возвращение домой

Распалённый лаской Джисон срывается на тихое «блять», прикрывая глаза рукой, и дёргает бёдра навстречу чужому рту. Внизу жарко и мокро; он твердит себе «не смотри, не смотри, не смотри», но не выдерживает: искушение слишком велико для него, такого слабого под чужими мягкими ладонями. Отросшая чёлка Хёнджина заслоняет всё его лицо, когда он склоняется ниже. Язык горячий и длинный – наверное, в половину длины Джисона, – и так удивительно по-блядски скользит по головке, слизывая предэякулят. Длинные пальцы обхватывают член целиком; Джисон почти чувствует себя маленьким, пока не вспоминает, с кем имеет дело. Прилежный пианист Хёнджин в обычное время выглядит почти что как монашка, а оказывается, и такой пай-мальчик, любящий Баха, накрахмаленные рубашки и постоянные перепалки, хранит скелеты в коробке из-под обуви и использует свои большие руки в более полезных целях. Джисон путается ладонью в его снова тёмных спустя долгое время волосах, тянет ближе, ещё ближе – пока нос не утыкается прямиком в пах. Хёнджин закашливается и выглядит уже так заёбанно с членом во рту; Джисону кажется, что он кончит в ближайшие пять секунд. И почему-то из головы совсем вылетает тот факт, что они друг друга на дух переносить не должны, не то, чтобы заниматься чем-то подобным в чанбиновской комнате. Джисон закусывает губу, силясь вспомнить, как они вообще до такого докатились, но Хёнджин снова насаживается до упора и стонет, задирая одной рукой выше его юбку. Второй задирает свою: сжимает себя прямо под пристальным взглядом, гладит по всей длине, а Джисон от одного вида крупно дрожит.

Громче всех, конечно же, смеялся Чанбин. С самого начала его хэллоуинская вписка не вызывала у Джисона ни малейшей крупицы доверия. Музыка била по ушам, алкоголь – тёплый и противный – был забыт в первые полчаса. Хан, натягивая свитер пониже, с раздражённым видом пробирался через коридор в поисках друзей и мечтал отбить кому-нибудь (Чанбину) рёбра. Он мог поклясться, что кто-то из кидавших на него похабные взгляды пару минут назад схватил его за задницу и, если бы Джисон не имел быстрой реакции и выработанной тренировками стойки, тот точно остался бы безнаказанным. Но, к счастью, один сломанный нос образумил всех за секунду. Свитер закрывал задницу примерно наполовину, а юбка то и дело задиралась выше. Джисон лишь надеялся, что Чанбину не повезло с чужим вниманием так же сильно, как ему, чтобы почувствовать себя хоть немного отомщённым. А потом врезался в длинное худощавое тело. Длинным худощавым телом оказался Хёнджин – такой же смущённый и уставившийся на его ноги. И в таком же виде, как и он сам. Джисон чертыхнулся: видеть сейчас этого заносчивого парня, с которым они не могли никак найти общий язык, хотелось меньше всего. Так же, как и его сочные бёдра, гладкие и обтянутые милыми гольфиками, выпирающие колени и икры, выделяющиеся под светлой тканью ещё сильнее, и… Хан, опомнившись, мысленно влепил себе пощёчину. Чанбин – этот чёртов предатель – расселся в костюме дворецкого на голых коленках Минхо и ржал так сильно, что Джисон сразу понял: их с Хваном совершенно безжалостно наебали. Не надо было ему слушать чанбиновских «ахуительных» предложений и идти на поводу. Ни ему, ни этому чёртовому Хёнджину. Сознание само подкинуло воспоминания о том, с каким самозабвенным лицом Чанбин уговаривал Джисона надеть юбку. «Ну же, давай, мне одному стрёмно, а вместе будет классно» – и ещё пятнадцать вариаций отборного пиздежа. Мысленно Джисон отписывал своему дорогому дневнику, как трудно ему описать всю боль и разочарование, настигшие его. Минхо в костюме горничной и каких-то слишком блядских чулках сидел молча и, кажется, с блаженной улыбкой мял чанбинову задницу. – Вы ёбнутые извращенцы. – Вы тоже. Хёнджин всё ещё сверлил взглядом джисоновы ноги со сложным лицом, будто собирался вот-вот предъявить за шмот. Единственного хорошего во всей этой ситуации было то, что у него, оказывается, на Джисона стоял – особенно на его ноги в юбке – и стоял взаимно. И знал об этом до некоторого времени один лишь Чанбин.

Кажется, они очутились в одной комнате после литра алкоголя в каждом и одной из тех спермотоксикозных игр, популярных на вписках. «Семь минут рая», – беззвучно смеётся Джисон, в конце срываясь на стон: Хван улыбается ему прямо с членом во рту. – «Ага, блять, как же. Семь минут ада.» Воздух сгущается и наполняется пряным сладким; где-то за стенкой музыка начала играть ещё громче, раздражая барабанные перепонки даже здесь, в комнате. – Ты, блять, – голос осип от частых вздохов, грудь ходит ходуном. Хёнджин выпускает член изо рта, заставляя Джисона хныкать от холодного воздуха вокруг: в комнате явно открыта форточка. – Трахни меня уже. – Мы оба на вписке, – напоминает Хёнджин, выпрямляясь. Суёт ладони под юбку, сжимая внутреннюю поверхность бёдер почти на самом сгибе. Джисон сыпет проклятия сквозь зубы. Правильный мальчик Хван Хёнджин наверняка даже не в курсе, что половина народа приходит на такие мероприятия, заранее подготовившись для подобных ситуаций. Это, почему-то, охренеть как заводит. – Какой же ты, – тянет он насмешливо на выдохе. Тянется к чужим любопытным, но всё-таки нерешительным ладоням, хватает их и ведёт к своим ягодицам под чужое приглушённое «блять». – Я нихрена не ел. И готовился. Толкается навстречу; Хёнджин хнычет от этого маслянистого взгляда и требовательных движений бёдрами. Нетерпеливые пальцы залезают глубже под юбку, нащупывают колечко мышц, проталкиваются глубоко. Джисон вздыхает тихо-тихо – такие длинные и умелые, как бы не кончить раньше времени. Ещё совсем недавно он, коря себя за слабость перед красивыми язвительными мальчиками, мог лишь представлять эти руки на себе. Кровь стучит в висках набатом, лёгкие горят. Хёнджин разводит свои музыкальные пальцы шире; двигается медленно, точно дразнится. – Блять, ты такой сексуальный, – отчаянно выдыхает он, вгоняя глубже. Голос такой плаксивый, словно прелюдия для него – мучительная пытка, но действия в противовес голосу садистские. Джисон дёргается, жмурится от давления и глупой мысли о том, что Хван, возможно, любит доводить себя и других. – Хватит, дава-а-а… – срывается на стон, когда пальцы касаются простаты – совсем немного, на секунду, и сразу же исчезают. Хёнджин широко мажет языком по прессу, всё-таки не выдержав своих же игр на выносливость, толкается ещё раз, теперь уже грубее. Джисон чувствует, как пальцы внутри него дрожат, прежде чем растянуть напоследок податливые стенки пошире. Презервативы отыскиваются прямо в прикроватной тумбочке. Какие-то тонкие и с приторным сладким запахом – наверняка, минховы. Хёнджин мельком проверяет размер: должны подойти. Поддевает упаковку зубами – снизу слышится сдавленный вдох, скрипит кровать. А потом головки касается тёплое дыхание. – Что же ты, – рука вплетается в отросшие волосы, удерживая. Джисон, смотря исподлобья, мажет губами, лижет под уздечкой, а руками мнёт ягодицы. – Делаешь. Блять. Прекращай. Хёнджин рычит, отталкивая чужую голову. Всё тело пульсирует от скорой разрядки, любое касание будоражит нервную систему, а холодеющая слюна на головке лишь усугубляет положение. Джисон под ним усмехается, довольный результатом. Любо-дорого смотреть, как Хёнджин дрожит, будто вот-вот расплачется, сжимает себя у основания, пока пытается раскатать презерватив по члену. Вот-вот взорвётся от ощущений: слишком чувствительный для человека, который только и умеет, что играть свои ноктюрны и огрызаться. Джисону абсолютно точно нравится такая его сторона и абсолютно точно нравится дразнить. Он услужливо помогает надеть презерватив, накрыв сверху своей ладонью. Трёт чувствительную головку – Хёнджин толкает его на спину, вздрогнув от стимуляции. Вцепляется пальцами в ляжки – почти до синяков – тянет к себе ближе. – Доигрался, – сипит, надавливая на колечко мышц. Джисон задерживает дыхание, сосредотачивая все свои ощущения там, внизу. Член распирает с каждой секундой всё больше, проникая миллиметр за миллиметром. Скользит гладко: со смазкой Хан дома немного перестарался. Трусы, неприятно липкие, валяются где-то на ковре около кровати. Под ладонью волосы Хёнджина непривычно гладкие для постоянно подвергающихся осветлению. Джисон, почему-то, подмечает этот факт только сейчас, но не отказывает себе в удовольствии пропустить пряди сквозь пальцы, сжать их на затылке, чтобы увидеть, как вытягивается шея и напрягается кадык. Хван Хёнджин для него как порно из раздела «избранное»: приятно и возбуждающе хотя бы просто смотреть, и этому не мешают даже вечные перепалки. Сейчас, ощущая приятное давление, Джисон ловит себя на мысли, что и спорит больше для вида. Видеть недовольное лицо и ощущать костяшки от легких ударов в плечо – нравится. Остаётся надеяться, что и Хвану – тоже. Лишние сейчас мысли покидают голову, когда Хёнджин начинает толкаться мелко и часто, чувствительный и нуждающийся в разрядке. Подтянув ноги к себе на плечи, спускает чулок с каким-то тупым анимешным принтом, на который даже не обращал внимания, до щиколотки и зубами цепляет бедро, стонет прямо в кожу. Джисон выгибается навстречу, сжимаясь. Закатывает глаза и мычит, когда член бьёт по простате, гладит себя, задрав юбку до груди. Ткань хёнджиновой юбки раздражающе трётся о ягодицы – снять бы её и всё остальное с Хвана, но ситуация не позволяет. Было бы неплохо попробовать в следующий раз. Ноги дрожат от интенсивной стимуляции и постоянного натяжения мышц. Хёнджин позволяет сползти с плеч, сам опускается вниз, локтями упирается в матрас. Дыхание тяжёлое, рваное и сладко-горькое от выпитой смеси алкоголя и газировок. Горячим выдохом Хёнджин проходится по джисоновым губам, лижет кромку зубов и язык, стонет прямо в рот, когда чувствует приближающийся оргазм. Джисон вдавливает его в себя глубже, обхватив голенями. Ладонью на шею, зубами в нижнюю губу – тело напрягается с каждой секундой всё сильнее, наливается раскалённым свинцом. Музыка уходит за пределы слышимости, будто комнату обволакивает вакуумом. Темп быстрее – Хёнджин крупно дрожит, совсем чуть-чуть выходя и вгоняя член до упора, слюнявит шею. На особо громком стоне давит зубами в кожу – больно, но вкупе с давлением внизу пиздец как хорошо. Бёдра хаотично двигаются пару раз, вбиваясь мелкими рывками, а потом замирают. Внутри горячо. Джисон под ним вздрагивает: капля спермы тяжело выходит наружу, будто под прессом, а следующая стреляет белым по животу – чуть задевает юбку. С губ срывается дрожащий стон. Хан вжимается тазом в чужие бёдра по инерции, желая продлить наслаждение. – Вау, – хрипит спустя пару секунд. Хёнджин сбито дышит в шею, обхватив за плечи. Музыка постепенно возвращает свою громкость. – Кажется, мы не уложились в семь минут. – Ничего страшного, – кожу щекочет дрожащий смех. – В следующий раз попробуем на время. «В следующий раз» оседает на плечах приятной тяжестью. Джисон думает о том, что теперь, похоже, придётся заняться огромной работой над сближением. А ещё Чанбину насолить жутко хочется. – На следующей вписке Чанбина. – Слишком долго ждать. – Всего неделю. Будет время походить на свидания. – Опять придём в юбках? – Точно.