возвращение домой

Все в чате ласково нарекли их «любовным треугольником 97-лайн», хотя те вечно смеялись и отнекивались, мол, ничего такого. Друзья же – «да и кто из вас не висит друг на друге, чего смеётесь, ну, издержки профессии, и вообще, Чан тактильный, ему можно, а ты, Мингю, сам со всеми нежничаешь!» Только вот, когда они большей частью чата собрались вместе, решили поговорить по душам, и у Джехёна спросили, кого ему больше всего хотелось бы защищать, тот без раздумий указал на Чонгука. С ним, вообще-то, мало кто стал бы спорить: почти что макне чата, стеснительный и немного замкнутый, младшенький в своей группе и в семье, так и не сумевший скрыть свою милую натуру крепкими мышцами и тату. Чонгук в ответ заулыбался, обнажив передние зубы, скукожился весь от смущения, и все дружно заулюлюкали. Ыну, ухмыльнувшись, добавил, что имел в виду мемберов нст, и поднял ещё больший шум. Чан, дабы сгладить ситуацию, влез и сказал, что и сам воспринимает Чонгука как своих младшеньких. Тот на подобное заявление закрыл ладонями совсем красные щёки и съехал на стуле, а Югём ревниво сгрёб его в объятия, «не отдам вам его, мы с ним бэстис, эй, Мингю, не фоткай, ты Бэму собрался отправлять?» Чан никого защищать не хотел и ни в чьей защите сам не нуждался тоже. Куда уж ему, старшему и в своей семье, и в группе, и ментально старше почти что их всех здесь собравшихся (участники чата переняли привычку чановских младшеньких дразнить его дедом). Чана не надо защищать – он сам кого угодно защитит, так ведь? У него был вполне себе зрелый сформированный типаж партнёра: чтобы взаимоподдержка, общие интересы и возможность разговаривать на английском. Под описание – как иронично – идеально подходил Джехён. Джехён вообще был из тех, кто полностью оправдывал титул «сын маминой подруги». Высокий, всегда ухоженный и с утончённым вкусом; ему бы сниматься в главных ролях дорам про богатых одиноких бизнесменов, которые влюбляются в милых и невинных, но строптивых девушек, способных перекинуть злодея через бедро. Чонгук и близко не походил на пресловутую До Бонсун. Но, тем не менее, не было ничего удивительного в том, что Джехён влюбился именно в него. Это было так сильно очевидно, что порой Чану становилось страшно: «а насколько очевиден я»? Успокаивали только долгие годы стажёрства и характерный для типа личности талант к игре на публику. Спалиться на глупом интересе к Чон Джехёну совсем не хотелось – хватало осуждающего взгляда от Минхо дома. Очевиднее всего, казалось, была чонгуковская влюблённость в Чана. То ли он был научен любовными перипетиями у своих младших, то ли интровертный, не нарастивший себе масок Чонгук был для него открытой книгой, но не заметил бы его симпатию, разве что, слепой. Чан был чем-то похож на Чимина, о чонгуковском краше на которого в далеком стажёрстве знал весь чат. Югём подкалывал его со словами «кажется, у тебя встаёт на весов, следующий в списке Чан?». И судя по тому, как часто он шутил на эту тему, Чонгук ему ничерта не рассказал. Чану было непонятно, как остальные до сих пор не заметили то, что кристально ясно представало перед его глазами. Ситуация была до абсурдного жалкой. И больше всего Чан понимал, что кому-то из этого круга придётся выйти. Когда Феликс написал ему смс в пятый раз за вечер с вопросом о том, вернётся ли он до полуночи и греть ли на него ужин (потому что «Минхо опять пропадает у Сонхва в общаге»), а Джехён на его глазах укутал замёрзнувшего в одной толстовке Чонгука в свой бомбер, Чан поймал себя на мысли, что выходить из круга, всё-таки, придётся именно ему. Мысль эта звучала немного мерзко и совершенно несправедливо, но Чан, проглотив отвращение к себе, ответил Феликсу, что будет дома через полчаса. И, попрощавшись со всеми, побрёл в сторону магазина. За мукой для брауни.