, если вдруг Хану не хочется с ним видеться.       — Грустно, что лето было таким холодным, — пытается отвлечь его Ян, быстро переводя тему и начиная неугомонно болтать. — Я вот та-ак люблю просыпаться рано утром, когда уже жарко, выходить на улицу и просто греться на солнышке в пижаме. После сна это в тысячу… нет, в миллион раз приятнее!..       Чонин продолжает болтать и бродить по полянке. Но Джисон ничего не слышит — просто сидит с каким-то странным шумом в голове. Почему в этот раз оно пришло так внезапно? Раньше можно было отыскать хоть какие-то причины, хоть какие-то триггеры, но сейчас… что сейчас?..       — Просто о-фи-геть! Он четырёхлистный! — вдруг восклицает Ян и тыкает находку Хану прямо в лицо. — Как прикольно, жесть, я давно их не находил… Вот это удача, точнее, я такой молодец! Я такой… волшебный мальчишка, ха-ха!.. Может, сейчас всё, что я пожелаю, тут появится?!       Понемногу его отпускает. Сердце всё ещё колотится, но теперь он хотя бы может слышать что-то, помимо его шума.       — Пожелай, чтобы я стал нормальным, — вяло выдавливает из себя Хан.       — Лол, а что в тебе ненормального?! — в удивлении округляет свои и без того большие глаза Ян, врезаясь взглядом в охмуревшее лицо собеседника. — Каким бы ты ни был, по твоему мнению, ты всё равно самый хороший, потому что я так думаю! И я тебя люблю!       Чонин бросается на друга и крепко сжимает его в объятиях. Хан склоняет голову вбок и прикладывается своей щекой к лохматой макушке младшего.       Иногда становится странно оттого, какой он — Ян Чонин. Странный мальчишка, совсем непонятный, но такой простой. Добрый, ласковый мальчик, которого не сломили никакие жизненные обстоятельства. Ни наркопритон, в котором он вырос и из которого его вытащил Хосок, ни то, сколько жестокости и бандитизма окружают его сейчас. Чонин родился в семье самых настоящих всегда обдолбанных наркоманов. Как почти за шесть лет его не продали и не обменяли на очередную порцию дозы — по-прежнему большая загадка.       Страшно думать о том, что за такую короткую жизнь ему довелось пережить столько дерьма. И все собственные проблемы начинают казаться чем-то фальшивым, совершенно незначимым. Может быть, он и правда самый настоящий волшебный мальчишка?..       — Ну что, пойдём домой? — привстаёт Чонин и протягивает Джисону свою холодную руку. — Я так кушать хочу, скоро уже голодный обморок…       В ответ Хан лишь тихо смеётся и следует за Яном по теперь уже не такой страшной тропинке, какой она казалась в темноте при единственном свете фонарика.

///

      Юнги осторожно отодвигает плотную штору и просовывает в проём своё лицо, надеясь остаться незамеченным, если всё-таки ошибся випкой. Он присматривается, и в комнате, переполненной полуголыми, громкими, смешливыми девушками, Мин всё же замечает знакомые лица — Юнхо. И, к огромному счастью доктора, тот его тоже видит и быстро отрывается от болтовни с эскортницами.       — Боже, ну и долго же вы! Уже думал идти искать… А где Минхо? Всё нормально? — интересуется он сразу же, как только двое вновь скрываются в коридоре.       — Он явно передознулся. Дал ему пару т-таблеток, чтобы нейтрализовать наркоту. Но с-сейчас уже даст о себе з-знать всё, что он выбухал. Так что…       — И так с ним каждый раз! Просто кошмар какой-то, вообще границ не видят!.. — громко цокает Юнхо, хлопнув себя ладонью по лбу. — Спасибо тебе за помощь. Дальше я сам с ним тут… шефу, если что, скажи, что мы на первом. Ну, если вообще спросит! Ты иди, отдохни наконец.       С тёплой улыбкой Чон треплет его по плечу, и Юнги только кивает, не желая ни о чём спорить.       — Мой добрый друг, пойдёмте-ка с вами отведаем минералочки! — громко обращается Юнхо к парню, уже проходя дальше по коридору.       Недолго Юнги наблюдает за ними, а после всё той же тихой тенью вновь проскальзывает в випку. От охеревшего количества народу здесь оглушительно громко и душно; начинает гудеть голова. Мужчина молча тянется к столу, где сейчас больше всего хочет найти хоть один чистый стакан и хоть одну недопитую бутылку. Брезгливым взглядом он скользит по комнате, разбавляя коктейль из непереваренных ощущений внутри хоть чем-то знакомым и понятным — коньяком, и вдруг цепляется за кого-то. Хоуп. Он зажимает какую-то милую и робкую на вид девочку с неаккуратно завитыми чёрными кудрями.       Неожиданно Чон ловит его взгляд, заставляя сердце Юнги в очередной раз осечься.       Затуманенные глаза, из которых напрочь стёрлись последние остатки всего человеческого, исследуют всю фигуру Мина и останавливаются на волосах. Неосознанно Мин заправляет за ухо несколько выбившихся и порядком растрепавшихся волнистых прядей и видит, как на лице Хоупа шире расцветает пьяный, жадный оскал.       Глядя ему прямо в глаза, Хосок с силой насаживает проститутку на свой член. Оцепеневший доктор чувствует себя так мерзко, что стакан замирает на полпути к губам.       Чьи-то маленькие и тёплые ладони ложатся на плечи Юнги, и тонкие пальцы до мурашек вгрызаются до точки напряжения под слоем усталых мышц.       — Почему вы такой мрачный, оппа? — звонкий и нежный девичий голосок мурлычет в самое ухо, обдавая жарким мятным дыханием. — Позволите сделать вам массаж?       Отточенным движением проститутка заставляет его развернуться к себе спиной. Так он больше не видит Хоупа, но по-прежнему чувствует его странный взгляд на своём затылке; от этого Мину кажется, что прикасается к нему не девушка, а Хосок. Становится только противнее, и он резко подскакивает на ноги.       — Извини, — доктор обращается к девушке, что смотрит на него вопросительно, — мне п-пора идти.       Ушёл! Сука, ушёл, блять! И даже не попрощался! Ёбаный пидорас!       Хосок рывком встряхивает, переворачивает девку и вжимает её мордой в обдроченный диван, крепко взяв за курчавый затылок. Писать по готовому гораздо проще, а ёбаный доктор Мин подходил для этого гораздо пизже, чем ёбаная плаксивая девка! И теперь, сука блять, придётся писать всё заново!..       — Я же тебе сказал, бля, не пищать! — он фактически ложится на неё всем весом, крепче вдавливая в диван.       Бесит, шлюха! Бесит, бесит, бесит! Не вынимая хуй из ощутимо подразъёбанного очка шлюхи, Чон ждёт, и ждёт, и, блять, ждёт нахуй, пока она прекратит свои плаксивые мычания. И это, блять, раздражает. Бесит, блять, бесит, бесит, бесит, бесит!       — Хоуп, перестань, — в сознание незваным гостем припёздывает голосок занудной бляди Сиэль. — Ты делаешь ей больно.       Ха, ебать! Мамка трясётся за свой товар? Только вот нихуя у тебя нет права читать другим морали, когда торгуешь пёздами малолетних сучек.       — Завали, — не оборачиваясь, рычит ей в ответ Хоуп, — и отъебись.       Он берёт шлюху за тонкую, хрупкую шею так, чтобы она уже перестала хныкать. И вот наконец подвывающие хныки превращаются в редеющие хрипы, и мягкая кожа под его пальцами сначала белеет, а потом пятнами краснеет.       Краснеет.       Хосок ебёт её неровно, грубо и быстро — даже торопливо, будто хочет поскорее кончить и убежать по своим делам, навсегда потеряв в голове эту суку среди сотен таких же, что были до, и ещё сотен, что будут после. Он ебёт её как жадный и тупой уличный пёс, который с таким же удовольствием мог бы трахать чью-нибудь ногу или пожарный шланг.       Краснеет.       Его взгляд намётывает чёткие линии поверх почти статичного уродства. Плечи должны быть шире; более размашистые, слегка ссутуленные, но всё равно хрупкие. Плоская, гладкая грудь с аккуратными сосками, и ещё при движениях под кожей проступают рёбра, по которым так пиздато проводить пальцами, как по клавишам рояля или какой-нибудь такой хуйни. Талия — тонкая, но прямая, без этих ебучих кукольных изгибов. Спина широкая, ровная, подвижная, и кости лопаток на ней проступают так охуенно сладко, когда он упирается в кровать и удерживает свой вес и вес Хосока, ебущего его, на своих неожиданно сильных, но таких тонких руках, изящных, белых, с охуенными синюшными венами, с мягкими тёмными волосками, с невъебенно длинными, красивыми, аккуратными пальцами, на которых постукивают потёртые, типа серебряные кольца…       Всё — красное.       И темп замедляется, делается более размашистым и глубоким, почти нежным. Он никогда не потеряет его, будь вокруг хоть сто, хоть пятьсот, хоть тысячи.       Он любит его, как полудохлый, иссыхающий от голода пёс, который продолжает сидеть на своей цепи, один, и некому его отвязать, отпустить, потому что любимый хозяин, единственный и самый нужный во всём этом ёбаном мире, то ли без вести пропал, то ли сдох, и остаётся только выть, грызть свои костлявые лапы, грызть ржавый металл цепи, ломать об неё крошащиеся зубы и выть, мечтая только увидеть ещё хоть разок, до того как сдохнуть, уткнуться носом в него, чтобы погладил по голове и чтобы назвал хорошим, и либо застрелил бы уже нахуй, либо снял бы ошейник, отпустил…       И она снова кричит.       — Господин, мне больно!..       Обливаясь слезами, она сводит ноги и отчаянно тянет вниз свою уродскую, в рюшках-хуюшках, юбку, которая короче трусов Хоупа. Не проронив ни звука и не моргая, он медленным движением снимает шлюху со своего члена и бросает, безвольную и рыдающую, на диван, где к ней тут же подлетают такие же сопливые подружки.       — Ты больше не притронешься ни к одной моей девочке, — холодно резюмирует Сиэль.       Хоуп молча подтягивает боксеры и застёгивает ширинку на штанах, и этот звук так странно-громко раздаётся в почти тишине, где все долбоёбы глазеют на него.       — Твои девочки мне, блять, и даром на хуй не упали, — шипит в ответ он и, не глядя, бросает куда-то на диван сколько-то купюр из кармана.       Дрожащими руками Хосок хватает свою куртку и первую попавшуюся бутылку со стола, после чего почти бегом выходит из ёбаной випки. Во всей этой тупоёблой ситуации тупее всего то, что ему не хватило всего пары минут, чтоб кончить.       Чон звучно и протяжно вздыхает, почти стонет и почти кричит, и в досаде пинает какую-то хуйню на полу тёмного залупного коридора, а эта хуйня оказывается чьим-то бессовестно ужратым телом, которое ему в ответ обиженно мычит.       — О ебать, Лино?.. — он даже наклоняется над засранцем, чтоб разглядеть получше.       Но это не Лино, а какой-то ебучий дед, и в ещё большей досаде Хосок пинает его снова. Сейчас бесит абсолютно всё, и ебучий дед больше всех.       Хосок заливает в себя ещё немного топлива, но от охуевшей дозы кокса все рецепторы нахуй снесло, и он даже не понимает вкуса, но надеется, что это бухло, а не кто-то из бродячих псин отморозка Блу опять нассал в бутылку. Сейчас бесит абсолютно всё, и ссаная бутылка больше всех.       По памяти и привычке он пытается добрести до лестницы, которая ведёт на крышу. Но с какого-то хуя все тёмные коридорчики на этом обосраном этаже-лабиринте решили доебать его именно сегодня и именно, ебать их в стены, сейчас, и все они как-то поменялись местами. Хосок допускает мысль, что у него немного отказывает башка, но с кем такой хуйни не бывало.       Этот ебливый поход ощущается так занудно, как какая-нибудь французская дрисня под названием опера. Один раз, в универе, их художественный отправили наблюдать за этим парадом рыготни, и Хосоку хотелось воткнуть ручки от ебаных театральных монокуляров себе в уши, чтоб они пробили мозг насквозь и встретились бы где-то посередине его черепушки; тогда они чокнулись бы друг с другом с таким, ебать, праздничным звоночком, как от тонких бокалов с заебатым шампусиком на праздник, или как с театральным звоночком, и Хосок бы сказал тогда: «Антракт, ебать!» — да и сдох бы.       Он останавливается на самом краю крыши и трясёт своей рыжей башкой, как пёс; снова начал накрапывать этот занудный дождик, и каждой капельке охота дать пизды. И хуйня в бутылке становится такой хуёвой, как будто это внатуре ссанина.       Иногда Хоуп задумывается: думают ли о таком те, из старой жизни? Или они живут нормально, как все, дорожат своими людьми и воют о каждой потере?       Лично Хосок воет только по двум.       При желании он мог бы всё выяснить. Чон зуб даёт, что Кристиан бы управился с этим за час-два. Да и желание то было, и есть, вот только… Да хуй знает! Хоуп даже не понимает, чего он боится больше: разочароваться или позавидовать. И пусть они лучше остаются там, где и были, — в той старой жизни, двадцать лет назад. Вечно молодые и всё такое, проще было бы похоронить их такими молодыми.       И он пытался похоронить, вот только они постоянно, блять, из своих могил выбираются.       Он поднимается на ноги и потягивается, слушая тихий хруст своих костей. Они ломались столько раз, что уже и хуй сосчитаешь.       Интересно, а если бы сейчас в поле был какой-нибудь снайпер, нанятый, например, ебанутым Бобби или пидором Дилдануком, — он бы попал? Или, блять, опять не хватило бы ёбаного миллиметра?       Вдруг по глазам лупасит свет блядского фонарика. Ебать, неужто в натуре снайпер?.. Хосок морщится, закрывая ебало рукой, когда откуда-то снизу доносится:       — Шеф? Это ты?       — Юнхо, ебать? — уточняет. — Ты хуле там делаешь, а?       — Шеф, Лино тут совсем уже плохой, — продолжает орать тот. — Я до тебя не дозвонился, решил сразу его отвезти. Спускайся, поедем.       Хоуп вздыхает, то ли сонно, то ли грустно. Немного жаль, что его всего-навсего долбоёб Юнхо, а не настоящий снайпер.       В любом случае делать тут больше нехуй. Мысли дошли до той точки, когда чем дальше — тем хуёвей, и надо бы лучше лечь спать, если не хочет грызть себя до утра.       Хосок спускается до крыльца, где трутся заебавшийся Юнхо и полудохлый Лино, который того и гляди вырубится прям у него на руках.       — Я что, нянька какая-то? — расстроенно и даже обиженно обращается к шефу долбоёб. — Только бегаю весь вечер, собираю вас по всем углам…       — Хуянька, — лаконично и заторможено отвечает Чон и проходит мимо, к тачке. Пускай этот долбоёб тащит того долбоёба сам, раз такой дохуя умный.       И Юнхо, громко цокнув языком, подхватывает алкаша и волоком тащит к машине. Тот сразу раскладывается на заднем так, словно свалился на свою удобную мягкую кровать. Хосок размещается впереди, громко захлопывая за собой дверь. Всё заебало.       В руках он беспокойно прокручивает складной нож. И постоянно елозит на месте, раздражённо постукивая себя по ноге. Боковым зрением водитель поглядывает на так и не успокаивающегося Хоупа. Тот что-то неслышно бормочет себе под нос. Для Юнхо в этом нет ничего нового, а для нас — может быть.       Каждый такой вечер заканчивается для шефа одним. И Чон уже выучил, когда именно он сдаётся окончательно.       Тачка быстро проносится мимо давно заброшенного мотеля у обочины, и с такой же скоростью сердце сразу сжимается. Тот самый мотель, в котором они останавливались в ночь, когда сломалась их машина. Старенький красный Mustang восьмидесятых, который Чон выбил за мелочь у какого-то тупоголового наркоши. На нём они объездили все пригороды Сеула, мечтая точно так же когда-нибудь отправиться в путешествие по Европе.       Случилось всё примерно подобным осенним вечером, но очень жарким и солнечным. Каким-то совсем калифорнийским и киношным. Из-под капота валит дым, прям посреди ёбаной пустыни. Ближайшая заправка километрах в двадцати, а в десяти — ближайший мотель. По дороге этой в такое время года почти никто не проезжает, поэтому надеяться не на что.       Ночь наступает быстро, и вот они бредут по совершенно пустой дороге, по совершенно пустому полю в никуда. Под звёздным небом, с бутылочкой оставшегося виски. Самая лучшая ночь. Как и любой момент, проведённый рядом с ним.       Чон с трудом сглатывает и нервно открывает бардачок.       — Ничё нет выпить у тебя тут?       — Нет, шеф, — машет головой Юнхо, сосредоточенно следя за пустой тёмной дорогой. — Хватит тебе уже на сегодня, а…       — Завались нахуй, — захлопывает дверцу Хосок и вытаскивает из кармана пачку сигарет.       Самый лучший секс. Как и любой, которым он занимался именно с ним. В том пиздец каком обшарпанном и пустом номере, на грязной, скрипучей кровати и пыльных тумбочках. Но ничего из этого не заботит, и ни на что не обращаешь внимание, потому что всё оно приковано к одному.       — Сука, чё-то меня всё это уже пиздец как заебало…       Хосок был готов отдать тому человеку всё, что только имел, всё, что мог получить. А мог получить целый мир, целую вселенную, которую сразу бы отдал ему. Тому отдалённому, призрачному образу, какой теперь, спустя двадцать лет, как настоящий призрак прошлого, живёт в его голове.       Хосок резко ударяет ногой бардачок. Дверца открывается, и изо всех сил, со всей той злостью, вызванной непониманием и тем чувством любви, он ебашит эту суку ботинком.       — Шеф, — одним движением руки останавливает его Юнхо.       Почему ты не пришёл? Почему ты не написал?       Сука, почему? Почему? Как ты, блять, такой умный, — как ты мог вдруг нихуя не понять? Я убил их, я их нахуй сжёг — для тебя. Потому что мне, блять, нихуя никто не нужен. Кроме тебя. А ты не пришёл. Ты не написал. Пока я гнил в этой ёбаной хуйне, десять ёбаных лет гнил, — ты не пришёл. Ты выкинул меня, блять, как выкидывал все свои хуёвые эскизы, которые не были хуёвыми на самом деле, но тебе было похуй. Ты же, нахуй, такой идеальный — как может рядом с тобой быть какое-то говно? Такое, как, например, ёбаный я. Я-не-умею-по-другому-блять. Ты с самого начала знал; знал, что я просто ебанутый… и, блять!.. Как я заебался, как я блять заебался, двадцать ёбаных лет мотать одни и те же мысли…       — Блять, я не могу больше, — Хосок закрывал глаза руками и с силой трёт, а потом стучит себя кулаками по голове. — Блять, не могу нахуй, всё!..       Юнхо переводит по-настоящему испуганный взгляд на шефа и думает о том, чтобы затормозить. Такого пока не случалось… Но не успевает Чон ничего предпринять, как случается то, чего он опасался: Минхо…       — Господи ты боже мой! — кричит Чон, ударяя кулаком руль. — В больницу, срочно!.. Какие лекарства нужны?.. Шеф! Из головы всё разом вылетело, ой ужас!..       А вот шефу зато, кажется, стало получше — он громко ржёт, полностью обернувшись назад, как будто смотрит какую-то угарную комедию.       — Пиздец, Юнхо, принимай подарки! — веселится Хоуп. — Пизда, да тут уже целая лужа!.. Эй, Лино, ты там вообще жив, нахуй?       — Что смешного-то вообще?! Плохо человечку как!.. — громко оповещает Юнхо, быстро, но аккуратно паркуясь у дома. — Давай-ка ты его вытаскивай скорее!       Хосок его просьбу игнорирует и размеренно, в своём привычном вальяжном темпе вываливается наружу, уже весьма умиротворённо вдыхая влажный, прохладный воздух. Поэтому Юнхо сам бросается открывать дверь и пытается вытащить из автомобиля совершенно обессиленное тело Ли.       — Может, поможешь, шеф? — с трудом переводит дух тот, привлекая внимание беззаботно стоящего в стороне шефа.       — Да чё, бля? — оборачивается тот с таким видом, будто ничего вокруг и не происходит. — Сука, такой кабан, вытащить этого ёбаного карлика не можешь?!       — Да ты сам попробуй его подними! — Юнхо делает ещё один рывок, и наконец тело Минхо вываливается из тачки, падая на асфальт.       — Сука! — Хосок кидает на землю пачку с кокаином и купюру, которые держал в руках, и бросается к парням. — Ты же так его убьёшь нахуй!       — Да такими темпами это ты его скоро до гроба доведёшь, боже упаси! — уже не на шутку злится мужчина.       На это Хоуп ничего не отвечает, только привычно бормочет маты себе под нос. Ебать, а тащить этого ёбаного карлика и вправду тяжеловато! И путь, блять, до этого ёбаного входа в этот ёбаный дворец какой-то слишком долгий. Нахуя покупать такие хоромы?!       Внутри душно. И духота эта моментально обволакивает всё тело, делая веки тяжёлыми, а состояние (и без того не самое лучшее) ещё более сонным. Но ему похуй, он идёт прямиком в ванную, совершенно не замечая того, как в одно из окон забирается чья-то фигура.       — Там кто-то прошёл! — громко шепчет Чонин, в панике оборачиваясь на ждущего своей очереди пролезть в дом Джисона.       — Ну всё, вернулись, — отвечает тот и подталкивает Яна. — Да давай, сейчас же никого там!       Наконец они оказываются в гостиной, где видят: разбросанные по всей комнате пустые бутылки, пачки от чипсов, Минги и Хеджин. Последние лежат в обнимку прям под кофейным столиком и в унисон храпят. Парни на цыпочках продвигаются вперёд, но вдруг щёлкает выключатель.       — Так, а чего это мы не спим? — сначала Юнхо смотрит только на Чонина. Но потом его взгляд замечает и всё остальное, а именно — остатки чьего-то нездорового ужина. Мужчина и не думал, что этот вечер может стать ещё хуже. — Йена… Йеночка… а что это за чипсы тут раскиданы, а?       — Юнхо, — испуганно пятится мальчишка, — Юнхо, ты всё не так понял!..       Все молчат. В воздухе ощутимо растёт напряжение. Юнхо не отводит глаз с Чонина, а Чонин не отводит глаз с Юнхо. Но помощь приходит совершенно неожиданно:       — Бля, Юнхо! — кричит откуда-то из коридора Хосок. — Хоть помог бы, бля, долбоёб!       Как только Чон на секунду отворачивается, Йена с визгом уносится наверх. И что самое офигенное — за ним даже никто не гонится! Потому что хён и Юнхо заняты тем, что перетаскивают Минхо, который, кажется, спит или умер. Ну ладно, сейчас уже не до него. Ну ладно, всем пока!       Мужчины укладывают Ли на диванчик, и Юнхо ставит рядом с ним тазик, грустно причитая что-то себе под нос. Увидев Минхо, Джисон сразу бросается к нему и будто даже виновато озирается на Юнхо.       — Обблевал всю тачку, — кивает Хосок, смотря на Джисона. — Просто без остановки ебашил последние несколько километров, я так ржал!..       — Да уж… — уже сжалившись, подтверждает Юнхо, — смешно тебе…