Второй шанс для двоих

      В столовую мы опять соизволили явиться в числе последних, вместе с пухлым пацаном из нашего отряда. Я даже не был в курсе, ни о его имени, ни о его фамилии. Пофиг, в общем говоря. Ольга, сидевшая в окружении других вожатых, окинула нас сердитым взглядом, хотела уже что-то крикнуть, но в итоге махнула рукой. Видимо, настолько за день замоталась, что даже на любимое занятие – понукание своих подопечных – не оставалось сил. Оно и к лучшему. Денек выдался довольно событийным и, чего греха таить, весьма и весьма неплохим, нытье вожатой было бы под его конец определенно лишним.       Получив провиант, мы приметили свободные места у кибернетиков. Пухлый засобирался уже было с нами, но в последний момент вспомнил, что один столик предполагается на четырех человек, горестно вздохнул и засеменил куда-то в угол столовой. Мне даже его жалко стало.       – Тебя как звать-то? – окликнул я его.       Но тот ничего не ответил. Занял свободное место и уставился в сторону выхода. Даже к еде не стал притрагиваться. А просто смотрел немигающим взглядом. Стало как-то немного некомфортно.       – А этот… Он всегда такой? – тихо поинтересовался я у кибернетиков. – Приятного, кстати говоря.       – Спасибо, – улыбнулся Электроник. – Ты про Толика что ли? Ну, да, есть момент. Странный он немного. Вечно где-то пропадает, видим его только на линейках, да в столовой. Ни с кем не общается, только разве что с Федькой Суховым. И то – постольку поскольку.       – Напомни, Сухов это который с усиками такой, да? – уточнил Дэнчик.       – Ага, – кивнул тот. – Тоже тот еще фрукт. Но он-то понятно, у него вся семья военные, там не забалуешь. Он даже здесь домашние привычки из головы никак не выкинет. Обидно за него, парень-то толковый. Пытались его с Саней к себе в клуб завлечь, чтоб он отвлекся, но он ни в какую. Неинтересно, говорит. Сетовал, что здесь нету оружейного клуба. А кто ж здесь такой организовывать будет? Это ж пионерский лагерь, а не какие-то военные сборы.       – Грустно как-то, – отметил я. И в этом, казалось бы, идеальном мире встречаются проблемные подростки.       – И не говори, – согласился Электроник. Затем как-то заговорщицки улыбнулся. – Но, может, вы все же проявите большую сознательность, да запишитесь к нам?       – Уже заняты, Серег, не обессудь, – ответил я с наигранным расстройством.       – Да что ж такое, – вздохнул он. – Никто не хочет работать на благо развития отечественной науки.       Действительно, почему это в пионерском лагере никто не хочет себе забивать мозги? Летом. Прямо-таки теряюсь в догадках.       – Да ладно тебе уж, наше дело оно такое, от души должно делаться, заставлять кого-то им заниматься – этому же делу и вредить, – высказал свое мнение Шурик. – Впрочем, вы же не откажете, если мы вас попросим о помощи? Завтра же танцы, аппаратуру надо будет из музыкального клуба на площадь перетащить, установить. Мы вдвоем с Серегой управимся, конечно, но вчетвером-то всяко быстрее получится.       – Ну, отчего бы и не помочь, раз такое дело, – ответил Дэнчик.       Быстренько рассудив, что поошиваться с кибернетиками будет всяко лучше, чем выполнять какие бы то ни было поручения вожатой, я также дал свое согласие. Пристанет ведь, к бабке не ходи, а мы, такие вот молодцы, при деле.       – После полдника тогда к нам приходите, – сказал Шурик. – Будем вас ждать. Заодно будете первыми на тестовом запуске нашего робота.       – Кстати, хотел поинтересоваться – а почему он у вас так, ну, интересно выглядит? – спросил я, вспомнив его довольно своеобразный внешний вид.       – Да, знаешь, не хотелось, чтобы при взгляде на него у людей был бы эффект «зловещей долины», – смущенно ответил Шурик.       – Какой эффект? – переспросил Дэнчик.       – Ну, есть такой японский ученый-робототехник, Масахиро Мори, он установил, что слишком похожий на человека неодушевленный предмет вызывает у людей отторжение, – пояснило будущее научное светило. – Принимая во внимание этот факт, мы с Серегой и решили немного… дать волю фантазии.       Интересный, однако, полет фантазии у кибернетиков. Знать бы еще, какими факторами навеянный.       – Кстати говоря о танцах, решили уже, кого будете приглашать? – хихикнул Электроник, озорно стреляя глазами по сторонам.       Мы с Дэнчиком переглянулись. Кажется, нам обоим эта мысля в голову не удосужилась прийти. Здесь это так делается? Дэнчик обронил мечтательный взгляд в сторону Слави, которая заразительно смеялась, беседуя о чем-то с Аленой.       – Есть один вариант, – напевно сообщил он, глупо улыбаясь.       – А ты, Макс?       – Я не танцую, – что было правдой. Да и, честно говоря, некого мне было пригласить. Да и зачем?       – А придется, – Ольга Дмитриевна возникла будто из неоткуда, светясь довольной улыбкой. – Явка обязательна. Все же официальное лагерное мероприятие.       Я вдруг представил себя в цилиндре и фраке, сопровождаемый абстрактной девушкой в пышном платье с рюшечками. И вот мы выходим на танцплощадку под страдальческие мотивы Юрия Антонова. Аж передернуло.       – Я не танцую, – повторил я.       – Не обсуждается, – твердо заявила Ольга. – Ты пионер старшего отряда, моего отряда, хочу напомнить, так что будешь делать то, что положено его представителям, тем самым подавая пример младшим. Так что подумай, пожалуйста, о партнерше.       – Да я не…       – Ты слышал, что я тебе сказала? – не допускающим возражения тоном проговорила вожатая.       Ладно-ладно. Сделаю вид, что все прекрасно понял. А то не отвяжется.       – Да и тем более у нас мальчиков не так уж и много в этой смене, так что… – загадочно промурлыкала Ольга и была такова. Вот что за намеки такие? Виола, что ли, покусала? Она бы еще гирляндой презервативы над Гендой развесила – пользуйтесь, дорогие пионеры.       – Издевательство какое-то, – пробормотал я.       – Да уж, бедный человечек, заставляют социализироваться, – заржал Дэнчик. – И как ты только это переживешь?       – Простенько и со вкусом, – беспечно ответил я. – А вы, товарищи кибернетики, у вас какие планы будут на этот замечательный вечер?       – У меня отмазка – я занимаюсь технической частью, так что… – пожал плечами Шурик. – Да и не думаю, что моя девушка одобрит, если я с кем-то тут буду обжиматься.       – Ее не Лида, случайно, зовут? – брякнул я.       – Откуда знаешь? – округлил глаза тот.       Да вашу ж…       – Не поверишь – угадал, – реакция удивления была почти что натуральной.       – А я пока еще в поисках, – как-то неуверенно почесал свои кудряшки Электроник. – Хотя, тоже есть кое-кто на примете, но…       Как только дело дошло до какой-то конкретики, то энтузиазм кибернетика стал таять на глазах. Эх, подростки. Вечно стесняются совершенно обыденных вещей.       – Но? – подтолкнул я его к дальнейшему диалогу.       – Да не знаю я, как это сделать! – страдальчески воскликнул тот, аж взмахнув ложкой от негодования в связи со своей собственной неуверенностью.       – Подходишь и приглашаешь, чего тут думать-то? – удивился Дэнчик.       – Легко сказать, – буркнул Электроник.       – Ну, можешь для начала заговорить с ней о чем-нибудь, – профессиональным тоном заявил я. – Не знаю там, о чем тебе самому интересно будет? О тех же чревоточинах…       – Червоточинах, – поправил меня Шурик.       – Да пофиг, просто заговори хоть о чем-нибудь. Ненавязчиво прорекламируй ей тем самым свои тайные достоинства, которые с первого взгляда не видны постороннему человеку, – хотя я сомневался, что они будут видны и со второго. – В любом случае – ты ничего не теряешь. Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал.       – Может ты и прав… – протянул Электроник, постепенно приходя в норму.       – Дерзай, Серег! – подмигнул я. – И помни – ты реальный спец. Легенда робототехники, крутой специалист, у которого все роботы уже Марс исследуют.       – А так вообще бывает? – засомневался тот.       – Короче, слушай, я не знаю, на какую счастливицу упал твой взор, но почти уверен, что ей, как и любой приличной девушке, нужен простой, порядочный, надежный парень. То есть ты, – мой взгляд ненадолго остановился на Двачевской, которая в компании Ульяны уже покидала столовую, рассовывая по карманам куски белого хлеба. Интересно, а если чисто теоретически предположить, что Сыроежкин сейчас о ней говорит? Вот умора-то. Тогда, получается, все мои советы могут пойти куда подальше. Ладно, пора прекращать всю эту пустую болтовню с элементами уроков пик-апа. – Шурик, в конце концов, дай пинка своему другу, чтоб он пошел уже свою красотку приглашать!       – Ага, чтоб он потом меня обвинил во всех своих бедах, – покачал тот головой. – Нет уж, все сам, все сам. Дела амурные, пожалуйста, без моего участия.       – А вот это правильно, – согласно кивнул Дэнчик. – Хотя, иногда все же стоит подтолкнуть нерадивого друга. Да, Макс?       – Не понимаю, о чем ты, – устало ответил я, прекрасно понимая, на какую рыжую пионерку сейчас намекал мой товарищ. Закончив с последним куском рыбной котлеты, быстро встал и пошел сдавать посуду. Краем глаза заметил Славю, неспешно бредущую к нашему столику, и уже готовую эксплуатировать моего друга.       Да мне и самому пора уже было. Как там говорил товарищ Басов? «Ну, граждане алкоголики, тунеядцы, хулиганы, кто хочет сегодня поработать?». А поработать бы и правда не мешало. Только от столовой поскорее удалиться, пока одна особа в панамке еще сверху чего не накинула. Список возможных поручений у вожатой явно куда внушительнее, чем список желающих эти самые поручения в скорейшем порядке выполнить.       Вставив наушники, прогулочным шагом направился вдоль площади к медпункту. Если меня кто сзади и окликал, то я уже никого не мог услышать.       «Пустынной улицей вдвоём с тобой куда-то мы идём, и я курю, а ты конфеты ешь…»       Надо же, Цой. Давненько не попадался в моем плей-листе. А ведь у меня там ещё, помнится, и «Сектор Газа» покоится. Песен десять где-то точно.       На крыльце медпункта я увидел его. Уже было дернулся, чтобы как-то постараться не попасться ему на глаза, но тут же себя тормознул. Чего это я, в самом-то деле, боюсь его что ли? Черта с два!       Пионер сидел, многозначительно рассматривая пыль под сандалиями с каким-то на удивление хмурым видом. Даже на мое появление не сразу отреагировал.       – Ну, здравствуй, что ли… – вяло поздоровался я.       – Здорово, коли не шутишь, – глухо ответил тот. – Зачем пожаловал? Болит чего? Али по другим каким причинам к Виоле под вечер заглянуть решил? Только ее нет пока, вынужден тебя расстроить. Утром повезла в райцентр больную гриппом, пока еще не вернулась. Но должна уже вот-вот.       – Ты с ней разговаривал? – насторожился я.       – Да на кой оно мне надо, я за столько лет уже наизусть выучил движение каждой мухи в этом лагере, – усмехнулся Пионер. – А поскольку по большей части циклы мало чем отличаются друг от друга, могу предположить, где сейчас носит нашу медсестру. Так все же?       – Помощником к ней записался, – ответил я, так до конца и не будучи уверенным, стоит ли этому ненормальному вообще что-то рассказывать или сразу послать к чертовой матери.       Пионер же удивленно уставился на меня. Пусть глаза все еще были закрыты челкой, но в той части, что проглядывалась, отобразился живой интерес:       – А вы, батенька, знаете толк в извращениях. Признаться, такая мысль мне за все мое бесчисленное количество витков в голову не приходила. Хотя, бывали смены, когда я все дни валялся в медпункте, яростно прикидываясь больным и испытывая на себе все прелести эффекта Флоренс Найтингейл, но не думаю, что это равнозначно.       – Бог мой, избавь меня от этих подробностей, – искренне попросил я. – Лучше скажи, чего такой недовольный сидишь? Даже не ржешь, как умалишенный. В своем цикле кто расстроил?       Пионер на секунду изменился в лице, скривившись в немом отвращении, после чего последовала весьма натянутая улыбка.       – Я уже давно не был в своем лагере, – с тихим гневом признался тот. – Они там и без меня разберутся. А мне в других циклах веселее. Чего я только не повстречал, путешествуя между лагерями! Даже как-то на свою вариацию-гея наткнулся. И знаешь, с кем я там был? С Электроником, мать его! К такому меня жизнь явно не готовила.       – Ну просил же без подробностей, – вздохнул я.       Пионер оскалился и выудил из-за пазухи две бутылки «Останкинского», одну из которых протянул мне. Я оторопело посмотрел на бутылку пива.       – Как раз у Виолы стащил, – пояснил он. – Думаю, что она не очень расстроится. А я, понимаешь, давненько не выпивал с нормальным человеком. Хотя я, буду честным, вообще особо никогда не выпивал ни с кем. Даже в жизни до «Совенка». Ну да ладно, от повода все равно никуда не деться.       Ну, доля правды в его словах присутствовала. Явно не тот алкоголь, из-за пропажи которого медсестра начала бы паниковать.       – Может, стоит хотя бы ради приличия, не знаю, спрятаться где-нибудь? – спросил я, с опаской оглядываясь по сторонам. – А то это как-то совсем по-свински – сидеть у всех на виду и бухать.       – Расслабься, Максик, – махнул рукой Пионер. – Тут сейчас никто мимо проходить не будет. А даже если и пойдут, то они нас не увидят. Так что можешь не париться, я обо всем позаботился.       Помедлив, я сел рядом с Пионером на крыльцо. Повертел бутылку в руках – ничего особенного. Синеватая этикетка с маркировкой Останкинского Пивоваренного Завода. Крепость – 11%. Неплохо, неплохо. Пока я разглядывал, Пионер уже протянул мне зажигалку, с помощью которой я вскрыл бутылку. В нос тут же ударил сладковато-дрожжевой запах.       – Ну, будем, что ли, Максим Как-тебя-там-по-батюшке? – улыбнулся Пионер. Прямо вылитый Змей-искуситель. А я, получается, Ева. Ха-ха.       – Алексеевич, – зачем-то соврал я. Все же ну его нафиг, ему совершенно необязательно знать каждый факт моей биографии.       – Максим Алексеевич, – Пионер прикладывается к горлышку и делает внушительный глоток. После с шумом выдыхает, украдкой поправив челку. На секунду я все же смог увидеть его глаза – безжизненные и ничего не выражающие. Словно их и нет вовсе. Как у маски из папье-маше.       Тонкими, будто лапы паука-переростка, пальцами Пионер достал из кармана пачку «Беломора». Предложил и мне, но я отказался, сославшись на электронку. Тот странно хмыкнул, но больше настаивать не стал. Затянувшись, выпускает струйку кислого дыма, которая все же доходит и до моего носа. Я инстинктивно морщусь. Какая же дрянь все-таки.       – Сигареты, если чего, можешь тырить у водилы автобуса в бардачке, – сообщил Пионер. – На смену хватит. А то с твоей этой штуки не накуришься.       – Я и не ставлю перед собой такой цели, – ответил я. – Мне электронки хватает, знаешь ли.       – Пока что, – хмыкает. – Поверь моему опыту – через пару десятков витков захочется чего-то потяжелее.       – Знаешь, я все же надеюсь, что смогу вырваться отсюда, – возразил я. – Не знаю, правда, как, но смогу.       – Наивная душа, – Пионер вошел в привычное русло, пронзительно захохотав. – Хоть мы и разные, но ты очень напоминаешь мне раннего меня. Ищущего, надеющегося. Знаешь, в какой-то момент, в начале каждого первого дня смены, в ожидании Слави я развлекал себя тем, что изучал трещинки на воротах. Я изучил их досконально, карта их изгибов выжжена на обратной стороне моих век. И вот я снова слышу этот до блевоты приевшийся голос: «Привет, ты, наверное, новенький?». И я с нестерпимой болью снова переступаю порог этого драного лагеря, чтобы спустя время снова оказаться напротив его входных ворот, слепыми глазами смотреть на гипсовые статуи пионеров и жадно, полной грудью вдыхать такой же задолбавший запах свежескошенной травы, прижимаясь щекой к их потрескавшейся поверхности, вновь изучая… Ожидая…       Пионер замолчал, вертя бутылку в руках. Трудно было как-то точно говорить о его эмоциях. Вся его речь сопровождалась каким-то безразличием, сквозь которое лишь изредка просачивалось отчаяние. И в этом отчаянии я иногда видел человека, которым он был когда-то. Человеком, которого даже я знал по имени, ведь Славя нам сама его озвучила, когда мы впервые встретились. Я только что это понял. Его звали Семён.       И я даже не знал, как мне на это реагировать. С пониманием? Хотелось бы, но пошел он в жопу, псих ненормальный. Поддержку ему еще выказывать, ага. Самому испугаться, что есть неиллюзорная вероятность стать таким же? Нет уж, пусть сначала хотя бы эта смена закончится, испугаться всегда успею. Вот как, блин? Беда-бедовая, так можно и по самые уши в грунт закопаться.       – Может, тебе как-то стоит оценить все происходящее вокруг под другим углом? – замялся я. Спрашивать у него что-то в таком ключе – себе дороже. Нервишки-то у товарища шальные. Не-ста-биль-ные. Щелкнет еще пальцами, чего доброго, и окажется ваш покорный слуга в какой-нибудь вариации «Совенка», заполненной зомби. – Понимаю, что, проведя здесь столько времени…       – Нет-нет-нет! – вскрикнул Пионер, вскочив на ноги. – Это все сплошное пустословие! Я больше не хочу разменивать себя на жалкие надежды, кричать, стонать и плакать, валяясь под колесами «Икаруса», и жаловаться на несправедливость. Пусть жалуются новички, Славя им утрет сопли и покормит булочками с кефиром в столовой после ее закрытия, и они будут искренне счастливы в своем неведении о том, КУДА ВООБЩЕ ПОПАЛИ! – Пионер сорвался на крик. Я даже удивился, что никто не прибежал на этот театр одного актера. Видимо, он действительно чего-то там нашаманил. – Блаженные и тупые всегда счастливей, тебе ли не знать! Посмотри на своего друга – увивается за этой блондинкой, разбрызгивая слюни по всем углам! Будет очень неприятно, когда смена начнется заново, она встретит вас у ворот и будет также идиотски хлопать своими глазками, потому что видит вас в первый раз!       – Я не понимаю, зачем ты все это мне говоришь? – поинтересовался я. – Я еще вчера понял, что тебя тут все достало. Чего ты от меня хочешь услышать сейчас?       – Услышать? Не-е, – улыбнулся мгновенно успокоившийся Пионер. – Я хочу, чтобы ты не дал другу допустить ошибку.       – Отговорить его от ухаживаний за Славей? – скептически уточнил я. – Слушай, ты вообще в курсе о незыблемом пацанском правиле, что в постель к друзьям не лезут?       – Тогда твой друг хлебнет пуд соли, только и всего, – пожал плечами Пионер. – Ладно, его проблемы, в самом-то деле. Хорошо, что хоть ты проявляешь большую сознательность. Черт, заразился фразочками от кибернетиков…       – У меня свои причины не строить тут из себя героя-любовника, здравый смысл тут не при чем, – сказал я. – И, предупреждая твой вопрос, тебя они не касаются.       – Да мне и плевать, – Пионер хрустнул шеей и вновь присел на крыльцо. – Ладно, дрогнем, что ли? А то я что-то вскипятился, некрасиво получается.       Ладно, сударь, воля ваша. Выпьем. Делаю очередной глоток «Останкинского». На вкус, если уж совсем честно – та еще моча. Но на безрыбье сойдет и это.       – А ты, я так понимаю, пытался? – спросил я.       – Что пытался? – переспросил Пионер.       – Ну, отношения с кем-то построить. За столько-то времени.       – Да, было что-то такое, – призадумался Пионер. – В самом начале, когда я думал, что это что-то поменяет. Но вместо горячо ожидаемого мною торжественного возвращения в родную захламленную квартирку с любимой на руках, которая всенепременно должна изменить мою убогую жизнь к лучшему, получил от судьбы хороший урок, жестокий, как и бывает всегда, когда речь заходит о высоких материях. А самообман, как известно, – это самое страшное, что только может случиться. Потому что рано или поздно тебя достанут и ткнут, как нассавшего в хозяйские ботинки щенка, прямо в дурно пахнущее очевидное. В моем случае – меня ткнули в спинку автобуса, где я вновь проснулся после смены. Иллюзия схлопнулась, оставив место лишь еще большему непониманию происходящего, которое все настойчивее и настойчивее подталкивало меня к сумасшествию.       Я даже не стал спрашивать, на кого он в свое время нацеливался. Просто из тех соображений, чтобы вновь не нарваться на очередную порцию философии от этого психопата. Зажмурившись, сделал внушительный глоток «Останкинского». Пиво слегка ударило по шарам, но ясность ума я все же сохранял. А вот язык развязался. Мой аватар явно не был заправским алкоголиком, посему даже такая невинность, как бутылка пива, которая для настоящего меня была бы сопоставима с бутылкой газировки, оказала соответствующий эффект.       – Ну, в твоей ситуации есть какой-никакой, но плюс, тут ты хоть знаешь, чего ожидать, – мрачно усмехнулся я. – Идеальное предсказуемое будущее. А настоящая жизнь, если ты забыл, она порой нехило так может долбануть по яйцам.       – Может, расскажешь? – Пионер неожиданно весьма доброжелательно улыбнулся. Я аж забыл, чего вообще изначально сказать хотел. – Понимаю, что отношения у нас, скажем так, не сложились, но вы меня тоже, напоминаю, побить хотели. Я просто защищался. Я не хотел, чтобы вы считали меня за врага или за какое-то абсолютное зло.       Я немного отстранился. Такой всплеск дружелюбия меня насторожил даже больше, чем если бы тот начал сыпать проклятиями во все стороны. Это, по крайней мере, было бы логично. А тут… О чем он вообще думает?       – Чувак, блин, да хрен бы с тем, что ты нас отправил в путешествие по разным измерениям, ты людей убивал. Детей! – сама мысль о подобных зверствах заставляла меня сбиваться на крик. – На наших глазах парализовал Славю. За кого нам было тебя принимать, скажи на милость?       – Макс, они не люди в привычном понимании этого слова, – мягко ответил на мой эмоциональный отклик Пионер. – Закольцованные сущности. Я бы не стал причинять им вред, если бы у моих действий были бы какие-то реальные последствия. Ты же наверняка хоть раз, да играл в компьютерные игры, тамошних болванчиков тоже жалеть бы стал?       – Это совершенно другое, – возразил я, избегая взгляда своего собеседника. Почему-то очень не хотелось снова, даже случайно, видеть его глаза.       – Тоже самое. В тебе просто сейчас эмпатия играет, – Пионер растянулся во весь рост, подставляя свое бледное лицо к заходящему солнцу. – Поймешь потом, о чем я сейчас толкую.       – Ну нет уж, – железно отрезал я. – Я вижу здесь живых людей. И сколько бы мне здесь не предстояло проторчать – мое мнение не изменится. И именно поэтому я таким как ты не стану. И никогда не приму то, что ты сейчас мне в уши пропагандируешь.       – Станешь, друг мой, станешь, – Пионер одним глотком добил бутылку и швырнул ее куда-то вдаль. – То, что ты сейчас так яростно отрицаешь – всего лишь твой собственный ярлык, который тебя никто не просил вешать. Скоро ты поймешь, что ошибался. Насчет многого.       Вдалеке я разглядел фактурный силуэт Виолы. Быстро допив остатки алкоголя, начал судорожно соображать, куда деть бутылку. А то не хватало еще, чтобы медсестра решила, будто я какой-то там воришка.       – Давай сюда, – неожиданно выручил меня Пионер, совсем уж не по-доброму скалясь. – Суну какой-нибудь своей вариации под подушку, оставив горлышко немного торчать, чтоб Панамка по любому увидела. Вот смеху-то будет.       Поняв, что вряд ли я буду испытывать в связи с этим какие-нибудь моральные терзания, с готовностью отдал пустой сосуд Пионеру. Тот отвесил реверанс и растворился в воздухе. Без хлопков, дымки или прочей чуши. Он просто исчез, будто и не было никогда.       Виола во всей своей недетской красе неумолимо приближалась, посему я постарался по-быстрому придать своему виду максимальную безмятежность. Форму расправил, волосы приложил, дыхнул в руку – пивом пахло, но не сильно. Если не дышать рот в рот, то учуять вряд ли возможно. Ладно, господа, пионер Жеглов готов к труду и обороне.       – Вечер добрый, Виола, – нацепил я на моську свою самую очаровательную улыбку.       – Здравствуй-здравствуй, пионер, – сверкнула медсестра своими разноцветными глазами. – Ты уж извини, что так получилось, ездила в райцентр по работе. Давно ждешь?       – Да не очень-то, – пожал плечами я. Не обманул Пионер по поводу нее. – Минут пять, плюс-минус. Но соскучиться уже успел.       Блин, вот серьезно, да, Макс?       – Что ж, приятно слышать, что по мне, пожилой тетке, скучают такие добротные юноши, – ухмыляется Виола. А я про себя в очередной раз хороню свой длинный и немного окосевший язык.       – Да бросьте, вы совсем не пожилая, а очень даже наоборот, – пробормотал я.       – Жилая? – уточняет Виола.       – Да! В смысле, нет… Твою мать. Извините, – сокрушенно ответил я, пряча взгляд в пол.       Виола деликатно хохотнула и, аристократично двигая бедрами в узких джинсиках, прошелестела мимо, окончательно тем самым вгоняя мой лоб в испарину. Про свой взгляд даже думать не хочу. Поди как у той какающей собачки. Разве что язык не вываливается.       – Вы, Виола, – говорю. – Немилосердны. Боюсь, как бы вскоре, после долгого нахождения с Вами в одном обществе, мне бы за Вас драться не пришлось.       – Так это не беда, подлечим потом все ссадины, – подмигнула та, пропуская меня в прохладное помещение медпункта.       Виола тут же облачилась в свой медицинский халат, взглядом приглашая меня присесть на кушеточку. Опять. Оставалось надеяться, что в этот раз без добровольно-принудительного осмотра. Сама же села за свой стол, подперев руки под подбородок.       – Значит, пионер, задача на сегодня у тебя такая – в воскресенье привозили новую партию лекарств, мы с Олей уже начали вчера разбирать коробки, но до конца дело довести не успели, так что перекладываю сию задачку на твои сильные мужские плечи.       Спрашивать о причине неуспеваемости я уж не стал – слегка пьяненкие глаза вожатой все еще свежи в памяти.       – С тебя требуется разобрать остатки, записать в журнал и сложить в ящички, строго по наименованиям. Уж что где и с чем должно лежать, думаю, разберешься, как я убедилась, в медицине ты действительно разбираешься.       – Понял-принял, – кивнул я. – Разрешите приступать?       – Приступай… пионер, – улыбнулась Виола. – Если почувствуешь дискомфорт, то не стесняйся, обращайся, осмотрю тебя… полностью.       Эх, а мне только начало казаться, что она способна на общение без этих ее двусмысленных намеков. Ладно, чего уж там. Мне в последнее время и без этого очень много чего кажется лишнего. Я забрал со стола у Виолы журнал и прошествовал к ожидающим меня коробкам. Схватив сразу парочку, водрузил их на кушетку. Аккуратно вскрыл, будто боясь того, что они внезапно рванут. Но внутри были только лишь совершенно безобидные лекарства – уголь, зеленка, аспирин и иже с ними. В другой обнаружились вата и бинты. В общем, все, рассчитанное сугубо на нужды особо буйных детишек.       – Пиво будешь? – неожиданно спрашивает Виола.       Я невольно сглотнул. Вот, думаю, вашу Машу, начинается. И самое занимательное, что оного-то, как раз, и нет.       – А что, – искренне удивляюсь. – Можно?       – Ага, не хватало мне еще только пионеров спаивать, – усмехнулась Виола. – Но твоя реакция мне интересна.       Я в ответ только поморщился. Тоже мне, блин, приколистка нашлась на мою голову. За какие такие грехи мне все это выпало, напомните?       – Что, осуждаешь? – Виола с любопытством склонила голову на бок.       Я молча отсортировал оставшиеся в коробке бинты в одну кучу и даже с некоторым самодовольством повернулся к медсестре:       – А кто я такой, чтобы осуждать-то Вас, Виола? Всего лишь начинающий ветеринарный врач. И даже пока что не практикующий. А Вы уже человек, очевидно, со стажем, не мне Вас упрекать в том, что Вы можете позволить себе некоторые… вольности. Тем более, с такой-то профессией.       – Не в бровь, а в глаз, пионер, – Виола откинулась на спинку стула, закинув при этом ногу на ногу. Ну ничуть не хуже этой вашей Шэрон Стоун, хочу сказать. – Врачи, как и военные, стареют раньше положенного срока. Таковы издержки. Но мы прекрасно знаем, на что идем, не так ли?       – Определенно, – кивнул я, вспоминая своего первого пациента, которого пришлось усыпить. Маленький котенок, заболевший калицивирозом. Меня предупреждали, что будет очень больно. И даже на пороге смертельной инъекции я еще не представлял, насколько.       – Ладно, не пыхти, соловей-соловушка, коробки сами по себе не опустеют, – быстро соскочила с темы Виола, заметив мой потускневший взгляд.       – Да под разговоры оно как-то и быстрее получается, – усмехаюсь я уголком рта. – А то так аллергия на монотонную работу проявится. А супрастин у вас тут, как я понимаю, если и имеется, то в весьма ограниченных количествах.       – Это почему это ты так решил? – вздернула бровь Виола.       – Так очевидно же, что в лагере все возможные аллергены если и не отсутствуют вовсе, то хотя бы сведены к минимуму. Свежий воздух двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. И животных никаких. На официальном уровне, разумеется. Так-то о местной собачке я уже наслышан. Какая тут аллергия уж? Максимум – небольшая диарея после еды с немытыми руками, да коленки разодранные.       – Весьма интересная наблюдательность… пионер, – отметила медсестра, поигрывая в руках стетоскопом. – Не сказала бы, что верная, но логическая цепочка прослеживается, и на том спасибо.       И вот как это воспринимать теперь? Как комплимент или все же как камень в мой огород?       – Даже не буду спрашивать, где я ошибся, – вздохнул я. – А то чувствую, что опозорюсь. Причем в своих же собственных глазах. А мне такого счастья, извините, нафиг не надо.       – А мне всегда казалось, что вы, подростки, все поголовно в себе души не чаете и готовы отпускать себе все грехи, мыслимые и немыслимые, – смотрит прямо мне в глаза Виола.       – Ну, подростки, может, и отпускают, а я… – Пам-парам-парам-пам-пам. Придурок ты с языком без костей. – А я необычный подросток. В чужих глазах, знаете ли, можно оправдаться. А в своих – никогда. Потому что о себе ты уж, как ни крути, а всю правду знаешь.       – Вот уж про необычного это ты о себе-то любимом без прикрас заявил, – и даже ведь не мигает почти. Выдержать этот взгляд человеку неподготовленному, думается, весьма сложновато будет. – Я ведь не всегда пионерлагерным врачом была. И в обычной больнице работать доводилось. И не каждый взрослый способностью обладает так складно рассуждать.       – В обычной больнице, говорите? – переспросил я, старательно не показывая смущения. – И как там?       – Скучно, – честно ответила Виола. – Взрослые все совершенно одинаковые. Что снаружи, что, извиняюсь, внутри. Плюс-минус, конечно. У кого-то легкие прокурены, у кого-то вместо печени сплошной цирроз, у кого-то еще какая-нибудь дрянь имеется. А в остальном ну никаких отличий, как ни бесись. С детьми интереснее в этом плане работать. Иногда мне кажется, что дети даже больше на личностей похожи. У них у каждого есть… индивидуальность.       – Жаль, – вздыхаю. – Очень жаль, что так выходит. Сам это замечал. Сплошной возрастной регресс.       Дверь медпункта внезапно распахнулась, впустив насмерть перепуганного молодого вожатого, держащего на руках маленького мальчика.       – Виолетта Церновна, помогите! Кажется, я сломал ему руку! – надрывно кричит тот.       Я машинально уставился на пострадавшего. Немного испуган, но рука, свисающая вниз, явного дискомфорта ему не причиняла. Что уже отметало перелом. Может, скорее всего, обычный вывих?       – Мы играли на площадке, он мимо пробегал, – чуть не плача объяснял вожатый. – А я его за руку схватил. Хотел раскачать, но… что-то хрустнуло, он вскрикнул, а теперь не может пошевелить рукой. Виолетта Церновна, похоже, я ее сломал!       – Витя-Витя, успокойся, – Виола поправила ворот халата и не отрывая взгляда от мальчишки, подошла к нему почти вплотную – Дайте-ка я посмотрю.       Медсестра взяла левую ладонь мальчика своей, а правой ощупала пульс. Осмотрела руку до плеча, придерживая предплечье все той же левой рукой, тихонько поворачивая плечевой сустав в разных направлениях.       Затем поменяла руки – теперь она держала его левую ладонь своей правой. А левой осторожно ощупывала локоть с обеих сторон. Все это время осматриваемый не подавал никаких признаков того, что у него какие-то болевые ощущения. Но тут Виола резко надавила большим пальцем куда-то в область верхней части предплечья. Только тогда мальчик вздрогнул.       – Тут больно? – осведомилась Виола. В ответ на это тот согласно кивнул.       Все еще придерживая локоть левой рукой, Виола постаралась его согнуть. Мальчик вновь скривился.       – Ладно, – Виола наконец пришла к какому-то конкретному выводу. – Сейчас расшевелим твою руку. Сначала будет немного больно, но потом станет хорошо, я обещаю.       – Хорошо, тетя Виолетта, – с готовностью кивает мальчик.       Каких-то пару секунд, и мальчик резко вскрикивает. Видно, что хочет заплакать, но держится. Мужчина растет, сразу видно.       – Отлично, – объявила Виола. – И ничего это, Витька, и не перелом был, а обычный вывих локтевого сустава. А ты уже навел панику. Поди, еще и Олю на уши поднял?       Ха, а я был прав!       – Да нет, когда мне было, я сразу к Вам, – смущенно ответил Витя, на лице которого было одновременно потрясение, облегчение и восхищение, чего уж там.       – Дурак ты, Витька, – беззлобно улыбнулась Виола. – Пойдем, проводим нашего мужественно вытерпевшего мои махинации героя до домика. А ты, пионер, – она повернулась ко мне, заговорщицки улыбаясь. – Заканчивай свои дела, да сам тоже иди на боковую. А то завтра танцы, после них молодому организму может понадобиться много… энергии.       Да сколько можно пошлить-то!       Впрочем, медсестра вряд ли заметила, как я возмущенно развел руками, ибо почти сразу после ее последней фразы повернулась ко мне изящной спиной, да и ушла. Пофырчав еще для приличия, я вернулся к коробкам. Работы было еще, ориентировочно, минут на сорок, если не на час. Если не буду отвлекаться, то все пройдет и того быстрее.       Совершенно неожиданно, спустя минут пять после ухода Виолы, в медпункт ввалилась, кто бы вы думали, Двачевская. Она растерянно оглядывалась по сторонам, но, поняв, что я в гордом одиночестве, одобрительно улыбнулась.       – Ты здесь один, отлично, а то я уже целую жалостливую речь для Виолы подготовила, – заявила та и, как ни в чем не бывало, уверенным шагом направилась к шкафчикам с медикаментами. На середине пути остановилась, что-то прикинула в голове, и подошла уже к столику самой медсестры, где принялась беззастенчиво рыться, сопровождаемая моим вопросительным взглядом.       – Кхм-кхм, – откашлялся я, привлекая к себе внимания. Но в ответ получил кило презрения. Рыжая как шарила в поисках чего-то, так и продолжила.       Ладно, попробуем по-другому:       – Алиса!       – Да что тебе? – раздраженно отозвалась та.       – Ну, если тебе чего-то нужно, то могла бы меня попросить, я бы тебе выдал, – подсказал я ей более рациональное решение проблемы. – А то я тут, вроде как, за официального помощника, а ты такой самодеятельностью занимаешься.       – Ладно, дай мне угля тогда, – нетерпеливо отозвалась та.       – Угля? – я даже немного растерялся. Как-то слишком… безобидно.       – Да, угля, – повторила Алиса. – Улька конфет объелась, у нее живот болит.       – И почему я не удивлен, у нее ведь кровать от фантиков трещит, – покачал головой я. Что ж, как раз с активированным углем и занимался. – Сколько тебе?       – Дай пару блистеров, – скороговоркой ответила рыжая, с интересом рассматривая плакат с человеческой анатомией.       Я уже хотел было ей протянуть таблетки, да и избавиться от нее поскорее, как вдруг в памяти кое-что вспыхнуло. Уголь. Алиса химик. Прецедент уже был. Так-так, Двачевская…       – А ты, ну, не знаю, чисто случайно серу с селитрой к нему добавлять не собираешься? – спросил я, чувствуя небольшую обиду на себя за то, что чуть с такой легкостью не дал себя сделать соучастником ее разрушительных похождений по «Совенку».       Алиса поморщилась и зашипела, как стая рассерженных котов:       – То есть ты думаешь, что уголь мне нужен не для помощи подруге, а исключительно только ради того, чтобы чего-то взорвать? Даже после того, что ты услышал? Хорошего же ты обо мне мнения, Макс.       – Ну, извините уж, Алиса Викентьевна, – развожу руками. – Жила-была девочка – сама виновата, знаешь такую сказку?       – То есть, уголь ты не дашь?       Ну, что тут можно сказать? А если правда Ульянке плохо? Я тогда попаду в очень неловкое положение. Достаю из кармана электронку, закуриваю, разгоняя дым ладонью.       – Да нет, почему же, дам, – отвечаю как можно спокойнее. – Но под расписку.       – Чего? – округлила глаза рыжая.       – Того, – передразниваю ее я. – Это чтоб ты дурить не удумала. Да и мне чтоб спокойнее было. Не думай, сразу с этой распиской к Панамке или Виоле не побегу. А если тебе правда уголь для Ульянки нужен, то я ее вскоре выкину просто и все. Все в плюсе.       – Да пошел ты со своими расписками! – взорвалась Алиса и направилась к выходу.       – То есть, уголь все же не для Ульяны? – хитро уточнил я, заранее готовя листочек с ручкой.       Алиса попереминалась с ноги на ногу у двери, затем решительно подошла ко мне, выхватила из рук канцелярские принадлежности, что-то там начиркала и с силой приложила его об стол.       – Доволен? – ядовито спросила она.       – Более чем, – улыбнулся я, протягивая девушке блистеры. В расписку смотреть не стал. Я знал, что там то, что мне нужно.       Алиса взяла уголь, посмотрела на меня. А затем внезапно залепила мне пощечину. Не сказать, что сильную даже. Больно сделать она явно не стремилась. Просто обиделась.       – А мне уж начало казаться, что ты не такой, – скривилась она. А глаза почему-то наполняются прозрачной соленой влагой. Или мне кажется. Свет немного тусклый, не пойму.       – Такой-такой, рыжая, не думай ничего лишнего, – ответил я, потирая щеку.       – Дебил, – шикнула Алиса и быстрым шагом вышла из медпункта.       Вот и поговорили. А у меня даже сил рассмеяться ей вслед не нашлось. Сделал еще пару тяг и таки посмотрел на листочек. На нем немного корявым почерком было выведено «Беру уголь для Ульяны. А ты подавись!». И злобная рожица. Хмыкнув, аккуратно свернул расписку, положил в карман и вернулся к коробкам.

***

      Не знаю уж, где там шлялась Виола, но к тому моменту, когда она вернулась, я уже раскладывал последние флакончики с каплями для глаз. Она осмотрела проделанную мной работу и довольно кивнула:       – Что ж, пионер, молодец, справился.       Я улыбаюсь в ответ. Хороший все же вечер, думаю. Да и день в целом, если уж говорить о каких-то итогах. Нестандартный для моей персоны уж точно. Да, в этом затерянном во времени пионерском лагере бывает даже здорово. Этого не отнимешь.       – Так хорошо все сделал? – спрашиваю. – Я старался.       – По крайней мере уж точно приемлемо, – заверила меня Виола. – Пойдем, пионер, что ли воздухом подышим, да и иди уже на заслуженный отдых. А то Оля узнает, что мы тут с тобой допоздна засиделись, всыплет мне по первое число, что ее подопечных так нагло эксплуатирую.       Молча выходим в темноту вечернего «Совенка». Я посмотрел на небо, где прорисовывались первые звезды. И ветра почти что нет. Я вообще очень люблю такие вечера. Не в городе, разумеется. Там просто не то, под каким углом не смотри. А вот в моем родном маленьком поселке постоянно на небо таращился. И зимой, и летом.       С удивлением обнаруживаю, что Виола протягивает мне заботливо открытую пачку сигарет. И не какой-то там «Беломор», а очевидно, что очень даже недешевые для восемьдесят девятого года. Но я все же вежливо отказываюсь. Бросил, так бросил, нечего снова начинать. Медсестра понимающе улыбается и закуривает уже сама. Так и стоим, в тишине, укутанные летней прохладой.       – В детстве даже не знала, что так бывает, – тихо заговорила медсестра. – Что вечер, а огней почти что нет. Может, поэтому еще и ушла из городской больницы. Здесь так спокойно. Безопасно, я бы даже сказала.       И ни намека на сальные шуточки. И ведь сразу стала заметна очень интересная манера говорить, будто сначала оценивая каждое слово и уж потом только обдумывая, стоит ли его выпускать на волю или нет. Я так еще, увы и ах, не научился.       Виола докурила и, похлопав меня по плечу, вернулась в медпункт. Я постоял еще на крылечке с минуту, наблюдая за снующими туда-сюда пионерами, и неспешным шагом побрел к себе, наслаждаясь вечерней прогулкой. Даже наушники не вставил. Эта благоговейная тишина была сейчас лучшей музыкой.       Дэнчик уже был дома, играл во что-то у себя на телефоне. Судя по звукам – в так горячо «любимый» мною Geometry Dash, на который и я сам в свое время угрохал немало нервов.       – Как дежурство? – спросил я, падая на кровать. Почему-то от ее вида на меня накатила сильная усталость. Свежий воздух, что ли, так расслабляет.       – Нормально, – ответил тот, мгновенно просияв и начисто забыв об игрушке. – Бродили вокруг столовой, разговаривали о всяком. Она так много о своем маленьком поселке рассказывала. Такой же, как наш, только чуточку более… севернее. Тяжело там, говорит, жить, на самом деле. Но ей нравится. И с таким огоньком в глазах рассказывала, что я аж будто сам там погулял. Ну и да, пригласил ее завтра на танцы. Она согласилась. А, еще нам Ольга спортивную форму минут десять назад приносила, я ее в шкафчик положил.       – Круто, – ответил я, затягиваясь электронкой. – Радует, когда о тебе люди не забывают.       – Ну и чего опять язвишь? – спрашивает Дэнчик, окончательно откладывая телефон в сторону. – Расстроил кто?       – Да нет, – жму плечами. – С ДваЧе опять поцапался, но это уже дело привычное. А так очень хороший вечер. Виола, когда не пошлит, – душка. Не жалею, что помощником у нее заделался.       – А она и так умеет? – удивленно захлопал глазами Дэнчик.       – Сам в шоке.       Я уставился в покрытый небольшими трещинками потолок. Сразу вспомнился разговор с Пионером, о котором я пока не решался упоминать. Стоит ли? Думаю, что все же стоит. В себе все это держать у меня банально сил не хватит. И я вкратце рассказываю Дэнчику о нашей встрече. Особенно подчеркивая то, как он просил меня отговорить его за активисткой увиваться.       – Дела, – почесал репу мой друг. – Чего ж мы ему так поперек горла-то встали? Ему-то какая выгода?       – Нам переживать, дружище, стоит, что как раз-таки этой самой выгоды-то и нет, – отметил я. – Что он просто с нами от скуки контактирует. Это поопаснее будет. Для наших жопок в первую очередь.       – Не было печали, – вздыхает. – Ладно, предлагаю пока что об этом не думать. Чего на себя панику наводить почем зря?       И то верно.       Я снимаю с себя форму, закутываюсь в одеяло и достаю Адамса. Почитать сейчас перед сном – самое то.       – Что толку от твоей жизни? Во что ты ее превратил?       – Но я был Президентом Галактики!       – Ну и что? – пробормотал предок. – Не бог весть какая карьера для Библброкса.       – Президентом всей Галактики!       – Самодовольный щенок!       Согбенный старец приблизился к правнуку и похлопал его по колену. Ничего не почувствовав, Зафод вспомнил, что говорит с привидением.       – Нам-то с тобой известно, что значит быть Президентом, юный Зафод. Тебе – потому что ты был им, мне – потому что я мертв, а это позволяет глядеть на вещи с величественной вышины. У нас, у духов, в ходу поговорка: «Живые понимают в жизни, как свинья в апельсинах».       – Глубоченная мысль, – сказал Зафод. – Только афоризмов мне сейчас и не хватало.