Второй шанс для двоих

      Возвращались к лагерю мы уже другим путем, куда менее окольным. Дорогу нам в этот раз показывала Славя. Мы даже и не спрашивали, откуда она ее знает. Все и так было, в общем-то, понятно.       Вскоре вышли к воротам. В нос ударил ощутимый запах краски от забора. Жулька все это безобразие учуяла и недовольно фыркнула. Сей аромат ей явно не пришелся по душе.       – Уж извини, подруга, – цокнул языком я. – В такое вот время живем. Тяжелое.       Собачка вздохнула и прилегла. Поворочалась, потом увидела бабочку, резко вскочила и стартанула следом за ней, безуспешно щелкая челюстями.       Занимавшиеся покраской пионеры уже во всю пинали балду – кто просто лежал на травке, кто болтал о чем-то своем. Один, судя по характерному храпу, вообще уснул.       – Ой, Славь, а мы тут уже как раз закончили, – лениво бросил активистке один из лежащих на травке пионеров.       – Я вижу, – кивнула та, оценивая результаты их трудов. – Справились на «ура». Можете смело отчитываться Антону Ивановичу. А Ольге Дмитриевне я сама лично все передам.       – А еще можно полежать? – раздался жалобный голос другого пионера. – А то так разморило хорошо на жаре.       – Нет, – улыбнулась Славя. – Обед уже скоро. Так что поднимаемся, собираем инвентарь, приводим себя в порядок, ну и так далее. Вадим, ты за старшего, не подведи меня.       – Да о чем речь, Славь, – пионер, который первым доложился, без особо охоты поднялся и, позевывая, пошел раздавать пинки товарищам.       Заметил, что Славя внимательно смотрит в мою сторону. Пару раз вопросительно моргнув, я уставился на нее в ответ. И чем же я сейчас так выделился, что навлек на себя внимание этих милых голубых глазок?       – Максим, – не выдерживает, наконец, активистка. – Может ты форму в порядок-то приведешь?       Я сначала не совсем понял, о чем она, прежде чем уловил едва заметное колыхание повязанного на руке галстука. А я ведь уже и думать забыл.       – Только на время обеда, – кивнул я, с наглой улыбкой снимая галстук и затягивая его на законном месте. Дурное дело оно нехитрое.       А Славя вздыхает, мило при этом сморщив носик.       – Видимо, – говорит. – Я действительно в этой жизни чего-то не до конца понимаю. Просто вот… зачем?       Ответ у меня, конечно, был. Банальный, может где-то глупый. Но, как мне кажется, существенный:       – Я привык чувствовать себя индивидуальностью. Как ни крути, но каждый представитель homo особенный. Я особенный. Ты особенная. Даже это чудо…       – Максон, по балде получишь! – вяло отреагировал Дэнчик.       – …особенный. Зачем менять себя и становиться кем-то безликим?       – Знаешь, особенным можно стать и без нарушения правил, которые не особо-то кого и ущемляют. Сделать что полезное, что поможет другим. В нашем возрасте, я считаю, люди уже способны совершать выдающиеся открытия, – весьма справедливо, стоит отметить, заявила Славя.       – Полностью согласен, – киваю – И я этим обязательно воспользуюсь, когда представится такой шанс. Ну а пока – ограничусь галстуком.       Славя продолжила буравить меня взглядом со странным огоньком в глазах.       – Знаешь, вот скажи мне это любой другой хулиган, – отлично, меня уже в хулиганье записали. – Я бы посмеялась. Но в твоем случае почему-то верю. Но все равно – будь полояльнее к установленным правилам. Их не просто так от нечего делать придумали.       В этот момент она мне до безумия напомнила Кристину. Черт, я ведь уже соскучиться успел. Цветов ей купить, что ли, по возвращению? И поздравить нормально с прошедшей свадьбой. Или просто с предложением? Я ведь так и не удосужился уточнить. Хорош друг, нечего сказать.       Пока мы болтали, Вадим уже поднял всех своих товарищей, которые с недовольным видом собирали инструменты, раскиданные вдоль забора. Славя окинула своих «подчиненных» тем самым начальствующим взглядом, улыбнулась своим мыслям и, заявив, что нам самим уже пора выдвигаться в лагерь, двинулась на территорию. Мы с Дэнчиком молча последовали за ней.       – До обеда минут двадцать, – монотонно говорила больше сама с собой активистка. – Как раз хватит времени, чтобы переодеться… Надеюсь, что Двачевская с Советовой не опоздают… Ох, горе-горькое, не надо было их там оставлять… Ладно, чего уж…       – Смотрю, тебе нравится чувствовать себя командиром, – хмыкнул я.       – Да не особо, на самом деле, – ответила Славя. – Я бы с куда большим удовольствием собирала гербарии… Но, раз уж на меня положились, приходится выполнять. Мои личные дела могут и подождать.       Эх, и так всю жизнь. Славю я мог понять. Только разница в том, что я на свою профессию, отнимающую просто огромное количество сил и времени, подписался добровольно. Да и потом, как я уже подмечал, работа для меня и есть отдых. Но все равно иногда так хочется, чтобы просто было солнце, тяжелое, ласковое море, ослепительно-белый песок пляжа и уютная добрая тень под пальмами, там, где стоят шезлонги. И – никаких забот…       А что в ее случае? Обычная принудиловка. И ведь, что самое неприятное, я полностью отдаю себе отчет в том, для чего она создана. И даже в какой-то степени согласен с этой логикой. Только вот оттого и идет еще большее непринятие. Такой вот парадокс.       На развилке около кружков разошлись. Славя в ускоренном темпе пошла до своего домика переодеваться, а я решил пройтись за компанию с Дэнчиком до нашего. Хотя мог бы пойти сразу до столовки, прогуляться в гордом одиночестве, но как-то не хотелось.       – Дела, смотрю, идут успешно, – украдкой кивнул я в сторону удаляющейся спины активистки.       – Да какой там, – смущенно отозвался Дэнчик. – Ну, я в том плане, что жаловаться, конечно, не на что. Но, знаешь, чувствуется какая-то неопределенность. Она вроде и позволяет быть рядом, но в то же время незримым образом отталкивает. И я каждый раз никакими логическими методами не могу предугадать, какого подвоха ждать в следующий раз.       – А я бы на твоем месте и не ждал каких-то продвижений за такой короткий срок, – сказал я, позволив себе крошечную нотку скептицизма. – У девочки тараканов в голове больше, чем блох на той барбоске, нужно проявить терпение.       – Да я понимаю это все, – раздельно произнес мой друг. – Я и не тороплю событий. Держу себя в руках. Да и у самого голова забита больше предстоящей игрой. Только вот не особо понимаю, как быть, если события и дальше не сдвинутся с мертвой точки.       – Это ты-то не понимаешь? – удивился я. – Прости меня, пожалуйста, а не по тебе ли сохла добрая половина наших одноклассниц, чем ты нагло пользовался, и не ты ли у нас весь одиннадцатый класс провел в счастливых объятиях Лерки Тепловой?       – А Лерка тут сейчас при чем? – странно покосился на меня Дэнчик.       – Да ты вспомни, сколько парней за ней увивалось, она ведь всех посылала, – напомнил я. – А ты смог добиться ее расположения.       – Ну, там другой случай был совершенно, – ответил Дэнчик, резко мотнув головой. – Да и не стал бы я сравнивать всех тех девушек из нашего прошлого и Славю.       Я шумно выдохнул. Нет, он абсолютно непрошибаемый.       – Так я и не прошу тебя сравнивать их, – чуть ли не по слогам пояснил я. – Я хочу, чтобы ты вспомнил себя. Так что давай без этого вот «я не понимаю». Все ты прекрасно понимаешь.       – Ладно, ты хочешь сейчас услышать что-то по типу: «Спасибо, Макс, за мотивирующий пендель»?       – Именно так, – весело кивнул я.       – Знаешь, вот сыграю в пятницу на подобающем уровне – и тогда посмотрим. Докажу себе сперва, что есть, что вспоминать. А уж потом буду решать проблемы личные.       – Справедливое замечание, – ответил я после небольшой паузы.       – Конечно справедливое. Кстати, у тебя, смотрю, с рыжей бандиткой все вообще идеально идет, – вот надо ему было так резко с темы перескакивать? Тем боле на, кхм, такую.       – А что у нас? – отреагировал я, без особой надежды на то, что мои отмазки как-то разубедят друга. – Мы хорошо подружились, не спорю. Но это все. Больше ничего не будет.       – Ага, и именно поэтому вы постоянно за ручки держитесь, – подмигнул Дэнчик, не сумев полностью скрыть иронию в голосе.       – Тактильные контакты укрепляют доверие, – брякнул я.       – Да-да, – таинственно произнес Дэнчик. – Я еще кое что знаю, что они укрепляют...       – Телефон твой под подушкой, если что, – ну а что, ему можно так перескакивать, а мне нет? – Видишь, как я к тебе благосклонен? А мог бы над тобой поугарать, пока весь домик перерываешь в безуспешных и панических поисках.       – Спасибо, милый человек, учту, – хохотнул тот.       – Наушники мои захвати. Я тебя в кустах подожду, подымлю малясь.       – Лады.

***

      К столовой подошли чуть позже, чем прозвенел горн. Пара минуточек, не больше. На крылечке уже стояли Ольга, держащая в руках небольшую стопку писем, и Славя. Они уже начали нам приветственно улыбаться, когда к ним подбежал крайне взволнованный Витя. Он что-то усиленно зашептал Ольге, после чего вожатая чертыхнулась, отдала письма Славе, сказав ей, что сейчас она временно будет исполнять ее обязанности и чтобы после обеда та построила весь наш отряд и лично раздала письма, и быстрым шагом пошла вслед за Витей куда-то вдоль площади.       – Это чего сейчас было? – спросил я у активистки.       – Понятия не имею, – пожала плечами девушка. – А вы, смотрю, молодцы, уже почти перестали опаздывать       – Это все твое воспитание, – улыбнулся Дэнчик. – Твои слова, без шуток, могут достучаться до любых раздолбаев. Даже до таких, как мы с Максончиком.       Активистка после этой похвалы залилась краской, и, мягко улыбнувшись, пропустила нас внутрь.       – Вы не так уж и плохи, – шепнула она Дэнчику, коснувшись его плеча. – Особенно ты.       Теперь уже тому настала пора заливаться пунцом. Не, зря он все же, думаю, переживает. Когда у них дело дойдет до отношений «больше-чем-друг», то Славя, может и поломается, поскольку девушка она приличная, но все у них хорошо в итоге будет. Видно же даже с моим не самым лучшим зрением, что девка к нему не ровно дышит.       Обед нам сегодня даровал овощной супчик со сметаной, круглые мясные котлетки в сочетании с какими-то бобовыми. Музыкальный, проще выражаясь.       Не успели мы с Дэнчиком вдвоем обосноваться в дальнем углу, как в столовую стремительно вошла Алиса. Она оглядела помещение, наверняка на предмет поисков Ольги, подмигнула нам с Дэнчиком и, убедившись в отсутствии Панамки, подошла к дежурному парнишке. Я не слышал, что она ему сказала, но тот после ее реплики вытаращился и усердно отрицательно закачал головой. Алиса в ответ закатила глаза и без предупреждения схватила того за нос указательным и средним пальцами, с явным намерением оставить после себя сливу.       – Ладно-ладно, хорошо! – донесся до нас писк дежурного. – Я все сделаю, только пусти, пожалуйста!       На них тут же уставились все, кто сейчас был в столовой. В том числе и пара вожатых. Но Алису это не особенно волновало, она удовлетворенно улыбнулась и, пританцовывая, направилась к стойке раздачи еды.       – Барышня! – нагнала ее молодая вожатая, заставшая эту картину. – Может, Вы объясните, зачем вы напали на этого молодого человека?       – Нет, – спокойно ответила рыжая, занимая очередь.       – Что значит «нет»? Фамилия! Отряд! – грозно сверкнула глазами вожатая.       – Зовут Алиса Двачевская. И Вы, разумеется, можете пожаловаться Ольге Дмитриевне, – невинно захлопала ресницами Алиса. – Тут уж воля Ваша, да только вот у меня уже и так накопилось всякого отрицательного в характеристике на несколько смен вперед, так что не думаю, что Вы меня чем-то удивите. Это я, если что, очень завуалированно сказала, что мне плевать на Ваши угрозы. А фраза, что мне плевать, была очень мягко сказана. Мне продолжать эту логическую цепочку, товарищ вожатая?       Та застыла в немом удивлении, явно не особо готовая к такому повороту событий. Что, простите? Какая-то пионерка и не такточнает? Ужас! А рыжая, всем своим видом показывая полное превосходство, просто отвернулась и картинно начала изучать таблицу углеводов.       – Безбашенная девка, – шепнул мне Дэнчик. – Весело тебе с ней будет.       – Мне никак с ней не будет, – сквозь зубы проговорил я.       – А, ну да, я забыл, что ты переквалифицировался в осла, извини, – с мудрым видом изрек Дэнчик, поедая суп. – Я тут чего подумал-то – как думаешь, нам с тобой какие-нибудь письма завалялись среди той кучи?       Хм, а ведь и правда. Мне это как-то даже, честно говоря, в голову не приходило до этого момента. Вот что значит, лагерная жизнь с головой захватила, совершенно не остается времени на поиски каких-то абстрактных ответов о жизни, Вселенной и всего такого. Хотя все мы знаем, что это сорок два. Ну а что до писем…       – Не думаю, – ответил я, наблюдая как неизвестная вожатая несолоно хлебавши оставляет нашу бунтарку в покое. – Лагерь, из которого, если верить нашему общему другу, невозможно сбежать и вообще как-то связаться с внешним миром за редкими исключениями. Письмо от родителей нарушало бы все принципы фэнтезийности нашего положения.       – Сам ведь сказал, что только если верить ему, – напомнил Дэнчик. – А таковой веры нет.       – В любом случае я думаю, что письма нам не приходили, – закончил я мысль. – Даже если лагерь не такой уж плохой, как уверяет Пионер, то мы от своих родителей в этом мире уехали меньше недели назад. Им просто нет смысла нам что-то писать.       – А если все-таки что-то есть?       – Тогда мой мозг сломается и этот грешный шарик потеряет своего лучшего ветеринарного врача, – я устало подпер голову рукой.       Говорят, вавилонским ветеринарным врачам были известны болезни, о которых можно предположить, что это сибирская язва, чума крупного рогатого скота и бешенство. Но вот если бы кто-то еще тогда попытался бы изобрести вакцину от всего этого безобразия… Я к тому, что пытаться понять логику «Совенка» – это все равно, что попытаться изобрести эту вакцину в Вавилоне. Возможно, конечно, вавилоняне были так-то умные чуваки, но это, блин, пипец, как сложно.       Да и такие люди, как Луи Пастер или Уолтер Плоурайт даже не каждое десятилетие рождаются.       Алиса тем временем направлялась к нам. Я вдруг осознал, что невольно искренне ей улыбаюсь. Заметил это и Дэнчик, оскалившись во все тридцать два. Да и пожалуйста, пусть думает, чего хочет. А я просто рад иметь такого друга, как Алиса.       Друга, которого я хотел поцеловать.       И уже не один раз.       Кажется, я не очень хорошо понимаю смысл этого понятия. Хотя, казалось бы…       – Снова здорова, гости из будущего, – лучезарно улыбнулась Алиса и подсела к нам, не особо утруждаясь касательно разрешения. Хотя вряд ли кто из нас был против. Я так уж точно.       – Я так понимаю, что это надолго, верно? – уточнил я касательно ее приветствия. – Приятного, кстати.       – Спасибо, вам тоже не подавиться, – кивнула Алиса. – Чего, видали, как я эту овцу за пояс заткнула?       – Ходишь по краю пропасти, рыжая, – шутливо сказал Дэнчик. – Ну а если серьезно – ты нафига на дежурного напала?       – Да так, – махнула девушка рукой. – Подготавливаю почву для мести за мою подругу и подпорченные нервы.       – Я надеюсь, что этот горе-ухажер хотя бы жив останется после этого? – спросил я, понимая, что это в какой-то степени даже и не шутка.       – Обижаешь, Макс, – самодовольно ухмыльнулась Алиса. – В чем смысл мести, если ее объект не будет всю жизнь мучиться от ее последствий?       Я аж чуть остатками супа не подавился. Пусть девушка и вряд ли сказала это на полном серьезе, но впечатление произвело пугающее. Даже как-то не до шуток стало. А сама смехом заливается:       – Да что же вы так реагируете-то? Шучу я, шучу, успокойтесь, я же вам не ростовский потрошитель, чего вы тоже?       Воу, оказывается и в этой радужной Вселенной существует Чикатило. Ну или приближенная к нему версия. Жутковато, если подумать. Почему-то в этом мире существование чего-то такого казалось максимально противоестественным.       А вообще так-то глупо рассуждать о правилах этого мира, отталкиваясь сугубо от «Совенка». Явное же государство в государстве. Вот и не будем думать о плохом, которое где-то там. А сосредоточимся на том, что здесь. А здесь все очень хорошо.       – Да понятно, что шутишь, просто все равно немного как-то… Ладно, забей, – пробормотал я. – Ты где, кстати, Ульянку потеряла?       – А она сейчас второй компонент плана отрабатывает, – промурлыкала Алиса. – Так что скоро начнется веселье. Ты, Макс, кстати, будешь в первых рядах.       Да уж, патовая ситуация. Быть другом рыжих – это, несомненно, то еще приключение, которое не факт, что повлечет за собой исключительно приятные воспоминания, да только вот быть их врагом – еще хуже. Это уже, господа, неоспоримый факт.       – Даже не знаю, радоваться мне или нет, – произнес я умышленно нейтральным тоном.       – Не сцы, нормально все будет, – подмигнула Алиса. – Как там колхозница просила – без перегибов. Ну, если только немножко…       У меня не хватало слов, чтобы точно описать, что не так с разумом Двачевской и оставалось только гадать, какие замыслы могут рождаться в такой голове. Впрочем, я и не собирался их пытаться найти. А то так и с ума сойти недолго. Должен же быть какой-то предел.       К этому моменту столовая уже набилась. Я закончил прием пищи аккурат к тому моменту, как к нашему столику подлетела довольная Ульянка.       – Все сделала как ты просила, он повелся, – с ходу доложила она. – У него аж слюни до пола потекли.       – Это замечательно, – на мгновение на лице Алисы появилась зловещая ухмылка, которая тут же сменилась абсолютным безразличием. Да уж, не знаю, что там девочки задумали, да даже и спрашивать не горю желанием, но дай Бог здоровья этому пареньку. Пожелав всем еще раз приятного аппетита, встаю из-за стола с каменным выражением лица.       – Ты кудой? – спрашивает Дэнчик.       – Да, меня Виола попросила к ней заскочить, – рыжие при этом глумливо захихикали. – Так что извини, что не получится на тренировку прийти.       – А, да не вопрос, – кивает. – Увидимся тогда на полднике.       – Да… Это самое, Дэн, если письма какие нам будут – забеги в медпункт, лады?       – Понял.       – Удачи, – улыбнулась Алиса и, переглянувшись с Ульянкой, добавили уже хором. – Пионер!       Манерно раскланявшись, направился к выходу. Славя мне при этом что-то крикнула, но я ее нагло проигнорировал, прибавив шагу. Ну вас нафиг, товарищи.       Погода прям расстаралась. Жарко, но вешаться от духоты не хотелось. Приятное, среднестатистическое теплое лето. И легкий ветерок. Люблю такую атмосферу. Хотя мне так-то больше всего осень нравится. Точнее, ее начало. Когда природа обрастает какими-то безумными красками. Самое яркое и красивое время года.       Прямо как одна девочка из моего отряда…       Добравшись до медпункта, сопровождаемый песней «The New Real» моих любимых Грейсов, просто ради приличия пару раз постучал и залетел, не дожидаясь приглашения.       – День добрый, Виолетта Церновна! – пропел я. И тут же оторопело замер.       Внутри оказалось довольно людно. Медсестра сидела у себя за столом, на стенку около анатомического плаката облокотился, скрестив руки на груди, вожатый Витя и тихонько насвистывал какой-то вальс. Рядом с ним стоял, судя по возрасту, еще один вожатый и описывал длинным с горбинкой носом в воздухе круги и восьмерки в такт вальсу. Какая-то вожатая ходила взад-вперед по кабинету, поджав губы. А Ольга Дмитриевна стояла подле кушетки и, обмахиваясь панамкой, грозным взглядом сверлила двух сидевших на ее разных концах ребят, мальчика и девочку. Оба маленькие, худощавые. На лбу у девочки красовалась большая фиолетовая шишка с редкими незначительными кровоподтеками, уже обильно смазанная йодом.       И вся эта компания мгновенно вылупилась на меня. Мать честная, хорошо, что догадался галстук не снимать. И не отпускать какую-нибудь безобидную колкость в адрес Виолы. А то сейчас бы накинулись аки коршуны.       – А ты кто такой? – спросила неизвестная мне вожатая.       – Это мой помощник, Мария Алексеевна, – ответила ей Виола. – Пионер из отряда Ольги Дмитриевны, зовут Максим. Чудесный мальчик, хочу заметить.       – Ну, я бы не сказала, что прямо уж чудесный, – проворчала Ольга.       – Чудесный-чудесный, – коварно улыбнулась медсестра. – Вы просто, Ольга Дмитриевна, не понимаете всех… его талантов.       Я ощутил, как заалели мои уши. Спасибо, конечно, Виола, но зачем уж так-то?       – Ладно, пусть будет чудесный, но сейчас не о Жеглове речь, – Ольга выпрямилась и, оставив свой опостылевший, кажется, всему лагерю головной убор, вновь уставилась на ребят. – Дронов! Отвечай на вопросы. Был такой факт? В начале этой смены ты обмакнул косу Синицыной в суп.       Мальчик сидел, опустив голову, держась одной рукой за край кушетки. Вторая рука постоянно сжималась в кулачок, словно он игрался с кистевым испандером.       – Был, – тихо ответил он.       – Дальше! Во время похода на пляж ты слепил шарик из мокрого песка и кинул в лицо Синицыной. Верно это или нет?       – Верно…       – Так. Теперь скажи мне, Дронов, – ты живую мышь на линейку приносил?       Мальчик молчал. В это время ему на колено сел комар. Он машинально поймал его и принялся разглядывать.       Я с интересом наблюдал за происходящей процессией. Интересная ситуация. И такая знакомая. Даже лично мне. За вычетом того, что переменные поменялись местами, ибо побили в первом классе меня. Было обидно. Когда она перевелась в другую школу, я вздохнул с облегчением. Потом только узнал, что ежедневные побои туфлей были исключительно ввиду первой непонятной даже ей самой детской влюбленности. Уже когда мы, взрослые лбы, переписывались Вконтакте.       Дела, конечно. Дети такие предсказуемые в своей простоте. И оттого такие непонятные.       – Дронов! Я тебя спрашиваю!       – Приносил, – шепнул мальчик, отрывая у комара лапки.       – И потом ты эту мышь сунул Синицыной за пазуху?       Мальчик молчал. А вожатая, именуемая Марией Алексеевной, а в дальнейшем просто Машей, решила взять инициативу в свои руки:       – Дронов! Ты не у себя дома! Брось комара и отвечай!       – За шиворот, а не за пазуху, – сказал мальчик и мрачно взглянул на сидящую в отдалении девочку из-под челки.       – Хорошо, – продолжила Ольга Дмитриевна. – Мы тебя, кажется, предупреждали, что подобная травля в «Совенке» недопустима, что, если ты не прекратишь своих выходок, тебе не поздоровится. И вот, вместо того, чтобы исправиться, ты подставил Синицыной подножку. Она упала и, как мы все можем видеть, разбила себе лоб.       Ну, разбила это, конечно, Панамка сейчас хватанула. Но да, приятно бедной девчушке явно не было.       А виновник торжества сидел, оттопырив губы, тяжело дыша и часто шмыгая носом. Синицына, тем временем, встала с кушетки, тут же расположив руки по швам, и проговорила тихим, дрожащим голосом:       – И еще он позавчера в меня резинкой стрельнул… Чуть кровь из уха не пошла…       Она снова села и застыла с неподвижным лицом. Все вожатые молчали. Одна лишь Виола как-то многозначительно вздохнула и продолжила делать записи в своей тетради, вытянув под столом длинные ноги и скрестив их в лодыжках.       – Н-ну… – как-то неуверенно протянула Ольга. – Я думаю, дело тут простое. Говорите свое мнение, и все.       Вожатые призадумались. Дронов с Синицыной также сидели молча. Тишину прерывал лишь скрип ручки по тетрадному листу со стороны Виолы и чириканье двух воробушков, расположившихся со внешней стороны подоконника.       – Да выгнать его и всех делов, – наконец пробасил сохранявший до этого молчание безымянный вожатый.       – Если Дронова просто выгнать, то это не понесет за собой никакой воспитательной практики, – подняла указательный палец Маша. – Мы все люди взрослые, вожатые, правильно? И среди нас почему-то не наблюдается случаев, чтобы юноши колотили девушек. А среди детей, к моему большому сожалению, это массовое бедствие. Мальчики смотрят на девочек, как на низших существ, всячески их притесняют. И я считаю, что это не что иное, как пережиток тех времен, когда на женщину смотрели как на рабыню…       – Чего-то Вас, Мария Алексеевна, уже куда-то не туда понесло, – хмыкнул Витя.       – …и по-моему, товарищи, мы должны организовать над Дроновым товарищеский суд, – продолжила распаляться Маша, начисто проигнорировав своего коллегу. – Мы должны сделать этот случай достоянием всего лагеря, чтобы вытравить эти феодальные замашки из нашего коллектива.       Ну ей прям только броневика для полного комплекта сейчас не хватало. Даже у Панамки челюсть отвисла. А новоиспеченный феодал тем временем кусал нижнюю губу, пока Синицына искоса поглядывала на него.       – Так, – наконец собралась с мыслями Ольга. – Никита Валерьевич за то, чтобы выгнать, Мария Алексеевна за товарищеский суд. Виктор Семенович, а Вы что скажете?       – Ну, знаете, если бы за это дело всех без исключения выгоняли из лагерей, то это сразу нужно половину младших отрядов домой отправлять, – протянул Витя. – Да и, Ольга Дмитриевна, нас тоже стоило бы в свое время тогда уж. Или Вы забыли, какие мы с Вами в детстве устраивали баталии?       – Мы, Виктор Семенович, говорим сейчас не о нас, а о Дронове! – Панамка покрылась краской и поспешно отвернулась от насмешливого взгляда Вити. – Ладно, дело тут более чем ясное. Дронова предупреждали не раз, что такого поведения лагерь не потерпит и что подобное хулиганство…       – Ольга Дмитриевна, ну какое же тут хулиганство! – наконец не выдержала всего этого цирка Виола, за что получила от меня взгляд, полный благодарности. Еще бы чуть-чуть и я сам бы разнес тут всех в пух и прах. Кроме, пожалуй, Вити. Он оказался на поверку довольно вменяемым. – Никакого тут хулиганства нет.       – Интересно, Виолетта Церновна, – нахмурилась Маша. – А что же это тогда?       – Мария Алексеевна, вот Вам лет сколько? – спокойно спросила Виола, не отрываясь от своих записей.       – Ну… – замялась та. – Двадцать один… Почти.       – Вот именно, – кивнула медсестра. – Тут всем, за вычетом меня, моего очаровательного помощника, – украдкой подмигнула она мне. – Ну и, конечно же, виновников нашего спонтанного собрания, от двадцати до двадцати пяти. И что, неужели все так скоропостижно забыли, что значит быть детьми? Я даже, признаться, немного разочарована.       – Виолетта Церновна, к чему Вы сейчас клоните? – спросила Ольга.       – Ох, как же тяжело… Может ты озвучишь мою мысль… пионер? – стрельнула в меня глазами Виола.       – Втюрился, – я был горд, что та доверила именно мне озвучить такую простую, казалось бы, прописную истину.       – Чего? – поднял голову Никита.       – Сохнет он по ней, – продолжила медсестра. – Ну, нравится она ему.       – Чепуха! – взвился вожатый. – А бьет тогда зачем?       – Ну, все так делают, – усмехнулась Виола. – Помню, в школе тоже сох по мне один мальчик, так я постоянно вся в синяках ходила. Правда, не жаловалась никому.       – Черт, и как же я сама-то… – пробормотала Ольга и, заложив руки за спину, принялась ходить по помещению.       Тут мальчик вскочил весь красный. Маленькие серые глазки метались из стороны в сторону.       – Ничего я по ней не сохну! – закричал он свирепо.       Синицына сидела, опустив ресницы, такая же красная, как и ее внезапный кавалер.       – Неправда это! Ничего я по ней не сохну! – повторил мальчик с еще большим остервенением.       – Так, ну-ка… – прикрикнула Ольга. – Оба! На крылечко шагом марш!       Дронов тут же пулей выбежал из медпункта. За ним, семеня тоненькими ножками, вышла Синицына. Панамка тяжко выдохнула и сама упала на кушетку.       – Водички, Ольга Дмитриевна? – приторно вежливо поинтересовался я.       – Отстань, Максим, – отмахнулась от меня Ольга. Затем повернулась к Виоле. – Вилка, а ты уверена, что он именно, ну… сохнет?       Ага, значит при мне можно уже и не соблюдать этот показной официоз. Серьезно, цирк, да и только. Тошниловка сплошная. Никогда бы не устроился работать в подобные заведения и на подобные должности. И дело тут даже не в моей не шибко большой любви к homo. Душой кривить не очень люблю.       – Абсолютно, – кивнула медсестра.       – Вот ведь незадача, – нахмурилась вожатая, теребя края панамки. – Если бы он из хулиганства ее лупил, можно было бы его по всей строгости. А тут вон оно как…       – А нам-то что? – удивленно посмотрел на нее Никита. – Сохнет, не сохнет – все равно морду бьет.       Заметка на будущее – меня определенно не возьмут в вожатые, ибо, по всей видимости, в резюме должна присутствовать характеристика «клинический дебил». А адекватные вожатые устраиваются на эту должность исключительно по блату.       – Кажется, я понял, почему в каждой деревне хотят иметь своего идиота, – четко проговорил я, намеренно при этом заострив внимание на таблице Сивцева. – Они действительно забавны.       – Чего? – гаркнул Никита.       – Понимаешь ли, Никитос, то, что ты говоришь – это формальный подход, – встрял Витя. – Перед нами живой человек все-таки. И, может, он даже страдает.       – То есть, я сейчас правильно понимаю вашу с Олей логику, что если тебе кто-нибудь не нравится и ты его изводишь, то тебя за это накажут, – медленно проговорила Маша. – А если тебе нравится кто-нибудь, так издевайся над ним сколько хочешь, тебя за это еще и пожалеют. Интересно, ничего не скажешь.       Мой едкий комментарий канул в лету. А жаль, я уже заготовил для Никитки парочку реплик.       – Маш, ну это же элементарная психология, – встала с кушетки Ольга. – Мальчик тянется к девочке, но не решается ей об этом сказать. Вот и пытается обратить на себя внимание таким специфическим способом. Нужно вести работу в этом направлении. Мы ведь вожатые, а не палачи какие-то.       – Ну, хорошо, ты ведь у нас старшая, – фыркнула Маша. – Как будем вести работу?       – Дайте им совместное занятие, – вздохнул я, поняв, что сия полемика рискует неоправданно затянуться.       – Парень, не лезь, а? – сверкнул глазами Никита.       – Мой пионер вообще-то дело говорит, – повысила голос Ольга.       Я удовлетворенно хмыкнул, добавив Ольге балл в моих глазах, и поправил очки средним пальцем, обращенным к вожатому. Тот либо проигнорировал, либо действительно не понял моего жеста. А в Союзе образца конца восьмидесятых он вообще уже был распространен, интересно? Русская фига-то точно была. А вот касательно среднего пальца я почему-то не был уверен.       – Ладно, и какую работу мы им дадим? – спросила Маша.       – Можно дать им написать лозунги ко Дню Нептуна, – потянулся Витя.       – Можно, но желательно что-то более инициативное, – цокнула языком Ольга Дмитриевна.       Медпункт замер в мыслительном процессе. Тем временем я встретился взглядами с Виолой. Медсестра мне мягко улыбнулась и в ее разноцветных глазах определенно плясали веселые бесенята. Это хорошо, думаю. Когда вся эта муть закончится, то можно рассчитывать на приятный диалог с действительно умным взрослым в «Совенке», который соответствует моему уровню. И, наверное, единственным.       Дэнчик в это правило не вклинивается. Лучший друг все же. И другого такого у меня точно не будет.       – Ничего я по ней не сохну! – вдруг раздалось с крылечка.       Послышался звук затрещины, затем приглушенный писк. В лица всех вожатых тут же вернулась осмысленность.       – Дронов! Опять! – закричала Ольга Дмитриевна. – А ну-ка, войдите сюда!       На месте предполагаемого побоища все стихло.       – Войдите сюда, я вам говорю!       Дверь открылась и в медпункт осторожно вошла взъерошенная Синицына, держащаяся рукой за затылок.       – И где Дронов? – уперла руки в боки Ольга.       – Убежал, – тихо ответила девочка.       – Ясно… Он опять колотил тебя?       Девочка тут же быстро убрала руку от затылка.       – Зоя, он опять колотил тебя? – повторно спросила у нее Маша.       Девочка виновато опустила глаза.       – Не! – коротко бросила она после небольшой паузы.       Вожатые синхронно вздохнули. Лишь Виола одобрительно улыбнулась девчушке. Та скромно улыбнулась ей в ответ.       – Ну, раз один из допрашиваемых убег, то думаю, что дальнейшее нахождение такой толпы в медпункте бессмысленно, – захлопнула свою тетрадь Виола и еще раз внимательно осмотрела Зою. – Ты как, пионерка? Может, тебе еще анальгинчику сверху дать?       – Спасибо большое, тетя Виолетта, но мне уже лучше, – ответила та.       – Лучше-не лучше, – протягивает Виола, начиная рыться в одном из ящиков своего стола. – Но таблеточку ты все же возьми. А то мало ли. Голова, она, конечно… завяжи да лежи, что называется, но подстраховка не помешает.       И протягивает ей маленькую белую таблетку, которую Зоя с неохотой принимает.       – Ладно, в самом деле, задержались мы тут, – сообщила Ольга, глядя на часы. – Тихий час уже во всю, девочке отдыхать надо. А вам, господа хорошие, задачка до завтрашнего утра – придумать совместное занятие для Дронова и Синицыной, всем понятно?       Вожатые, насупившись, закивали.       – Рада, что мы наконец-то пришли к консенсусу. Максим, ты здесь же остаешься?       – Агась, – кивнул я. – Кстати, Ольга Дмитриевна, мы провели беседу с Ульянкой, как Вы просили. Все ажур-бонжур.       Ольга хихикнула и, махнув рукой, направилась к выходу. Маша взяла Зою за руку, и скоро все посторонние поочередно покинули здание медпункта. Когда за ними захлопнулась дверь, я обреченно застонал:       – Дурдом какой-то!       – Да не сказала бы, – безразлично ответила Виола. – Совершенно типичная картина. Это еще, пионер, хорошо, что Оля у них за старшую. Она хоть и улетает в крайности порой, но с детьми обращаться все же умеет. А представь такого, как Кольцов, старшим вожатым поставить. Он же дальше своего носа не видит.       – Это Никита который? – спрашиваю.       – Он самый, – подтверждает мою догадку Виола. – Закроешь дверцу изнутри?       – Как скажете, – слишком уж я старался казаться равнодушным в этот момент.       Как только раздался щелчок, Виола тут же встала из-за своего стола и удалилась в соседнее помещение, откуда вскоре вернулась с бутылкой, наполненной интригующей желтоватой жидкостью, и парой стаканов. «Советское виски»: гордо гласила этикетка. Не знал даже, что такое существует.       – Плеснуть тебе, пионер? – и смотрит так, с нескрываемым интересом.       – Что-то у меня какое-то чувство дежавю, – усмехаюсь ей в тон. – Опять реакцию мою проверяете?       – В этом уже нет необходимости… пионер, – ответила Виола. – Мальчик ты уже взрослый, так что думаю, что небольшое количество не сделает тебя буйным, в результате чего тетя Виолетта получит по шапке. Так что бери вон тот стульчик и садись напротив. Будем с тобой долгие разговоры разговаривать.       Дела, думаю. Вроде как и отказываться неудобно, а с другой стороны, может все-таки и стоит? Я мысленно прикинул в голове все возможные дальнейшие варианты развития событий. Подвоха не чувствовалось. Дверь я только что сам закрыл, так что внезапных ситуаций тоже не предвидится. Эх, беда-бедовая.       – Что ж, – говорю наконец. – Мальчик, увы и ах, действительно давно уже вырос. Так что, Виола, почту за честь с Вами разделить этот необычный напиток.       – А ведь грустно, если так подумать, – вздохнула медсестра, наливая виски в толстое дымчатое стекло. – Мальчики вырастают, а девочкам только и остается, что начинать готовиться к старости.       – Опять Вы кокетничаете, Виола, – улыбнулся я, присаживаясь подле нее. – Только вот не особо понимаю, зачем. Вы же о себе-то всяко получше меня знаете.       – Знаю, – ответила та, мягко растягивая слоги. – В том-то и дело, что знаю, пионер. И то, что в свои под сорок выгляжу от силы девчонкой двадцатипятилетней, знаю…       Тут уже настала моя очередь поперхнуться.       – Простите… – растерянно прошептал я. – Славя же говорила, что Вы чуть старше Ольги…       – Вот пусть и думает так дальше, – хохотнула Виола. – Так вот… И то, что мальчики, типа тебя, готовы влюбляться и страдать, тоже понимаю прекрасно. Но, пионер, я и еще кое-что понимаю. И сколько мне лет на самом деле, и сколько таких вот полноценных лет осталось, представь себе, тоже догадываюсь.       Она подняла бокал, я проделал со своим ту же нехитрую операцию. Чокнувшись, я быстро опрокинул в себя это так называемое виски. И, признаться, ожидал худшего. Не строю из себя сомелье, но на вкус действительно было неплохо.       – Ох, – выдохнул я, прислонив кулак к носу. А вот о закуске или запивке медсестра не позаботилась. Ладно, черт бы с ними.       Виола, чуть склонив голову набок, пристально наблюдала за моим поведением:       – Легче стало?       – Легче мне может стать только в том случае, когда я думать перестану, – быстро ответил я, все еще силясь подавить алкогольное послевкусие. – Обычной перезагрузкой в моей ситуации, к большому сожалению, не обойдешься.       Медсестра криво, одними губами улыбнулась. А глаза вот серьезными остались.       – Так что мне конечно очень льстят твои слова, пионер, – продолжила Виола после небольшой паузы. – Да только вот чушь это все собачья. Надеюсь, что это не прозвучало сейчас как претензия в твою сторону.       – Ничуть, – мотнул головой я. – Однако, с Вашего позволения, я продолжу Вам нагло льстить всякий раз, когда Вы будете так или иначе говорить о себе в таком ключе. Просто потому что я лично считаю это правильным. И это мое последнее слово.       – Интересную формулировку ты подобрал, – заметила Виола, откидываясь на спинку кресла.       – Сначала просто думал ляпнуть что-то по типу «Вы будете так или иначе говорить о себе плохо», но потом подумал, что это как минимум бестактно, ибо получается, что Ваш возраст это плохо, что не соответствует истине. Ну и вообще, может, стоит этот все же довольно деликатный разговор плавно перекатить во что-нибудь другое? Чувствую себя уже неуютно.       Тут Виола уже рассмеялась. Искренне так, весело. А я сижу и просто глупо улыбаюсь. Сказать мне тут уже больше решительно нечего.       – Ладно, в другое, так в другое, – отсмеявшись, Виола плеснула себе еще немного. Мой бокал остался нетронутым. Все правильно, думаю. Все же для нее я, как бы она ко мне не относилась, в первую очередь пионер. А уже только потом собеседник, с которым можно и по две, и по три. Обидно, на самом деле. Сугубо со стороны двадцатисемилетнего.       Виола залпом осушает стакан, пару раз выдыхает и вновь сначала внимательно смотрит на меня своими глазами, словно проверяет в чем-то. И только потом уже спрашивает:       – Так что, Максим, нравится тебе здесь?       Не «пионер»? Интересная рокировочка. Думаю, что не стоит спрашивать, с чего вдруг она меня по имени назвать решила. Сейчас это кажется лишним.       – Ну-у… – тяну с ответом я. Ибо сам до их пор не до конца определился. – Думаю, что больше «да», чем «нет». Не все устраивает, но это сугубо потому что я… не привык к постоянному контролю…       – Да кто ж его любит? – хмыкнула Виола. – Ну, за некоторыми исключениями. Тут ты не одинок.       – Да, определенно… Но в целом тут классно. По крайней мере, эту поездку я точно еще долго буду помнить.       Если не всю жизнь, ага.       – И девочки красивые… – промурлыкала Виола.       – Так они везде красивые, – держу удар я. – Просто для кого-то больше, а для кого-то меньше.       – Хороший ответ, – поправив упрямый вороной локон, медсестра уставилась в окошко, где, несмотря на тихий час, так и норовили прошмыгнуть силуэты в белых рубашках. – Только я не к этому у тебя спрашивала. Понравился уже кто? Только честно.       Я неожиданно икаю. Видимо, от напряжения.       – Да как Вам сказать… – неуверенно начинаю я.       – Как есть, – не дает мне договорить Виола.       Ай, ладно. Сам тут говорил, что душой кривить не люблю, да только это почему-то и делаю с завидной регулярностью.       – Подружился с одной. Та еще бомба замедленного действия, скажу я Вам. Причем фитилек у которой уже почти что догорел. Так что я в нашей с ней дружбе исполняю роль самого что ни на есть сапера. Или минера, хрен знает, как это правильно назвать. Но меня это, идиота, почему-то устраивает. Не то, что я не знаю, а моя роль, разумеется... И, знаете, даже интригует. Короче, если уж прямо отвечать на Ваш вопрос, то более или менее.       – Что-то такое я и предполагала, – хитро прищурилась медсестра. – У тебя это «более или менее» на лице чуть ли не жирным шрифтом написано. Если даже не что-то большее, чем это. Только вот одного понять не могу – откуда у тебя такая тоска-то в глазах, а, Максим?       – А Вы, – спрашиваю в ответ. – Хоть раз нормального человека, у которого хотя бы время от времени не появляется эта вот самая тоска в глазах, видели?       – Нет, – говорит с каким-то сожалением. – Не видела. Только обычно это проявляется чуть попозже, годам эдак хотя бы к тридцати. А не в твоем счастливом пубертатном периоде.       Я тихо смеюсь в ответ. Ну да, чуть ближе к тридцати. Все логично, чего тут говорить.       – А Вы очень даже ничего в этом плане, – сказал я, когда полностью подавил смешок. – Я имею в виду, хорошо держите взгляд.       – А какой выход? – жмет плечами, подливая себе в стакан еще виски. – Это мне, извини меня за цинизм, нужно, чтобы люди выглядели болезненно и несчастно. А вот им от меня этого как раз-таки нужно в последнюю очередь. И, знаешь, иногда это давит.       – Вы всегда можете позвать меня и выговориться, – выпаливаю я почти машинально.       – Я знаю, Максим, – кивает Виола. – И за это от меня тебе простое человеческое «спасибо».       Она опрокидывает третью стопку и убирает бутылку вместе со стаканами под стол.       – Ладно, – говорит. – Посидели и будет. Поработать тоже не мешало бы. В Райцентр нужно завтра несколько отчетов отправить – справимся с ними до полдника?       – Да какой там до полдника, – довольно улыбнулся я. – Вы еще успеете даже пару рюмочек пропустить. А я на Вас, так уж и быть, завистливо посмотрю. Приступим?