White noise

      Самым трудным оказалось принять, что жизнь это подарок. Не болезнь или проклятие, передающееся половым путем, не затяжной прыжок из пизды в могилу, а бесконечное множество прекрасных форм. Все эти слова уже были рождены однажды кем-то умным или, если угодно, пытливым и голодным до жизни, обозначив, что экстраверсия или интроверсия — не степень доступной отдельно взятому человеку социализации, а руки сознания, ощупывающие мир. И, тем не менее, эти блеклые метафоры — оболочка большого процесса, сложенного подобно детской гадалке-оригами.       Выдвинутая в начале прошлого века теория о корпускулярно-волновой природе Вселенной, положившая начало квантовой физике, уже заглядывала в многомерность реальности. Коллективное сознание на рубеже веков качнулось, достигнув пика формализма, и статистическое математическое описание стало насыщаться трудами людей, пришедших из смежных специальностей и работавших с конкретной материей — молекулами, атомами в них и четырьмя фундаментальными взаимодействиями; познание стало более визуальным, концептуальным, построенным на объемных моделях; расцвела ответвлениями теория струн, описывающая мельчайшие базовые частицы как колеблющийся сгусток протяжённых струн, эдакий клубок шерсти, пульсирующий в 10 или в 26 измерениях, свернутых для нас ввиду ограниченности органов восприятия, и не только вполне представляемый нашим мозгом, но и отвечающий требовательности многочисленных систем интегрально-дифференциальных уравнений.       Хаксли в конце жизни писал, что внутри нас столько же измерений, сколько и снаружи, а современная физика, все еще неуклонно ищущая единую систему мироздания, не только описательную, но и предиктивную, полагает, что все частицы являются сферической вихревой волной, колеблющейся между существованием и отсутствием. Созидание и аннигиляция, сменяющие друг друга. Что-то близкое к индуизму с их танцующим в трансцендентном огне Богу или к тому, как зарождается сердце: изменчивая концентрация ионов кальция в эмбрионе заставляет собранные в разнородную группу кардиомиоциты асинхронно сокращаться задолго до того, как сердечная трубка станет загибаться и формировать желудочки и предсердия и сформирует самый первый орган в будущем теле. Нет никакого первичного импульса, начала всего, Божественного перста, оживляющего клеточного Голема в материнском лоне, лишь пространственно-временные осцилляторы, в каждом из которых проступают друг сквозь друга три пространственных и три временных измерения, переводящих энергию из одного состояния в другое.       Сами же пространство и время, изображенные в учебниках физики как некая ткань, обладающая знакомыми нам физическими эффектами «складывания», «сворачивания», образования «карманов» и «заломов», искажающееся под воздействием гравитации и «истончающееся», а, главное, покоящаяся ввиду своей двухмерной структуры, видимы из такой точки как парадокс летящей стрелы, в котором объект неподвижен в любом срезе пространства, так как смещается лишь во времени, находясь, при этом, в физически наблюдаемом процессе, который можно определить и назвать полетом. Этот парадокс, разросшийся со времен Зенона из апории в понятие о суперпозиции, присовокупивший позднее алгебраические решения теории суперсимметрии, замахнулся на общий принцип, сквозной для различных уровней — субатомный, атомный, молекулярный и, наконец, эмпирически изучаемый в каждую секунду жизни. Классический шредингеровский Наблюдатель, фиксирующий двухщелевое прохождение электрона, обнаруживает состояние частицы, определяет ее, позволяет возникнуть электрической и стереохимической молекуле, все еще являясь лишь удобной иносказательной формой. Как описать процесс, не прибегая к статичному описанию состояний, которые могут быть препарированы и измерены, но из которых утекает что-то, называемое нами жизнью? Люди существуют в однонаправленном измерении времени и все попытки вложить квантовость в ладони ограниченного биологическим происхождением рассудка заканчиваются так же, как задачка о точной карте побережья, — чем точнее измерение, тем дальше отодвигается итоговый результат; из мира земной коры мы уходим в мир песчинок, атомарных связей в них и, в конечном итоге, в чистую абстракцию математики, которая говорит нам, что береговая линия это фрактал. Простая работа по измерению отрезков оказывается ничуть не проще разрешения парадокса Ахиллеса и черепахи.       Интерес к тождественности форм в проявлениях жизни наблюдается во всех доступных человеку сферах, как в научной, с уникальным оптическим аппаратом глаза, повторяющимся на каждом новом витке эволюции, схожестью мозга и грецкого ореха, или довлеющим способом получения энергии через окисление, или гармоническое деление, называемое также Золотым, так и в мистической, с размышлениями о душе, сознании, непостижимости того, что следует за смертью тела, перерождении, искуплении и карме.       Космос не ткань, и не суп, и даже не волна. Это бескрайнее вихревое поле возможных позиций мерцающих осцилляторов, образующих, при этом, невероятно реальную материю, вроде канцелярских ножей, томатов, дизельного топлива или виниловых пластинок. И во всем этом существует человек, с осознаваемой на пределе возможностей бегущего в мозгу электричества скоростью света, тонкой настройкой белков, системой отсчета времени и распространяющимися центробежными и центростремительными волнами, которые мы воспринимаем, создаем и приручаем. По странной иронии, мы способны видеть в осязаемом мире кирпича, счетов за воду и сладости зрелых фруктов электромагнитное излучение, что кажется чем-то из разряда фантастики, но простейшие упругие механические волны колебаний доступны нам лишь в момент контакта с барабанной перепонкой.       Звук Вселенной — колебания молекул планет, звезд и газовых гигантов, порождающих звуковые волн, распространяющиеся со скоростью, близкой к нулевой за пределами порождающей материи. В теории, Звуком Вселенной можно назвать неограниченный белый шум с беспредельной мощностью.       Выпускать руки вовне тяжело и страшно, особенно, когда снаружи уже облапали, наставив кровоточащих язв и угольных отпечатков, неосознанно или с конкретной целью. Раздробленность личности замыкает человека в индивидуальном аду, не терпящем контакта с действительностью, заставляет изучать внутренние измерения, проецируя на них искаженный слепок того, что снаружи. Жизнь кажется лишь вводным условием, не плохим и не хорошим, конечным для тебя, как прилив или отлив, но бесконечным в смысле более абстрагированном, и ты в этой системе просто носитель с кратким сроком службы. Взгляд через призму выявленных физических законов стирает личность, ставит на один из уровней тождественности форм. Наверное, такие размышления толкнули Докинза на революционную теорию о гене, как о базовой единице жизни, и меме, как единице значимой информации, описывая нас как всего лишь одну из форм на зубцах фрактала жизни. И вместе с тем, пресловутое двуногое без перьев не только являет собой одно из возможных вихревых образований колеблющегося пространства-времени, но столько же создает и внутри себя, являясь как бы черной дырой с испускаемым в виде мемов Хокинговским излучением, и это наша суперпозиция, колебания между «внутри» и «снаружи», существованием и небытием. Нам присущи созерцание, аккумуляция и перестройка информации, стравливать которую необходимо, так как «природа не терпит пустоты», что применимо для любого значения на шкале между условными экстраверсией и интроверсией. Примечательно, что в Средние века обезличенное аристотелевское утверждение о естественном неразрывном заполнении пространства материей сменилось очеловеченным понятием о «страхе» перед пустотой, и лишь с приходом термодинамики научное сообщество стало говорить об энтропии как о необратимом рассеивании бесполезной энергии, например, в виде испарины при пробежке или беспокойстве, охватывающем при излишней дистанцированности от реального мира.       Позволить сделать шаг помогла, как ни странно, музыка, точнее волшебство упорядочивания звуков. В извлекаемых из инструментов механических волнах очень много упакованной информации — физическое воздействие на внутреннее ухо, возбуждение слуховых центров головного мозга, активация зеркальных нейронов, мышечная стимуляция и эмоциональное заражение. Та самая когнитивная раковая опухоль-аттракцион, подталкивающая к культивированию в себе спектра эмоций, к поиску ассоциаций, индивидуальному контакту с чужим сознанием, переживающим экстаз, горе, скорбь или надежду как к способу разделить оглушающую невозможность самоопределения из состояния психической энтропии, почувствовать, что ты не один. В лабиринте мнимых причин и последствий безучастный звук становится нитью Ариадны, слепо ведущий в любую из двух сторон — на дно алмазного кратера или на самое острие распахивающегося в безвременье бутона китайской хризантемы.       Леви понимает, что сработавшее для него не обязательно сработает с другим. Эрен не хочет выходить из песочницы, огораживается эклектичными, похожими на творение Гауди, замками, мужественно противостоит набегающим волнам и строит, строит, строит, обосабливается, не отвлекаясь на мелочи реальности. Леви хочется верить, что одна из волн все же поймает его зазевавшуюся фигурку, разметает песок, омоет лицо и покажет, что соленая липкость моря, дырчатая фата белой пены, лениво скользящая тень зависшей между солнцем и живым стеклом океана чайки могут дать так же много, как и поиск своего места в общем замысле Вселенной. Реликтовое излучение Большого взрыва угаснет, и температура с 2,7 градусов станет равна абсолютному нолю, и это так же неизбежно и сакрально, как биение сердца и фотон, падающий на сетчатку. Сейчас это не иссушающий душу и тело ручей, утекающий сквозь пальцы, на другом конце которого клоака неустойчивого безумия, в которую провалишься, лишь прикрой на мгновение глаза, а полноценная единица бытия, такая же реальная, как и все процессы, вмещенные в нее, и оттого восхитительная.       Поэтому, несмотря на всю эренову подвешенность и очевидный критический надлом, Леви продолжит дописывать свою звуковую компиляцию в ожидании, пока тот захочет сделать первый вдох и примет первое в своей жизни решение.       Жизнь это дар, не «потому что» или «вопреки», не обязывающий и не требующий распоряжения собой, но уникальный предмет, готовый к исполнению любых желаний, стоит только перестать делать шаг назад каждый раз, когда будущее переходит в настоящее.