у меня есть к тебе пара вопросов 14:12
15:28 Да, конечно, какие?касательно игры 15:29 если не занят в какой-то из вечеров приезжай 15:33
15:51 Я посмотрю сейчас, минутку 16:07 Пятница тебя устроит?да 16:22
16:50 Отлично!мне нужен полифонический аналоговый синтезатор 00:09
00:10 и тебе привет, зайчик.и генератор розового шума 00:15
00:20 отдельный? зачем. возьми лучше вектрумне нужен отдельный 00:33 сможешь что-то собрать? 00:35
00:40 разумеется Во вторник весь день стеной идет снег. Дорожное движение парализовано, по новостям передают тревожащие сводки, улицы засасывает вместе с транспортом и городскими аварийными службами. В обед Леви выходит и с наслаждением бороздит осторожными шагами ещё не запачканный белый ковёр. Следы тут же заметает липкой крупой и, если остановиться и подождать, можно увидеть, как все медленно теряет очертания и расползается, застывая в причудливых формах. В овраге намело уже по колено, и в самом низу стоит гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим плеском падающих на черное зеркало воды с провисающих под тяжестью ветвей плотных шапок. Апатия, всегда приходящая к нему зимой, потихоньку сжимает холодными пальцами, на выдохе выгоняя все тепло. Леви слушает хруст снега под подошвами и размышляет над тем, чего вообще хочет. В среду он просыпается ранним серым утром и еще час лежит, читая статьи о играх жанра психологический хоррор. Изредка Хан скидывает вопросы и уточнения, собирая нужную ему аппаратуру и докупая компоненты. К запоздалому завтраку тучи, потолстевшие и набрякшие за ночь, снова раскрывают свои бездонные хляби, и Леви переключается на скандинавские триллеры и музыкальное сопровождение к ним, а вечером садится пересматривать «Кошачий суп», «Воспоминания о будущем» и «Железобетон». Снег продолжает идти. Четверг вспухает пузырьками рабочих звонков, онлайн-совещаний и переписок, проскакивающих на протяжении всего дня и к вечеру Леви выжат. Зато, он более менее собрал в голове то, каким видит эту игру и к какой атмосфере подбирает звук. Осталось донести это до Эрена. Эрен приезжает в пятницу. — Я столько раз это представлял, — слышит Леви за спиной отрешенный и словно удивленный голос. «Что именно?» хочется ему спросить, но короткие волосы на затылке обдает теплым дыханием, на поясницу властно давит, заставляя прогнуться, а вторая ладонь подныривает под руку, скользя по груди и прижимая основание шеи двумя пальцами, распластываясь поверх ключиц. — Какого. — Рот закрой, — раздается хрипло, но ласково, и указательный палец описывает острую дугу по коже над кадыком, вынуждая запрокинуть голову. Леви сглатывает, осторожно ставя зажатую в пальцах книгу обратно на полку, и глубоко вдыхает. Пульс подскочил, но не адреналиново-испуганно, а окситоциново-тестостероново. Кровь густеет и тяжело ухает в ушах, пока Эрен отпускает его горло и неспешно ведет руку выше, проводя двумя пальцами по подбородку и губам, задевая кромку зубов, замирая на полпути и, помедлив, опуская в приоткрытый рот. Большой палец упирается в выступающую острую кость нижней челюсти, откидывая голову ещё сильнее. Леви думает пару секунд, но быстро сдается, закрывая глаза и прикасаясь к солоноватым подушечкам языком, осторожно, привыкая, опуская голову на чужое голое плечо. Щеку холодно мажут мокрые пряди. Жарко окатывает мысль, что после душа тот опять вышел в чем мать родила. Эрен отпускает поясницу и обхватывает его поперек живота, подталкивая бедром под колено и шепча: — У тебя все уши красные, ты в курсе? Леви сдавленно фыркает и смыкает губы, засасывая горячие, скользкие пальцы. Эрен вздрагивает и подается вперед, прижимаясь к его спине, и все приобретает уже ту степень откровенности, где похлопать по руке и сказать «отличный пранк» уже не выйдет, и, если честно, совершенно не хочется. Тонкой струйкой сочится страх, что на самом деле Эрен опять нанюхался и все это не имеет к Леви никакого отношения, и от этой мысли тоскливо колет сердце. Но он уже разводит ноги, удерживая равновесие, и ощущает, как прерывисто дышит Эрен, зарываясь лицом в его волосы и облизывает ушную раковину с невыносимым шумом, от которого Леви дергается, случайно прокусывая кожу, и рука на животе напрягается, сминая пальцами бок. Он выпускает пальцы изо рта и говорит севшим голосом: — Так и оглушить можно. — Прости, — отвечает тихо, пока покрытая стекающими слюнями ладонь опускается и забирается под одежду, оттягивая пояс шорт. Леви снова делает глубокий вдох и пытается опустить голову, чтобы посмотреть, какой темной окажется эта ладонь на его теле, но Эрен недовольно щелкает языком и прихватывает за волосы. — Не-не, — говорит он, — спокойно. Леви покорно прикрывает глаза, сосредотачиваясь в ожидании, и почти вздрагивает, когда чувствует первое касание, совсем не робкое или изучающее. Длинные пальцы смыкаются, сжимая ровно так, как нужно, скользя с оттягом вниз, задерживаясь и сдавливая и тут же расслабляясь, чтобы вернуться обратно, едва касаясь большим пальцем чувствительной тонкой кожи. Леви облизывает пересохшие губы, чувствуя, что начинает задыхаться; вспотевшие ладони, так и зависшие на книгах, скользят. Ни одна женщина из тех, с кем он спал, не дрочила так же естественно и хорошо, зная на личном опыте все нюансы и особенности, обычно ограничиваясь стандартными, подсмотренными движениями. А Эрен, думает Леви и прикусывает губу, глотая все рвущиеся выдохи и стоны, знает, что делает. Конечно, мужская физиология вещь простая, и он давно не подпускал к себе никого ближе, чем на расстояние «спасибо, мистер Аккерман». Эрену плевать. Он залезает в чужие штаны так легко, как будто делает это с ним регулярно. Эрен проталкивает колено между бедер и Леви приходится перенести свой вес, выгибаясь. Рука пропадает и в рот снова вползают требовательные пальцы, кисловато-соленые, острые. Он слышит влажный шелест и слегка приоткрывает глаз, видя, как Эрен облизывает вторую ладонь. Проходит, кажется, вечность, в которой он чувствует только муторное желание и почти уже готов додрочить себе сам, лишь бы это закончилось, но ладонь возвращается, и опять, едва касаясь, дразнит его, разгоняясь, притормаживая тут и там, и все в мире тускнеет и пропадает, остаются только руки, смазанные выдохи в шею, и все завершается, как всегда, быстро и предсказуемо. Леви чувствует, как все внутри сходится в единственную, почти болезненную, точку, его, кажется, обнимают. Сводит все мышцы, он вздрагивает и кончает в чужую ладонь, которая заботливо помогает, ещё пару раз лениво скользя и, наконец, замирая. В ушах звенит и зрение восстанавливается из тьмы постепенно. Он видит прядь каштановых волос, своё плечо и верхние полки шкафа; чувствует, как расслабляется рука на животе, успокаивающе поглаживая, и с трудом сипит, возвращая голову в нормальное положение прежде, чем все разрушится: — Помой руки, пожалуйста. Эрен кивает, но не торопится, прижимаясь щекой к затылку и не отпуская. Дыхание и пульс выравниваются, и к Леви приходит сонливость и желание есть. Он осторожно обхватывает запястье Эрена, с лёгким сожалением вытягивая его руку, и на ощупь толкает локтем куда-то за себя. — А ещё я дико хочу жрать. Эрен сидит в его рабочем кресле на колесиках, поджав под себя ногу, завернувшись в какое-то непросохшее полотенце, и, не мигая, буравит взглядом закипающую в кастрюле воду. Иногда он открывает рот и набирает воздуха, чтобы что-то сказать, но тут же замолкает, видя предупреждающий палец. Поджимает губы, недовольно хмурясь, тянется к сигаретам. Леви тщательно размешивает рис, накрывает его крышкой, долго регулирует температуру и, наконец, исчерпав отвлекающие манёвры, разворачивается, сразу складывая руки на груди. — Это все потому, что я младше? — выпаливает Эрен, отталкиваясь от стола и подкатывая ближе. — Чего? Нет, это меня вообще не волнует, — Леви откидывает со лба волосы и вглядывается в его лицо. — Зачем ты это сделал? — Потому что давно хотел, — пожимает плечами и снова отталкивается ногой, кружась на месте. — Насколько давно? Конденсат, накопившийся на внутренней поверхности крышки, с тихим шипением капает на поверхность плиты. — Мне стали сниться сны, — Эрен улыбается и разворачивается, начиная закручиваться в другую сторону. — Такие, знаешь, после которых ходишь, как больной. Леви плохо представляет, о чем идёт речь, поэтому молча снимает крышку, следя, как густой пар утягивает в вытяжку. — Предположим. — А потом я обнаружил что ты ничем не пахнешь, ну, ярко выраженным. Никакого парфюма, кедра и цитруса, лемонграсса и прочей хуйни, — Эрен останавливается, спуская ногу на пол и задумчиво глядя в потолок. — Потом я стал приносить косяки со сладкими бумажками и спрашивал себя, остаётся ли этот вкус на тебе. Леви цыкает и лезет в холодильник за соевым соусом, отзываясь: — У меня все ещё смешанные эмоции по поводу них. — Угу. Но меня очень развлекали эти мысли, извини. Вообще, когда я тебя накуривал, ты становился такой сосредоточенный. И очень много и интересно говорил, мне всегда так дико хотелось слушать тебя, типа, вечность. И потом еще тогда, в последний день сборки выставки, когда я. — Эрен, — он наконец не выдерживает и с силой опускает тарелку на стол, — я такой и трезвый. Сосредоточенный, могу много и интересно говорить. В плане тебе не нужно… — соединять слова сложно, особенно, когда десять минут назад тебя выпотрошили наизнанку. — Я понял, — Эрен кивает и подтягивает себя, вцепившись в край столешницы. — Так тебе понравилось? — По-моему, все вполне очевидно, — ему очень не хотелось этого вопроса. — Нет, я хочу знать, тебе понравилось? Леви устало смотрит на него и думает, какой из целого списка вариантов ответов будет наименее клишированным в данной ситуации. — Какая тебе разница? — наконец отвечает, выкладывая рис аккуратной горкой. — Нихуя себе? — возмущенно. — Я что, по-твоему, постоянно так делаю? — И мы снова возвращаемся к вопросу «зачем», — резюмирует Леви, слегка кивая. Какое-то время проходит в тишине и мерном позвякивании приборов. Потом Леви чешет переносицу и все же говорит, всматриваясь в безмятежное лицо перед собой: — И все-таки я не понимаю. Ты пришёл, зажал меня в углу и трахнул просто потому, что я ничем не пахну, а тебе снились сны? — Ну, пока что я тебя не трахнул, — Эрен заправляет волосы за ухо и кивает, — но в целом все так. Леви качает головой: — Ты странный. Твои поступки абсолютно кретинские, я просто слов не нахожу, насколько меня это все фрустрирует. И насколько у меня, блядь, нет сил и желания в этом разбираться. — И тем не менее, тебе понравилось. — Было бы глупо отрицать. — О! — Эрен смущённо улыбается на его слова. — Это была сплошная импровизация. Я все поставил на одну фразу, решив, что либо ты после неё меня пизданешь, либо. — Либо охуею от твоей наглости и затуплю, — мрачно заканчивает Леви, рассматривая отражение потолочной лампы в зубцах вилки. — Да нет, такого с тобой не случается. Просто это одна из точек, по которой я случайно попал. Ты легко исполняешь приказы, и вербальные, и физические, а решения принимаешь слишком быстро, и они, чаще всего, слишком правильные, но не в этическом смысле, — Эрен постукивает ребром ладони по столешнице и его взгляд снова темный и тлеющий. — А тебя заводит насилие? — Не знаю, но оно очевидно заводит тебя. А меня заводишь ты, так что. — Так, Эрен, все, — Леви встаёт, встряхивая головой, и собирает грязную посуду, хмурясь, — у меня вообще был к тебе разговор.