Не лечится

      Август — золотая пора в их всеми забытом городке. Природа чувствует себя уверенно, как никогда раньше, и кажется, что осень никогда не наступит. Но в сентябре это буйно цветущее великолепие ярко полыхнëт красками, а затем пожухнет, чтобы укрыться первым снегом. Это будет позже, а пока летнее солнце пригревает с самого утра, а птицы поют весело и беззаботно.       И даже в такую погоду люди умудряются болеть и вызывать врача на дом. Почему-то в их городке не слишком популярно вызывать терапевта, в отличие от той же скорой. Или педиатра. Вот они да, сбиваются с ног, бегая по больным. А Полянский выбирался на свой участок не так уж и часто, тем более летом. Наверное потому, что поход в больницу его возрастным контингентом воспринимался как «выход в свет» и был в приоритете.       Но сегодня поступил вызов на Полевую. Частный сектор, где жили в основном люди преклонного возраста, находился почти в самом центре города — по соседству с рынком.       Судя по данным из регистратуры, некой Вере Ивановне было почти семьдесят. Значит, или дело совсем плохо, или профилактика для родственников. Как ни странно, но подобное часто встречается у пожилых людей, которым не хватает внимания.       Добиться ухаживаний от родственников и лишний раз услышать «Ну как, бабуль? Полегчало?» — именно такую цель преследуют заскучавшие пенсионеры. Это грустно, но Полянский их чисто по-человечески понимал, а потому иногда подыгрывал, сурово хмуря брови, качая головой и укоризненно цокая языком. Как правило, после такого даже самые хладнокровные родственники начинали суетиться вокруг на глазах оживающей бабушки, и все были довольны.       Приближаясь к нужному дому, Александр Юрьевич машинально отметил облагороженную территорию и с десяток клумб, в которых самозабвенно цвели какие-то цветы.       Хорошо, когда у пенсионеров есть хобби. И работа на участке — это отличный вариант! Особенно если для полива есть шланг, а сами работы идут не в полдень, когда солнце любого свалит с ног.       Разношенные галоши на деревянном крыльце, половик, связанный из лоскутков, пакетики с прикормкой для цветов и старая алюминиевая лейка. Обычный быт почти деревенского дома. Вот только новая газонокосилка нарушала общую идиллию. Хотя, наверное, инструмент или косарь оставил, или родственники.       Полянский поискал глазами звонок, не нашёл, и уже хотел постучать, как увидел записку, всунутую в ручку двери.       «Открыто!». Несмотря на преклонный возраст, почерк бабуси был чётким и уверенным. Можно сказать мужским. И это хорошо, ведь уверенные линии говорят об отсутствии дрожи в руках.       Но сам факт, что дверь не открыли, а оставили записку, наводил на опасения. Не теряя времени, терапевт скинул мягкие туфли и поспешил к пациентке.       Пройдя холодный коридор, он для приличия стукнул в дверь и вошёл в дом. Его никто не встретил, но из дальней комнаты послышался какой-то звук, и терапевт поспешил туда. Сознание мимолëтно отмечало простенькие обои, советскую стенку и ажурные занавески, которые покачивались от ветерка, задувающего в открытые окна. В соседней комнате громко тикали часы.       — Здравствуйте! Врача вызывали? Я… — зайдя в комнату, Александр Юрьевич замер, подавившись продолжением фразы.       На полуторной кровати, застеленной ситцевым бельем в цветочек, лежал Матвей, укрытый одеялом почти до подбородка. Он закинул одну руку за голову, а другой держал телефон. На экране мелькнул интерфейс популярной читалки. Соколов выглядел более чем здоровым.       — Привет, док!       — А… а где бабуля?       — Я за неё! — канонно откликнулся Матвей и фыркнул: — Мы как в «Шурике».       — Мы как в «Красной Шапочке», Соколов! Признайтесь, что вы наглый серый волк и сожрали несчастную бабушку! А если серьезно, то где э-э… Вера Ивановна? — Полянский кинул взгляд в блокнот, освежая в памяти имя старушки.       — Бабуси нет.       — Объясните нормально, Соколов! Где моя пациентка и почему её нет?       — Док, не психуй. Нервные клетки не восстанавливаются. Ты же учёный. Сам знаешь.       — Соколов!       — Да что? Бабуся на работе. Ещё в восемь утра убежала и до вечера теперь. А я с ночной смены.       — На работе? — глупо переспросил терапевт, в очередной раз пытаясь собрать паззл.       — Ну да. Она вахтëром в доме культуры работает. Говорит, не может дома сидеть. Она у меня боевая. Вся в меня! — Матвей горделиво расправил плечи, насколько это позволяло лежачее положение и стукнул себя в грудь.       — А кто тогда оформил вызов?       — Я.       — Зачем?       — Увидеть тебя хотел. На работе ты замороченный, а после работы нервный. Я искал золотую середину.       — Значит, вызов ложный. Вы же знаете, что это карается штрафом? И вообще, как вам не стыдно, вызывать врача к бабушке, если она здорова? У вас не только шуточки дебильные, но и сами поступки говорящие.       — Про штраф я знаю. Только вызов не ложный. Мне кажется, что я на самом деле заболел. Температура, кашель, глотать больно и дышу с трудом, — его серые глаза так хитро поблëскивали, что медик не поверил ни единому слову. — А то, что пациентом бабуся числится, так это меня в регистратуре неверно расслышали. Я хотел сказать, что живу по одному адресу с Верой Ивановной Климовой, а они записали эти данные. Я хотел поправить, да сил не хватило, голос пропал.       — У меня сильные сомнения на этот счёт. Вы брешете, как сивый мерин!       — А ты проверь. Тем более, если уже пришёл.       — Не собираюсь я ничего проверять!       — А как же клятва Гиппократа?       — Вы хоть в курсе, как она звучит?       — Э-э… «Не навреди»? — с большим сомнением в голосе уточнил Матвей, вопросительно вскинув на доктора взгляд в поисках подсказки.       — Соколов, вы меня бесите! Вы ужасно раздражающий и настырный экземпляр!       — А ещё больной, — и хозяин дома показательно закашлялся.       — Шут гороховый, — буркнул Полянский, приближаясь к притворщику. Почему-то серьёзно сердиться не получалось.       — Пусть так. Но я же немногого прошу. Просто посмотри, всё ли в порядке. Я тоже хочу кое-что проверить.       — Что?       — Потом скажу, — улыбнулся Матвей и ощутимо расслабился, поняв, что Александр Юрьевич не собирается сбегать.       — Ваши фамилия, имя, отчество? Дата рождения? Адрес по прописке? Номер СНИЛСа и полиса? — терапевт сел на стул возле кровати и положил блокнот на колено.       — Да брось! Ты же знаешь, как меня зовут.       — Вы оформили вызов. Мне нужно задокументировать данные, — упрямо отозвался терапевт и поднес ручку к белоснежному листу, готовый выполнить свою работу как положено.       — Соколов Матвей Сергеевич, — буркнул пациент, явно раздосадованный таким официозом.       Полянский кивнул и начал записывать, но вдруг недоуменно замер. Он во все глаза смотрел на Матвея, который откинул одеяло и, дефилируя лишь в одних трусах, прошлëпал голыми пятками до стенки. Выдвинув ящик, он порылся в документах и вытащил паспорт, СНИЛС и заламинированный полис.       — Соколов! Прикройтесь! — возмущëнно воскликнул Полянский, не в силах оторвать взгляд от голой спины с переплетением тугих мышц под кожей и мускулистых волосатых ног. На плече остался трогательный след от складки простыни.       — А что такое? Ты же врач, — равнодушно отозвался Матвей и не спеша прошёл обратно, так и не потрудившись прикрыться. Возможно, он даже немного красовался перед терапевтом, учитывая появившуюся кошачью грацию. — Держи. Паспорт и страховые, как и просил.       — Спасибо. Ложитесь, — выдавил Полянский и начал переписывать данные, путая цифры. Перед глазами стояло мощное и гибкое тело.       — Ты какой-то неправильный врач.       — Я слышу это многие годы и версия, как правило, одна и та же. Удивите меня.       — У тебя почерк понятный. Обычно врачи жутко пишут, как нитку протянули. То, что написано, может только другой медик прочитать или провизор в аптеке. А у тебя читаемо. Можно разобрать.       — Кхм… Опишите ваши симптомы, — Полянский смутился, удивлëнный тем, что Матвей замечает подобные мелочи, и поспешил сесть на привычную лошадку.       — Внутри ноет что-то. Жарко и холодно одновременно. Руки ледяные. И обниматься хочется.       — Соколов! Перестаньте паясничать!       — А что я такого сказал? — фальшиво удивился Матвей. — Говорю же, холодно! А объятия — лучший способ согреться. Вы знаете, что когда людям грозит смерть от холода, ну, например, машина зимой в поле сломалась, а помощи нет, то они раздеваются и греются друг о друга?       — Нет, это просто невозможно! Паяц, — пробормотал терапевт и достал из сумки стетоскоп. Расправил трубки и вдел наконечники в уши. — Лежите спокойно.       — Лежу, — отозвался Матвей и прикрыл глаза.       Полянский постарался сосредоточиться на звуках, а не на обнажённом теле перед собой. Это оказалось сложнее, чем он предполагал.       Тональность, шумы, ритмичность — всё было в норме и соответствовало здоровому состоянию молодого мужчины. Вот только пульс зашкаливал и удары сердца буквально выбивали у Полянского землю из-под ног. Слова и шуточки — мусор, а вот физиологию не обманешь.       Александр Юрьевич сглотнул и хотел что-то спросить, но увидел прикрытые глаза Матвея и уступил своему желанию. Позволил себе на несколько секунд задержать взгляд и изучить лицо этого балбеса с более близкого расстояния. Полянский жадно переводил взгляд с дрожащих век на небольшие тени под глазами и волевой подбородок, покрытый вчерашней щетиной. А вот старый, побелевший шрамик под нижней губой. Интересно, откуда? Жилка на шее часто билась, совпадая с биением сердца, которое своим звучанием с помощью стетоскопа заполнило всё существо терапевта.       — И в животе иногда что-то тянет, — тихо произнёс Матвей, не открывая глаз.       Полянский сглотнул и убрал стетоскоп обратно. Прежде чем приступить к пальпации, он незаметно вытер вспотевшие ладони о брюки. Кожа Матвея горела огнём, и Александр Юрьевич обжигался от каждого прикосновения, даже если касался просто резинки трусов. Ощущение подтянутых мышц под своими пальцами уносили его далеко-далеко от медицины, но он старался справиться со своей профессиональной задачей.       — Тут больно?       — Н-нет.       — Хорошо. А тут?       — Нет.       — А так?       — А так приятно, — выдохнул Матвей, открыл глаза и уставился на склонившегося к нему доктора. На щеках притворщика расцвёл румянец, а глаза лихорадочно заблестели. Он быстро облизал пересохшие губы.       — Я не вижу каких-то проблем. Всё в норме и… — терапевт очень старался, чтобы его голос звучал как обычно, а сам ловил последние мгновения прикосновения, как солнечные дни перед тëмной зимой.       — Док, — хрипло позвал Матвей.       — Что?       — Я тоже проводил исследование. И я не ошибся.       — В чём?       — В том, что я чувствую. И как ты на меня действуешь.       — И как же?       Вместо ответа пациент осторожно взял доктора за руку, невесомо погладив запястье, и потянул её вниз. Поначалу растерявшийся Полянский успел лишь заметить затвердевшие соски Матвея, а в следующий момент его будто ударило током от вздыбленных боксëров, которые приподнимал напряжëнный член. Внутри терапевта что-то взорвалось.       — Соколов! Вы идиот! — заорал Полянский, отдëрнув руку и вскочив на ноги. Стул с грохотом упал на пол. — Что вы себе позволяете?!       — Блямба! Док, прости! Я… — Матвей будто пришёл в себя и быстро прикрылся одеялом. — Ты так смотрел, что я… Твою мать!       Александр Юрьевич пытался устоять на ногах. Газированная кровь бежала по телу, отравляя организм животным страхом и звериным желанием. Он тяжело дышал и чувствовал, как от стресса и пота мокнет его лёгкая льняная рубашка. В голове, подобно ингредиентам в чаше блендера, с немыслимой скоростью крутились мысли.       Это просто невозможно! Пора что-то решать. И решать кардинально. Неожиданная идея пришла в голову, и всё показалось простым и логичным. Может, стоит пойти от обратного?       — А знаете, Соколов… Я не против.       — Не против чего?       — Переспать с вами, что же ещё. Когда там ваша бабушка возвращается? Вечером? Славно. Этого времени должно хватить, — уверенно проговорил терапевт и начал демонстративно снимать часы, явно собираясь раздеться полностью.       Однако Матвей не выглядел радостным, а смотрел хмуро и подозрительно.       — И с чего вдруг такая перемена настроения?       — Ну как же? Вами двигает любопытство. Сейчас мы его удовлетворим, и вы перестанете превращать мою жизнь в кошмар, — он споро расстегнул пуговицы рубашки и взялся за брючный ремень.       — Нет, подожди! Я не хочу, чтобы… так. Я хочу, чтобы ты сам захотел, по-настоящему. Понимаешь? — несмотря на эти слова, Матвей жадно рассматривал оголяющегося терапевта. Он сел на постели, с силой сжав край одеяла. Мышцы на руках напряглись.       — Если мне не изменяет память, пару недель назад вы заявились ко мне именно с таким предложением.       — Я же уже объяснял! Док, перестань раздеваться! Прикройся, блин! Я же не железный!       — Так и я не железный. Ваши шуточки, Соколов, у меня уже в печëнках сидят! Так что давайте сделаем всё, что нужно, и забудем друг друга как страшный сон! Не переживайте. Первый раз, конечно, болезненный, но я постараюсь быть аккуратным и в процессе не срываться в агрессию, вспоминая обо всех неудобствах, что вы мне причинили!       — Э-э… В каком смысле? — вместе с вопросом в голосе прозвучала лёгкая паника.       — Ну как же? Вы хотели секса с мужчиной? Сейчас вы его получите. Надеюсь, вы подготовились и нас не ждёт конфуз?       — В к-каком смысле? — заикнулся Матвей с округлившимися глазами.       — Да что вы заладили с этим смыслом? В прямом. Вы делали чистку? Это не совсем приятная, но увы, необходимая процедура. Если да, то я больше не вижу сложностей. Переворачивайтесь на живот и вставайте в коленно-локтевую позицию.       — Но я думал, что мы… Ты… А я сверху.       — Индюк тоже думал, да в суп попал. Вы думали, что я пассив? Глупо. Геи, как правило, универсальны. В том числе и я, — не покраснев, соврал Полянский. Он всегда был пассивом и не испытывал ни малейшего желания что-то менять.       — То есть ты хочешь, чтобы я подставился? Хочешь меня трахнуть? — растерянно уточнил Соколов, разом как-то поникнув. Со стороны можно было подумать, что теперь он прикрывается одеялом для защиты, а не ради приличия.       — Ну да. А вы разве против?       Матвей молчал, вперив в терапевта тяжëлый взгляд. Ноздри гневно раздувались, и даже уши стали бордового оттенка.       — Я хотел наоборот. И не при таких обстоятельствах. Но если тебе хочется, то давай попробуем, — наконец произнёс он и перевернулся на живот, уткнувшись лицом в подушку. — Только обещай, что в следующий раз я буду сверху, — глухо добавил он.       Полянский растерянно замер. Если это был какой-то розыгрыш, то он явно затянулся. Он-то рассчитывал, что этот болван взбесится и выставит его, чтобы больше никогда не видеть, а тот уступил. Согласился быть снизу и отдать свою девственную задницу на растерзание.       Да какой из этого балбеса пассив, если у него тестостерон того гляди из ушей полезет?       И самому Александру Юрьевичу его зад абсолютно не нужен, только если потискать. А вот оказаться на этой самой полуторке, прижатым Соколовым сверху, да так, чтобы было тяжело вздохнуть…       — Док? Я готов, — не поднимая лица от подушки, Матвей откинул одеяло и начал стягивать трусы. Терапевт сбросил с себя оцепенение.       — Стойте, Соколов, — устало бросил он и начал застегивать свою рубашку. — Это просто глупая шутка. Я, признаться, ожидал другой реакции.       — Что?       — Что слышали, — огрызнулся терапевт, застëгивая часы на запястье. Вся эта идея перестала казаться ему удачной, тем более что результат оказался нулевой.       — Док, ты меня с ума сводишь! То давай, то не давай, — укоризненно заметил Матвей. Впрочем, это не помешало ему натянуть трусы повыше. А после он встал и взял со стула шорты. Для надëжности.       — Простите, Соколов. Это всё просто глупая шутка. Я не хочу вас. Ни сверху, ни снизу, ни сбоку. Никак. Я… — новая идея пришла в голову и тут же сорвалась с языка. — У меня… Алибидемия.       — Алиби чего? И где ты умудрился подцепить такую пакость?       — Алибидемия, — трагично повторил Полянский и, заметив, что Матвей не может оценить всей драмы пояснил: — Я фригидный мужчина. Просто не хочу секса как такового. Мне это не нужно. И уж конечно это не заразно.       — Не стои́т? — с искренним сочувствием поинтересовался Матвей, подходя ближе. Полянский окинул голодным взглядом его широкую грудь, облизнул губы и отодвинулся подальше, чтобы не порушить только что придуманную легенду.       — Не то чтобы… Я просто не хочу. Ни морально, ни физически. Последствия гормонального сбоя на фоне угнетëнного либидо. Но это не страшно. Тысячи мужчин живут с таким недугом. Так что вам, Соколов, лучше найти более подходящую для экспериментов кандидатуру.       Приведя себя в порядок, Александр Юрьевич бросил беглый взгляд на Матвея. Тот усиленно о чём-то размышлял и бросал на терапевта подозрительные взгляды.       — А это лечится?       — Увы, нет. Так что всего доброго, Матвей. Мне пора возвращаться на работу к настоящим пациентам, — он грустно улыбнулся, будто ему было чуточку жаль расставаться.       — Блямба… Слушай, док, ты это… Ну, не переживай. Медицина идёт вперёд семимильными шагами. Сам знаешь. Придумают ещё что-нибудь, и будешь как новенький!       — Да. Верно. Спасибо за поддержку, Соколов. До свидания, — Полянский развернулся, чтобы уйти, но его уже привычно развернули за плечо.       — Да подожди ты! Я же не закончил… Слушай, ну секс, это конечно, очень важно, и мне дико жаль, что у тебя такие сложности… Но я хочу побыть с тобой не только для того, чтобы кончить. Подрочить я и один могу. Мне просто нравится… Ты нравишься. И мне интересно с тобой, веришь? Давай… Давай чаю попьëм? Или кофе? Хотя лучше чай. У меня бабуся сама чабрец сушит, знаешь, как вкусно? Ни в одной покупной заварке такого аромата не встретишь! А ещё я могу свои детские фотки показать. И бабусю. Может, ты её даже знаешь. И родителей своих покажу, говорят, я на отца похож.       Холодные руки терапевта неожиданно оказались в горячих ладонях Матвея. Александр Юрьевич молчал, не зная, что сказать. Им никогда не интересовались, как личностью. В пределах родного городка лишь обсуждали и травили, а во время своих отпусков и двухнедельных секс-марафонов его партнёров интересовало только тело, и это было взаимно.       Встретить такого искреннего и чистого человека, как Матвей, казалось настоящим чудом. Вот только Полянский не верил ни в чистоту, ни в искренность. Он ожидал подвоха и был готов к тому, что в любой момент из-за кулис выскочит вертлявый ведущий и заорëт, что это всё розыгрыш, а Сашка-пидорас повëлся. Такого Полянский точно не хотел. Он и так уже сегодня наговорил более, чем достаточно.       Выдавив из себя жалкую улыбку из серии «хорошая мина при плохой игре», терапевт вырвал свою руку, метнулся во двор и буквально сбежал с Полевой улицы.