<start! ВЫБОР>

чужих меж нами нет мы все друг другу братья под вишнями в цвету ~кобаяси исса~

      Из динамика розовой круглой колонки тихо играет спокойная музыка. В полутёмном небольшом помещении, раньше очевидно бывшим чем-то вроде бара, царит настоящий творческий беспорядок. За сдвинутыми ближе к центру столами сидят студенты Тэхёна, увлечённо занятые рисованием. И на повестке дня — листовки к предстоящему митингу.       Профессор улыбается. Именно в этом месте, в любимом «Погребке», где они с Намджуном бывали чаще, чем на парах, им приходили самые гениальные идеи. Идеи о том, как всё изменить. А после нескольких рюмок крепкого соджу вместе с опьянением появлялись и силы, чтобы превратить желаемое в действительное.       Правда, внутри отчего-то так пусто. Тогда они оба искренне верили в то, что считали истиной. Так же, как верят сейчас Бомгю, Тэхён, Субин, Ёнджун, Рюджин и Йеджи, с таким энтузиазмом приходящие сюда каждую субботу. Но в своё время Тэхён и Намджун так ничего и не добились.       Может, в этот раз?..       — Статья вышла! — кричит Чхве и резко подскакивает на ноги, глядя в экран своего телефона, забирается прямо на стол и сразу же ударяется головой о люстру.       — Осторожнее, милорд! — пугается Кан и со всей силы кидает в него карандаш.       Всё внимание переключается на гиперактивного Бомгю, который до этого каждую секунду проверял уведомления, боясь пропустить главное событие сегодняшнего дня. Разгромную статью, которую все они ждали с огромным энтузиазмом.       — «…действительно, сначала всё было даже хорошо, что давало людям постоянную надежду на то, что станет ещё лучше…» — выразительно читает он.       — Да уж, нам застать тех времён не довелось, — замечает Ёнджун, печально вздыхая.       — И не доведётся, — отвечает на его комментарий Рюджин.       — Почему же? — он поворачивает голову, обращая на девушку свой тяжёлый, уставший взгляд.       — Чтобы вернуть страну к тому, что было, — раздражённо начинает студентка, — потребуется как минимум несколько поколений. Как ты, наверное, понимаешь, вряд ли мы проживём ещё по сотне лет… да оно и неважно! Ведь все учёные единогласно заявляют, что к две тысячи пятидесятому году наша планета умрёт!       — Я с ней согласен! — быстро кивает Бомгю. — Да и с учёными, так-то!       — И чего ради мы тогда всем этим сейчас занимаемся? — безразлично вздыхает Ёнджун, разводя руками.       — Ради того, чтобы хоть немного побыть свободными гражданами своей страны, — пытается ободрить всех преподаватель.       Или, скорее, довести начатое им же дело до конца. Тэхён не раз ловил себя на мысли о том, что из-за собственных несбывшихся желаний обременил этих ребят на повторение своей судьбы. Но это ощущение быстро уходило всякий раз, когда он понимал, что на протяжении всех трёх лет инициатива исходила исключительно от них.       — «…Институтов, нужных для стабильного развития, нет. Количество высших образовательных учреждений сократилось почти втрое. Школы и больницы получают в десять раз меньше финансирования, чем пропаганда», — читает вслух Бомгю. — Ну, блять, и хуита! За пролетарскую революцию! Социализм бы такого никогда не допустил…       — Да для чего вообще нужна какая-то конкретная идеология? — возмущается Субин. — Можно же просто нормально жить…       — «Нормально» — это как в твоём понимании? — саркастичным тоном реагирует Йеджи, завязывая в хвост длинные и ярко-рыжие, как полуденное солнце, волосы.       — Ну, без всяких этих ярлыков, — объясняет Чхве. — А вместе с ними и постоянно рамки непонятные: это можно, это нельзя… Все люди слишком разные, поэтому я и предлагаю нормальную идеологию…       — Н-да, лол, гений мысли — не выдерживает Хван.       Субин бросает на неё раздосадованный, но от этого ещё более забавный взгляд и встаёт из-за стола, чтобы налить себе воды.       — Не обижайся, Субин, — обращается к нему Ёнджун. — Я уже говорил на паре: люди не могут жить так, как хотят, чтобы всё у всех было нормально. Нужен закон, который будет ограничивать их и поддерживать порядок.       — Ограничение никогда не приводит ни к чему хорошему, — замечает Рюджин. — Люди рождаются свободными. И добрыми. Злыми они становятся только из-за людей, которые у власти.       Ёнджун сжимает пальцами переносицу и вскидывает брови, медленно качая головой. Каким же он был дураком, когда думал, что останется с Рюджин навсегда.       Ужасно то, как романтические отношения, к которым иногда приводит беззаботная дружба, всё стремительно разрушают. Бесконечные ссоры случаются так часто и по таким пустякам, но сейчас деваться им друг от друга просто некуда; ведь университет и друзья — всё это общее. И всё это стирает остатки тех положительных чувств, которые могли к ней остаться.       — А Платон, кстати, говорил, что демократия — это извращение, — внезапно с максимально сосредоточенным и серьёзным видом произносит Кан.       — И ты с ним согласен? — удивляется такому утверждению Йеджи.       — К-хм… какой провокационный вопрос, миледи, — медлит Тэхён, неловко улыбаясь. — Я, если честно, именно эту часть пропустил, когда с его «Государством» знакомился… Но с тем, что странами должны править философы, я, конечно же, согласен!       — Ага, — закатывает глаза девушка, — а ещё продавцы с рынка, собаки, инопланетяне…       — Но ведь это антиутопия полная! — восклицает Тэхён и в возмущении ударяет рукой по столу. — Всё превратится в то, что Оруэлл описывал!..       — Разве там что-то об этом было? — опять вопросительно смотрит на него студентка, сегодня так удачно застающая Кана врасплох.       — У Хаксли! — резво исправляет себя тот. — Да, у Хаксли!       — Ой, всё, — отмахивается от друзей Ёнджун. — Давайте не будем, а…       — Так мы беседуем, — снова нападает на Кима Рюджин. — Пусть говорит, что пожелает. Или это противоречит каким-нибудь твоим законам?       — Господи, какие вы зануды!.. — вздыхает Йеджи, от нелепости и частоты подобных перепалок закидывая голову назад.       Все разом замолкают, и Шин пронзает подругу непонимающим, раздражённым взглядом.       — Прости, Рю, — объясняется девушка и, словно защищаясь, выставляет перед собой обе ладони. — Но правда надоело, вы каждый день грызётесь только!       — Та… грызутся, ну и хуй бы с ними! — нейтрально пожимает плечами Бомгю.       — «Переноси с достоинством то, что изменить не можешь». Так говаривал ещё сам Сенека, — пытается поддержать Йеджи Тэхён. — Моё ощущение ситуации таково, что они оба упрямые слишком для сосуществования.       — Нет, — не соглашается Ёнджун. — Просто кое-кто в упор не хочет слышать, о чём ей говорят.       — О чём ему говорят, — мигом поправляет Рюджин.       Повисает короткая пауза. Чхве и Кан смешливо переглядываются между собой, а Йеджи громко восклицает:       — Бог ты мой!.. — она закрывает лицо руками, сползая немного вниз на своём стуле. — Да вам обоим и просто в обществе находиться нельзя, а вы… государство строить собрались!       — Кто считает, что Ёнджун станет новым Гитлером? — вклинивается Бомгю и сам же поднимает руку, голосуя за свою идею, а Кан очень сильно пугается.       — Нет, ну а правда! — теперь не может успокоиться Хван. — С вашими… тиранскими замашками вам бы встречаться только с теми, кто своего мнения не имеет. Вот как он, например!       Субин, до того мирно попивающий воду, замечает, что девушка указывает на него, и незамедлительно давится.       — Я?! В смысле?.. Почему это я своего мнения не имею?       — А какое у тебя мнение? То, которое всегда, почему-то, с мнением Ёнджуна совпадает? — иронично вскинув брови, поддразнивает Йеджи.       — Ну-у, — в замешательстве тянет Чхве, почти испуганно оглядываясь на парней в поисках поддержки, — а что поделать, если я с ним в целом согласен?..       — Вот об этом я и говорю, — даже с некой жалостью фыркает Хван.       — Присмотрелся бы ты к Субин-и, Ёнджун, — скучающим тоном советует Шин. — У тебя с ним явно больше взаимопонимания будет, чем со мной…       — Это точно. Но не думаю, что в ближайшие сорок лет захочу вступать в какие-либо отношения, — в той же манере отвечает ей Ким.       — То есть смену ориентации он не отрицает, — толкнув подругу в бок, ехидно подмечает Рюджин. — Зафиксировано…       Ким практически в ярости поджимает губы и едва ли не скрипит зубами. С чистейшей ненавистью он смотрит на бывшую возлюбленную, встречаясь с её насмешливым, жестоким взглядом.       — А что в этом такого смешного для вас?! — вдруг угрожающе упирает руки в бока Бомгю, наклоняясь к девушкам. — А?! Планета перенаселена! Рюджин, ты об этом знать должна! От перенаселения спасаться надо! Я за то, чтобы все становились геями и лесбиянками! Я лично всех буду призывать это делать!..       — Меня уже призвал, — с ничего не выражающим лицом кивает Кан, будто бы доверительным шёпотом обращаясь к подругам. — Но я пока ещё думаю… Всё это слишком мирское, знаете?.. Я вообще не планирую плодиться — бабушка сказала, что если в этом мире появится ещё один подобный мне человек, то она меня на пулькоги пожарит…       Профессор почти хватается за голову, не в силах уследить за перепалкой студентов — всё новые и новые реплики летят как из пулемёта. Но одно понятно точно — спор уже выходит за рамки шуточного. Поэтому мужчина прокашливается и берёт инициативу в свои руки:       — Бомгю, что там ещё интересного в статье?       — Точняк, сонбэним! — щёлкает пальцами парень и продолжает читать: — «Бизнес получает огромную прибыль, но работает в совершенно непредсказуемой среде. Даже те отрасли, которые необходимы для нормального функционирования страны, правительство поддерживать больше не в силах…» Я щас даже знаю, про чё там щас дальше будет!.. Ну да, конечно: «Пример тому — недавняя трагедия на судостроительном заводе HAN Vessel Groups. Предприятие, которое обеспечивает стране грандиозные двадцать процентов экономики, волею власти оказалось таким же беззащитным, как и любой из нас», — громко, драматично зачитывает Чхве, не забывая активно жестикулировать.       — Нет, ну вот это уже не укладывается в границах моего познания! — снова всерьёз задумывается Кан. — Это же главный завод страны!.. Как такое могло произойти?       — Коррупция, — со вздохом покачивает головой Субин. — И капитализм…       — И капитализм! — кричит Бомгю, но до него быстро доходит: — А, ты уже сказал…       — И не такое бывает, — жмёт плечами Йеджи, сосредоточенно вырисовывая что-то на своём плакате. — Рабочих жалко. А капиталистам — и поделом…       — Вот-вот! — поддакивает Чхве. — Да и сам Хан наверняка тоже такой! Власть, конечно, виновата в первую очередь, но ведь и у хороших начальников просто так ничего не взрывается!..       — Он не такой же, — спешит опровергнуть эту идею Ёнджун. — Он действительно не брал и не давал взяток. Но с тем, что просто так ничего не случается, — согласен.       — Ну вот и разбирайся, потом нам всем расскажешь, — откликается Бомгю, опять ударяясь головой о низко висящую люстру. — Тут смотрите ещё чё интересненькое… Секунду, щас… Вот! «За двадцать два года страной правил только один человек, на всех выборах набирающий ошеломляющие, но стандартные девяносто семь целых шесть десятых процентов. Спросите хоть кого-то из ваших знакомых, ставил ли он галочку напротив имени Пак Дындук? Спросите себя, ставили ли вы галочку напротив имени Пак Дындук? Сомневаюсь, что ответ будет положительным. Мы никогда его не выбирали, и не собираемся делать этого в будущем. Выходите на улицы и боритесь за свою родину, за свою семью, за своих друзей, за себя. За свою свободу».       По мере прочтения концовки голос парня становился всё громче, а интонации и жесты всё драматичнее. Озвучив последнее предложение, Бомгю, почти плача, воздевает руки к небу и в тысячный раз задевает лампу, которая больше выдерживать такого не может. Свет вдруг гаснет, и он падает на колени прямо посреди стола, угодив в краски.       — Знаешь, что бы сейчас моя бабушка на это сказала? — первым нарушает тишину Кан своим страдальческим голосом.       Профессор Ким быстро чиркает зажигалкой и поджигает пару свечей, которые хранятся тут как раз на случай вот таких экстренных отключений.       — Так, а чё, кстати, кто на митинг-то пойдёт в итоге? — как ни в чём не бывало уточняет Чхве.       — Не я, — фыркает Йеджи. — И вам не советую.       — Ненавижу эту позицию, — честно признаётся Ёнджун. — Наша главная проблема в том, что в глубине души все против. Но все об этом молчат.       — Вот-вот! — поддерживает Бомгю, так и продолжая сидеть на Кане. — Чего бояться-то? Хуже себе не сделаешь: нам всё плохое и так уже сделали, что могли! Ну что, тюрьма? Ничего страшного там нет! Я отсидел уже, и ещё раз готов…       — Ты всего трое суток отсидел, — напоминает ему Тэхён.       — А на учёте до сих пор состою!       — Нечего было на здании Думы рисовать, — пожимает плечами юрист.       Если бы не долбоёбские выходки Бомгю, из-за которых его пару лет назад исключили, он бы сейчас перешёл на четвёртый курс вместе с Ёнджуном, Субином, Рюджин и Йеджи. Но из-за отчисления он вернулся на второй, где и подружился с младшими — Тэхёном и Каем, вместе с которыми в этом году заново перешёл на третий.       — Ну, за страх тоже винить нельзя, — вдруг включается в беседу Субин. — Мне тоже страшновато… Ну, то есть, если вы пойдёте, я тоже пойду, конечно… Но это всё равно риски.       — Таких, как вы двое, большинство, — подытоживает Рюджин. — Именно поэтому протесту нужен лидер.       — Не соглашусь, миледи, — снова включается в беседу Кан. — Так называемый лидер — вторичная идея. В первую очередь протесту нужен символ! Думаю, из меня вышел бы просто отличный… Представим себе следующую ситуацию: завтра на митинге меня растерзает полиция. Вы всё это зафиксируете на видео, а потом я в камеру скажу, весь в крови, мол: «Да, меня растерзали господа полицейские. И что?! Я не сдаюсь! И вы, это… ну, тоже не сдавайтесь». Это разлетится по всемирной паутине, все будут чествовать моё имя, ставить меня на аватарки… Вот именно такое людям и нужно!       — Та ну нахуй! Ты чё, просто хочешь, чтобы тебя отпиздили? — в удивлении интересуется Бомгю.       — Я вообще такого не желаю, — задумывается Тэхён. — Но быть «отпизженным» за идею — это совсем другое, вы осознаёте?       — Лол, да как-то не очень, — насмешливо вскидывает брови Хван.       — Нет, ну вы вдумайтесь! Ещё Сократ же говорил, что… — принимается за объяснения Кан.       Профессор предоставляет это ему, не спеша влезать в обсуждение. Он отлично понимает эту идею. Более того, он сам её придерживается — Тэхён много раз уверялся в том, что обычный протест не несёт никакого смысла. Что протест без жертв не несёт смысла. Только кровь может повлиять хоть на что-то. Поэтому он и сам готов умереть за идею. И сделает это сразу, как только подвернётся такая возможность.       Выйти на площадь и сжечь себя во имя свободы будущих поколений. Только кровь может повлиять хоть на что-то.       — Это всё, конечно, очень интересно, — снова вклинивается в беседу и в мозг голос Йеджи, — только за мной уже приехал водитель. Рю, тебя подвезти?       — Давай, — откликается девушка.       — Ну а с вами потом увидимся. Если вас не загребут! — с дружелюбным оскалом добавляет Хван и машет парням рукой, направляясь к выходу. — До свидания, профессор. Будьте осторожнее.       — До свидания, дамы, — хрипловатым, немного растерянным голосом отзывается тот.       Ёнджун почти в панике бьёт себя ладонью по лбу, принимаясь проверять телефон. Несколько пропущенных и куча сообщений от отца. Тупая привычка ставить беззвук!       — И за мной отец приехал, — негромко и взволнованно оповещает он, обращаясь только к Тэхёну.       — Ничего страшного, — успокаивает его Ким. — Я с ним поговорю. Идёмте?       Трое парней, занятые спешным спором и проверкой своих банковских приложений, почти синхронно поднимают на профессора свои лица.       — Мы пешком до общаги, а Субин к себе, — объявляет Кан.       — Да ну его и нахер, это такси! — подскакивает на ноги Бомгю. — Совсем с ума посходили! Что за расценки, а?! Нет, ну ты представляешь! Даже втроём скидываемся, а всё равно не хватает!..       — Тогда пошли, — поднимается на ноги Ёнджун, всё ещё в волнении.       Отец ненавидит то, чем они занимаются. И лишний раз напоминать ему об этом, да ещё и заставляя ждать почти целый час, было равноценно прямой просьбе об очередной лекции о глупости и опасности их активизма. Юноша тяжело сглатывает, поднимаясь по лестнице вслед за не замолкающими ни на секунду друзьями. Он чувствует, как идущий позади профессор успокаивающе похлопывает его по плечу.       — Ого, дядя Намджун! — первым поднявшись на улицу, восклицает Бомгю. — А как вы нас нашли? Ничё себе! Добрый вечер!..       — Скорее, доброй ночи, — сухо поправляет его юрист, затушив окурок о перила, на которые опирается.       Его уставший, смурной взгляд проходится по притихшей компании и застывает на двух фигурах, стоящих позади.       — Ёнджун, — безо всякой интонации говорит он, — садись в машину.       — До завтра, — быстро произносит парень, даже на глядя на друзей.       Юный Ким коротко кивает и быстрым шагом направляется к авто.       — Ну-у, — неуютно тянет Бомгю, — и мы пошли! Вот это да, ночь уже на дворе!.. Ладно, сонбэним и дядя Намджун. Всего наилучшего, спокойной ночи, всех благ!..       — До свидания! — почти в один голос откликаются Субин и Кан.       — До встречи, ребята, — как всегда, добрым тоном откликается Тэхён.       Трое студентов быстро ретируются, скоро становясь совсем неразличимыми в этой темноте. Остаются только Намджун и Тэхён, стоящие на расстоянии друг напротив друга.       — Сколько раз я просил тебя… — первым заговаривает юрист, устало, почти обречённо вздыхая.       — Прости. Я не могу им отказать, ты же знаешь, — несколько виновато отвечает мужчина. — Они слишком похожи на нас самих двадцать лет назад… Разве нет?       — Похожи, — соглашаясь, кивает Намджун. — Очень. Но именно это меня и пугает. Ты хочешь, чтобы с ними случилось всё то же, что и с нами? Или думаешь, что нашей судьбы они не повторят?       — Я ничего не думаю, — говорит Тэхён. — Я просто хочу помочь им всем, что в моих силах. Кто знает: если бы тогда рядом с нами тоже был кто-нибудь взрослый, может, всё пошло бы иначе?..       — Ты ничем им не помогаешь, — грубовато, но скорее печально усмехается адвокат. — Ты только подкармливаешь их собственные иллюзии своими. Ты и сам словно бы не вырос с тех пор, Тэхён…       — Вырос, — не соглашается преподаватель.       — Нет, — с искренней жалостью покачивает головой Намджун, подходя к нему ближе и кладя свои тяжёлые руки на хрупкие, ссутуленные плечи друга: — Ты пытаешься думать о будущем, но всё ещё живёшь прошлым. Отпусти это всё, Тэхён. Тебе самому жить станет проще…       — Если бы мог, то отпустил бы, — блёкло улыбается тот, поднимая лицо на собеседника. — Но я не могу. Не могу жить ничем, кроме этого.       Намджун звучно вздыхает. Его ладони сползают вниз по плечам мужчины, ослабляя хватку, а сам он делает шаг назад и прокашливается.       — Тогда хотя бы не втягивай в это моего сына, — наконец озвучивает он тихо и даже виновато. — Да и остальные… Я не хочу, чтобы они шли по нашим следам. Они должны сами решить, что им делать со своими жизнями. Прости…       Тэхён негромко хмыкает, кивая то ли словам друга, то ли своим мыслям.       — Мне кажется, они уже решили, — отзывается профессор. — И ты меня прости, но… я буду помогать им до тех пор, пока они будут этого хотеть.       Намджун ничего не отвечает, выпуская его руки из своих. Он делает ещё несколько шагов назад и разворачивается лицом к машине.       — Тогда ты должен взять на себя полную ответственность, — подытоживает Ким, стоя к другу спиной, и почти сквозь зубы добавляет: — Подумай, готов ли ты к этому. Ты ведь и со своей жизнью справиться не можешь.       — Их я люблю больше, чем себя, — отвечает Тэхён.       — Я знаю, — вздыхает Намджун, устало потирая переносицу. — Знаю… Поговорим днём, Тэхён. Уже поздно.       — Да, — коротко, почти покорно отвечает тот.       Адвокат садится за руль своей Tesla и, в раздражении повертев в руках пачку сигарет, открывает окно, снова закуривая, прежде чем нажать на газ.       Ёнджун косится на него виновато, неловко и держит на коленях свой так и не досохший плакат, желая, чтобы тот в эту же секунду стал невидимым.       — Пап, — слегка дрогнувшим голосом начинает он, — извини, как-то глупо получилось… Ну, с телефоном…       Намджун сосредоточенно вглядывается в дорогу. Уже поздно, и фонари горят через один. Он ведёт ничуть не быстрее обычного, но Ёнджуну мерещатся непривычная скорость и неосторожность. Юноша неприятно и так громко сглатывает в почти абсолютной тишине и опускает взгляд, упираясь в глаза нарисованной им карикатуры.       — Вы ничего не измените, — вдруг заговаривает отец совершенно спокойным, ровным тоном. — Тэхён этого не понимает и уже не поймёт. Пойми хотя бы ты.       — Шанс есть всегда, — боязливо не соглашается студент. — Ничего не изменится только в том случае, если мы сдадимся…       — Есть шанс, что прямо сейчас Северная Корея запускает на нас ядерную боеголовку, — размеренно произносит Намджун и останавливается, на несколько секунд заходясь приступом кашля. — И он выше шансов вашего успеха.       Ёнджун закусывает губу, сильнее сводит колени и крепче сжимает ладони, будто желает и весь целиком сжаться до размеров не больше пылинки, чтобы стать совсем незаметным для отца, чтобы он его не видел, чтобы не обращал внимания.       — Вы тратите время на полную херню, — всё-таки продолжает мужчина. — Поверь мне, потому что я тратил своё время на то же самое. Привело ли это к чему-нибудь, ты можешь судить сам.       — Но то, что у вас тогда не получилось, не значит, что ни у кого не получится, — слабым голосом отзывается парень.       — Значит, — не соглашается Ким. — Потому что именно так думает каждый, кто решает попытаться.       Юноша не находится с ответом. Он только прожигает взглядом навигатор, почти всерьёз готовый молить бога о том, чтобы эта поездка закончилась как можно быстрее.       — Я уважаю то, что в тебе есть желание всё изменить, — вдруг добавляет Намджун. — Я не одобряю только ваши методы.       — А разве есть другие? — с невесёлой усмешкой уточняет Ёнджун.       — Есть. Вы пытаетесь начинать со всей страны, а не с самих себя. Нужно всего лишь делать наоборот.       Парень вопросительно вскидывает брови, впервые за всё время разговора оборачиваясь на отца.       — Нарушены причинно-следственные связи, — поясняет он. — Вы хотите изменить страну, чтобы потом в ней можно было что-то делать. Надо не ждать прекрасного будущего, а постепенно менять страну своими поступками.       — Я не понимаю, как это, — честно признаётся студент.       — Менять систему в разы проще, когда ты находишься внутри неё, а не напротив. Когда-нибудь всё, что у меня есть и чем я занимаюсь, станет твоим, — выдыхает Намджун. — Я хочу, чтобы ты был к этому готов. Поэтому, пожалуйста, не трать время на херню. Отставь романтические мечты о перевороте и удели внимание тому, что реально в твоих руках. Правосудие.       Ёнджун молчит. Он прислоняется виском к окну и устремляет взгляд на тёмную и кажущуюся бесконечной дорогу, что стелется перед ним впереди.