Страшная месть

Широк пир по приезду Царя-батюшки. Вина заморские да мед рекой льются, стольники в золотых кафтанах с блюдами снуют. Весел государь. Молитве и покаянию время, но и потехе час. Любуется царь на кравчего своего. Хорош Федюша, волосы хмелем вьются, глаза пламенным огнем горят. А сам Федор не мыслями о Царе занят сейчас. Так и норовит взглянуть он в тот угол, где восседают Никита Иванович Афонин сотоварищи. Все мысли о том, сработал ли любовный приворот? 
Да только Афонин почему-то в его сторону и не смотрит. «Все Демка виноват, знамо, слова перепутал. Столько стараний, и все коту под хвост. — В раздражении подумал Федька. — Или лукавит Никита Иванович, чувства свои скрыть хочет до поры до времени? Не похоже что-то, что сухотка любовная его гнетет, ест-пьет за пятерых. Пройдусь-ка я в танце мимо него, или кубок поднесу. А то смотрит в сторону, вроде и вовсе до меня ему дела нет» Только тут заметил Басманов, что Афонин как будто за Демьяном его глазами следит. Может, через холопа передать что вознамерился Федору? Ну точно — боится поди при государе чувства свои выказывать, а то не ровён час на опалу или чего похуже нарвешься, за царским любовником у всех на глазах приударяя. Видит кравчий, что Демьян из трапезной выходит. А тут и Никита Иванович сразу встал из-за стола, да за ним. «Что такое?» — Басманов решил проверить. Из трапезной через тайную дверь выскользнул, мимо удивленной челяди, мимо столов с блюдами, готовыми к выносу в залу, прошел, в галерейке узкой к окошку приник, слушает. — Как зовут тебя, добрый молодец? — услышал Басманов. — Демка я, боярин... Демьян... Тимофеев сын... — непонимающе пожал плечами холоп. — Стремянной я Федора Алексеевича Басманова. Чего надобно, боярин? — Люб ты мне, больно, Демушка, плечи твои широкие, глаза серые... Дай обниму тебя, соколик ненаглядный! Приходи нынче ко мне, буду ждать тебя, как торговые ряды пройдешь, так третий дом от трактира направо. Свечу в окне зажгу, так найдешь! — жарко шептал Афонин, прижав Демку к стене. — Ты не думай, у меня сокровищ много, не рублем подарю, яхонтами, в золоте у меня купаться будешь, на волю тебя выкуплю. — Али ошибка какая вышла? — все еще не понимал Демьян, думая про себя «Пьян он, что ли?». — Может, Федору Ляксеичу что передать? — Сдался мне твой Федор Алексеевич! — рассердился боярин. — Ты приходи. Дай к сердцу тебя прижму. И он потянулся к Демьяну, сделав попытку обнять того и поцеловать. Однако Демьян ловко увернулся и, бормоча «прости, боярин, прости», выскользнул назад в трапезную. Раздосадованный Басманов тем же путем вернулся в зал. Он притворился, что не замечает знаков, которые делал ему Демьян с другого конца стола. — Что дуешься, как мышь на крупу, любезный? — Поинтересовался царь. — Бегаешь туда-сюда. — У кравчего, надежа, дел не перечесть, — пробормотал Федор. — Смотри, занятой какой, — по-доброму рассмеялся Иван Васильевич и сразу помрачнел, да так, что ясно стало, отчего его кличут Грозным. — Али не рад мне? Не скучал? — Как же не рад я, батюшка! Не позорь ты меня, ради Христа, не сыскать тебе вернее слуги! — А не лжешь? Ох, хитер ты, Федька! Бегаешь от меня с утра, как чумной, сторонишься. — Царь ухватил Федора за запястье и с силой сжал, дернув на себя, да и усадил вдруг его к себе на колени, не опасаясь посторонних взглядов. Федька этого никак не ожидал, покраснел и даже сделал попытку вырваться, но Иван держал крепко. Все, кто был поблизости, слишком уж заметно занялись своими разговорами и отвернулись, стараясь не смотреть на них. Иные бояре опустили глаза и поглаживали степенно бороды, делая вид, что ничего не происходит. — Сидеть! Не отпущу боле, а то опять убежишь! Так ты может, и не скучал вовсе? Знаешь же, костяной я да жильный, тяжело мне пост дается, как гляну на тебя, так в глазах двоится, жду не дождусь, как пир закончится. Басманов уже оправился от первого смущения и подумал: «И пусть смотрят. Раз на то воля государя. Пусть завидуют.» — А чего конца пира ждать, батюшка? Али ты не Царь Всея Руси? Начальников над тобой нету, — зашептал в ответ Федор. — Коли нету мочи ждать, так и не надобно. — И то правда. *** Не разжимая своих пальцев на федькином запястье, царь тащил его по темным коридорам. Вдруг напротив одного из окон он внезапно остановился. На фоне окна его профиль, освещенный лунным светом, выглядел хищно и даже немного зловеще. — Стоять! — Басманов резко замер и непонимающе уставился на Ивана, приоткрыв рот и хлопая ресницами, — здесь! Федька понял не сразу. — Государь…как здесь? А ежели кто увидит? — Не посмеют смотреть! Иван любил приводить Федю в смущение, уж больно хорош тот был в своей юной наивности и неопытности. И хоть с Иваном он уже многим срамным делам обучился, а все равно далеко ему было до царя, который давно познал и повидал такое, что Федору и не снилось. Иван навалился, прижал Федьку к каменной стене так, что тот спиной через кафтан чувствовал ее холод. Обхватив нежные запястья, царь поднял федькины руки над головой и тоже прислонил к стене. Феде вдруг вспомнились те стрекозы, которых он ловил в детстве и удерживал за крылья, прижав к цветному оконному стеклышку. Чувствовал он себя сейчас ровно также. Иван с жадностью осмотрел Федьку, как будто видел его впервые. — Дня не было, чтоб не вспоминал о тебе,— хрипло прошептал он на ухо юноше, проведя по раковине кончиком языка и слегка прикусив мягкую мочку. — Так и я! Извелся весь! — жарко простонал Федя, вспыхивая от этой ласки. Но Иван не дал ему договорить и жадно впился в федькины влажные губы долгим и глубоким поцелуем. Неохотно оторвавшись от губ, он нежно прошелся поцелуями по шее, спускаясь до самого воротника парчового кафтана с богатым жемчужным ожерельем. То, что Федька был полностью одет, заводило еще больше. Удерживая его руки над головой одной рукой, второй он скользнул под одежду, провел пальцами по нежной коже живота вниз. Федька боялся что у него подогнутся колени и он просто сползет по стене, но Иван держал слишком крепко. Потом царь нагнулся и все так же одной рукой ловко сдернул Федору портки до колен и слегка провел рукой по его члену. Федька тяжело дышал, распаленный этими ласками и все же поглядывал по сторонам… не хватало только, чтоб его увидели вот так… прижатого к стене со спущенными штанами. Хотя государь сказал «не посмеют»… Тем временем царь, раздразнив Басманова, внезапно остановился и молча посмотрел ему прямо в глаза тем самым взглядом, от которого даже самых родовитых бояр бросало в дрожь. — Думал, ничего не прознаю я про твои проделки? Я же тебя насквозь вижу, плут. Невозможно без присмотра оставить. Сам рассказывай! — строго проговорил царь. Федька, который так и стоял, прижатый к стене и с голой задницей ожидал чего угодно, но не этого. Он был совершенно уверен, что царь ничего не знает про книгу и поэтому был застигнут врасплох. — Государь… не вели казнить! — Федька решил как обычно, надавить на жалость. — А что еще делать оставалось, коль последними словами поносят слугу твоего верного и грязь в лицо кидают? Ну взяли мы ту книгу бесовскую, что ж еще оставалось делать! Надо же было его проучить! А приворот возьми и на Демку обернись, — вывалил сразу все свои секреты Федька и виновато вздохнул. — Знаю, надежа, не терпишь колдовства, верно казнишь меня теперь, — деланно насупился он. Но вопреки ожиданиям царь не только не рассердился, но начал так хохотать, что даже не мог более удерживать Федьку прижатым к стене. Басманов совершенно растерялся, гадая, откуда государь мог все узнать. Он казался Федьке кем-то вроде провидца. — Ох и колдун… — сказал царь, утирая слезы, которые от смеха выступили у него на глазах,— так и знал, что ты к той книге полезешь, запретов-то терпеть не можешь. Ну и поделом тебе, будешь знать в другой раз. Сам кашу заварил — сам и расхлебывай. Это тебе в назидание за непослушание будет. А то привык делов наворотить, а потом то батюшка, то государь все за тобой разгребают. Честно говоря, чистосердечно признаваясь в содеянном, Федька действительно надеялся на помощь царя. С другой стороны, он был рад, что Иван не разгневался всерьез. — Хватит уж болтовни! — прервал его размышления Царь. Федя и опомниться не успел, как Иван властно развернул его к себе спиной, заставив опереться руками о широкий подоконник. Федька покорился. Смешанное чувство стыда и облегчения наполнило душу и тело Басманова. Он оставил тревожные мысли и полностью отдался своим ощущениям. Бесстыдные стоны рвались из его груди и ему было уже все равно, что кто-то может их услышать. Он полностью отдался воле Царя. — Думаешь, все, вину искупил? — прохрипел ему на ухо государь, излившись. — До утра теперь не отпущу, чародей мой. *** На дворе едва рассвело, как в дверь властно постучали. Зевая, Демьян нехотя поднялся с лавки, потёр заспанные глаза и пошел открывать. Басманов, на лице которого были видны следы бессонной ночи, вошел в горницу и прямо в одежде и обуви лицом вниз рухнул на кровать. — Ох и Иван Васильевич! — простонал он, — прознал-таки про наши дела. Ну да ничего, обошлось кажись. Сами кашу, говорит, заварили — сами и расхлебывайте. Ну теперь ты мне расскажи, Демка, знаю же, что есть, что рассказать? — Об чем? — осторожно поинтересовался Демьян. — Про Афонина. Да не боись, слышал я весь ваш разговор, как есть, что в галерее во время пира был. — Ох, не все ты, Федор Лексеич, слышал! — обрадовавшись, что ничего не надо объяснять и что Басманов не сердится на него и не истолковал происходящее превратно, зачастил холоп. — И жить-то без тебя не могу, и на свободу выкуплю! — А ты никак и призадумался? — подозрительно прищурился Федька. — Вольной да богатой жизни восхотел? — Да господь с тобой, кормилец, что ты говоришь такое! — упал на колени Демьян. — Я тебе да батюшке твоему всем обязан, призрели меня, сироту. На кой мне та воля, куда идти, если я и так как сыр в масле катаюсь? Да и тебя как оставить, кто ж за тобой так ходить будет, как я? — Твоя правда. Чего бахнулся-то, подымайся, сам знаю, что предан ты. Афонин-то чего? — Вот и вот, — продолжил свой рассказ Демьян. — После пира этого злосчастного пристал ко мне боярин, как банный лист к заднице, я уж и так, и так, еле вырвался. Три часа за кустами сидел, пока Никита Иванович у входа в хоромы твои гарцевал, все меня выжидал. — Что-то ты, Демка, видать напутал, — задумчиво проговорил Басманов, уже перевернувшийся на спину и заложивший руки за голову. — Ведь приворот-то на меня был! *** Через несколько дней спешащего по своим делам Федьку прямо посреди царского двора остановил Васька Грязной. Он ухватил Басманова за длинный рукав бархатного охабня и не мог ничего сказать, сгибаясь пополам от смеха. В душе Федька презирал Грязного, почитая себя всяко выше безродного псаря. Но царь веселому и храброму Ваське благоволил, так что Басманову приходилось с этим считаться и изображать хоть минимальное, но дружелюбие. Федька вырвал свой рукав из рук Грязного: — Ну, чего тебе еще? Не видишь, спешу я! — Ну и шустер, Федька, твой стремянной, — захлебываясь от смеха, молвил Вася. — Гляди, Афонин-то с ума сдвинулся, все гляделки проглядел Дёмке твоему вслед глядючи! Право дело, какой поп, такой и приход! — Дурак ты, Вася. — беззлобно вздохнул Федька.— Да пропусти штоль! Подобные речи Басманов нередко слышал в последнее время и от других опричников. В душе у него зашевелилось какое-то беспокойство и — в этом бы он не признался и самому себе — даже ревность. Привыкший к тому, что Демка чуть ли не с детства находился в его нераздельной и полной власти, Басманов чувствовал себя неуютно при мысли, что тот может захотеть его покинуть. «Выкуплю, ишь! — думал он со злостью.— А я не продам. В крайнем случае, государю челом бить буду!». Если бы Демка знал, какие думы обуревают хозяина, он бы, пожалуй, весьма возгордился. *** Придя домой, Басманов шваркнул дверью и гневно закричал: «Демка! Ты что, паскудник, учудил? Стыд и срам! Только и слышу про вас с Афониным! А еще в верности клялся, Иуда!» — Так нет моей в том вины, хозяин! — Проговорил Демьян, чуть не плача. — Защити меня, батюшка Федор Лексеевич, мочи моей нету больше терпеть. Не дает он мне проходу! И перед товарищами стыдно. Если б знать, что все так обернется с этим приворотом... — Молчи, дурак! Ни слова о том! Видно, правду сказывают, что не обманешь силу нечистую. Еще Афонин этот дурень, пол-опричнины с него животы надрывает, а ему все нипочем. — Что делать-то теперь? — растерянно спросил Демьян. — Надобно нам бабку ту сыскать, чья книга бесовская, да выпытать у нее, как приворот снять. — Да ее, может, черти уже с фонарями на том свете ищут! — А мы пошустрее чертей ее сыщем, недаром нас кромешниками кличут, — усмехнулся Федька.